То, что упала всё-таки я, а не занавес, стало понятно, когда руки по локоть ушли в воду, а ладони наткнулись на гладкие овальные камушки, которыми было усыпано дно фонтана. Видимо, услышав такое откровение, я автоматически попятилась, потом оступилась на высоких каблуках и с шумом ухнулась со сцены. Отбила, кажется, зад и ссадила ладони о камни, но эти ощущения показались мелочью по сравнению с тем, что сотворилось в моей голове. Нет, это был не рой, не вой и даже не стая голодных тараканов. Это было похоже на бескрайний пустынный пейзаж. И ни одного, мать его, перекати-поле.

Дейдара, увидев моё фееричное падение с поднятием брызг и прочей иллюминацией, сперва кинулся помогать, но притормозил, когда я, подражая чёрт его разберёт какому животному, спешно отползла, живо перебирая конечностями. При этом у меня наверняка был ну очень красноречивый взгляд, потому что губы Дейдары в один момент превратились в полоску, а глаза сузились.

Нет, ну а что он от меня ожидал в такой ситуации?..

Глупо барахтаясь в фонтане, я ухватилась за противоположный от сцены бортик и в ужасе вытаращилась на нависающего надо мной Дейдару, которого, вероятно, совсем не смущало, что для радостной возлюбленной я выглядела чрезмерно напуганной. Он ждал от меня ответа, в то время как я не могла вспомнить ни единого слова, ограничиваясь невнятным мычанием напополам с попытками высморкаться себе же в декольте. Лишь спустя несколько бесконечно долгих мгновений я, наконец, смогла открыть рот и истерично поинтересоваться:

— Дейдара, ты в своём уме?

Тот сперва побледнел, обретя сходство с покойником — немного опалённым в нескольких местах и густо перепачканным в саже, — а затем стал стремительно покрываться красными пятнами. Я второй раз за вечер попыталась испугаться за него, но быстро поняла, что собственное психическое здоровье мне было несравнимо ближе, поэтому я предпочла бояться за себя. И за стремительно выходящее из пазов душевное равновесие. Его раскачивало, как дерево при шквальном ветре, поэтому я, как могла, пыталась держать лицо. Выходило откровенно убого.

— Впервые за последние десять лет я более чем в своём уме, — напряжённо отозвался Дейдара, впившись взглядом в моё лицо, и нахмурился. — И в трезвой памяти, если ты хочешь спросить ещё и про это.

— Н-но ведь… Это же… Противоестественно! — глупо выдавила я, вцепившись в бортик фонтана мёртвой хваткой. — Ты же… не такой…

В горле булькало и саднило, голова кружилась, а во рту было так сухо, что приходилось всеми силами удерживать себя в руках, чтобы не отхлебнуть прямо из фонтана. У меня не укладывалась в голове озвученная информация, ведь тогда получалось, что всё это время… всё время, что мы провели вместе… Это что, получается, всё это было обманом? И не существовало между нами той самой дружбы, которой я, как дура распоследняя, гордилась?

— Что противоестественного в том, чтобы любить девушку? — кисло усмехнулся Дейдара, прервав мои мысли.

— То, что ты до этого любил парней! — брякнула я и моментально ощутила себя поистине непроходимой идиоткой, потому что он буквально минуту назад сказал, что врал мне. Десять лет врал, говоря о своей нетрадиционной ориентации.

Захлебнувшись этим осознанием, я опустила голову и вдруг почувствовала разрывающую нутро жгучую обиду. Это чувство вспыхнуло во мне стремительно и стихийно, разом заглушив панические мысли, эмоции и целую кучу сомнений. Оно заменило собой всё, превратившись в одно большое чёрное пятно, поглощающее всю меня без остатка. И я вцепилась в него, как утопающий в соломинку, пытаясь выкарабкаться из омута неразберихи и полного разлада с собой, которые грозились разорвать меня напополам.

Но самое страшное во всём этом было то, что ядром моей дикой злости, эпицентром и концентрацией ненависти стал именно Дейдара.

Нет, каким-то далёким, погрязшим в пучине сумбура умом я понимала, что если сейчас не остановлюсь, потом горько пожалею, но эта здравая мысль была настолько невидима, настолько невесома и прозрачна, что я не обратила на неё никакого внимания. У шурупа, который долго и нудно вкручивался в мою голову на протяжении последних недель, наконец, сорвало резьбу.

Подняв голову и сжав губы, я прищурилась и, едва проталкивая слова через сжатые зубы, прошипела:

— Так ты, выходит, всё это время обманывал меня. Ну и как ощущения? Круто, да?

Опешив, Дейдара отшатнулся, словно натолкнулся на невидимую стену, а затем понуро пробормотал:

— Я… жалею, что сразу не сказал тебе правду, а потом просто не было возможности. Прости.

— Жалеешь? — ядовито переспросила я и с сарказмом засмеялась. — А тебе не кажется, дорогой, что после такого значительного промежутка между ложью и правдой немного поздновато просить прощения?

Меня несло на волне острой необходимости спрятаться в убежище, чтобы никто и никогда меня больше не трогал, поэтому слова лились сами собой. Обидные, резкие, смертельно ядовитые, но неудержимые, словно лавина. Я была настроена растоптать Дейдару, потому что он своими откровениями пробил мне грудь и теперь ковырялся там, как неопытный хирург-практикант. Это было больно.

— Ино, — сжав зубы, произнёс Дейдара и измученно вздохнул, — если тебе так хочется, можешь потом зверски изувечить меня табуреткой, но сейчас не тяни. Очень прошу. Это важно для меня.

— А что важно для меня, ты подумал?! — истерично взвизгнула я, потеряв терпение, и приподнялась. — Ты приходишь, говоришь мне подобные вещи и требуешь немедленного ответа, потому что для тебя это, видите ли, важно. А что я, по-твоему, должна сейчас испытывать? Восторг, умиление, радость — что?! — Я встала на трясущиеся ноги, всем телом ощущая тяжесть намокшей ткани и упавшего на плечи груза. — Нет, дорогой, я сейчас испытываю отвращение. К тебе, к себе и к этой ситуации. И если ты сейчас чувствуешь себя на коне за проявленную смелость, я очень рекомендую тебе с него всё-таки слезть и подумать обо всём этом. А ещё подумать о том — имеешь ли ты право что-либо требовать от меня, особенно сейчас. Лично я сомневаюсь.

Закончив на этой гордой ноте, я вздёрнула подбородок и, повернувшись к бледному до синевы Дейдаре спиной, попыталась выкарабкаться из достаточно высокого фонтана. Вышло, конечно, весьма коряво и абсолютно неграциозно, потому что колени у меня подкашивались, а шпильки скользили по камушкам, Поэтому, как итог, я едва не навернулась, зацепившись каблуком за бортик. Спасли меня чьи-то услужливые руки, которые помогли мне сохранить остатки достоинства. Подняв глаза на внезапного спасителя, я узнала в нём Ширануи Генму — начальника охраны, который, видимо, приехал чуть позже назначенного времени и успел, что называется, как раз к десерту и зрелищам.

Изумлённо моргнув, я проглотила целую кучу вертящихся на языке вопросов, снова опустила голову и, вцепившись в рукава его пиджака, сдавленно попросила:

— Отвезите меня домой, пожалуйста.

Спорить или что-то говорить Генма благоразумно не стал. Он спокойно накинул свой пиджак мне на плечи и, приобняв, чтобы я не шаталась, повёл к выходу. Толпа, с самого начала поразившая меня своим безучастным вниманием к этому инциденту, молчаливо расступилась, дав нам проход.

«Хотя, — мрачно ухмыльнулась я, пытаясь найти взглядом лицо Сакуры, — чего я от них ждала? Я пешка без ножки. А теперь ещё и клоун, предоставивший всем бесплатное развлечение».

Так и не зацепившись глазами за знакомые розовые волосы, я обречённо уставилась в пол и, не оборачиваясь, вышла из здания. Лишь когда в нос пахнуло резким запахом кожаного салона, а по ушам наковальней проехался звук закрываемой дверцы, я позволила себе выдохнуть. По телу прокатилась волна настолько мощной слабости, что меня затрясло от озноба.

Вцепившись дрожащими пальцами в лацканы тёплого мужского пиджака, я изо всех сил потянула его на себя и всхлипнула. Раз, другой, а потом и вовсе заревела, уткнувшись лбом в панель. Громко, истерично, всхлипывая и захлёбываясь.

Машина качнулась, когда Генма распахнул дверцу со своей стороны и сел на водительское сидение, но я не стала поворачиваться, продолжив не сильно увлекательное занятие по выплёскиванию эмоций. Он завёл мотор, плавно нажал на педаль газа и очень аккуратно вывел машину со стоянки по направлению к моему дому. Это было лучшее, что он мог сделать для меня в данную минуту.

Остановив автомобиль возле подъезда моего дома, Генма выключил мотор и повернулся в мою сторону, силясь, видимо, придумать повод, чтобы выпроводить проблемную пассажирку восвояси, но так и замер, разглядывая моё опухшее лицо. Я, заметив это, почти усмехнулась и почти собралась без шума и пыли облегчить ему поставленную задачу, как вдруг на плечи опустились горячие ладони, и в следующее мгновение я оказалась прижата к широкой мужской груди. Вдохнув исходящие от его рубашки ароматы крепкого дорогого табака и парфюма, я сперва хотела отстраниться, но внезапно против воли скуксилась и, до крови закусив губу, зажмурилась, чтобы подавить очередной всплеск слёз. Но вышло как-то откровенно паршиво, потому что в следующее мгновение я уже тихо скулила, пачкала белую ткань косметикой, слезами и соплями и ничего поделать с собой не могла. Мне необходимо было, чтобы меня пожалели, даже если я поступила совершенно неправильно.

Генма неуклюже гладил меня по спутанным влажным волосам, что-то невнятно бухтел, пытаясь, наверное, хоть как-то утешить, и ни на секунду не размыкал объятия, словно прекрасно знал, что именно мне было нужно на данный момент. Ну а я… я была ему за это невероятно благодарна.

Когда вторая волна истерики постепенно стихла, оставив после себя ещё более опухшую и красную меня и перепачканного в туши и помаде Генму, я отстранилась и судорожно вздохнула, вытирая щёки ладонями и силясь улыбнуться.

— Извините, — хрипло пробормотала я, пытаясь не представлять, как выглядит сейчас моё лицо. Мне хватало того, что я видела большую его часть на рубашке сидящего рядом человека. Это радости не приносило.

— Не переживайте насчёт этого, — хмыкнул Генма и кивнул на бардачок. — Там есть влажные салфетки, если что.

— Спасибо, — сдавленно буркнула я, но за предложенными салфетками так и не полезла, теребя рукав чужого пиджака и мечтая провалиться сквозь землю.

Нет, я понимала, что Генма — человек деликатный и вряд ли станет требовать объяснений, но просто вильнуть хвостом и упорхнуть после такого великодушного поступка мне не позволяла совесть, поэтому я сидела дура-дурой и не двигалась с места.

— Ну… кхм… — Генма, видя моё замешательство, тоже заёрзал. — Вы не подумайте, что я на вас давлю или что-то в этом роде, да и не моё это дело, если честно, но…

— Я повела себя как идиотка? — кисло улыбнулась я, подняв взгляд.

— Именно, — чуть свободнее выдохнул Генма и облокотился на руль. — Нет, понятно, конечно, что он тоже большой чудак на букву «м», раз выбрал такую неподходящую обстановку для своих откровений. Но меня терзает один вопрос: неужели вы и вправду всё это время думали, что Дейдера-сан — гей?

Услышав это, я едва не прикусила язык от удивления и во все глаза уставилась на смущённо улыбающегося Генму.

Погодите… это он сейчас на что намекнул?

— Ну… да, — неуверенно пробормотала я.

— Женщины, — тут же фыркнул Генма и, заметив, как моя челюсть с лязгом поехала в сторону, пояснил: — Вам бы следовало больше внимания обращать на то, какие взгляды кидают на вас окружающие.

— Я замечаю! — возмутилась я, припомнив пик своей популярности в университете. — На меня часто люди смотрят — я же привлекательная девушка.

— Не спорю, — крякнув от такого заявления, кивнул Генма. — Но так ли часто смотрят именно на вас? То есть не на лицо, не на фигуру, а на вас, замечая всё — от интонации до взмаха ресниц.

— Ну… — Я честно призадумалась. — Не знаю. Такое сложно различить.

— Вот именно, — снова кивнул Генма. — Понимаете, куда я клоню?

Разумеется, я прекрасно понимала, что именно он имел в виду, говоря про взгляды. И приходилось нехотя признавать, что в чём-то он всё-таки был прав.

— Выходит, все вокруг знали, а я одна оставалась в неведении? — бледно улыбнулась я, ужаснувшись собственной глупости.

Дело тут было даже не во вранье Дейдары, а в том, что я, по словам (справедливым, хочу заметить) Генмы, сама себя обманывала, запершись в сферической куриной слепоте.

— Может, и не все, — покачал головой он и вздохнул. — Я говорю только о том, что вижу сам. За остальных ответа держать не буду.

Подумав, я вздохнула и едва удержалась от тоскливого стона, потому что чем больше я рассматривала с разных точек зрения мнение Генмы, тем больше склонялась к мысли, что он был не просто в чём-то прав. Он, что называется, ухватил самую суть.

— Спасибо, — пробормотала я, вымученно улыбнувшись. — За всё спасибо. — И засуетилась, скидывая пиджак с плеч, чтобы отправиться, наконец, домой и всё обдумать.

Генма тем временем выскользнул из машины и, галантно распахнув передо мной дверцу, помог выбраться. Однако когда я полностью вылезла и хотела уже спешно ретироваться с места преступления, он вдруг крепче обхватил мою ладонь и, серьёзно глянув в глаза, произнёс:

— Вы мне нравитесь, Яманака-сан. Серьёзно нравитесь. И, мне кажется, окажись я в такой ситуации, поступил бы так же, как Дейдара-сан. Подумайте над этим, пожалуйста.

Прижав мои пальцы к губам, он запечатлел на них долгий поцелуй, а затем, улыбнувшись, вновь сел в автомобиль, чтобы отправиться обратно на вечеринку. Ну или поехать по своим делам — кто ж его знает. Мне оставалось только развернуться спиной и, не дожидаясь, когда машина тронется с места, пулей влететь в подъезд, приговаривая про себя: «Ни черта не понимаю этих мужиков!».

К несчастью (а может, как раз к счастью), следующие два дня были выходными, поэтому мне пришлось раненым тигром метаться по квартире и буквально рвать волосы на голове от безделья и самых разных мыслей, которые сменялись со скоростью кадров в фильме. Мне хотелось выть, плакать, снова выть и временами — кого-нибудь убить, но последнее уже реже. Причём если первую ночь я провела без сна по уже понятному поводу, следующие две — мой организм отказывался спать по только ему известным причинам.

За это время я успела передумать всё — от и до. Я успела пережевать всю сложившуюся ситуацию вдоль и поперёк, по диагонали, зигзагом, раком, боком — как угодно. Но всякий раз, как бы я ни крутила произошедшее, вывод оставался одним, причём крайне неутешительным: я поступила неправильно. Нет, Дейдаре в любом случае надо было дать по шапке за то, что он столько лет лгал мне, но делать это следовало не так и естественно не при всём честном народе. Хамить ему было неразумно как минимум с моей собственной точки зрения и «очень по-кретински» — по словам Сакуры.

Да, Лобастая позвонила мне следующим же утром и сперва осторожно поинтересовалась моим самочувствием. Я только потом поняла, что надо было в тот момент соврать — тогда она примчалась бы ко мне с бутылкой «лечилки» и выслушала всё с вниманием и пониманием истинного медика. Но я сглупила и брякнула, что чувствую себя прекрасно, только голова побаливает от бессонной ночи и мыслей.

И началось…

Нет, Лобастая не орала, но отчитала она меня так, что задница потом чесалась долго, словно она каждое своё слово в меня ремнём вколачивала. Было больно и обидно.

В общем, мы поругались. Побросали трубки, отключили телефоны и два часа старательно дулись, но потом почти одновременно не выдержали, причём Сакура — чуть раньше. Стоило мне снова включить телефон, он моментально взорвался звонком.

— Свинка, ты дура! — припечатала Лобастая, чем-то аппетитно чавкая. — Нет, серьёзно. Чтобы решиться на такое признание, да ещё и при всех, нужно наступить самому себе на самое драгоценное!

— На яйца? — меланхолично предположила я, копошась в холодильнике.

— На гордость, — назидательно поправила она. — И если Дейдара решил отдавить каблуком свою гордость ради такого дела, это значит, что ты ему куда дороже. Сечёшь?

— Секу, — уныло согласилась я. — Но мне-то что делать со своей гордостью, в таком случае? Она же у меня такая, что я таких каблуков не найду для её подавления.

— А он сильно её задел? — Я практически увидела, как Лобастая вздёрнула аккуратно выщипанные брови.

— Ну… — честно призадумалась я. — Не очень. Но в морду я бы ему дала.

— Так дай, — совершенно спокойно заявила подруга. — Приди к нему, распахни дверь ногой и вместо приветствия садани кулаком по роже. Только, смотри, осторожнее! Подожми сперва большой палец так, чтобы его не вывихнуть, не то я тебе потом такой стационар на дому забабахаю — до пенсии не расплатишься.

— А потом что? — ещё более уныло спросила я, разглядывая маникюр. Портить его что-то совсем не хотелось.

— А потом и поговорите по душам, — заключила Лобастая и вздохнула, прекратив жевать. — Слушай, Свинка, ну подумай сама: ты с Дейдарой с детского садика вместе, не разлей вода — просто образец крепости брака ещё до принесения клятв и обмена кольцами. Ну неужели он после стольких лет не стоит того, чтобы ради него пренебречь своими принципами и подавить синдром непризнанного «Я»?

— Стоит, — нехотя буркнула я и крепко призадумалась.

— Тогда в чём проблема? — резонно спросила она.

«Ни в чём», — подумала я и, попрощавшись с ней, стала судорожно дозваниваться до Дейдары. Я могла, конечно, явиться к нему домой, открыть дверь своим ключом и выполнить план по размазыванию кулака по его морде, но отчего-то дрожь внутри и робость мешали мне собрать всю свою наглость в мешочек и отправиться с ней в путь. Ведь теперь всё было совсем не так, как день назад. И Дейдара, хоть и оставался всё ещё моим лучшим другом, являлся уже немного не тем человеком, перед которым я могла себе позволить быть какой угодно. Теперь он оказался на шаг дальше.

Однако настойчивые звонки на мобильный и домашний телефоны Дейдара стабильно игнорировал, доводя меня до белого каления, поэтому пришлось поплевать на ладони и собраться самой. Но и у Дейдары дома меня постигла неудача, потому что его в квартире не оказалось, а сотовый телефон, на который я снова безуспешно попыталась позвонить, заиграл в комнате, оповещая о том, что его хозяин — безответственная скотина.

Бестолково побегав по комнате взад-вперёд некоторое время, я плюхнулась на мягкий диванчик и приготовилась терпеливо ждать, но когда часы на тумбочке равнодушно отрапортовали, что прошёл уже час, я сдалась и поплелась к себе, решив, что сегодня не мой день. Хотя я, в общем-то, даже была в некоторой степени малодушно рада, что ничего так и не получилось, потому что я до сих пор не представляла, что скажу Дейдаре при встрече. Внезапной любви по отношению к нему во мне не вспыхнуло, вопреки ожиданиям, но тёплая дружба, лелеемая в памяти, была куда дороже, чем всё остальное. По крайней мере, для меня. И я во что бы то ни стало хотела её сохранить.

На следующий день, когда я снова пришла к Дейдаре, чтобы в прямом смысле слова до него достучаться, из недр его квартиры внезапно показался Сасори, который остановился в некотором изумлении, а затем брезгливо поджал губы и постарался обойти меня так, чтобы не задеть ненароком. Словно я была напичкана взрывчаткой по самые подмышки.

Сказать, что меня это задело — это ничего не сказать, но выяснить местоположение одного нашего общего знакомого мне было важнее, чем собственное самолюбие, поэтому я резво повернулась в сторону ускользающей добычи и схватила её за рукав.

— Постой! Ты случайно не знаешь…

Договорить я не смогла — остаток фразы практически застрял в горле, когда Сасори медленно повернулся и посмотрел мне в глаза. Скривившись, он презрительно глянул на мою руку, вцепившуюся в его рукав, и стряхнул её, как назойливого комара. Так и не сказав ни слова, он испарился, оставив после себя удушающее ощущение собственного ничтожества. И, что самое странное, я не могла его за это винить, потому что Сасори, наверное, был единственным человеком, который хоть как-то пытался мне всё рассказать, он намекал и даже, что немыслимо, разговаривал со мной с глазу на глаз, опустившись до уровня, по его же словам, инфузории-туфельки, чтобы я его поняла. Но я не поняла. И теперь он меня за это совершенно справедливо презирал.

Что ж… Мне и самой не очень-то хотелось общаться с ним, потому что это была бы самая странная дружба за всю историю человечества, но проблема заключалась в том, что он знал, где находился Дейдара, а я — нет. И спросить его теперь не было никакой возможности.

Вернувшись домой, я решила, что завтра точно поймаю Дейдару для обстоятельного разговора — уж на работе-то он точно от меня никуда не денется. Я зайду к нему в кабинет и устрою душеспасительное рукоприкладство. Заодно добавлю за то, что он за эти два дня вытрепал мне нервов больше, чем за последние десять лет.

Но на следующий, уже будний день меня ждал очередной удар, потому что Дейдара не явился ни на работу, ни тем более в свой кабинет по той простой причине, что… уволился. Не сказав мне об этом решении ни слова.

Опешив от такого известия, я едва не села прямо там, где и стояла. Удержало лишь то, что я смогла ухватиться за столешницу административной стойки, поедая глазами испуганное лицо Хинаты, которая мне эту новость и сообщила.

— Когда? — прохрипела я, тяжело дыша и пытаясь не свалиться в обморок от перенапряжения.

— Я не знаю, — сжавшись, пролепетала та. — Учиха-сан сегодня положил приказ мне на стол и попросил подшить его в архив.

— Он… ничего больше не сказал? — выдохнула я, умоляюще глянув на Хинату, но та только покачала головой.

— Учиха-сан вообще мало со мной разговаривает. И в этот раз тоже ничего лишнего не добавил.

— Блядь, — застонала я и всё-таки села мимо стула, обхватив голову руками.

— Яманака-сан! — перепугалась Хината, засуетившись вокруг меня и пытаясь помочь подняться. — С вами всё в порядке? Может, водички? Врача? Таблетку? Я сейчас всё быстро… только скажите, что именно вам необходимо!

— Револьвер и полную обойму, пожалуйста, — кисло улыбнувшись, попросила я и покачала головой. — Нет, спасибо, со мной всё в порядке.

— Может, я могу что-то сделать для вас? — Хината помогла мне встать и замерла столбом в ожидании указаний.

И я едва не отказалась вновь, отмахнувшись от неё, как от назойливой мухи, но вовремя спохватилась, смутно припомнив, что Дейдара как-то упоминал про нездоровую симпатию Сасори к нашей маленькой скромной недотроге. Это могло сыграть мне на руку, поэтому я быстренько дала побледневшей Хинате ЦУ, а сама отправилась к Итачи, чтобы извиниться за сорванный праздник, а заодно попытаться разнюхать подробности столь внезапного увольнения моего дражайшего друга.

В кабинете директора было тихо. Пахло уже ставшим знакомым парфюмом и свежими цветами.

Шагнув внутрь и оглядевшись, я ахнула, потому что тут и там стояли вазы самых разных размеров, в которых были букеты, композиции, целые цветочные картины — в общем, всё, на что хватало фантазии дизайнеров. И это смотрелось поистине волшебно.

Однако было во всём этом цветочном великолепии одно мрачное пятно — наш молчаливый угрюмый директор. Он выглядел примерно так же, как и обычно, ни капли не меняясь в лице, но аура, которая заполняла кабинет до самого потолка, была воистину убийственной. Я даже немного удивилась, что цветы до сих пор не завяли под таким давлением.

— Яманака-сан, — Итачи обратил на меня внимание и едва заметно кивнул, — чем обязан?

То, что он больше не называл меня по имени, уже о многом говорило, но его тоже можно было понять, поэтому отчаиваться я не спешила.

— Надеюсь, я вас не отвлекаю? — заискивающе начала я, остановившись посреди кабинета.

— Отвлекаете, — заметил Итачи, и по моей спине скользнул холодок от его тона, — поэтому давайте сразу перейдём к делу.

Вздохнув, я мысленно уверила себя, что ничего другого и не ждала от него после случившегося, и тихо произнесла, придав голосу максимально убитую интонацию:

— Я хотела попросить прощения за ту безобразную сцену, которая произошла на вашем дне рождения. Сама не знаю, что на меня нашло.

— Я вас прощаю, — просто ответил Итачи и приподнял бровь. — Что-то ещё?

Во мне разом вспенилось возмущение от его реакции. Всего пару дней назад этот человек галантно целовал мне руки и готов был взять в жёны, а теперь смотрел так, будто я села посреди его кабинета и наделала кучу. И как прикажете себя теперь с ним вести?

— Мне очень жаль, — поджав губы, повторила я.

Я думала, что он сейчас отчитает меня, морально раздавит, а затем велит убираться на все четыре стороны, однако Итачи повёл себя в корне иначе: заметив мою нерешительность, он некоторое время поразмышлял, а затем внезапно сдался. Медленно моргнув, он вздохнул, устало провёл ладонью по лицу и посмотрел в мою сторону уже с меньшем количеством презрения, чем минуту назад.

— Яманака-сан, — смягчив интонацию, произнёс он, — я не сержусь на вас и вашего… друга за ту сцену. На подобных праздниках всегда случаются казусы — этого не избежать. Касательно моего нынешнего настроения — да, я зол, но по несколько другим причинам, которые вас никак не касаются. Но если вам интересно, что именно я думаю сейчас конкретно про вас, — я всё ещё немного расстроен по причине вашего отказа. Не настолько, правда, чтобы спускать на вас всех собак, но всё же.

Оторопев, я распахнула рот и вытаращилась на директора так, словно теперь он сел посреди кабинета и сотворил путём нехитрых усилий кучу. Нет, я ожидала, что он обязательно вспомнит про то, что я сознательно отменила помолвку ещё до её объявления, но чтобы он об этом думал именно в таком ключе… Я, признаться, была несколько шокирована.

Заметив мою реакцию, Итачи едва заметно улыбнулся и гостеприимно указал на кресло напротив:

— Присаживайтесь, пожалуйста, если вы настроены поговорить, но, уверяю вас, информации по поводу увольнения Дейдары у меня нет. Вы же за этим пришли, я правильно понимаю? — Проследив взглядом за тем, как я усаживаюсь в кресле, он продолжил: — Он подошёл ко мне практически сразу после вашего ухода с празднования и попросил уволить его по собственному желанию без отработки и выдачи заработной платы за последний месяц. То есть фактически я тоже видел его последний раз два дня назад. А сегодня утром он прислал мне скан заявления об увольнении со своей подписью, затем позвонил, чтобы удостовериться о получении, и всё. — Итачи развёл руками. — Никаких комментариев он к этому не прибавил, так что мне остаётся только догадываться.

— Вот блин, — прикрыв лицо ладонью, заскулила я.

Этот чёртов Дейдара так кропотливо замёл все следы, что мне оставалось только упасть в ноги Сасори и валяться там до тех пор, пока он не соизволит ответить. Ну или пока он не добьёт меня из гуманных соображений. Вся надежда сконцентрировалась на немного неуклюжей, но бесконечно доброй Хинате, которая могла меня сейчас либо утопить окончательно, либо спасти.

Напрашивался, конечно, вопрос, почему же Итачи даже ухом не повёл, дав согласие на спонтанное увольнение неплохого, в общем-то, сотрудника, но ответ на него всплывал следом. И я сомневалась, что хочу услышать его даже в завуалированной формулировке от этого человека.

Итачи, внимательно проследив за быстрой сменой моих настроений, задумчиво подпёр кулаком щёку и внезапно произнёс, вогнав меня в очередной ступор:

— Вам когда-нибудь говорили, что вы очень необычная девушка?

— Мне часто говорят, что я дура, — ляпнула я от неожиданности и прикусила язык, почувствовав себя дерзким подростком на ковре у завуча.

Но Итачи, казалось, не смутился от такой откровенности, даже наоборот — настороженный взгляд тёмных глаз ещё больше смягчился, а из кабинета окончательно пропала давящая на плечи атмосфера удушливого раздражения.

— Нет, в чём-то они, конечно, правы, — с нарочитой серьёзностью произнёс он и кашлянул, маскируя смех. — Но это, несмотря на звучание, кажется куда более честным, нежели все попытки нынешних девушек выглядеть умнее, чем они есть.

— Простите? — пролепетала я.

Он сейчас пытался меня оскорбить или же сделать комплимент, говоря, что дурой быть хорошо?

— Вы кокетливы, Яманака-сан, женственны, по-своему умны и не скрываете, что в некоторых моментах чего-то не понимаете. Вы честны и с собой, и с окружающими в этом отношении. — Итачи, видя моё искреннее недоумение, всё-таки тихо засмеялся. — Вот как сейчас. Вы не делаете вид, что понимаете меня, потому что и вправду не понимаете. И я бы мог, конечно, сейчас сказать, что вы дура, раз элементарных вещей не можете осознать, но не стану, потому что именно это мне в вас с самого начала и понравилось. А ещё вы очень неуклюже врёте. Это мне тоже понравилось.

Я едва не стекла с кресла, окончательно впав в ступор от всего происходящего. Учиха Итачи только что сказал, что я ему, оказывается, нравлюсь.

Мир, что с тобой случилось? Ты решил засыпать меня печеньками и целыми тортами после всех свалившихся в последнее время неприятностей? Спасибо, конечно, но не переусердствуй, не то у меня задница слипнется…

— Эм… — Я перевела взгляд с расслабленного лица Итачи на свои сжавшиеся руки и только потом сумела выдавить из себя глубокомысленное: — Спасибо. Наверное.

Итачи хмыкнул, прикрыв улыбку кулаком, и покачал головой, будто смирившись с чем-то неизбежным.

— Вы знаете, я немного завидую вашему… другу, — произнёс он. — Он же дорог вам, я прав?

Замерев от неожиданности, я посмотрела на него и, не раздумывая, кивнула. Дейдара был моей рукой, ногой, половиной моего сердца и одной десятой мозга. Он был для меня практически мной же, только в мужском обличии. И терять такого человека за здорово живёшь из-за глупости мне не хотелось, даже несмотря на то, что он наверняка поставил уже на всём этом крест.

— В таком случае, — Итачи встал с кресла, показав, что разговор подошёл к концу, — я думаю, что наш вопрос полностью исчерпал себя. На сегодня вы свободны. И от работы тоже, — многозначительно добавил он. — Нет ничего обиднее, чем упущенные по собственной неосмотрительности возможности, ведь так? До завтра, Яманака-сан.

Итачи вежливо кивнул мне и вновь присел обратно, с головой погрузившись в прерванную работу. Мне же оставалось только скомкано попрощаться в ответ и вывалиться из кабинета со странным ощущением, что Итачи, говоря про неосмотрительность и упущенные возможности, имел в виду вовсе не меня.

Однако поразмыслить над этим поподробнее помешала Хината, которая врезалась в меня, как шар для боулинга в кеглю.

Покачнувшись, я сперва опешила, а затем вцепилась в её плечи мёртвой хваткой и, разом позабыв про Итачи и его мотивы, сдавленно спросила:

— Ну как?

— Сасори-сан сказал, что вы дура, — умирающе простонала Хината, пытаясь отдышаться.

— Да знаю я, блин, это уже не новость, — досадливо цыкнула я и встряхнула бледную помощницу директора посильнее, чтобы привести её в чувство. — По поводу Дейдары он что сказал?

— Дейдара-сан дома! — ожив немного, выпалила та и тоже впилась пальцами в мои руки, бешено вытаращив при этом глаза. — Сасори-сан просил передать, что если вы так и будете тормозить, можете опоздать!

— Опоздать на что? — изумилась я.

— Я не знаю, — виновато всхлипнула Хината. — Я так переволновалась, что упала в обморок, не дослушав.

— Твою ж… — скрипнула зубами я и, увидев, как поникла моя нежная информаторша, спохватилась. — Нет-нет, ты молодец, Хината, всё сделала правильно и очень мне помогла! Я у тебя в долгу.

— Поторопитесь, Яманака-сан! — встрепенулась та, вынырнув из сомнамбулического состояния. — Сасори-сан слов на ветер не бросает. Вдруг вы и вправду можете опоздать.

Усмехнувшись про себя, я мысленно поблагодарила давшего мне последний шанс исправиться Сасори и, спешно попрощавшись с покрасневшей от волнения Хинатой, умчалась к себе, чтобы подхватить сумочку и стрелой кинуться к небольшому таксопарку на углу. Вызывать машину по телефону было дольше и проблематичнее, особенно в такой ситуации.

В себя я пришла только когда жёлтая забавная машинка с шашечками такси, глухо затарахтев, отъехала от дома Дейдары, оставив мне на прощание облачко выхлопных газов и сдачу мелочью, которую я сжала в ладони почти до боли.

Почувствовав, как к горлу прилипла тошнота, а желудок исчез, превратив живот в воющую пустоту, я с трудом проглотила воздух вперемешку с выхлопами такси и шагнула к входной двери. Бить Дейдару мне уже не хотелось. Ну, вернее, уже не так сильно, как пару дней назад. Но в остальном… в голове зияла такая пустота, что впору было стреляться. Причём мыслей не появилось, даже когда я едва не воткнулась носом в до боли знакомую и уже почти родную дверь с аккуратным глазком, который, помнится, выбирала сама на распродаже. Дейдара тогда возмущался, что он выглядит по-бабски, но разве меня когда-нибудь можно было переспорить?

Я усмехнулась, припомнив и этот поход, который включал в себя пробежку по посудной лавке, и всё остальное, что случалось с нами так или иначе. И каждый раз, когда лицо Дейдары всплывало в памяти — недовольное, скептичное, радостное, улыбчивое, родное, — мне становилось всё хуже и хуже. До такой степени, что на глаза навернулись слёзы, а руки и ноги одеревенели.

Я не хотела его терять. Мне было страшно оказаться в этом большом жестоком мире в одиночестве, но ещё страшнее мне было от того, что в этом большом жестоком мире он окажется без меня. Нет, Дейдара прекрасно выжил бы, потому что он был на диво целеустремлённым и способным парнем, но кто тогда стал бы его доставать, изводить истериками и капризами? Кто стал бы для него палочкой-выручалочкой, жилеткой и другом, который подержит волосы, пока его будет выворачивать в унитаз?

Таких девушек, как я, мало — это сказал сам Учиха-сан, и Дейдара теперь был практически обречён, потому что никто, кроме меня, его не вытерпит. Как никто никогда не сможет вытерпеть меня. Кроме него.

Пока я размазывала слёзы и сопли по щекам, пытаясь решиться постучать для начала, дверь неожиданно и довольно коварно распахнулась, шмякнув меня по покрасневшему носу. Взвизгнув и отшатнувшись, я схватилась за пострадавшую часть лица и обескураженно заморгала, глянув на изумлённую физиономию Дейдару.

— А… э… Ты в порядке? — опешив, выдавил тот и быстро осмотрел меня с ног до головы.

— Пр… привет, — пробормотала я и постаралась улыбнуться, но лишь ещё больше скуксилась от очередного прилива панической истерики. — М-меня зовут Яманака Ино, мне двадцать шесть лет. Я дура, но ты мне очень нравишься. Давай дружи-и-ить… — На последнем слове меня всё-таки прорвало. Закрыв лицо руками, я заревела в голос, подвывая так жалобно, что за дверью напротив нервно зашевелился сосед.

Окончательно растерявшись, Дейдара ошалело оглянулся на собственную квартиру, затем посмотрел на дверь соседа, а потом всё-таки подошёл и, обняв меня за плечи, увлек подальше от посторонних глаз.

— Ты чего там устроила? — раздражённо произнёс он, заперев дверь и повернувшись ко мне. — Сосед и так думает, что я сволочь и извращенец, а теперь он в этом наверняка только уверится!

— Д-Дейдара-а-а, — размазывая тушь по щекам, простонала я, — н-не бросай меня-а-а…

— Прекращай сопли лить, ну! — прикрикнул он и, вздохнув, взял меня за руку, чтобы отвести в ванную и умыть. — Бросишь тебя тут, как же…

— С-Сасори сказал, чт-что я могу опоздать… — заикаясь, прошептала я и послушно засеменила следом.

Оглядываясь по пути на уже давно привычную обстановку, я поймала себя на том, что теперь всё кажется каким-то совершенно другим. Ну то есть всё оставалось прежним: квартира, мебель, атмосфера, да и сам Дейдара с пятницы я бы не сказала, что сильно изменился. Но всё равно казалось, словно сам воздух изменил свой вкус и цвет.

«Я наедине с Дейдарой. Не просто с другом и тем более не с другом-геем, а с парнем, который прекрасно осознаёт свою ориентацию и мужественность. Вернее, всегда осознавал…» — металось в голове, пока я судорожно пыталась оторвать взгляд от его спины и плеч. Нет, я и раньше знала, что Дейдара — достаточно привлекательный молодой человек с хорошей, притягивающей женские взгляды фигурой, но… Чёрт возьми, да он даже пахнуть стал как-то совершенно иначе. Как мужчина. Привлекательный, уверенный и знающий себе цену мужчина. Я рядом с ним смотрелась невнятной сопливой кучей комплексов, спрятанных в нескладном теле.

— Опоздать на что? На раздачу призов? — изумился тем временем Дейдара, усадив меня на край ванны. Взяв с полки полотенце, он намочил его и стал аккуратно стирать с моего лица разводы косметики. — И с каких пор ты стала слушать Сасори? Никогда до этого не слушала, а тут — на тебе!

— Я не могла до тебя дозвониться… И дома тебя два дня не было, а сегодня вот ещё сказали, что ты уволился. — Я несколько раз судорожно икнула. — Я испугалась.

— Чего? Что я уеду из Японии и совсем исчезну из твоей жизни? — ехидно поинтересовался Дейдара, но, увидев моё бледное от напряжения лицо, осёкся. — Ну ты даёшь… — Вновь намочив полотенце, он некоторое время молча оттирал мои щёки и подбородок, а затем, когда я подавленно всхлипнула, мрачно припечатал: — Дура ты.

— Дура, — покорно согласилась я. Ну а что мне оставалось?

— И я дурак, — вздохнул Дейдара и убрал полотенце, внимательно глядя в мои глаза.

— И ты дурак, — снова кивнула я, жалобно улыбнувшись.

— Ну и куда, по-твоему, мы, два дебила, друг от друга можем деться? — Он покачал головой и поднялся на ноги, подав мне руку. — Идём, дура моя ненаглядная, чаю попьём, что ли.

— Идём. Но потом я всё равно тебя ударю, — грозно пообещала я, обхватив предложенную ладонь пальцами.

— За что? — беззлобно хмыкнул Дейдара, потянув меня за собой в сторону кухни.

— За всё хорошее! — Я показала ему язык и улыбнулась уже чуть более уверенно, ощутив, как напряжение стало потихоньку отпускать.

Дейдара не собирался меня бросать, он не собирался уходить и уж точно не собирался исчезать, не предупредив меня об этом заранее. Он же такой дурак, в самом деле.

— Тогда берегись, — Дейдара вдруг резко остановился и, повернувшись, притянул меня к себе, обхватив за талию, — я же теперь в отместку и поцеловать могу. — Он подмигнул и, увидев, как я стремительно покраснела, расхохотался. И в следующее мгновение едва сумел увернуться от кулака справедливости.

Всё-таки мы были два сапога пара.