Свет на всей базе моргнул на прощание, а затем погас. Адам устало вздохнул. Кэрол тоже охнула:
— Недавно же проверяли генератор, что там опять! — она шумно завозилась где-то за стойкой, вероятно, в поисках фонарика. — Надеюсь, никто из вас, ребята, не боится темноты?
Адам хотел было ответить чем-то в меру язвительным, но его прервал голос откуда-то справа:
— Я… немного.
— Серьёзно, Лайл? — Адам слегка растерялся, не уверенный, стоит ли верить такому признанию.
— Тогда покрепче держись за винтовку, — посоветовала Кэрол и что-то прошипела себе под нос — видимо, в адрес пропавшего с концами фонарика.
За слабо подсвеченным музыкальным автоматом раздались неуверенные шорохи.
— И как мне из неё стрелять впотьмах, умница ты моя? — голос Лайла слегка дрожал.
— Так, стоп, не надо ни в кого стрелять, — занервничал Адам. — Лайл, просто стой на месте, сейчас мы разберёмся с генератором.
Судя по звуку шагов, Кэрол направилась к двери, и Адам медленно двинулся следом, вспоминая, не стоит ли что-то на пути. С той стороны, где остался Лайл, раздалось нервное притопывание.
— Конечно… Оставьте меня тут одного…
Адам закатил глаза, радуясь, что этого никто не видит. Однако дрожь в голосе друга тронула его за живое: а вдруг не драматизирует, а действительно боится?
Видимо, на Кэрол это тоже подействовало, потому что она предложила:
— Побудь с ним, Адам. Я схожу сама.
Не успел Адам уточнить, точно ли ей не нужна помощь, как дверь уже лязгнула и захлопнулась. Он вздохнул и повернулся к единственному ориентиру — тускло-алым полоскам на музыкальном автомате.
— Лайл, ты ещё там?
— Для тебя я всегда тут, друг мой, — нервно хихикнул тот. — Но лучше поспеши.
— Пока тебя не съели монстры? — Адам осторожно направился на голос, выставив руки перед собой. Покачал головой в ответ на возмущённое мычание и не сразу понял, что этого жеста собеседник не увидит. — Ладно, извини. Иду к тебе.
В темноте всё было таким чуждым и непривычным. Время растянулось неподатливой резиной, и те несколько шагов, которые он обычно едва ли замечал, заняли целую вечность, прежде чем он наткнулся на нечто мягкое и взволнованно сопящее.
Лайл вцепился в него как в спасательный круг, нервное пыхтение теперь, видимо, выражало благодарность. Адам замер, не зная, что делать дальше.
— С каких пор ты вообще боишься темноты? — наконец начал он, просто чтобы не стоять молча, пока Лайл комкает его рукав.
Лайл прочистил горло и заговорил уже твёрже:
— С детства. Хотя тогда я обычно не оставался в ней один.
На них снова навалилась тишина. Не то чтобы неуютная — в ней можно было поразмыслить. О том, что между ними происходит, например.
Как будто Адам недостаточно думал об этом прежде. Он и так уже долго метался между двух огней, и от двусмысленностей Лайла легче не становилось. Хотя поначалу Адам их вообще не замечал: был слишком занят тем, чтобы, как это называла Кэрол, смотреть щенячьими глазами на командира Райдэн. Но то было однозначно односторонним воздыханием: у той на душе была своя боль, глубокий шрам, заметный даже слепцу, и действовать Адам не решался. Понимал, что тут ему мало что светит, кроме показательной покровительственной заботы.
И хотя он не избавился полностью от этих нежных чувств, постепенное осознание их полной безответности его не растоптало. Напротив, дало ощущение свободы. Помогло открыть глаза.
И первым, кого он увидел, был Лайл. Хотя поначалу сложно было воспринимать его иначе, чем друга: они учились вместе, прикрывали друг друга в бою, их связывало слишком многое, чтобы смотреть на это как на возможность чего-то иного. Кроме того, учитывая легкомысленную манеру общения Лайла, Адаму было непросто понять, сколько шутки в его нескончаемом потоке флирта, а сколько — искреннего желания сблизиться. Было ли оно там вообще или его нарочитая открытость служила обманкой?
Но главный вопрос был не в этом, а в том, действительно ли Адаму нужна эта гипотетическая связь сама по себе или он просто ищет удобный вариант, чтобы выплеснуть нерастраченные эмоции, которые переполняли его, как любого другого в его возрасте. Будь их команда хоть сильнейшими в мире воинами, живым оружием — им всё равно хотелось любить и чувствовать себя нужными. Всем без исключения. И вот что мучило Адама: хочет он любви именно Лайла или вообще чьей угодно, раз чувств командира добиться не смог?
Иногда Адам забавы ради представлял, что эта дилемма — худшая из его проблем. Легче от этого не становилось. Но что ж, вот ему ещё немного времени на решение этой задачи, будто она — единственное, что его беспокоит. Тягучие, как сироп, секунды, глухая темнота и цепкие пальцы Лайла, крепко схватившегося за его плечо, — думай, Адам, взвешивай. Решай, готов ли рискнуть и разбить ему сердце, если ошибёшься.
Едва ли Лайл догадывался, что прямо сейчас решается его судьба. Впрочем, Адам наверняка брал на себя слишком много: может, как раз для Лайла это была лишь игра или банальное неумение обуздать собственное обаяние, бьющее без промаха, не хуже его любимой винтовки. Ну и кто из них снайпер, а кто у него на прицеле?
Ухо обожгло дыханием, и он вздрогнул.
— Адам.
— Ты чего шепчешь? — ответил он и сам поймал себя на том, что понизил голос.
Лайл хихикнул — впрочем, без явной радости.
— Если не вернём свет, командир Зайчик решит, что это я потратил всё электричество на свою музыку.
— А разве это не ты? Я уже собрался сдать тебя с поличным, — ровным голосом поддразнил его Адам и зашипел, не увернувшись от пинка в плечо. — Эй, больно вообще-то!
— Это чтобы ты не забывал, кто тут таскает на себе несколько кило убойной силы, — поддел его Лайл.
Что правда то правда: Лайл казался хрупким по комплекции, но слабость эта была обманчива и он не упускал шансов напомнить о том, на что на самом деле способен. От мысли о его изящных на вид, но сильных руках Адама слегка повело. Он торопливо сглотнул и помотал головой, собираясь с мыслями. Получилось плохо.
— Знаешь, мне как-то раз приснилось, — начал он негромко и мрачно, — как я иду по нашей базе в полной темноте. То есть по дли-и-и-нному коридору, но я почему-то знаю, что это наша база…
Кажется, заинтересованный Лайл наклонился ближе и затаил дыхание, так что Адам продолжил:
— Но в конце концов я замечаю впереди чей-то силуэт. Иду к нему долго-долго, гораздо дольше, чем пришлось бы в реальности, и постепенно понимаю, что это Тимидо. Она стоит возле выключателя, в луче света посреди темноты, спиной ко мне…
Он понизил голос, а потом и вовсе сделал паузу, чтобы убедиться: Лайл слушал едва дыша.
— И вот наконец, — продолжил Адам, изо всех сил стараясь не допускать в голос ни капли улыбки, что так и просилась наружу, — я дохожу до неё, зову её, а она оборачивается так неестественно, и тут… свет гаснет!
— Перестань! — Лайл пихнул его в бок и возмутился таким слабым голосом, что Адам широко оскалился в темноту, довольный произведённым эффектом.
— Ну, если тебе без меня уже совсем не страшно, — он наощупь похлопал Лайла по плечу, — я, видимо, могу идти.
— Эй! — Лайл предсказуемо вцепился в него сильнее и потянул обратно, не дав завершить шаг назад. — Стой, погоди…
Они замерли друг напротив друга, в полной темноте, позволявшей различать разве что редкие блики, отблёскивающие в распахнутых глазах. В остальном приходилось ориентироваться на слух и тактильные ощущения. Дурацкие шутки резко вылетели из головы — теперь думалось совсем об ином. О том, что если бы Адам сейчас качнулся вперёд, то он бы наверняка натолкнулся губами на губы Лайла. И кто знает — может, тот бы не отпрянул. Позволил бы продолжить поцелуй, горячий и взрослый, кружащий голову и такой нужный. Этого так хотелось — и не только чтобы утолить примитивное, будоражащее кровь желание, но и чтобы нащупать под наигранно-легкомысленным образом Лайла его настоящего. Не любоваться игривой улыбкой, а попробовать её на вкус. Забыться в прикосновениях рук, привыкших к чрезмерной жестикуляции. Услышать в звонком голосе нечто личное, предназначенное только ему.
Во всём была виновата темнота. Это из неё в голову вползали такие шальные мысли. Это в ней всё казалось одновременно проще и сложнее, чем при свете. Это её надо было винить в том, что он был в полушаге от поцелуя с другом, лица которого сейчас даже не видел.
Он успел услышать, как в несчастном сантиметре от его лица Лайл влажно разомкнул спёкшиеся губы, как втянул воздух, чтобы что-то сказать, — а потом лампочка под потолком издала мерзкий "бз-з-з" и на них обоих обрушился свет.
Они отпрянули друг от друга рефлекторно, щурясь до слёз, и когда Адам проморгался, то снова оказался в обычном мире, том, где Лайл был прежним: бледным и встрёпанным, вызывающим желание скорее защитить его, чем зацеловывать в потёмках. Хотя вид покрасневших, искусанных от волнения губ шевельнул внутри Адама смутный отголосок прежнего слепого желания, но от него пришлось быстро отмахнуться.
К моменту возвращения Кэрол они оба выглядели максимально невинно: Адам прислонился спиной к стойке, а Лайл сполз по стене и привалился к ней, хватаясь за приклад винтовки. Хотя теперь, при свете, действительно возникали сомнения: не почудилось ли им обоим то, что происходило ещё совсем недавно.
— Я в порядке, спасибо, — утомлённо отмахнулся Лайл от заботы Кэрол. На Адама он тоже явно старался не смотреть. — Отдышусь — и буду как новенький.
Судя по голосу, в сказанное он не верил. Да и Адам сомневался, что теперь сможет стать прежним, таким, каким был до этих бесконечных пяти минут в темноте. Ощутив на себе полное отключение одного из важнейших чувств, он будто взглянул на Лайла по-новому и теперь видел в нём то, чего раньше не замечал, обманутый внешним фасадом. Оказалось, у вечно беззаботного снайпера тоже были страхи, он тоже волновался, пусть и старался этого не показывать. Но его выдали дрожь в голосе и прерывающееся дыхание, услышать которые оказалось легче, когда Адам не отвлекался на его ужимки.
— Что ж, вижу, все целы, — задорно подмигнула Кэрол, возвращаясь за стойку.
Адам хмыкнул и кивнул. Хотел было съязвить что-нибудь про монстров из темноты, но сдержался. Бросил взгляд на Лайла — обычно от того тоже вполне можно было ожидать подколки, — но не получил никакой реакции. Кэрол, впрочем, ничего необычного не заметила — ну или сделала вид.
— Я пойду… проверю ещё раз, всё ли там в порядке, — расплывчато отчитался Адам. Повисшая в комнате тишина была неуютной. — И да, Кэрол, — он доверительно наклонился ближе, проходя мимо стойки. — Командиру Зайчик ничего не скажем, лады?
Удивлённый взгляд бирюзовых глаз он почувствовал затылком, задержался у стойки на мгновение — но Лайл всё-таки промолчал. В отличие от Кэрол: та присвистнула и принялась оттирать со столешницы несуществующее пятнышко.
— Ну и ну, да ты попал в плохую компанию… — протянула она и ободряюще хихикнула. — Не бойтесь, мальчики, не скажу.
Адам кивнул и промолчал.
***
Лайл тем временем молчал о своём, хотя эмоции раздирали его на части. Он молчал о том, что жуткие в своей болезненной асимметрии узоры на шее Адама разрастались всё сильнее и светились в темноте. О том, как это вызывало у Лайла два противоречивых порыва: то ли немедленно сознаться в чувствах, чтобы не терять драгоценного времени, то ли молчать вечно, чтобы не причинить им обоим лишней боли. О том, как непросто было сдержаться, когда всё, казалось бы, сложилось идеально для признания.
О том, что промедли Кэрол тогда ещё секунду — и он бы заговорил и замолчать его заставил бы только поцелуй Адама — или пуля в висок. Что, в общем-то, дало бы примерно одинаковый эффект.
Он молчал, потому что рвущиеся наружу слова обретали вес только в темноте. На свету они меркли и теряли смысл. Темнота же наделяла значимостью любой шорох и выдох, отголосок аромата и случайное касание. Переносила в иное измерение, где было позволено большее. Где было не так страшно любить. Не зря он не доверял темноте как снайпер, избегал её как воин, не любил как человек. Она играла с разумом и издевательски дарила надежду — чтобы отнять её при свете дня. А надежда и так была для них роскошью. Не большей, впрочем, чем любовь.
Лайл проводил удаляющегося Адама взглядом. Непроизнесённые слова жгли язык. Где-то сбоку привычно щебетала Кэрол — ах, ему бы её беззаботность, настоящую, а не показную. Когда хлопнула тяжёлая дверь, Лайл заставил себя окончательно вернуться в реальность, улыбнулся и наконец поддержал бессмысленную болтовню. А те жгучие слова скрепя сердце спрятал подальше — пусть подождут до следующего удобного момента. До новой темноты.