— Дим, я тут человека к вам в особняк пригласил на завтра для собеседования, — признался Алексей, когда они втроём заняли место в ложе. — Можно нам будет кабинет выделить на десять утра?
— Лёша, если ты хочешь позвать кого-то в чужой дом, то согласие хозяев надо спрашивать до, а не после, — усмехнулся Михаил.
— Шувалов, если на ближайшие два дня ты выбросишь из головы Амурск и просто позволишь всем отдохнуть, то можешь считать, что согласие ты спросил и получил.
— Понял, — смутился Алексей. — Соглашаюсь на все мероприятия и молчу о своих планах.
Ложа Голицыных располагалась на первом ярусе в середине зала. С точки зрения Алексея, смотреть на сцену из партера было бы лучше, но и здесь имелись преимущества. Вид чуть сверху полностью открывал сцену, и не так далеко, чтобы не видеть деталей. Зрительный зал был изумрудно-золотым, с отделкой из янтаря и малахита. Вместо привычных светильников с потолка ярусов свешивались хрустальные люстры, а ложи были разделены между собой драпировкой, которую можно было задёрнуть, чтобы не видеть соседей.
— Дим, смотри, императорскую ложу открыли! — вдруг заявил Михаил. — И не основную, а семейную.
— Интересно… — задумчиво произнёс Голицын. — А ведь сегодня даже не премьера.
— Подозрительное совпадение! — ехидно фыркнул Алексей.
— Лёш, ты и правда считаешь, что Государи здесь ради тебя? — усмехнулся Голицын.
— Готов поспорить, — мрачно ответил Шувалов. — И поставить на кон ещё один день в Петрограде, полностью отданный твоим развлечениям, Дим. Но если я прав — ты вернёшь мне моё обещание не говорить о делах.
— Принимается! — радостно ответил Голицын.
В этот момент притухли лампы, заиграла музыка, и занавес плавно разошелся, открывая сцену. За балетом Алексей практически не следил по простой и банальной причине: он совершенно не понимал того, что там происходило. Нет, видно было, что танцуют, а вот зачем и почему — оставалось загадкой. Ведь это был даже не спектакль, где у артистов есть реплики. Здесь единственным ориентиром служила музыка. Задорная, весёлая, спокойная, тревожная… Только по ней и оставалось догадываться.
— Лёш, тебе совсем не интересно? — с какой-то тревогой спросил Михаил, заставив Алексея вынырнуть из глубин фантазии и открыть глаза. — Это же «Психея», трагедия.
— Трагедия, Миша, это когда мать приходит с работы и находит своих детей задохнувшимися от угарного газа, потому что печная труба засорилась. А вот это… — Алексей небрежно кивнул на сцену, — …простые кривляния. Хотя музыка, да, достойная.
— Всё с тобой понятно, — усмехнулся Михаил. — С тобой на оперу ходить надо! Хочешь расскажу действие? Когда Психея-жизнь спускается к теням…
Договорить Михаил не успел, потому что в этот момент качнулся занавес ложи, пропуская внутрь мужчину средних лет.
— Алексей Константинович, не изволите ли пройтись? — тихо спросил он. — Вас приглашают.
— Я так понимаю, в крайнюю ложу? — чуть усмехнулся он, признав в неожиданном госте одного из рынд Георгия, которым они с Михаилом передали охрану. — Ты проиграл, Дима!
Идти пришлось довольно далеко. Как понял Алексей, его повели не прямым путём, а каким-то тайным ходом, для чего сначала пришлось спуститься в холл, войти в служебное помещение, пропетлять по коридорам и подняться по узкой винтовой лестнице. Рында толкнул оббитую бархатом дверь и указал Алексею на кресло, особняком стоящее в углу ложи.
— Добрый вечер, Алексей Константинович, — тихо сказал Алексей Николаевич, лишь чуть повернув голову от сцены. — Прошу, присаживайтесь. У этого кресла есть одно чудесное свойство — оно не просматривается ни с одной точки зрительного зала.
Государи были вдвоём. Помимо них четверо рынд в белоснежной форме замерли по углам, а вот тот, который его сюда привёл, был в обычном костюме и остался в дверях.
— Конспирация, значит, — хмыкнул Шувалов.
— Согласитесь, если бы вас хоть кто-нибудь увидел в обществе рынд, то сомнений бы никаких не осталось. Но господин Трубецкой сегодня здесь в частном порядке, а не на службе. Алексей Константинович, что вы такого сотворили в Амурске, что генерал-губернатор мне целую петицию прислал о том, что творящееся безобразие — совсем не его инициатива?
— Откуда ж я знаю, что имел в виду Аркадий Зиновьевич? То ли проложенный водопровод, то ли частично отменённую плату… Может быть, будущее переселение воспитанников приюта в один из особняков, непонятно для чего принадлежащий градоуправлению, и дальнейшую реставрацию старинного, но аварийного здания в дом творчества? Увы, предположений больше нет. Всё остальное я не успел по причине получения приглашения от Феликса Старка.
— Рьяно… — усмехнулся Георгий. — Но давайте вернёмся к приёму у Старков…
Георгий чуть повёл кистью руки и один из рынд передал Алексею небольшую плоскую шкатулку. Внутри неё на чёрном бархате лежало три предмета: запонки для рубашки и зажим для галстука. Шувалов попробовал достать их, чтобы рассмотреть ближе, но тут же услышал предупреждение от Алексея Николаевича.
— Осторожней с левой запонкой. Там камень закреплён очень плохо. Достаточно лишь посильнее поддеть его ногтем, чтобы он выскочил из креплений.
— Этот комплект, Алексей Константинович, вы наденете к Старкам, — пояснил Георгий. — А в середине бала потеряете камень.
— А дальше? — спросил Алексей, когда пауза начала затягиваться.
— А дальше будет два варианта: либо вам вернут камень, либо через пару дней вы сообщите Старку об утере.
— Во что вы меня втравливаете, Государи? — с подозрением прищурился Шувалов.
— Не волнуйтесь, Алексей Константинович, вам это ничем не грозит. На потере камня ваша роль будет закончена.
— Тогда почему я? Это ведь может сделать любой. К чему такие сложности? Почему два Государя ради такой мелочи меняют планы на вечер? Миша был очень удивлён тем, что вы посетили не премьеру. А в совпадения, уж простите, я не поверю.
— Отвык я от вашей манеры разговора, Алексей Константинович, — покачал головой Георгий. — А может, и зря, что отвык. Вы всегда умели настроить на нужный лад…
— Причин несколько, Алексей Константинович, — ответил ему Алексей Романов. — Но я назову только одну. Мы не готовы делать такие подарки кому-то другому. Камни — это красные бриллианты. Во всей России их всего двадцать восемь, и до сегодняшнего дня они все были в императорской сокровищнице. Чтобы вам стало более понятно — стоимость этого комплекта примерно полмиллиона рублей.
— И вы хотите, чтобы я потерял один из них?
— Даже если камень будет утерян безвозвратно, у вас останется ещё два, — заявил Георгий. — Как мы уже говорили: в этой ситуации вы не теряете ничего. Ведь с этого момента — они ваша собственность, а не короны.
Что-то двоякое проскользнуло в словах Георгия, но что именно Алексей так и не смог понять. Но вот интуиция выла сиреной.
— Если эти бриллианты такая редкость, могу вернуть комплект после приёма, — предложил он.
— Алексей Константинович… — осуждающе посмотрел на него Алексей Романов.
— Прошу прощения, понял, — покаянно опустил голову Алексей.
Ведь вернуть подарок означает разорвать отношения с его дарителем. Так расстаются влюбленные, и точно так же рвутся деловые связи. Это как показатель: не желаю иметь с вами ничего общего.
— Ну что ж, господин Трубецкой, проводите Алексея Константиновича и можете возвращаться к супруге, пока она вас окончательно не потеряла.
В ложу Голицыных Алексей вернулся в мрачном расположении духа, понимая, что сегодняшний день откровенно не задался.
— Что-то серьёзное? — спросил Михаил, подсаживаясь ближе.
— Как сказать?.. Мне сделали подарок, обозначили просьбу и совершенно не объяснили для чего. И вот теперь я страдаю от любопытства и ощущения подставы.
***
Собираясь на собеседование, Роман Демьянович порадовался, что его нищенское существование продлилось всего три месяца. Не успели ещё пожелтеть манжеты белоснежной сорочки, и сюртук хорошего кроя не засалился на рукавах и обшлагах. Кстати, именно это обстоятельство и позволило получить ему работу в театре. Среди кандидатов на ту нищенскую зарплату он выглядел достойнее всех. Пересчитав полученный вчера заработок, Роман Демьянович всё же решил потратиться на экипаж и ровно в десять утра он бодро взбежал на крыльцо дома Голицыных.
— Чего изволите, сударь? — спросил, открывший ему дверь, привратник.
— Роман Демьянович Брагин, назначено, — вскинул он голову.
— Прошу, — распахнул дверь тот, пропуская внутрь.
В кабинете, куда привёл его слуга, оказались двое. Его возможный работодатель — Алексей Константинович Шувалов и ещё один господин.
— Проходите, Роман Демьянович. У меня немного времени для беседы, поэтому, чтобы ускорить принятие решения, на ней присутствует господин Оболенский, Разумник.
После таких слов на Брагина нашла мрачная обречённость. Правду говоря, он не собирался обманывать господина графа, прекрасно понимая, что тому не составит труда узнать всю подноготную Романа. Но вот к разговору с Разумником оказался мысленно не готов.
— Давайте начнём с самого главного, — продолжил, тем временем, Алексей Константинович. — По какой причине вы ушли из лицея и больше не работаете по специальности?
— Конфликт с руководством. Нарушил внутренние правила школы, — ответил Брагин.
— Какие?
— Отправил письмо ученика, что повлекло за собой попечительскую проверку.
Брагин приготовился к самому худшему сценарию, но Алексей Константинович внезапно рассмеялся.
— Понятно! Выдохните, Роман Демьянович, меня не волнует мнение Министерства. Но вы-то сами согласны поехать в глухую таёжную деревню?
— Если там будут те, кому нужны мои знания, то да, — кивнул Брагин.
— Будут, обязательно. Но есть несколько нюансов. Мне нужен не совсем учитель, а, скорее, просветитель. Вам не надо будет требовать от учеников фундаментальных знаний. Им ни к чему логарифмы и химические реакции, но ваши ученики должны знать, кто такие Менделеев, Ушаков, Ломоносов и другие. Что они сделали для России и чем прославились. Познакомьте их с живописью, расскажите о других странах, научите читать газеты и разбираться в политической обстановке. Да, Роман Демьянович, вы не ослышались! Вы будете учить крестьян разбираться в политическом раскладе.
— Но зачем им это? — растеряно спросил Брагин.
— Затем, чтобы летние события в Петрограде больше никогда не повторялись. Основная проблема сельского населения в том, что из-за нехватки информации им очень легко задурить голову. И ваша задача — рассказать и объяснить.
— Не думаю, что одна деревня как-то повлияет на это, — честно признался Брагин, покосившись на Разумника.
— Господин Брагин считает вас самодуром, Алексей Константинович, — рассмеялся Оболенский, и Роман Демьянович совершенно сник.
— Это ожидаемо, Михаил Александрович. Признайтесь, и у вас иногда закрадываются такие мысли. Особенно, если не знать некоторых нюансов.
— Но при этом, действительно готов выполнять ваши требования, — продолжил Разумник.
— Это меня устраивает. Я приоткрою вам небольшую тайну, Роман Демьянович. Если у нас всё получится — Российскую империю ждёт реформа образования, и вы можете стать основоположником совершенно нового вида просветительской деятельности.