Аой ткнула пальцем в лоб и закрыла глаза, сдерживая стон. Голову будто до предела накачали воздухом, и теперь он с неописуемой силой давил на мозги.

— Он сказал, что хочет поговорить с тобой, тетя, — выпалила Анирайя. Ее лицо слегка расплывалось, слова эхом резали воздух, кабинет наваливался вокруг стенами гробницы, но Аой прямо держала плечи и спину.

Не в первый раз так. И не в последний.

— Прямо… сказал?

Тот вампир, Хираташи Норрен-Лемман, не говорил — никогда и ни с кем, ни единого слова не произнес. Сколько уже он пробыл в подземелье ее штаба? Пять лет? Больше? Когда Глава всех Охотников распорядился перевести Норрена в ее город, Аой ждала проблем. Готовилась к ним вдумчиво и почти невозмутимо, как готовятся к чему-то, чего не избежать, но ничего не случилось. В полумраке своей камеры за засаленными черными решетками Норрен погрузился в дрему наяву, вырываясь из нее лишь чтобы изредка попить крови, которую приносили ему и другим заключенным Охотники. Каждый раз, поднимая веки, он смотрел в никуда застывшими, неподвижными, мутными глазами…

Мертвый живой человек.

Она видела таких людей на войне Тэнгу. Мужчин с одеревеневшими губами и беспросветной пустотой во взглядах. Женщин, блуждавших по улицам и в дождь, и в холод. Сквозь их глаза смотрела война, струилась война, и Аой видела в глазах Норрена что-то, что сама пыталась загнать в глубину души.

Чувствовал ли и он ледяную, безжалостную хватку войны Тэнгу на своей шее? Чувствовал ли он ее до сих пор?

Теперь Аой стояла напротив него, а между ними вздымались черные прутья. Обычно пленники подземелий частенько осыпали ругательствами Охотников, а некоторые особо языкастые кричали женщинам непристойности, но сейчас по коридорам струилась тишина — застывшая тишина, от которой задыхаешься, а голова капля за каплей наполняется видениями.

Аой сжала зубы. Попыталась выровнять дыхание, но не выглядеть испуганной. Норрен сидел на койке перед ней, впервые на ее памяти сидел и смотрел — пусть не в глаза, а куда-то сквозь, над плечом, — но смотрел. Его алые глаза горели раскаленными жаровнями в полумраке.

— Ты хотел со мной поговорить, — выдохнула она, разглядывая его. Жесткие белые волосы, торчащие во все стороны. Бескровное, какое-то бесцветное треугольное лицо. Большая ватная нашлепка на левой щеке, прикрывающая шрам — ожог словно от кислоты.

На Норрена легко смотреть. В сердце даже всколыхнулась тень сострадания, но Аой ей не поддалась. Да, он многое пережил, а его жизнь явно была тяжелой. Да, он заслуживает сочувствия и покоя. Но он ей не друг. Он преступник, незнакомец, и все, что она может для него сделать, — дать ему желанный покой и проследить, чтобы с ним, как и с другими заключенными, хорошо обращались.

Видения тошнотой подкатывали к горлу. Аой то и дело сглатывала, сдерживая желания схватиться за шею. Как всегда, достаточно легкого толчка, чтоб нахлынуло.

Норрен медленно поднял руку. Указал пальцем на стену. Аой прищурилась и разглядела выцарапанную на кирпичах белую змею, свивавшуюся в кольцо. Ее оскаленные клыки, длинные, как иголки, сочились ядом.

— Что это? — нахмурилась Аой, но он молчал, все так же указывая пальцем на рисунок. — Я не понимаю. Объясни.

Его веки опустились. Рука безжизненно скользнула вдоль тела.

— Я не смогу помочь, если не пойму, что ты хочешь мне сказать, — ровно протянула она, но в висках уже надсадно гупала кровь. Почему Норрен захотел показать рисунок именно ей? Потому что она глава штаба? Потому что ее связь с Хаосом повреждена?

Потому что он видит в ней отголосок себя?

Он застыл отлитой из воска скорбной фигурой. Аой задержала дыхание. Ничего больше не сказав, пошла прочь. Заключенные за ее спиной оживились, выкрикивая ругательства, потрясая кулаками по прутьям, зная, что она не обернется и даже не ускорит шаг.

В конце концов, если у тебя отнимут свободу, останется лишь крик.

Она вернулась в свой кабинет, с трудом заперла дверь на замок, рухнула в кресло, и сознание взорвалось видениями.

Черноту затопило багрово-красное небо, вспыхнули рваные тучи посреди стремительно темнеющей лужи крови. Огромное змеиное тело в белой чешуе потекло среди улиц и разрушенных домов, свиваясь в кольца вокруг города.

Рэй стоял на обломках камней, сжимая в руках винтовку. Это правда был он, Аой бы узнала его мгновенно, хоть и не видела так много лет, что любой бы другой уже позабыл его имя.

Аой бы узнала его даже через тысячи лет, ведь он всегда жил в ее сердце и придавал сил, когда опускались руки.

Рэй обернулся. Безумная улыбка растягивала его губы. Он стоял один на один против Огромного Белого Змея, один на один против всего мира.

Его накрыла черная тень. Аой вскрикнула, но возглас потонул в сгустившемся воздухе.

Брызнула кровь, и Рэй упал на мощенную камнем землю, раскинув руки, а винтовка с лязгом обрушилась рядом.

Аой бросилась к нему, рухнула на колени, приподняла ладонью его голову. Он смотрел на нее, он силился что-то сказать, но только захлебывался кровью.

Жизнь погасла в его глазах, сравняв в тусклости зрячий и незрячий, а Аой закричала — страшно, срывая голос, так, что содрогнулся разрушенный мир…

Она пришла в себя на полу своего кабинета. Ножка стола врезалась в щеку, голова раскалывалась, словно по затылку влепили камнем. Аой с трудом оперлась на руки и села. По щекам катились слезы, туманя все вокруг.

Рэй погибнет. Рэй… погибнет.

Жернова войны Тэнгу не смогли его перемолоть, но теперь он погибнет.

«Господи, моя девочка! — вскрикнул отец, впервые увидев ее приступ. — А если это случится на поле боя?!»

Он был сёгуном* и героем войны, а она — девочкой с поврежденной связью с Хаосом. И даже когда видения открыли ей его смерть, а потом смерть ее младшего брата с женой, Аой не смогла изменить ничего.

Когда Рэй впервые увидел ее приступ, то не повел и бровью. Словно это было самой привычной вещью в мире, словно он не считал видения, которые нельзя контролировать, ее слабостью.

Аой боролась. Она стала главой Охотников Кавасаки и сейчас на полу своего кабинета оплакивала друга, которого не видела больше пятисот лет, друга, который спас ей жизнь.

И она сделает все, чтобы теперь спасти жизнь ему.

***

Мутное, затуманивающее все вокруг сияние поглощало свет. Харикен моргала, медленно, как во сне, и от ресниц взмывали золотистые искры, отголосками огня разливаясь перед глазами. Рот невольно приоткрылся, воздух вошел в грудь и вышел пузырьками.

Она… дышит в воде? Пальцы пронзали густую синеву, но силы утекали слишком стремительно, а веки тяжелели, и течение неумолимо тянуло ко дну.

Ее подхватили на руки. Голова мотнулась, тело окутало чье-то пальто на меху, такое огромное, что она погрузилась в него до самой шеи.

Нет… это не пальто огромное. Просто она… маленькая… ребенок…

Сознание то утопало во тьме, то выныривало, потревоженное обрывками образов. Синее, отливающее бездной небо. Заснеженная земля. Черные ветви, запорошенные корни, пар из чужого рта.

И каждый мучительный миг — жаркая пульсация в голове.

Веки снова дрогнули. Приоткрылись. Деревянные балки под закопченным потолком. Длинная комната с рядами кроватей. Мужчины и женщины в темно-зеленых мундирах, некоторые — в черных плащах.

Человек рядом дернулся. Воцарилась тишина, обрубив шум.

— Спектральные глаза… — выдохнул кто-то, как приговор.

Голову затопила темнота, так больно и яростно, что Харикен рывком вернулась в собственное тело, а сквозь зубы прорвался беззвучный стон. Она попыталась перевернуться на живот и поплыть вверх — хотя совсем не умела, но тело снова, снова, снова не слушалось!

С руками, мелькавшими впереди, было что-то не так. Они торчали из рукавов, как призраки.

Расплывались.

Харикен метнулась вверх, но густая вода потоками прошла сквозь ладони. Крик вырвался из горла, отчаянный крик на грани визга, и потонул в глушащей все синеве.

Внизу разлилось яркое голубое сияние. Она зажмурилась, невольно потянулась к нему и наткнулась на что-то длинное…

Рукоять.

В илистое песчаное дно, светясь небом безоблачного дня, уходил меч. На нем горели белые Символы, один и тот же белый Символ, выведенный множество раз.

Она вытянула руку еще сильнее. Коснулась рукояти кончиками пальцев, и та скользнула в ладонь, как влитая. Символы один за другим загорелись разными цветами — и вокруг, пульсируя, лепестками раскрылся спектральный поток.

Тело оцепенело от ужаса, но в глубине сознания вспыхнула мысль: красиво…

Харикен потянуло назад с такой скоростью, что заложило уши, и вышвырнуло на лестничную клетку.

***

— Эй! Эй, ты как?!

В сознание врывался резкий голос, но не получалось понять чей. Мир двоился и расплывался, только вверху тусклым рыжим светом мигала лампа.

По плечам и вокруг головы струилось что-то красное. Кровь! Она разбила затылок, когда упала!

— С дороги! Ты тоже, параллелос! О боже!

Итаки?..

Чьи-то крепкие руки скользнули под плечи и спину, легко подняли, будто она ничего не весила. Прошибла странная мысль: Клинок. Нет. Он точно бы ее так не нес…

Под щекой чувствовался отворот чего-то серого — не то пиджака, не то плаща. Голоса смешивались, путались, и едва удавалось различать слова сквозь липкий туман в мыслях.

Надо скорую вызвать!

И что ты им скажешь?!

В штаб будет быстрее.

У тебя же рука… Давай лучше я.

Проклятье, Харикен!

Что же… все-таки случилось? Клинок бросил ее в какую-то воду, похожую на кислоту, и сказал перед этим… «С-Мир». То пространство, что воплощается Символом. Которое может быть отражением внутреннего мира или чем-то другим. Зачем Клинку это понадобилось?

Что он вообще сделал?

Окоченевшие пальцы скользнули по затылку — ни шишки, ни раны, ни сгустков крови, — потом по алому побегу, что рассыпался на десятки побегов поменьше. Прядка. Волосы из темно-каштановых, почти черных, сделались ярко-красными и такими жесткими, что торчали теперь во все стороны.

Харикен перехватили поудобнее, прижали к груди плотнее, как ребенка. Подъезд стремительно проплывал мимо, пока скрежет двери наконец не выпустил их в прохладную облачную ночь. Во мраке промелькнули призраки человеческих силуэтов под зданием и затерялись в черноте.

Шида… Что с Шидой?

— Готовься, Харикен, — прозвучал откуда-то сбоку голос Юки. — Сейчас мы пройдем в штаб сквозь пространственную трещину. С непривычки ощущения могут быть странными.

— Да что ты ее инструктируешь?! Это тебе не полет на самолете! Давай уже быстрее!

— Стой.

Шуршащий голос с нотками вызова намертво врезался в память. Хирако. Только его сейчас не хватало…

— Не бери себе тот меч. Я серьезно.

Меч… Они же захватили его с собой? Плохо, если он потеряется, очень плохо. Нельзя. Ни в коем случае. В груди все переворачивалось от одной только мысли…

— Зачем… ты мне это говоришь?

Слова вырвались глухо и хрипло, точно поцарапанные наждачной бумагой.

— Отцепись от нее! — рявкнул Итаки, но Хирако и бровью не повел. Смотрел так серьезно и пристально, словно пытался прочитать ее мысли, понять, чего она стоит. От человека, что час назад ради шутки набросился на нее, не осталось и следа, или, может, так просто казалось сквозь туман перед глазами.

— Скорее всего, он сам сделал этот меч. Да, он круто смотрится и все такое, но черт знает, что Клинок туда напихал. Вдруг меч тебя проткнет, когда ты вытянешь его из Хаоса? — Хирако сжал зубы. — Короче, если у тебя есть хоть капля мозгов, ты не оставишь его себе. Выкинь, подари кому-нибудь или толкни перекупщику. Как раз полезное знакомство заведешь.

Он скользнул в черноту быстрее, чем Харикен успела ответить хоть что-то.

Человек, что нес ее, качнулся, ступил вперед, и из легких вышибло весь воздух. Тело стиснуло, превратило в нить и протянуло сквозь крохотное игольное ушко посреди надсадного статического шума. Мир раздробился цветными фрагментами, как картинка в калейдоскопе, а из темноты ночного неба просочился потолок и стены, уходящие вниз. Она бесконтрольно задрожала, судорожно вздохнула и обмякла.

— Маори! Маори, вы спите? — выкрикнул кто-то.

Дверь с грохотом врезалась в стену. Через миг Харикен усадили в плетеное кресло-качалку и накрыли пледом.

***

Мужчина с прорезанными сединой чуть волнистыми волосами — Хайвашима Маори, глава Охотников Сэры, — подносил к глазу увеличительное стекло, как детектив из старых фильмов. Меч лежал на столе перед ним, в освобожденном пространстве, откуда потеснились документы, подставка для карандашей и большой зажим для бумаг.

— М-м… Пока не вижу ничего опасного, — протянул Маори, ниже склонившись над мечом. — Никаких скрытых негативных эффектов. Но что это за голубой туман внутри?..

Он ткнул в середину клинка тупой стороной карандаша. Провел по тому же месту пальцем. Меч все так же ярко мерцал голубым, как море в погожий солнечный день, завитки дыма внутри клубились и загорались яркими искрами. Прекрасно и в то же время жутковато…

— М-м… Это современный артефакт, но все равно хорошо сделанный. На клинке, кстати, выгравировано «Эртакат» — имя меча… или бывшего владельца. У него должен быть какой-то эффект, но так просто… не понять какой. Есть артефактное оружие, которое отталкивает кровь. Или никогда не промахивается… Или порезы, оставленные им, не затянутся, пока раненый не истечет кровью… Хотя вряд ли, слишком сложно для современного артефакта.

Маори легко поднял меч, крутнул в руке и ткнул в раму картины. В последний момент чуть отклонился, и острие чиркнуло по стене, оставив белую зарубку.

— Нет, — он цыкнул языком. — Промахивается. Так…

Он снова взмахнул мечом. Голубое лезвие ярко замерцало, затухая по краям.

— Ага! С каждым ударом он становится легче! Ты не будешь чувствовать его веса вообще… но, может, так будет даже тяжелее сражаться с непривычки… Думаю, ничего страшного не случится, если ты его заберешь.

— Что?! — воскликнул Итаки. — Маори, это плохая идея! А если мы чего-то не поняли и меч опасный?!

— Оставьте мне его на денек, — поднял свободную руку Маори и с лязгом отложил меч на стол, — но я вряд ли еще что-нибудь в нем найду. И да, Харикен, побудь в штабе эту ночь, тут тебе точно ничего не будет угрожать. Акума, ты тоже.

***

Итаки то и дело косился на нее. Так обычно смотрят на человека с прилипшим к щеке куском салфетки.

— Что? — наконец не утерпела Харикен. Лампы под потолком горели слишком ярко, медицинским белым светом, от которого резало глаза и тяжелела голова. Сколько она уже нормально не спала? Только две ночи, а ощущение такое, словно целую вечность.

— Ничего, — отрезал Итаки и тут же добавил: — Думаю, на кой черт ему понадобилось менять тебе внешность.

Прозвучало как-то оскорбительно. Он, кажется, ничего такого не имел в виду, но в сердце кольнуло.

— Ничего страшного, — вяло отозвалась Харикен. — Честно говоря, так даже лучше. Теперь я больше похожа на настоящего Охотника, да? Как ты и Юки. Правда, не знаю, как объясню красные волосы в школе… да и родителям…

Итаки резко остановился.

— Ты… — кажется, он проглотил оскорбление. — Ты не понимаешь! Одно дело, когда цвет волос и глаз меняется сам, под влиянием энергии Хаоса! И совсем другое — когда этого захотелось чокнутому сталкеру! Да-да, глаза тоже изменились, теперь зеленые, как у меня! Здесь нечему радоваться, Харикен! Он мог повредить твою связь с Хаосом!

Страх, который она тщетно пыталась затолкать поглубже, охватил все тело потоком, словно прорвав плотину, даже пальцы похолодели.

— И… и что будет, если… ее повредить?

— У каждого по-своему, — поморщился Итаки. — Это как травма, по-разному проявляется! Зачем тебе вообще понадобилось ночью выходить, а?!

Харикен сглотнула. Все, что сегодня случилось… и не только сегодня…

— Ты… — слово сорвалось с губ вместе со всхлипом. — Меня просто достал! Мы знакомы всего два дня, а ты… постоянно кричишь на меня!

Слезы обожгли щеки и сорвались вниз. Просто прекрасно, теперь он думает, что она слабая и не может сдерживать эмоции! Но какая, к черту, разница, что там он о ней думает?!

Итаки опешил, сжал зубы так, что под кожей проступили желваки.

— Я не… — начал он, но Харикен нащупала за спиной холодную ручку двери, толкнула ее и скользнула в комнату.

Как она устала от него и от всего, что он принес.

***

Ночь водой смыкалась вокруг. Клинок стоял на балке недостроенного здания, очень далеко от того места, где затянул девчонку в ловушку, и разглядывал левую руку. Символ, сегодня утром еще ярко горевший цветами спектра, почернел и съежился.

Миг — и от него взвилась струйка дыма.

Клинок болезненно выдохнул сквозь зубы. Несколько мучительно долгих секунд Символ извивался на ладони придавленным насекомым, становясь все меньше и меньше, пока не развеялся пеплом по ветру. На коже остались вздувшиеся красные следы.

Клинок сжал и разжал пальцы, опустил руку. Вот ведь морока. Охотник может использовать Символ столько, сколько захочет и сколько хватит сил. Тот никуда не исчезнет даже через множество лет, только если не отдать его добровольно. А когда Клинок отбирал Символ, того хватало от силы на несколько недель.

Нынешний и недели не продержался.

Клинок поморщился, потряс рукой. Он, конечно, потратил очень много сил на связанную с мечом часть плана, но все равно неприятно. Мир — сплетение тонких цветных нитей под маской — пульсировал, горел, вызывал тошноту непривычной болезненностью. Сегодняшняя ночь, несмотря на легкое веселье, принесла только разочарование.

Девчонка… совсем не похожа на Новаки. Даже теперь, с ярко-красными волосами. Она двигалась не как Новаки. Говорила не как Новаки. Впрочем, она пока что и не была Новаки, но это поправимо. Нужно сосредоточиться на том, чтобы она быстро стала как можно сильнее, хотя, разумеется, прогресс не будет фантастическим.

На счету каждый день.

Особенно теперь, когда Рэй приперся, чтоб его! Кто бы сомневался, что он не усидит в своей Шотландии, когда тут такое происходит! Хорошо бы с ним не сталкиваться подольше.

Клинок вызывающе усмехнулся в холодную беззвездную темноту. Все время жизнь только и делала, что вставляла палки ему в колеса, но он до сих пор жив, до сих пор свободен и делает все, что хочет. Неважно, будет ли Рэй снова путать ему карты и будут ли Охотники преследовать его.

Он уже шагнул к своей главной цели, а большего и не нужно.

***

Харикен лежала в кровати, вытянув руки по швам. Мягкая постель, тяжелое теплое одеяло, сильная усталость — все как нужно. Где же сон?

Подспудные мысли скребли в голове. Стоит сомкнуть глаза — и жуткие сны вернутся. Стоит сомкнуть глаза — и все снова выйдет из-под контроля. Она больше всего уязвима, когда спит.

Тихо скрипнула дверь, и Харикен оцепенела. Кто-то прошел в комнату — тихие легкие шаги.

— Эй, Харикен, — прошептал Акума. — Ты спишь?

Она выдохнула с облегчением и резко отдернула полог кровати.

— Нет, — и ляпнула: — Залезай.

Он не колебался ни секунды. Кровать скрипнула, прогнувшись под его весом, ботинки с грохотом слетели на пол, будто по собственной воле. Когда он прижался к ее боку своим горячим боком и завернулся в одеяло, лицо краской затопило запоздалое смущение.

Лежать вот так в одной кровати с парнем, которого Харикен знает день…

С парнем, которого Харикен знает уже четыре года с тех пор, как начала писать историю, с парнем, что ближе ей, чем кто бы то ни было…

Наверное, все равно что лежать бок о бок со старшим братом.

— Прости, — раздался глухой голос Акумы, будто он прижал одеяло к лицу. — От меня одни проблемы.

— Не-ет, — выдохнула Харикен и зажмурилась, стараясь загнать в глубину души сомнения, страх и желание обвинять. — Даже не думай так. Это Клинок… ты не мог знать, что так будет. И я сама решила пойти за тобой, разве не так?

— Не так, — живо представилось, как губы Акумы мертвенно шевельнулись. — Я мог бы и подумать, что ты будешь беспокоиться. В следующий раз… скажу, если пойду куда-нибудь. И постараюсь защитить тебя, если что.

Она прижалась к нему сильнее, уткнулась щекой в спину и закрыла глаза. Все не так. Не так, как должно быть. Но конкретно ради этого момента, когда они вот так лежат, чувствуя тепло друг друга, Харикен бы снова взяла у Итаки Символ.

Интересно, что еще можно воплощать? И для чего Охотникам пареллелосы? Харикен беспокойно заворочалась. Воплотить пищу, оружие, лекарства и медицинские инструменты — это понятно. А параллелос…

Когда ты один на поле боя, раненый, и некому тебя вытащить, только если ты не воплотишь себе идеального союзника.

Когда ты один в своей холодной постели и никак не можешь встретить того, кто будет тебе близок.

Когда все другие люди для тебя недостаточно идеальны.

По коже пробежали мурашки.

Харикен еще едва уловимо дрожала, когда сон наконец пришел.

Она стояла на балке посреди багрово-красного неба, и ветер раздувал волосы, трепал одежду, но она не чувствовала холода. Далеко вниз уходили только бесконечные ряды стальных конструкций, теряясь среди коричневых туч.

У человека, что сидел на балке рядом, из носа текла кровь. Харикен поспешно запустила руку в карман, вытащила платок и протянула ему.

— Спасибо, — выдал он с насмешливой кривой улыбкой. — Но не думаю, что ты бы и в реальности так… поступил? Поступила?

Он поднял голову, и на нее уставились безумные спектральные глаза. К горлу подкатил ком, но она не отвернулась, даже не вздрогнула. Он взял платок. Вытер кровь и прижал к носу. Кажется, вместо Харикен он видел лишь размытые очертания.

Они молчали, подставляя лица ветру.

— Что, так ничего и не скажешь? — в его голосе слышалась издевка. — Я уже вон сколько натрепал, а от тебя ни слова.

Она сглотнула. Нельзя. Нельзя говорить. Ни в коем случае нельзя, ведь если обронит хоть слово, все будет кончено.

— В реальности ты бы поступил по-другому, — отрезал человек. — Ты побежала бы со всех ног.

***

Дверь скрипнула. Погруженный в свои мысли, Маори поднял глаза. Юки остановился на пороге, а свет из коридора засквозил ему под ноги.

— Надеюсь, хоть ты не будешь отчитывать меня за то, что я разрешил ей оставить меч?

— Нет, — отрезал Юки, прищурившись. — Я понимаю, зачем ты это сделал. Сейчас у нее совершенно никаких шансов воплотить собственный меч. А так будет хоть какой-то шанс защититься.

Маори усмехнулся. Жесткий, холодный взгляд.

— Никогда не думал, что такое скажу, но сейчас мне действительно приятно с тобой разговаривать. Но ты же пришел сюда не просто меня похвалить? Давай быстрее, а то я спать хочу.

— Я осмотрел ее, — бросил Юки. Собранный, руки за спиной, такой прямой, будто его привязали к жерди. В голубых глазах разливался льдистый холод. — Парочка царапин, и руки сбила, но ничего серьезного. А еще Клинок изменил цвет ее волос и глаз, и я не могу сказать как именно, но глубоких последствий тоже нет, по крайней мере, пока. Но я почувствовал ментальную связь.

— С Клинком? — фыркнул Маори, сжимая в руках старый, почерневший серебряный кубок. — Это не новость. Да и связь не особо сильная: он просто влияет на ее сны, никакого внушения. Ему нужно, чтобы она более-менее действовала по собственной воле. Не понимаю, правда, зачем.

— Меня беспокоит не Клинок, — гулко, как эхо, отозвался Юки. Незакрытая дверь смущала, невольно притягивала взгляд к полоске сочащегося золотого света, как к ране, но ничего, из кабинета сейчас все равно не вырвется ни звука, если Маори сам не захочет опустить полог энергии Хаоса. — Есть еще одна связь.

— Так, погоди, — Маори вскинул свободную руку, поспешно отхлебнул из бокала терпкого горячего вина и продолжил: — Еще одна связь? Связь с Клинком и кем-то еще, я правильно понимаю?

Юки не ответил, даже головой не повел.

Маори подался вперед. Со стуком отставил бокал.

— Ну-ка, ну-ка. С кем?

— Понятия не имею. Тот, кто ее создал… значительно сильнее меня. И тебя тоже. Это как… сунуть руку в банку с острыми кристаллами. Я едва выбрался. Если разорвать эту связь, девочка, скорее всего, умрет.

— Очень странно. Чем больше я думаю, как Итаки на нее нарвался, тем сильнее сомневаюсь, что это случайность. Что если она не настолько невинна, как нам кажется?

Юки нахмурился. Черты его лица стали резкими, будто вырубленными ножом.

— Продолжай.

— Вполне возможно, что это Корнелиус подослал ее ко мне в штаб, чтобы отобрать у Итаки Символ и таким образом превратить в простого человека одного из двух последних потомков Первого Охотника!

— Символ Итаки абсолютно ничем не отличается от всех остальных Символов! — отрезал Юки. — Не думаю, что Глава всех Охотников стал бы такое делать.

Маори отмахнулся.

— Сразу видно, что ты никогда с ним не встречался. Десяти минут хватит, чтобы понять, что это за человек. Но даже если это не он, все равно мы рискуем. Что если Харикен с Клинком заодно? Или ей кто-то управляет, а она сама об этом не знает?

— Ты перебрал и строишь странные теории. В общем, я сказал все, что хотел. Спокойной ночи.

— Стой, Юки, — выпалил Маори, глядя на него ясными, совершенно не затянутыми винным туманом глазами. — Я правда искренне хочу, чтобы она вписалась в наше сообщество и стала достойным Охотником. Шимики будет присматривать за ней, но… ты тоже… наблюдай. Если вдруг увидишь, что она по-настоящему опасна для Итаки или еще кого-нибудь, — действуй по ситуации.

Долю секунды Юки еще смотрел на него. Потом отвернулся и молча шагнул к двери.