В Ростов Михаил вернулся не только с Антоном, но и в сопровождении Олега Николаевича. Светлейшему князю стало любопытно взглянуть на технику из другого мира. Михаил поделился с князем некоторыми ключевыми вехами чужой истории, и сейчас Воронцов с интересом поглядывал на штурмана, явно намереваясь выбрать время и расспросить его подробнее.

Усадьба Горецких встретила их тишиной. Какой-то странной, напряжённой, словно застывшей в ожидании сильнейшей бури. Князь Воронцов, прихватив с собой Антона, сразу направился к самолёту. Задерживаться в Ростове надолго он был не намерен, поэтому собирался использовать время по максимуму. Михаил же поднялся к себе, вот только Алексея в комнате не было.

— Варвара Андреевна, а где Алексей Константинович? — спросил он, тронув эфирник.

Отвечать по Эфиру Дёмина не стала, а появилась в комнате уже через несколько секунд.

— Их Светлость у Государя, — вздохнула Варя. — Повздорили они, но вроде всё обошлось.

— Сильно повздорили? — уточнил Михаил, зная, что Лёша вполне может высказать всё, что думает.

— Как сказать… — замялась Варя. — Алексею Константиновичу зуб выбили и плечо вывихнули, а у Алексея Николаевича бровь разбита и рука осколками посечена.

— Хмм… — поперхнулся словами Михаил. — И давно это случилось?

— Часа два назад. Лейб-медик вправил всё, что мог и они снова закрылись в комнате, даже сломанную мебель убрать не дали. Правда, тихо пока, больше не скандалят.

Выругавшись сквозь зубы, Михаил выскочил из комнаты и стремительным шагом направился к покоям Государя. В крыле было тихо. Только двое рынд дежурили в начале коридора, а в кресле, возле распахнутой настежь двери на террасу лениво развалился Разумовский.

— Владимир Кириллович, что произошло? — с тревогой спросил Михаил.

— Алексею Константиновичу не понравилось решение Государя, — нервно усмехнулся тот. — А Государю не понравился тон разговора. Но, вроде, помирились уже. Теперь разговаривают.

— Надолго разговор?

— Как минимум на два штофа, а дальше как пойдёт.

— Может, доложите? — попросил Михаил, кивнув в сторону двери.

— И не подумаю! — однозначно заявил Разумовский. — Меня сегодня уже и проклясть обещали, и бутылкой пустой кинули. И вообще, не надо туда сейчас лезть, особенно вам, Михаил Александрович. А то как бы скандал по второму кругу не пошел.

— А почему: «особенно мне»? — удивился Михаил.

— Так из-за вас же Алексей Константинович взбрыкнули. Такого Государю наговорили, что будь на его месте кто другой — уже бы ехал с конвоем на каторгу. А уж за драку… Нет, ни с кем другим Государь такого бы не допустил. Так что шли бы вы к себе. Если что — я сообщу.

— Спасибо, Владимир Кириллович, — кивнул Михаил, задумчиво покосился на запертую дверь и медленно двинулся обратно.

Возвращаться в комнату не хотелось. Вместо этого Михаил направился к самолёту, возле которого сейчас должен находиться Воронцов, но по дороге наткнулся на двоих Васильковых. Глеб и Василий со стороны наблюдали за Васенькой, которая что-то откручивала под крылом самолёта.

— Доброго вечера, господа, — кивнул Васильковым Михаил.

— Хочется надеяться, что он добрый, Михаил Александрович, — вздохнул Глеб.

— Случилось чего? — поинтересовался Михаил.

— Прилетели мы не вовремя, — хмыкнул Василий. — Мало того, что нежелательными свидетелями одной размолвки стали, так ещё и Васька добавила.

— А Василь Алексеевна-то чего?

— Да беременная она, похоже, — вздохнул Глеб. — Поздороваться не успели, как нас обвинили во всех грехах, начиная с первородного.

— И большой срок? — поинтересовался Михаил, припоминая разговор с Государем.

— Да нет, Васенька уже здесь заподозрила. А сегодня, когда узнала, что Алексей Константинович нас с Васькой вызвал, к лекарю подошла с частным вопросом. Он ей и подтвердил: шестая неделя.

— Алексей Константинович об этом не знает? — прищурился Михаил.

— Да откуда? Мы только сели, а тут весь дом на ушах стоит, а мы понять ничего не можем. То ли покушение на Государя, то ли на Алексея Константиновича. И ни у кого толком ничего не спросишь. Слуги перепуганные, Леонид Викентьевич отмалчивается, а Васька обвинениями кидается с порога.

— Ясно… — вздохнул Михаил.

После такой информации Михаила охватило чувство вины. Он вдруг понял, что если бы не улетел в Москву, то Лёшиного скандала с Государем можно было избежать. Уговорить не горячиться, попробовать успокоить. Тем более, что ситуация внезапно решилась сама собой. А теперь получается, что вместо одной проблемы они получили другую, гораздо более серьёзную.

Первоначальная мысль о том, что конфликт не прошел дальше посвящённых, развеялась как дым. О случившейся драке уже знает весь дом. Это сейчас все замерли в тревожном ожидании: что же будет дальше? А дальше должно быть обязательно. Замолчать такое не получится. Это он знает, что на Лёшу есть только одна управа — его собственная совесть. Но другим, непосвящённым в тайну Дара Алексея, придётся давать какую-то приемлемую версию. Иначе слухи и сплетни раздуют ситуацию до такого, что просто страшно.

— Олег Николаевич, не хотите ли прогуляться по саду? — спросил Михаил, подходя к Воронцову. — В темноте вы вряд ли что-то разглядите. Утром вам удобнее будет.

Окинув взглядом ярко освещённый прожекторами со всех сторон самолёт, Воронцов хмыкнул:

— Ну что ж, буду надеяться, что хозяева окажут мне гостеприимство. Мне и правда надо немного успокоиться, а то слишком насыщенный выдался день. Идёмте, Михаил Александрович.

Отойдя от самолёта на достаточное расстояние, князь Воронцов внимательно посмотрел на племянника.

— Что случилось, Миша?

— Алексей подрался с Государем.

— Это как? — изумился Воронцов.

— Именно так, в рукопашную. Пострадали оба, да так, что понадобилась помощь лекаря.

— А повод? — уточнил Воронцов.

Неспешно шагая по утопающему в вечерних сумерках саду, Михаил коротко, но с деталями описал события этого дня. Не забыв упомянуть только что произошедший разговор с Разумовским и Васильковыми.

— И вот теперь вопрос: что дальше?

— Ежели в дело пошла водка, то думаю, решится всё полюбовно. Я бы даже сказал: по родственному. Тем более, что после вашего венчания, когда в церкви присутствовал не только князь Гагарин, но и Государь, всем стало совершенно очевидно, что Романовы признали родню. Хоть и до местечкового дворянства эта информация раньше могла не дойти, зато точно дойдёт сейчас. Я, Мишенька, другого понять не могу: с чего Алексей Николаевич решил, что ребёнок получит нужный Дар?

— А это, дядюшка, часть совершенно другой истории. Давайте зайдём? — предложил Михаил, кивнув на часовенку.

Не дожидаясь ответа дядюшки, он поднялся по ступеням и, приглашающим жестом, открыл дверь. Воронцов прошел внутрь и остановился в нескольких шагах от входа.

— Господь-Вседержитель!

— Вот так все реагируют, когда попадают сюда впервые, — усмехнулся Михаил и оглядел часовню.

На двух высоких треногах горело не меньше двух десятков свечей. Специально приставленный служка менял их регулярно, чтобы они горели постоянно. Под главным триптихом стояли четыре широкие чаши на подставках, в которые падали прозрачные, похожие на слёзы, капли. Проступивший на стенах ладан уже собрали, но кое-где можно было увидеть новые потёки смолы.

Поясняя увиденное, Михаилу пришлось ещё и рассказать историю с уничтоженным храмом.

— И вот после этого, как я понял, Государь стал видеть Дары. — закончил свой рассказ Михаил.

— М-да… Я смотрю, у вас тут столько всего интересного случилось. Значит, Государь Алексей Николаевич обрёл Дар?

Михаил вздохнул, понимая, что наступил с Воронцовым на те же грабли, что и Лёша у казаков. Но ведь их же уже простили, да?

— Дар это или нет — я не знаю, — попробовал он сгладить свою оплошность. — Только Государь сам сказал, что видит и знает.

— Вот только человек предполагает, а Бог — располагает, — задумчиво произнёс Воронцов. — То, что первая же попытка его применить сорвалась, может быть предупреждением. Может, Алексей Константинович не так уж и неправ, и мать княжеских детей стоит подыскать среди более родовитых. Ведь род у вас молодой, неустоявшийся. Такому нужна серьёзная опора, тем более, что есть шанс рождения наследника. Вот Господь и намекает, что стоит подумать ещё. А знаешь, Мишенька, ты прав. Я, пожалуй, задержусь тут на пару дней.

***

Получив известие от супруга, Георгий Михайлович поднял на уши весь архив, работники которого пересмотрели в кратчайший срок тысячи документов и нашли нужное. Встречался такой Дар в истории. Первое упоминание почти легендарное — святой Николай, которого за несколько пробуждённых Даров и назвали Чудотворцем.

Вторым доказанным фактом такого Дара была боярыня Морозова, которая была арестована за приверженность старообрядчеству. Но когда Феодосию и её сестру Евдокию везли на допрос, они сумели сбежать. Ушли пешком в пургу без верхней одежды. Поискали их, поискали, да и решили, что замёрзли они насмерть. Да только объявились они через десять лет.

В Верхнем Устюге появились две босые женщины в простых платьях, которые не замерзали даже в лютый мороз и могли движением руки вызвать пургу. Своих детей у них не было, но есть свидетельства, что они забрали со двора двух малолетних детей, которых после видели точно также разгуливающих без шуб и валенок. Так появился род Морозовых. Лишенные ещё Алексеем Тишайшим всех привилегий и титулов, Морозовы и по сей день не имеют дворянского статуса, но при этом являются одарённым родом.

После Дар появлялся ещё несколько раз. Самый последний был зафиксирован почти триста лет назад. Получив сведения, Георгий решил в ночь не лететь, а дать супругу выспаться, перед тем, как знакомиться с документами. Поэтому в усадьбе Горецких он появился в половине девятого утра.

Усадьба ещё спала, и только слуги привычно делали работу. Но Георгий знал, что Алексей встаёт рано, а значит у них будет время обсудить всё до завтрака. Он легко взбежал по ступеням, кивнул стоящим на посту рындам, прошел по коридору и удивлённо остановился возле спавшего в кресле Разумовского. Кивнув своим рындам, чтобы разбудили, Георгий ехидно поинтересовался:

— Владимир Кириллович, вам не хватило спального места?

— Виноват, Ваше Величество! Алексей Николаевич не отпускали меня, вот и заснул в кресле.

От таких слов Георгий нахмурился. У Алексея не было привычки требовать от подчинённых круглосуточного дежурства возле себя. И такое положение дел явно было ненормальным. Но оставив свои мысли при себе, Георгий толкнул дверь апартаментов и замер на пороге. Медленно прошелся по гостиной, превращённой в кабинет, поддел носком сломанную ножку стула, поворошил осколки стеклянной дверцы шкафа и повернулся к стоящему в дверях Разумовскому.

— Владимир Кириллович, что здесь произошло?

— Эпическая картина как Алексей Николаевич повздорили с Алексеем Константиновичем.

— И как?

— До вмешательства лекаря, — вздохнул Разумовский.

Многозначительно хмыкнув, Георгий подошел к двери, ведущей в спальню, распахнул её и несколько секунд любовался открывшейся картиной, а затем прислонился спиной к косяку.

— Сколько они выпили?

— Две бутылки вина, три штофа водки, четвертый не допили.

— Вижу, — вздохнул Георгий глядя на лежащий на боку графин, остатки содержимого которого небольшой лужицей собрались на полу, наполняя комнату стойким запахом спирта.

— Владимир Кириллович, будьте любезны открыть окно, — попросил Георгий попутно разглядывая натюрморт на кровати.

Да, именно натюрморт, потому что другим словом он просто не мог этого описать. Алексей Николаевич спал на спине в расстёгнутом кителе и рубашке. Видимо, пытался раздеться, но не смог. Алексей Константинович тоже раздеться пытался. Правда начал не сверху, а снизу. И даже умудрился стянуть ботинок, но, почему-то, только один. Поэтому благополучно завалился поперёк кровати, устроившись на животе Государя, как на подушке.

— Какая красота! — покачал головой Георгий. — Мне даже стал любопытен повод. Владимир Кириллович, извольте вызвать лейб-медика. Пусть разбудит господ и приведёт их в подобающее состояние. Будет некрасиво, если господа не появятся на завтраке.

Утро для Алексея Шувалова выдалось тяжким. Он совершенно не выспался, хотя благодаря лекарю чувствовал себя вполне сносно. Напрягало другое, а именно очень ласковый тон Михаила и ехидные взгляды Георгия, под которыми кусок в горло не лез. Алексей же Романов самокопанием точно не страдал, поэтому с меланхоличным видом копался в тарелке.

— Как ваше самочувствие, Алексей Константинович? — вдруг поинтересовался у него Георгий.

— Плохое, Ваше Величество. Плечо ноет и зуб вот разболелся. Наверное вставлять другой придётся.

— Чтобы в следующий раз не вставлять зубы, займитесь вы лучше, Алексей Константинович, фехтованием или каким-нибудь другим спортом, — ухмыльнулся Алексей Романов. — А то, признаюсь честно, вы просто в отвратительной физической форме.