— Слушай, Лань Чжань, а кто из нас поедет в красном паланкине?
— М?
— Я совсем запутался! Вот ты можешь понять, кто из нас невеста? Мы собираемся поклониться предкам моего клана, но жить в твоем! Так кого из нас считать женихом?
Лань Ванцзи ни на миг не замедлил шага. Они вдвоем шли по безлюдной дороге: услышав о том, что близлежащую деревню стращает злой дух, заклинатели решили туда наведаться — все равно другого занятия для них пока не находилось.
— А ты как считаешь? — ответил наконец Лань Ванцзи.
Настал черед Вэй Усяня замолчать в раздумьях.
— Я... Я никогда не смог бы представить себя в покрывале и... и тебя тоже представить не могу! Да и здравый смысл подсказывает, что мы оба — женихи.
— Вот ты и ответил на свой вопрос, — ровно произнес Лань Ванцзи.
— Но обряд... — не унимался Вэй Усянь. — Нет такого обряда — для двух женихов, и если ты так загорелся идеей выполнить все правила свадебной церемонии, то кому-то из нас придется менять прическу, весь день прощаться с родными и ездить в паланкине под покрывалом и с бронзовым зеркалом на груди.
Лань Ванцзи все так же бесстрастно сказал:
— Обряды, о которых говоришь ты, по поверьям простого люда отпугивают от молодой семьи силы зла. У поклонения предкам же совсем иной смысл.
Он помолчал некоторое время, словно надеясь, что Вэй Усянь о чем-то догадается сам, но, не получив ответа, заговорил вновь:
— Ты ни разу не видел, как проходят свадьбы у заклинателей?
И тут же сам вздрогнул и опустил голову.
Конечно, Вэй Усянь ни разу не видел такой свадьбы — ведь даже на бракосочетание шицзе с Цзинь Цзисюанем его не пригласили!
— Погоди, а ты откуда знаешь? — вскинул брови Вэй Усянь.
— В правилах Гусу Лань записано... — Лань Ванцзи приготовился процитировать, но Вэй Усянь жестом остановил его:
— Так я усну. Расскажи своими словами!
Лань Ванцзи коротко кивнул:
— Отец и мать так поженились, как я слышал. Никто не засылал сватов с дарами, у них не было времени на приготовление праздничной еды и прочее. Но положение не оставило выбора родичам: всем пришлось дать согласие, и духи предков признали мать своей.
Дальнейшее Вэй Усянь уже знал от Цзэу-цзюня и не стал лишний раз бередить раны Лань Ванцзи. Потому и не спросил, что значит «духи предков признали мать своей».
— Так значит, нам нужно всего-то — всего-то, ха! — пробраться в Пристань Лотоса и незаметно поклониться дяде Цзяну и госпоже Юй!
— Незаметно не получится. И нельзя. Придется спрашивать согласия на брак у Цзян Ваньиня. Он твой единственный старший родственник, пусть и не кровный.
Вэй Усянь хмыкнул:
— Цзян Чэн скорее устроит нам «долго и счастливо», уложив нас в одну могилу, чем даст согласие! Даже если за нас попросит Цзинь Лин и все остальные ученики Юньмэн Цзян, он...
Вэй Усянь не успел договорить: они, кажется, пришли. Перед ними выросла деревенька с несколькими дворами, вот только безлюдная и подозрительно тихая.
— Похоже, они столь напуганы, что попрятались, — сказал Вэй Усянь, понизив голос.
— Мгм.
— Что же за тварь так напугала их, раз они и днем наружу носа не кажут?
Ответ явился тут же: из лесу неподалеку раздалось глухое рычание и треск ломаемых веток. Оба заклинателя мгновенно ринулись туда — Лань Ванцзи обнажил Бичэнь, а Вэй Усянь понадежнее перехватил Чэньцин. Судя по звуку, тварь оказалась не только бесстрашной, — не каждая из них покажется средь бела дня! — но и малость туповатой. Нечто неловко продиралось сквозь лес, то и дело запиналось, падало, ударялось в стволы и будто бы огорченно гудело.
Лань Ванцзи с Вэй Усянем все равно старались передвигаться как можно незаметнее: вдруг это ловушка или приманка? Это была первая ночная тварь на их памяти, которая вела себя так беспечно. Они медленно и легко ступали вслед за углублявшимися в чащу звуками, вслушиваясь в каждый шорох, и вскоре действительно озадаченно переглянулись.
Неподалеку раздавались голоса, знакомые им как никому другому.
— И где этот монстр? Я слышу, как это неуклюжее существо ломает ветви! В лучшем случае — восставший мертвец! Да еще и при жизни, видать, не блиставший умом!
— Прошу, выслушай...
Обладатель спокойного вежливого голоса хотел что-то пояснить, но первый, высокий, зазвучал еще громче:
— В охотничьих угодьях Ланьлина водятся твари пострашнее! И я могу справиться с ними в два счета! А вы позвали меня на помощь против какого-то вялого трупа! И это хваленое молодое поколение Гусу Лань?!
Вступил и третий — резкий и насмешливый:
— Молодая госпожа, помолчи хоть немного и послушай!
— Ах так? Да с чего я вообще должен вас слушать?! Я уже вам доверился, когда вы попросили не брать с собой Фею, а теперь...
— Цзинь-сюн, ночная охота — всего лишь предлог, на самом деле...
Тут вежливый голос стал намного тише, и Вэй Усянь с Лань Ванцзи не смогли узнать, о чем же все-таки шла речь. Пока первый давился хохотом, второй хмурил брови:
— Что они здесь делают? И почему с ними Цзинь Лин?
Вэй Усянь поманил его рукой, дабы подобраться поближе. Лань Ванцзи нахмурился еще сильнее — но, похоже, и Ханьгуан-цзюню любопытство чуждо не было, а потому тот последовал за Вэй Усянем.
Трое юношей стояли на опушке леса и о чем-то совещались. Лань Цзинъи скрестил руки на груди и кивал, пока Лань Сычжуй, слегка опустив покрасневшее лицо, излагал что-то, от чего Цзинь Лин то округлял глаза, то сжимал кулаки, то морщился. Вэй Усянь всматривался в его лицо, силясь понять, о чем ведется разговор, и боролся с желанием выскочить к ним. Наконец новоиспеченный глава клана Цзинь взмахнул руками и выпалил:
— Вы совсем стыд потеряли?! Мало мне того, что мой дядя — Старейшина Илина и обрезанный рукав! Так он еще собирается попрать все правила и обычаи! А вы ему в этом...
Вэй Усянь не смог удержать себя в руках и выбрался из укрытия:
— Что ты сказал?
Цзинь Лин вздрогнул, злобно сощурился и потянулся к Суйхуа на поясе:
— Что?! Что ты обрезанный рукав? Старейшина Илина? Как будто сам этого не знаешь!
— Старший Вэй! Ханьгуан-цзюнь! Вот и вы! — начал было Лань Цзинъи, но Вэй Усянь пропустил его слова мимо ушей, обращаясь лишь к Цзинь Лину:
— Нет, прямо перед этим!
Цзинь Лин припомнил сказанные в порыве праведного гнева слова. Лицо его окрасилось в цвет киноварной точки на лбу, так что ее стало почти не различить. Вместо ответа юноша бросился наутек, а Вэй Усянь, запыхавшийся от волнения, стоял и сиял от счастья, словно ему преподнесли подарок, а не обругали печально известными прозвищами.
— Куда же ты? — бросил он вдогонку. — Племянник!
Оказалось, на «ночную охоту» выманили не только Лань Ванцзи и Вэй Усяня, но и Цзинь Лина. Проведав о планах старших заклинателей, молодежь решила не только не остаться в стороне, но и взять дело в свои руки. Чтобы сбежать из-под надзора Лань Цижэня, в одной из деревень пришлось «поселить» нечисть. Тварь, что прежде неуклюже шарахалась по лесу и производила страшный шум, теперь неслышно кралась позади. Вэй Усянь хотел свистнуть и позвать его идти рядом, но Лань Ванцзи предупредил:
— Молодой господин Цзинь вряд ли забыл, кто убил его отца.
Вэй Усянь внял ему, и потому Вэнь Нин так и держался подальше, не показываясь и ничем не выдавая своего присутствия.
Цзинь Лин насупился — дабы скрыть потрясение и смущение. Прежде двое учеников Гусу Лань быстро нагнали его, и, как бы тот ни пытался улизнуть, не желали отпускать восвояси. Поостыв, юноша наконец-то решился продолжить неудобный разговор:
— Невозможно! Дядя сломает мне ноги за то, что я завел об этом речь! А потом явится за вами и сломает ноги вам!
— У главы Цзяна непростой нрав, — кивнул Лань Сычжуй.
— Непростой? — Лань Цзинъи аж вздрогнул. — Я видел, как он метал громы и молнии на горе Дафань! Поистине жуткое зрелище!
Ученики Гусу Лань не видели, как в храме Гуаньинь Цзян Чэн сидел на подушке и рыдал от обиды и чувства вины.
Цзинь Лин отвернулся ото всех, скрестив руки и задрав нос:
— В любом случае, я вам не сваха! Ищите кого не жалко!
— Цзинь Лин, он ведь любит тебя, — сказал Вэй Усянь.
— А тебя терпеть не может! Но...
Тут же повисла тишина: все будто бы дышать перестали, заинтересовавшись, какое «но» могло скрасить ненависть Цзян Чэна к его бывшему шисюну.
— Он хотел что-то сказать тебе тогда. Я видел. Он, конечно, не признается. Но если... Да нет, не знаю я, как заставить его хотя бы обнаружиться в одном ли от тебя! Он ведь пообещал игнорировать советы кланов, если на них явится даже один Ханьгуан-цзюнь!
— Ты знал? — Вэй Усянь обернулся к Лань Ванцзи.
— Нет. Но теперь не стану на них ходить.
— Только поэтому?
— Ни к чему дергать тигра за усы.
Вэй Усянь покачал головой: Цзян Чэн в своем отношении к нему, а теперь и к Лань Ванцзи, оказался непримирим, и одно Небо знает, как им прийти к согласию. Цзинь Лин стоял насупленный и всем своим видом показывал: от него пособничества лучше не ждать. Но Вэй Усянь, глядя на юношу, подумал, что за надменностью тот прячет растерянность. Все же непросто ему было смириться с пустотой на месте вражды, определявшей его прошлую жизнь. Ни Вэй Усяня, ни Вэнь Нина он больше не желал убить, даже облик другого дяди, известного распутника Мо Сюаньюя, не оскорблял его глаз. Ни раскаяние, ни оправдания тех, кого он считал злокозненными убийцами, не вернут ему родителей. Как не вернет их и ненависть. Так стоило ли забыть все обиды и начать новую жизнь с примирения?
Глядя, как отрешенно, словно бы сквозь чащу, смотрит Цзинь Лин, Вэй Усянь захотел обнять его и прижать к себе, да тот наверняка не готов — вырвется и, чего доброго, разрыдается при всех, как тогда в лодке.
Лес позади них зашумел и заскрипел на ветру, и стая птиц сорвалась с крон и унеслась вдаль за деревню, словно нечто напугало их.
— Цзинь Лин, — позвал Вэй Усянь спустя долгие мгновения молчания. — Мне казалось, что в храме Гуаньинь Цзян Чэн переменился. Но выходит, он правда... — Он вздохнул и продолжил: — Правда больше не испытывает ко мне ни капли приязни, даже в память о былом?
— Он больше не преследует темных заклинателей. Это считается?
— Его целью было добраться до вас и уничтожить ваше воплощение, а этого он теперь сделать не в силах, — «обнадежил» Лань Цзинъи.
Лань Сычжуй с видом раздосадованного учителя тихонько шикнул на товарища, а Цзинь Лин обратился к Вэй Усяню:
— Думаю, на самом деле и не хочет...
— Как это не хочет?!
Ворвавшийся в их беседу голос заставил Цзинь Лина тотчас обернуться кругом и вытянуться по струнке, а всех прочих — похолодеть и застыть.
«Что ж, примерно так я себе это и представлял», — подумал Вэй Усянь.
— Цзинь Лин! Разве я не говорил, что если увижу тебя в обществе кого-то из этих ланьских негодяев, то сломаю тебе ноги?!