Антон уже третью неделю обживался в приюте. Немного разобравшись в ситуации, он вынужден был признать, что место это оказалось не таким уж мрачным, как он себе рисовал. Антонина Кропоткина жертвовала приюту немалые суммы, на которые детей вполне прилично одевали и кормили.

Отношение воспитателей не было плохим. Оно было честным. Никто не строил из себя «жалостливую мамочку», и дети прекрасно понимали, что все вокруг лишь выполняют работу. Но при этом внутри приюта жестко пресекались попытки сильных отобрать что-то у более слабых. Но и жалобы младших тоже подвергались тщательной проверке, чтобы избежать наговоров и «политики жертвы».

Но такие случаи были довольно редки. По большей части воспитанники сами присматривали друг за другом. Старшие заботились о младших, прибегая к помощи воспитателей только в крайнем случае. Девочки следили за внешним видом, мальчики пресекали драки и конфликты.

К своему удивлению Антон не увидел общей озлобленности или процветающей дедовщины и насилия. Дети в приюте понимали, что они сами по себе. За них никто не вступится, кроме них самих. Но при этом чувствовали себя частью обычного общества. И вскоре Антон понял почему.

Была в приюте одна учительница. Пелагея Марковна. Помимо правописания и литературы она раз в неделю проводила особые уроки, на которых рассказывала о достижениях науки и культуры, об особенностях сословного общества и почему это необходимо. А также не уставала напоминать, что благодаря милости Государя все они не нищие попрошайки, умирающие с голоду, а будущие честные граждане, которые получат в приюте профессию, что позволит им зарабатывать на жизнь. А благодетельница Кропоткина дополнительно обеспечивает им такие условия жизни, которые не всегда имеют даже те, кто живёт в семье. Одним словом, старая добрая пропаганда работала безотказно.

— Антон Олегович, я смотрю, вечерние мои уроки вызывают у вас интерес? — спросила Пелагея, поймав Антона на выходе из класса. — Узнали для себя что-то новое?

— Скорее, хорошо забытое старое, — скривился Антон. — Вы внушаете детям, что они должны быть по гроб жизни обязаны тому, что не замёрзли насмерть брошенные в подворотне.

— А разве это не так? — склонила голову на бок Пелагея.

— А разве забота о гражданах не является прямой обязанностью государства? Эти дети получают то, что должны, а вовсе не высшую милость.

— Ох, как интересно мне будет с вами подискутировать! — обрадовалась Пелагея Марковна. — Особенно с вами, Антон Олегович! Не желаете ли продолжить за чашкой чая?

Отказываться Антон не стал, и вскоре сидел в учительской, помешивая сахар в стакане.

— На чём мы с вами остановились, Антон Олегович?

— На сословном обществе. Вы своими речами убеждаете детей, что раз им не повезло не иметь громкую фамилию, то они должны быть благодарны лишь за то, что им позволяют жить. Что их судьба быть прислугой и они ничего не добьются в жизни.

— И где вы такое услышали, Антон Олегович? Неужто те, кто, как вы говорите, имеет громкую фамилию, все получают просто так?

— А разве нет? С детства среди роскоши и вседозволенности, они не задумываются откуда вообще берутся деньги и как они зарабатываются. Любой каприз — получи! И в большинстве случаев такие люди сами из себя ничего не представляют. Они ничего не умеют, ничего не могут, кроме как тратить то, что зарабатывают другие!

— Антон Олегович, — покачала головой Пелагея. — При чём тут сословия? Вы говорите: деньги? У купца первой гильдии их может быть куда больше, чем у некоторых родов. Но их наличие не делает его дворянином, а лишь просто богатым человеком. Дворянство — это не только привилегии, но и обязанность. Ответственность перед Государем и Богом за свою страну. И сейчас это видно особенно хорошо. Много вы знаете офицеров из купеческих семей? А из банкиров, ювелиров, мануфактурщиков? Нет! Они все сидят по домам, потому что уверены, что благородные рода их защитят!

— Вот именно, все эти благородные — офицеры. Да только не командиры они ни разу! — возмутился Антон. — Каким командиром может быть тот, кого в пять лет зачислили в полк, а затем регулярно давали повышение по выслуге? Капитан в двадцать лет? И что сделает такой капитан, когда ему дадут людей в подчинение? Угробит их! Настоящий командир должен пройти весь путь от солдата до звания. Не просто галочкой возле фамилии, а с оружием в руках. И право командовать он должен заслужить. А вы, Пелагея Марковна, много знаете рядовых солдат из благородных?

— Солдат — это солдат. Хороший солдат может дослужиться до унтер-офицера. Но дальше ему нужен будет недюжинный талант, способности и образование. Потому что уже обер-офицер должен знать тактику и стратегию, уметь думать и просчитывать действия противника. А на такое способен не каждый. Поэтому солдат много, а генералов мало.

— Пелагея Марковна, я это лучше вас знаю, — фыркнул Антон. — И поэтому не желаю спорить об армии, о которой вы имеете лишь примерное представление.

— Хорошо, а о чём вы тогда хотите поспорить? О родах, верно? Мы ведь с них начали, так давайте к ним и вернёмся. Вы упомянули, что благородные ничего не делают и только тратят деньги. Но поверьте, всего одного недостойного отпрыска достаточно, чтобы потратить, проиграть, разбазарить любое состояние. И тогда его дети будут расти не в роскоши, а впроголодь. Но ведь рода ценны не богатством, а Дарами. Любой, обладающий Даром, легко заработает себе на жизнь. Хоть на государевой службе, хоть беря заказы. Или вы и здесь скажете, что Господь одаривает несправедливо?

Темы религии Антон предпочёл бы не касаться. Он уже понял, что набожность населения куда выше, чем ему привычно, поэтому попытался свернуть разговор. Вот только не учёл настырности Пелагеи.

— Так вот в чём ваша боль, Антон Олегович. Господь обделил вас даром? Поэтому вы решили всё бросить? Решили найти в себе силы и начать другую жизнь? Да только, на мой взгляд, вы повели себя как избалованный отпрыск, которому не дали то, что он хочет. Вы поэтому так болезненно реагируете на благородных? За то, что у них есть то, чего не досталось вам? Это банальная зависть, Антон Олегович. Потому что даже не имея Дара, настоящий дворянин будет продолжать служить своей стране! И лучший пример тому Государь Алексей Николаевич. Он тоже бездарный, но он не опустил руки и не бросил Россию. Потому что сильный будет искать возможности, а слабый — отговорки!

Уже вечером в своей комнате Антон снова вернулся мыслями к этому разговору. И в который раз понял, что его просто выбешивает социальная несправедливость. При этом он сам никогда за богатством не гнался. Его вполне устраивало наличие крыши над головой, еды в холодильнике и денег на простые развлечения.

Он никогда не стремился иметь айфон последней марки и самый крутой автомобиль. Наоборот, он всегда презрительно относился к тем, кто влезал ради такого в неподъёмные кредиты, а потом побирался на еду у сослуживцев. Нет, такая роскошь ему была не нужна. Не нужен замок в пятьдесят комнат, не нужен золотой унитаз и не нужна прислуга. Но вот что точно было необходимо Антону, так это осознание того, что все вокруг имеют примерно одинаковые возможности и доходы.

Этим его и привлекала армия. Пониманием, что очередное звание он получит по выслуге лет. И не получится так, что он за него жизнью рисковал, а какому-нибудь сынку олигарха оно досталось просто за факт рождения в нужной семье. А здесь такой расклад вполне возможен.

Следующее утро началось для Антона с боли. Много дней непрерывного хождения с камнями в ботинке заставили ногу разболеться по настоящему. Сегодня он решил обойтись без них, чтобы хоть немного облегчить своё состояние. Благо на уроках математики, которую он теперь вёл, Антон по большей части сидел, лишь изредка подходя к доске, чтобы написать задание.

С учительством у него проблем не возникло. В приюте давали лишь элементарную математику, самое сложное в которой были дроби и пропорции. Всё это он легко вспомнил, заглянув в учебник. А дальше оставалось лишь давать тему и проверять результат. Хуже всего обстояли дела с миром.

Глубоко в душе Антон не верил государству. Он искренне считал, что оно обязано заботится о гражданах, но не желает этого делать. Поэтому свои права надо отстаивать, иначе про них просто забудут. СССР он не застал, зато впечатлился его достижениями. Тем, что квартиры людям действительно давали от государства или предприятия просто так, по очереди, без всякой ипотеки. Тем, что на стипендию студент действительно мог прожить месяц без дополнительной поддержки со стороны родителей. Тем, что после окончания ВУЗа ты гарантированно получал работу по специальности, а не оказывался на улице с никому не нужным дипломом в руках.

После развала Союза Россия предпочла «забыть» многие свои обязанности перед гражданами, дав взамен больше свободы выбора. Это было хуже, чем если бы сохранилось всё хорошее из Союза и к нему добавились рыночные отношения, но всё-таки гораздо лучше, чем абсолютная власть одного человека!

Антон всё же прочёл учебник истории и даже понял, отчего идёт восьмое тысячелетие. Это оказалось старым стилем. А вот по новому, точнее по европейскому, шел тот же самый год из которого их сюда затащило. Да только года жизни многих людей поражали. Получалось, что сто пятьдесят — двести лет жизни это норма! Долгожители дотягивали до трёх-четырёх сотен, но таких были единицы. И причиной тому был Дар, та самая магия.

Но именно в этом и была нынешняя проблема России. Здесь магия использовалась повсеместно, заменяя собой технический прогресс, а в Европе научились «выключать» её. Поэтому и шли тревожные новости с фронта об отступлениях и поражениях. За сводками Антон следил ежедневно. Просто не мог пустить ситуацию на самотёк и желал знать, что происходит. Благо, «Солдатский листок» стоил всего десять копеек.

Закончив в пятницу с уроками, Антон решил погулять по городу. Делал он это не часто, опасаясь проверок, но и безвылазно сидеть в приюте было бы подозрительно. Почтовую форму он давно уже сменил на невзрачные брюки и сюртук, а потёртый портфель довершил образ мелкого служащего. По его просьбе ему в приюте сделали справку о месте работы. На документ она совсем не тянула, но на крайний случай могла сработать.

Несмотря на то, что камни он давно уже не подкладывал в ботинок, нога продолжала болеть и очень сильно. Хотя внешне не было ни отёка, ни мозолей, ни других повреждений. Теперь Антон ходил исключительно с тростью, тяжело опираясь на неё при каждом шаге. Купив на перекрёстке «Солдатский листок», Антон кое-как доковылял до ближайшего сквера, и присел на лавочку. Развернул газету и тут же наткнулся взглядом на фотографию Соколова рядом с «сушкой».

Антон внимательно прочитал статью. Из неё выходило, что Соколов сумел взлететь и разнести ракетой высокое руководство Тевтонского ордена вместе с двумя десятками Паладинов, оголив таким образом большой участок Центрального фронта, что позволило армии барона Врангеля начать на этом участке контрнаступление.

Про сам самолёт было лишь вскользь упомянуто, что это уникальная машина, не имеющая аналогов нигде в мире. Зато про командира было больше. В частности то, что за самоотверженность и решительные действия в борьбе с врагом Артёму Валерьевичу Соколову присвоено внеочередное звание капитана российской армии.

На последней строчке Антон фыркнул. Звание капитана у Соколова и так было. Так что ему не присвоили его, а подтвердили. Но всё же при виде родной машины и улыбающегося командира в новой имперской форме, который совсем не похож был на замученного в застенках арестанта, под рёбрами Антона что-то кольнуло. Чувство похожее на зависть и обиду одновременно. При этом он даже не мог сказать отчего оно возникло. То ли от того, что выбранный путь официально вернул Соколова в строй, то ли оттого, что он сам вынужден заниматься не своим делом, когда душа тянется в небо.

Вот только ещё раз перечитав статью, Антон усомнился в её правдивости. Не мог Соколов совершить боевой вылет. Не было у него на это горючего. Того, что оставалось в баках «сушки», хватило бы только чтобы взлететь, сделать круг над городом и приземлиться. Хотя… Антон вновь вспомнил, что в этом мире есть магия. А если действительно за эти три недели местные одарённые сумели что-то сделать с самолётом? Ведь летают над Москвой авиетки. Он сам два раза видел.

Глаза Антона снова прикипели к фотографии, а в голове родилась неуверенная мысль вернуться к родному самолёту. Но почти сразу эта идея была задавлена здравым смыслом. Даже при условии того, что местным магам удалось обойти нехватку топлива, то нехватку вооружения они никак не исправят. Сколько ещё вылетов сделает Соколов? Два? Три? А потом кончатся ракеты и бомбы. Самолёт разберут на запчасти, пытаясь понять его конструкцию. А экипаж? Куда денут, ставший ненужным, экипаж? Только в шаражку. Жить строго по расписанию и под присмотром конвоя передавать свои знания другим. Без права выхода, практически как в тюрьме. Нет, становиться подопытным кроликом он не желал.

И всё же, выкинуть газету он так и не смог. Убрал в портфель, поднялся и захромал обратно к приюту.

***

Алексей Николаевич сидел в кресле, закрыв глаза и откинув голову назад. Со стороны казалось, что он задремал, но на самом деле он пробовал возможности своего Дара. Это был совершенно новый уровень. Он вдруг подумал, что до сих пор напоминал себе слепого, который вынужден был идти по лабиринту комнат, сплошь уставленных хрустальными бокалами. Одно неловкое движение, резкий поворот — и он что-то ронял и разбивал.

А вот теперь он прозрел и увидел все эти бокалы. Совершенно разные по форме и содержанию. Среди них были совсем маленькие рюмочки и огромные вазы. Часть из них была заполнена до самого горлышка, а у некоторых лишь плескалось на донце. Но попадались и «бракованные», словно неудачная заготовка. Одни запаянные полностью, отчего в них ничего не попадало. А другие точно битые черепки: без дна или без боковины. Размер сосуда — это потенциал, а содержимое — умение. Так, человек может иметь потенциал гранда, но быть всего лишь подмастерьем. А кто-то бы и рад влить в себя больше умений, а его сосуд и так заполнен до краёв.

А самое важное, что понял для себя Алексей Романов — это то, что «видя» всё это он мог пробить брешь в сосуде. Так можно сделать даже с грандом, и тогда содержимое сосуда выльется и никогда не наполнится выше пробоины, превращая гранда в подмастерье. А можно пробить у самого дна, полностью лишая человека Дара. С другой стороны, если пробить «горлышко» в запаянном сосуде, то он может начать заполняться… Не это ли произошло с ним при помощи метеорита?

Это было страшно. Огромное искушение и огромная ответственность. В этот момент он даже посочувствовал Шувалову. Ведь тот уже много лет борется с соблазном собственного Дара.

— Ну что ж, Алексей Константинович справился, справлюсь и я, — тихо произнёс Романов.

Ведь его учили принимать решения, как и учили нести за них ответственность.