Соколов стоял перед зеркалом и с интересом разглядывал себя. Точнее форму, в которую он был одет. Темный, серо-синий мундир имел два ряда золочёных пуговиц, вышитую отделку воротника-стойки и манжетов, аксельбант и капитанские погоны. Последние выглядели непривычно, но от этого не меняли своей сути. Он снова офицер российской армии. Совершенно официально, имея на это все положенные документы. Правда, пока он имел статус офицера запаса, но это потому, что высокое начальство ещё не определилось, кому в подчинение он уйдёт.

О судьбе штурмана Соколов старался не думать. Антон взрослый человек, военный лётчик, офицер. Это на гражданке в двадцать семь лет кто-то может себе позволить вести себя как дитё малое и днями напролёт играть в компьютерные игры, сидя на шее у родителей. А в армии взрослеют быстро, особенно в плане принятия решений и ответственности за них.

От штурмана в самолёте тоже много что зависит. Он должен мгновенно оценить ситуацию и начать действовать. Его ошибка может стоить экипажу жизни так же, как и ошибка пилота. Антон оценил ситуацию по-своему и принял решение. И Соколов его уважил. Конечно, если он вдруг узнает, что Антон попал в беду, то постарается помочь. Но Соколов ему не отец и не брат, чтобы изводить себя переживаниями. Тем более, когда собственная судьба была под вопросом.

Гораздо чаще в эти дни Соколов вспоминал родных. Родителей, бывшую жену и дочку, с которой последний год разговаривал только по скайпу. Не потому что не хотел видеть, а потому, что они внезапно оказались по разные стороны границы. Им наверняка уже прислали официальное уведомление: «пропал без вести».

Соколов такую формулировку не любил, потому что она с одной стороны оставляет призрачную надежду, а с другой — усложняет получение компенсации для родственников. Уж лучше бы: «погиб при исполнении». Не верил Соколов, вот никак не верил, что ему удастся вернуться обратно.

Сейчас, когда какая-никакая информация о новом мире уложилась в голове, Соколов с каким-то отрешением понял, что для него по большому счёту ничего не изменилось. Снова форма, служба и редкие выходные. Только он теперь не «товарищ капитан», а «ваше благородие», начальство «ваше превосходительство», а руководит всем не президент, а государь. Но суть-то осталась та же самая.

А вот чего Соколову не хватало на самом деле, так это человека, с кем можно было поговорить по душам. Таким мог бы стать Антон, но он выбрал другую дорогу. Да и говорили бы они по большей части о сходстве и отличии двух миров. А Соколов и так думал об этом последние дни.

Хотелось поговорить с кем-нибудь о мире этом. Василь Алексеевна при всём её техническом подходе, всё-таки была женщиной. Павла Сухого Соколов воспринимал исключительно как восторженного гимназиста. И никак не получалось у него увидеть в нём будущего гениального конструктора. Из общих тем был только самолёт, а по этому вопросу Павел больше сошелся с Васильковыми. Инженеры и начальство было занято своими проблемами. А вести подобные разговоры с особистом было равноценно самоубийству.

Вот и страдал Соколов от одиночества, но страдал молча. Хотя статью в газете о себе прочитал с интересом. И даже попробовал представить, как на неё отреагирует Антон. Вышло не очень. Предугадать реакцию штурмана у него не получилось, потому что выяснилось, как напарника он знал Антона хорошо, а вот как человека — не очень.

Суета на улице заставила Соколова бросить взгляд в окно. В этот момент перед крыльцом дома опустилась авиетка. Но не такая, какие раньше видел Соколов, а совсем маленькая, похожая на микроавтобус без колёс. Из дома вышли двое слуг с носилками, на которые прибывшие уложили рыжего парня в окровавленном полевом комбинезоне, а после занесли в дом.

Соколов невольно отметил, что у парня проблемы с ногами. Точнее, всё, что ниже колена, представляло собой месиво из костей, крови и порванных штанин. Но при этом рыжий даже не стонал, видать обколотый обезболиванием до полного отупения. Выходить в холл и любопытствовать Соколов не стал. Он не врач, чтобы помочь хоть чем-то, так зачем мешаться под ногами? Вместо этого он решил наведаться в библиотеку, чтобы просмотреть доставляемые в усадьбу газеты, но по дороге наткнулся на хозяйку дома.

— Анна Лавровна, как ваш родственник? Сильно пострадал? — вежливо спросил Соколов.

— Какой родственник? — удивилась Горецкая. — Если вы о том танкисте, которого только что привезли, так это подгербовый Разумовских. Владимир Кириллович попросил разрешения доставить его сюда. Как я поняла, троих из экипажа отвезли в госпиталь, им достаточно обычного медицинского лечения, а вот мехводу не повезло. Ему ноги раздробило и без дарового лечения он может остаться инвалидом. А ближайший одарённый лекарь — это лейб-медик Государя.

Что такое «подгербовый» Соколов понял. Это как Васильковы при Шувалове. Что-то вроде наёмников на службе у определённого рода.

— И что, так лечат всех танкистов?

— В хороших родах принято заботиться о подгербовых, а сомнительным никто не позволит иметь в собственности ударную технику. Раньше вообще никому разрешение не давали, но последние годы ситуация изменилась. Для тех, кто давно состоит на государевой службе и не имеет нареканий, даже налог снизили. Вот и отправляют рода вместо своих сыновей подгербовые экипажи. Но и относятся к ним соответственно.

— А у вас такой есть? — полюбопытствовал Соколов.

— Господь с вами! — усмехнулась Горецкая. — Прадедушка получил потомственное дворянство, но не титул. И одарённым родом мы не являемся, Дар ещё толком не устоялся. Из всей родни только у двоих он имеется. Кто ж к нам пойдёт-то?

Посмотреть на работу магического лекаря Соколову очень хотелось, но предлога сунуться к раненому он не придумал. Зато вечером, уже сняв китель и накинув халат, он наткнулся на него в кухне, куда забежал, чтобы попить чай перед сном. Рыжий парень сидел на стуле с подножкой, а из-под надетого халата были видны забинтованные вместе, словно у древней мумии, ноги.

— Помочь? — предложил Соколов, глядя на то, как тот сильно наклонился вперёд, потянувшись за маслёнкой.

— Не инвалид пока, — буркнул рыжий.

Соколов вдруг увидел, как его стул оторвался от пола и, пролетев пару метров, завис рядом с плитой. Рыжий снял чайник, подлетел к столу, налил себе в чашку и точно так же вернул чайник на место. И это несмотря на то, что Соколов только что плеснул себе в чашку заварки.

— Мог бы и на столе оставить, — хмыкнул Соколов, сходив за чайником.

— Ты тоже не инвалид.

— Не инвалид, капитан Соколов Артём Валерьевич, — представился он.

— Виноват, Ваше Благородие! — тут же спохватился рыжий. — Рядовой Турин Александр Петрович, механик-водитель танкового экипажа герба Разумовских!

— Где зацепило-то? — поинтересовался Соколов.

— Под Миргородом Паладина снесли, и нас бросили на прорыв. Там и нарвались на засаду…

Мехвод замолчал и сжал челюсти так, что заиграли желваки. Лицо потеряло свою живость, застыв нечитаемой маской, а глаза невидяще уставились на чашку, и он погрузился в воспоминания, будто переживая всё заново…

На башне танка сидел молодой парень лет двадцати, и прищурившись, улыбался, глядя на восходящее солнце, что играло в его рыжих волосах яркими бликами. Ветер трепал выбившиеся из короткого хвоста волосы, что не мешало тому насладиться видом. Сергей всегда встречал рассвет, не обращая внимания на то, во сколько он лег вчера. Для него встреча рассвета стала таким же ежедневным ритуалом как умывание или проверка работоспособности своего танка. Утренний инструктаж планировался только через полчаса, а значит еще есть время понежиться в лучах солнца, на прогреваемой броне.

— Ты, Серый, скоро весь коричневый от веснушек будешь, — хмыкнул высокий мужчина с полотенцем на шее.

— А ты, Олег, если не сбреешь свою бороду, сойдешь за чечена. Сколько раз я тебе говорил побриться? Моя кожа слишком нежна для таких испытаний иглоукалыванием.

Тот не обиделся и только от души бросил в рыжего мокрым полотенцем. Но Сергей даже не стал уклоняться, поймал его и повязал на голове как косынку.

— Слышал вчера бои были в районе Новополоцка. Вроде бы туда направляли группу Игоря?

— Олег, ты же знаешь, что я с этим мотострелком предпочел бы даже нужду в одном поле не справлять. Зачем мне знать куда его направили? — рыжий отвлекся от своего дела, переведя взгляд на собеседника.

— Ой ли? А не ты ли трясся над ним, когда твой брат зарядил ему по голове бутылкой?

— Кому я там зарядил?

Из-под танка выглянул другой рыжий парень, идентичный тому, что сидел на броне, только перемазанный мазутом и с более недовольным лицом. В отличие от брата, он терпеть не мог рано вставать, но приходилось, так как тихо просыпаться Сергей не умел.

— Ты там уснул, что ли? Вроде не шептались, мог бы и услышать?

— Ты, Олег, не Волк, ты — псина сутулая, я в отличие от вас двоих делом занят, а вот появится Барон с проверкой, там и посмотрим кто будет подвеску подкручивать, а кто кости греть, да девок телесами стеснять.

— Шурик, вот скажи, как мы с тобой в бою-то срабатываемся? Ты же токсичный точно ниппонская водка.

— С болью и слезами, видимо. Всё, Серый, хорош жопу жарить, мне нужно, чтоб ты мне помог.

Сергей скривился и полез в танк — проверять новенькую казенную часть. Уж лучше так, чем слушать перебранку брата с наводчиком. Проверять там было нечего. На новом орудии еще и муха не е…здила. Из-за пристрастия Сергея к зажигательным снарядам, казенник регулярно приходилось менять. Если им еще и поставляли детали после реставрации, а не новинки, Кириллу Андреевичу приходилось платить за их машину чаще. Граф уже много раз проводил беседы с Сергеем, настаивая на том, чтобы тот наконец перестал портить ценную технику, но эффект такие беседы имели кратковременный.

— Саш, а что ты говорил про Барона? Врангель скоро приедет с проверкой, что ли? — крикнул наружу Сергей.

— Ну да. Я, в отличие от вас, не друг дружкой любуюсь, а внимательно слушаю, что у нас на повестке.

— А в чем причина?

— Да говорят, из Шуваловки перегнали какую-то авиетку, которой Паладины не страшны. Она вчера отстрелялась, расчистив направление, и теперь есть возможность прорыва.

Сергей на это хмыкнул, и, закончив смазывать затвор, он приступил к ревизии снарядов.

Внезапно над их головами пролетела угольного цвета авиетка с гербом в виде черно-белых крыльев. Она зависла на секунду, плавно опустилась, и на землю ступил высокий мужчина в черном мундире и папахе. На лице его были седеющие усы, что не делало его старым, а добавляло благородности в его облик. На поясе его висела шашка, а в кобуре был пистолет. Он прошел вдоль почетного караула и скрылся в штабном блиндаже. Александр оторвался от двери, в которую вошел Петр Николаевич, только после тычка под ребра.

— Шурик, мы знаем, что он твой кумир, пример для подражания и любовь до гроба, но не забывай, что нам еще машину к бою готовить! — фыркнул Сергей.

Вздохнув и бросив на дверь, куда вошел Черный Барон, последний печальный взгляд, Александр полез обратно под машину, проверять подвеску и натяжение траков.

***

— Шура, подбавь газку, плетемся как мухи.

— Вы, господин наводчик, молчали бы. Если я сейчас перенапрягу нашу лошадь, то станем мы дотом, а не танком. А я не для того столько лазил под ним, чтоб отстреливаться на месте!

Командир танка, не выдержав эту перебранку, прикрикнул на них:

— А ну тихо! Подходим к позициям противника. Сереженька, заряжай свои любимые.

Рыжий кивнул и, открыв затвор, поместил в ложе казенника зажигательный снаряд.

Танковая группа из четырех машин двинулась вглубь села, проверяя, не засел ли там кто. Хоть разведка и донесла, что техника врага на этом участке уничтожена, но расслабляться никто не спешил. Неспроста стая ворон кружила над этой деревней. Это были умные птицы, которые всегда прилетали туда, где есть чем поживиться. Ну, или будет.

Командир высунулся из башни чтобы иметь лучший обзор и начал осматриваться по сторонам. Выехав на центральную площадь села, где находилась школа, дом старосты и церквушка, ведущий дал приказ остановиться. Надо было дождаться пехотные части, что под их прикрытием прочешут близлежащие территории.

— Ну что, Волк. Что говорит тебе твоя чуйка? — спросил командир у наводчика.

— Ваше Благородие, будто вы не знаете, что у Олега всегда плохое предчувствие на выездах, — съехидничал мехвод.

Наводчик скрипнул зубами и легко пнул сиденье рыжего.

— В отличие от твоего яда, мое предчувствие нас никогда не подводило. И сейчас я чувствую, что боя не избежать.

Командир кивнул и вылез из люка по пояс, вглядываясь вдаль по своему направлению. Чутка расслабившись, он закурил и продолжил оглядываться. За этим делом прошло полчаса напряженного ожидания и вот, наконец, прибыло подкрепление. Бойцы двинулись вдоль улицы, и танк следом, обеспечивая огневое прикрытие. Внезапный взрыв у самого трака заставил командира скрыться за броней, а Олега приникнуть к оптике в поисках источника выстрела.

— Враг по правому борту! Шурик, поворачивай! - крикнул он, а сам начал вращение башни, наводя орудие на… танк?

Это была большая машина в сером камуфляже и с очень крупным калибром. Олег навел орудие на противника и, не зная куда стрелять, решил сделать выстрел под башню. Зажигательный снаряд залил броню противника, но как только огонь угас, стало очевидно что пробития не было.

— Черт! Серый, блин, огневик ты недоношенный, мы танк, а не артиллерия, заряжай бронебойный!

Сергей открыл затвор, выбрасывая гильзу, и зарядил бронебойный снаряд. Но танк противника уже навелся и произвел выстрел. Стрелял тот по корпусу, видимо, пытаясь поразить мехвода, но им повезло и он промазал, а пролом брони образовался в противоположной стороне от Александра.

Оправившись от звона в ушах, Олег вновь ударил по противнику и скомандовал заряжать подкалиберный снаряд. Если уж не пробил бронебойный, то хоть отверстие проковырять. А Александр уже начал движение для обхода противника с фланга. Ежели он в лоб не пробивается, то хоть боковая броня должна быть мягче.

Командир связался с другими машинами, запрашивая помощь, но они и сами оказались связаны боем. Радовало, что хоть пехотная группа осталась незамеченной для противника и начала обходить его, видимо решив закидать гранатами.

— Сергей, нам нужно раскрошить его броню, — зло сплюнул командир. — Прогрей его хорошенько. Давай четыре зажигательных, и для контрасту пару замораживающих после этого.

— Так точно, Ваше Благороди…

Ответ был прерван очередным попаданием и криком Шурика, которому зажало ноги поврежденным металлом. Сергей, не теряя ни секунды, начал заряжать снаряд за снарядом. Для верности он заложил шесть зажигательных снарядов, что раскалило броню противника докрасна. От корпуса пошел едкий дым горящей краски, но это не помешало им выстрелить еще раз. На этот раз в башню, где осколками от оптики наблюдения посекло лицо командира. Пытаясь проморгаться, тот на время вышел из строя, предоставляя экипажу самому выбирать тактику.

Придерживаясь прошлого приказа, Сергей кинул заморозку, попадание которой резко остудило металл, приведя его к крупным деформациям и образованию микротрещин.

— Олег, фугасными, фугасными бей, пока броня хрупка! — крикнул командир, до сих пор не вернув себе зрение.

Сергей между заряжениями кинул командиру даровую аптечку, единственную, которая у них осталась на весь экипаж, а сам продолжил работать по прямому назначению. Очередной выстрел полностью проломил вражескую броню, убивая мехвода и оставляя крупное отверстие в корпусе, куда солдат из пехоты тут же закинул гранату. Последний взрыв стих, и железный монстр окончательно замер.

Сорвав с себя аптечку, командир протёр глаза от крови и тут же застегнул её на руке мехвода. Ранения у них разные, так что должна сработать. От бедер по металлу искореженной брони стекала алая кровь, что ничего хорошего не означало. И в этот момент Александр потерял сознание.

Александр сидел, гипнотизируя взглядом чашку, а по щеке скатилась одинокая слеза. Он понимал, что Разумовские сделали всё, что могли. На чужой авиетке доставили из госпиталя в Ростов, благодаря чему удалось спасти ноги. Но лейб-медик сразу предупредил, что теперь он до конца жизни будет хромать, если вообще сможет передвигаться без костылей. Слишком тяжёлые были повреждения, слишком много времени прошло до его вмешательства.

И пусть все думают, что он грустит по танку, зная, как он был привязан к этой машине. И только его брат догадается о том, что Александр переживал о возможности ходить. Ведь Барон никогда не обратит своего внимания на хромого калеку.