Говорят, василиски убивают взглядом.
Их Василиск взглядом лишь ослеплял и сводил с ума.
Вокруг не было ничего — только четыре стены подвала, бетонная коробка с массивной железной дверью. Чернота. Бесконечная чернота: если раньше сквозь нее проступали силуэты и лица других пленников, то теперь она так прочно угнездилась под веками, что не осталось ничего.
Не открывай глаза.
Тен не двигался.
Тен прислушивался к возне ребят, к их вздохам и едва различимым молитвам. Вздор. В другое время это бы разозлило, но сейчас… все потеряло смысл. Остался лишь воздух, спертый и сухой, как задубевший бинт. В нос бил запах пота и крови, смешанный с едкой, почти невыносимой вонью лекарств, — раньше он не ощущался. Не с такой силой.
— Трус! Значит, пойду без тебя! — крик ржавым ножом вспорол тишину, следом раздался глухой шлепок, будто кого-то ударили в порыве чувств. Даже по повадкам, по шаркающим шагам можно было узнать одного из мальчишек, Тен пару раз замечал его, но имени не знал. Тот был настоящим здоровяком: крепким в плечах, с красным лицом и сильными руками — и часто задирал других, словно это могло помочь выплеснуть отчаяние. Хватало слова, чтоб вспыхнула драка, но таких, как он, быстро забирали.
Не открывай глаза.
Сидеть. Просто сидеть и молча думать о своем. Вот только разницы нет. Итог один, как себя ни веди. Кости ломило, а мышцы словно рвались от каждого движения, но он не чувствовал этого, не чувствовал ничего.
— Ты не понимаешь, — тихо раздался в темноте другой голос. — Если тебя поймают, то Василиск… Видишь того мальчишку? В серой одежде? Он уже пытался сбежать дня два назад…
Они смотрели на него, Тен это знал и раздраженно дернул углами рта. Впрочем, пусть смотрят. Уже все равно. Внутри тоже не осталось ни-че-го. Только память, но перебирать осколки прошлого, сидя в темноте, невыносимо. Его брат остался где-то там, в безликом, изувеченном войной госпитале. Он так и не пришел в себя, когда Тен его оставил.
— И что? — упрямо повторил здоровяк. — Он не сбежал, а у меня получится. Если хочешь, оставайся здесь. Пусть тебя напичкают препаратами и убьют!
Слово «препараты» знали все пленники, какими бы тупыми ни были некоторые из них, но из его уст оно прозвучало особенно нелепо. В другое время это бы разозлило, но сейчас…
Все. Потеряло. Смысл. Где-то на грани сознания разлилась тень ярости, но Тен не двигался. Здесь, в подвале посреди черноты и холода, оставалось только одно: выжить… или нет. Умереть… или победить? Он уже убивал один раз, много людей… Значит, оставалось только выжить.
Говорят, василиски убивают взглядом.
Тен даже не помнил, какие у их Василиска глаза. Может, их не было вообще — только выжигающие черные провалы. Что случилось, когда их взгляды встретились? Белая вспышка. Адская боль, вытеснившая все остальное.
Скрипнули подошвы ботинок, тяжело громыхнула стальная дверь, что никогда не запиралась. Сбежать отсюда легко, а вот убежать… Сколько из них уже получило статус «faulty» — «испорченный»? Василиск и его рабочие всегда заполняли досье по-английски.
Тен не двигался.
Тен сидел, обняв колени руками, не чувствуя течения времени, не чувствуя ничего — только холод бетонной стены за спиной. Наверное, настал уже вечер, когда взвизгнули петли и дверь распахнулась снова. Раздались шаги, кого-то грубо швырнули на пол. Дверь захлопнулась. Опустилась такая тишина, что, казалось, звуков никогда больше не будет.
Тен чуть приподнял голову и услышал всхлипы. Отчаянные, глухие, будто их издавал не человек, а зверек, попавший в западню. Очевидно, здоровяка поймали.
И теперь на его глазах наверняка такая же повязка, как у самого Тена.
Он прижал руки к лицу, чувствуя шероховатость бинтов под ладонями. В груди что-то встрепенулось, словно птица ударилась о прутья клетки.
Отголосок ненависти.