Потолок, что до того медленно плавно раскачивался, вдруг словно обрушился на него всей своей тяжестью, давя острыми кирпичами и кусками камня. Гарольд хотел отпрянуть, выставить щит или хотя бы закричать, но его тело будто одеревенело. Конечности не чувствовались совсем, окаменели, а язык, казалось, прибило к нёбу.

Когда паника достигла своего апогея, смыкаясь на горле прочной петлёй, а воздух вышибло наружу, и когда казалось, что смерть вот-вот откусит ему голову, он краем сознания услышал скрип и шорох одежды. Это принесло странное спокойствие, и Гарольд замер, прекратив попытки вырваться из незримого плена.

— Мистер Уэллс, вы наконец очнулись, — в стороне, кажется, слева, промелькнула чёрная фигура. И через мгновение взгляду предстало бледное лицо профессора Снейпа. Чёрный взгляд напротив отрезвил не хуже ведра ледяной воды, и он тут же, с легкостью, даже слишком легко вспомнил урывки того бреда, что нёс этой ночью. Всё тело сразу обдало и холодом, и жаром. — Как ваше самочувствие?

Профессор, на радость Гарольда, ни взглядом, ни выражением лица не показал своих мыслей насчёт вчерашнего. Гарольд даже с облегчением подумал, что, возможно, весь бред был лишь в его голове, или вовсе в видении, и он не наговорил профессору ерунды.

— Сэр. Я не могу пошевелиться, — кое-как выдавил Уэллс. Он не был уверен, что профессор вообще сумел разобрать эти жалобные, скрипящие звуки, но это был лимит его возможностей в данный миг.

— Всё в порядке, — кивнул Снейп и взмахнул палочкой; по коже прошлась лёгкая волна приятной прохлады, которая, словно солнечный свет — воду, пронизывала всё его существо, неся облегчение. С него будто одним мигом сняли путы, что плотно сдерживали его. — Вы были крайне беспокойны во сне. Было бы прискорбно, нанеси вы себе дополнительный вред, а потому, мне пришлось вас усмирить, — по губам профессора скользнула едва заметная усмешка.

— Спасибо, сэр, — облегченно выдохнул Гарольд и на пробу попытался пошевелить руками.

Голова — ему никак не удавалось отделаться от мысли, что всё-таки не голова, а комната — всё ещё кружилась и плыла. От этой карусели нещадно мутило, и, покрепче прижавшись к спинке дивана, чтобы сохранить равновесие, Гарольд вздохнул, прикрыв глаза. Да что же с ним такое?

— Мистер Уэллс, вы должны принять зелья, чтобы окончательно избавиться от последствий яда. А после мы с вами побеседуем, — проговорил профессор, магией поставив на столик рядом с диваном поднос с едой и ароматным чаем. — Вам также необходимо поесть, дабы восстановить силы.

Гарольд с неохотой разлепил налившиеся тяжестью веки и посмотрел на столик. Каша, небольшая булочка и чай. Скромный завтрак, который не выглядел угрожающе для чести. Но аппетита не было совсем, к еде вовсе появилось странное отвращение, будто перед ним стояла не миска с кашей, а ведро для мытья полов. Он поднял взгляд, замечая, что профессор следит за ним. Так внимательно и цепко, как не бывало даже на практических занятиях.

— А есть обязательно? — с неохотой поинтересовался он, садясь ровнее. Запах и вид пищи вызывали тошноту.

— Я уже сказал, для чего это вам необходимо, Гарольд.

Мальчик вздрогнул. Профессор нечасто обращался к нему по имени, и прежде он никогда не придавал этому значения. Но почему-то сейчас в его имени, стоило ему вылететь из уст профессора, несмотря на холодный и сдержанный тон, послышалась насмешка, будто напоминание о вчерашнем. Хотя, конечно, Снейп не смеялся, оставаясь сдержанным и скупым на эмоции. И всё это было лишь паранойей Гарольда. Однако его имя, то, что его произнесли вслух вот так и вот сейчас — всё равно казалось чем-то личным и чем-то неправильным в такой ситуации.

Ему удалось съесть всего пару ложек каши и выпить чай, перед тем как содержимое желудка, пока что ненавязчиво, стало проситься наружу. Под внимательным взглядом чёрных глаз Уэллс страдальчески скривился, и профессор не стал заставлять его съесть больше, хотя и осуждающе хмыкнул. Ему явно с трудом далось решение не настаивать на полноценном завтраке.

— Раз уж ваш аппетит оказался так скромен, — при этих словах Гарольд отчего-то слегка смутился, будто своим отказом он профессора… расстроил, — мы наконец поговорим. Но, пожалуй, прежде вам стоит на кое-что взглянуть, — одним движением руки профессор откуда-то выудил маленькое зеркальце, которое молча опустилось на столик рядом с кружкой недопитого чая.

Гарольд недоумённо воззрился на отполированную поверхность, в которой отражался потолок кабинета, а потом инстинктивно поджал губы и подобрался, так и не решившись поднять зеркало и выполнить просьбу профессора. Его руки чинно лежали на коленках и едва заметно дрожали. Что-то внутри будто противилось такому простому действию, будто он точно знал — стоит посмотреть в отражение, и он увидит нечто плохое. Возможно, у него огромный шрам на всё лицо? Или кожа поменяла цвет, и теперь это с ним навсегда? Дрогнувшими пальцами он неуверенно коснулся ободка холодного металла и застыл, боясь даже двинуться дальше.

— Что со мной? — спросил он, подняв взгляд на профессора. — Я увижу что-то ужасное, да?

— Нет, — Снейп поджал губы, требовательно глядя в упор. — Ваше упрямство странно. Вы ведь всё равно в итоге увидите, так что просто уже взгляните сами. Я не собираюсь пугать вас сильнее, чем есть сейчас.

Вздохнув, Гарольд схватил зеркальце со стола. На вытянутой руке поднял перед собой, остерегаясь, что моральных сил может и не хватить. Поначалу ничего необычного он не увидел: всего лишь лицо непривычно-бледное, круги под глазами слишком темные, губы слишком бледные и тонкие, будто у какого-то мертвеца. Но потом… Он выронил зеркальце и оторопело уставился на декана, не в силах выдавить из себя ни слова.

Что это за дерьмо?!

— Что…

— Вот и мне интересно, что это? — задумчиво проговорил профессор, сложив пальцы домиком и упираясь о них подбородком, попутно продолжая сверлить мальчика взглядом. — И я хотел бы выяснить, что именно является причиной этого события… А поэтому вам необходимо рассказать обо всём, что произошло с вами в лесу.

Гарольд застыл, глядя прямо на профессора и невольно сжав кулаки. Он вспомнил страх и зудящее беспокойство, ни на секунду не отпускающее чувство преследования, ощущения, что ты весь как на ладони, что тебе неотрывно смотрят в спину, ощущение медленно тянущей свои щупальца к нему Смерти. Как облачить всё это в слова? Как описать то, с чем они столкнулись, если он даже в мыслях не мог дать этому какое-нибудь определение? Выдохнув, мальчик прикрыл глаза, пытаясь унять бьющееся с бешеной скоростью сердце.

Было необходимо сосредоточиться. Выложить всё, что мог, попытаться понять и объяснить собственные переживания.

Профессор слушал его, не перебивая, чуть нахмурившись. Его взгляд не менялся, и сложно было понять, о чём он думает. Рассказ Гарольда об ужасах прошлой ночи завершали описания галлюцинаций, и с каждым словом Уэллс ощущал себя всё более и более уязвленным, и ему больших сил стоило не переходить на невнятный шёпот. Он закончил, не решаясь взглянуть на профессора, отвёл взгляд, рассматривая стеллажи и полки. Тишина давила тяжёлой плитой и пахла жжёным воском.

— Как я и предполагал, — наконец негромко подытожил профессор, поднимаясь на ноги. Он прошёлся по кабинету, остановившись у книжных шкафов и скользя взглядом по полкам, будто в поисках чего-то. — Вы коснулись кровавой лилии и вдохнули её пыльцу. Это яд. Сначала вы не замечаете никаких изменений, потом чувствуете сонливость и апатию. Вы засыпаете и видите странные сны — у всех сны разные. Мистер Лонгботтом видел огромных собак с красными глазами, которые гнались за ним. Вы видели… духов? В любом случае, чудо, что вы оба пришли в себя.

Гарольд потёр лицо ладонями, бездумно глядя перед собой.

— Профессор. Я… Я прошу прощения. Я говорил ужасные вещи. Всё это было лишь последствием галлюцинаций. Я сейчас не испытываю ничего из того, что чувствовал тогда.

— Ключевое слово «сейчас», мистер Уэллс. Но ваши галлюцинации могут вернуться. И вернуться в любой момент, — Снейп слабо, почти сочувствующе улыбнулся, присел рядом и, мягко развернув голову мальчика на себя, посмотрел ему в глаза. — Ваши глаза… Они вызывают у меня беспокойство. Испытываете ли вы что-нибудь необычное? Может, какой-либо дискомфорт? Боль?

Гарольд быстро отвёл взгляд в сторону. Подальше от этих глаз, чей чёрный омут утягивал в свою бездну. А оно, это существо, что-то тихо и постоянно шипящее на грани, заставляло чуть ли не срываться. Говорить те зудящие слова, что жгли и пульсировали внутри.

— Нет. Всё по-прежнему, сэр. Я не ощущаю разницы. Нет ни боли, ни чего-то необычного. Но, профессор… Почему они поменяли цвет?..

— Точно сказать не могу, — честно ответили ему. И Гарольду даже показалось, что в тоне профессора проскользнула та же беспомощность, что переполняла сейчас и его самого. — Вы, вероятно, попали в какую-то аномалию. У меня нет объяснения этому. Но я постараюсь всё выяснить.

— А что же делать мне?.. — упаднически пробормотал Гарольд.

— Я, кажется, нашёл временное решение для вас, — профессор достал из одного из шкафчиков небольшой пузырёк тёмно-зелёного стекла. — Это капли. Они должны помочь скрыть эту проблему. Эффект, конечно, кратковременный, так что вам придётся применять их ежедневно. Однако, пока не найдётся причина, пытаться решить это магически не стоит. Ситуация может только ухудшиться.

Гарольд дёрнулся было к флакону, но так и замер на полпути, уставившись на него в упор. Он вдруг ощутил себя бесконечно больным и сломанным. Пусть и не было никакого дискомфорта в глазах, зрение не упало, но… отчего же тогда его с головой окунуло в это чувство, будто он какой-то неправильный, неполноценный.

— Сэр… — Гарольд замолчал в нерешительности. Слова просто бухнули в желудок, а пальцы сжались на прозрачной колбе. — Вы… вы ведь правда поможете мне?

Он опустил взгляд, ощущая, как внутри что-то болезненно сжалось, скрючилось, взывая к разуму. Несмотря на весь стыд, на всё нежелание показаться жалким, отсутствие права просить и надеяться на благосклонность, ему хотелось, безумно хотелось, чтобы этот мужчина помог ему. Он хотел хоть кого-то, кто решил бы его проблемы, вытащил из беды, не прося чего-то взамен. К тому же, Снейп был единственным человеком, кому Гарольд вообще мог доверять.

Он не мог объяснить это навязчивое чувство. Какую-то привязанность именно к этому человеку. Возможно, всему виной была эта связь. Близость Снейпа к его матери. Гарольд пожевал губу и поднял взгляд на профессора.

— Я сделаю всё, что от меня зависит, — ровным голосом отозвался тот. — Закапайте капли и можете идти. Завтрак уже почти закончился.

Гарольд до сих пор не хотел завтракать. Он вдруг понял, что не хочет выходить отсюда и даже вставать с дивана. Там, за дверью — враждебный, злобный мир. И он устал. От всего, что с ним успело произойти, и что могло произойти в следующее мгновение. А здесь с ним точно ничего не случится, здесь нет опасностей. Закапав глаза, Гарольд устало облокотился о спинку дивана.

— Профессор… могу я спросить кое-что?

Северус, уже отвернувшийся от него и занимавшийся своими делами, кивнул и, не отрываясь от книги, милостиво ответил:

— Спрашивайте.

— Моя мать. Она и правда встречалась с Пожирателем Смерти? И перешла на сторону… Волдеморта из-за этого человека?

Снейп вздрогнул — оказывается, даже такой человек, как профессор Снейп, был способен вздрагивать, и одно это заставило сердце Уэллса испуганно замереть, — и резко поднял взгляд. И от этого тяжёлого, леденящего, несмотря на бурлящую в нём тьму, взгляда Гарольду захотелось вернуть все свои слова обратно и потерять навсегда способность говорить.

— Кто вам это сказал?

Пламя в камине будто захлебнулось холодом этих слов, факелы и свечи разом вздрогнули и потускнели. Ровный размеренный голос, не окрашенный ни одной эмоцией, источал угрозу, от которой волосы вставали дыбом, холодели руки, покрывались инеем стены. Ужасающе сильный, практически ощутимый всем существом мрак, заставляющий воздух густеть.

— Не… Не важно. Я хочу лишь знать о том, правда ли это.

— Да, — кивнул тот, прищуриваясь.

Давление куда-то исчезло. Так же внезапно, как и возникло. Оглушительно треснуло полено в камине, профессор отвёл взгляд, и что-то мелькнуло в нём такое… совершенно непонятное для Гарольда.

— И вы… не расскажете мне, да? — вздохнул с сожалением мальчик, стараясь не подавать виду, что почувствовал эти изменения.

— Я не могу рассказать вам всего, — тихо прозвучало в ответ. Темнота отодвинулась назад, и теперь лицо профессора вновь стало каменной маской. — Не обвиняйте меня в том, что я утаиваю от вас что-то. Причина в моём молчании — ваша слабость. Ваш разум открыт для любого, кто хоть немного владеет легилименцией, и абсолютно беззащитен. — каменная маска будто пошла трещинами, Снейп вдруг нахмурился и, чуть подавшись к Гарольду, заговорил тише: — Я не могу допустить, чтобы то, что я хочу сказать тебе, попало в чужие руки. Я начну обучать тебя в следующем году. И только лишь когда ты сможешь защитить свои мысли, я расскажу тебе. Всё, что ты захочешь знать. Но… не сейчас.

Гарольд понимал, что слова профессора разумны. И всё равно его очень угнетали эти беспомощность и бессилие. От этого пальцы сами по себе сжимались в кулаки, а глаза начинало щипать. Он вдруг ощутил себя крошечным, слабым и совершенно ничтожным.

— Я… Я понимаю, — он опустил взгляд на свои руки. — А почему мы не можем…

— Сейчас ваша магия нестабильна. Окклюменция — это вам не легкое заклинание на левитацию. Это работа с разумом, с инстинктивной магией. Необходимы сосредоточение и контроль, — перебил его профессор. — Мистер Уэллс… Гарольд, тебе нужно прийти в себя. Наслаждайся своей жизнью, пока есть такая возможность, — зельевар покачал головой. — Учись, общайся с товарищами. Не забивай голову… этим. Я обещал оказывать помощь, и я сдержу это обещание.

Гарольд кивнул и тяжело поднялся на ноги. Голова стала свинцовой, в глазах рябило, и поначалу ему показалось, что он не сможет сделать и шага, что просто не дойдёт до двери. Но спустя пару мгновений всё прошло, и стало легче. Попрощавшись с профессором, Гарольд поспешно вышел.