— Ну как, вкусно?

— Ну, в принципе, да. Приятно. Мозги только замораживает, а так ничего.

— Хочешь, ещё куплю?

Флауи призадумался. Вкус ему понравился, он даже вспомнил, как в детстве был готов есть мороженое целыми пачками, даже если оно не имело такого сложного вкуса, как сейчас. Доброженщик своё дело знает.

— Можешь только себе взять. Я уже больше не прочувствую. И вообще, цветам лучше много холодного не есть, — улыбнулся он из ощущения, что улыбка сейчас будет к месту.

— Точно! — воскликнул Папс. — Но зачем ты тогда мороженое взял?

— Хотелось новых ощущений.

— Есть мороженое в снегу это небезопасно!

— Поверь мне, если б меня волновала безопасность, то меня бы здесь не было, — сказал Флауи и тут же замолк. Слишком много сказал.

— Ну как же! Так ведь и умереть можно…

— А я не боюсь смерти, — бросил он с лëгкостью. Раз уж начал откровенничать, то пусть идёт до конца.

— Почему? Неужели ты знаешь, что там?

…стоит ли об этом говорить? Нет. В смысле… Почему бы и нет? Это всё не важно.

И потому Флауи улыбнулся, опустив глаза в землю.

— …сон, — начал Флауи замогильным голосом. — Вечный непробудный сон, от которого никто и никогда не должен был меня пробуждать… — и поднял взгляд диких глаз. — Но вот он здесь. И даже смерть теперь выглядит для меня иначе. Когда я погибаю — а я точно, точно знаю, что могу пережить, а что нет — я просто снова открываю глаза в другом месте. Я просыпаюсь, не заснув.

— …ого, — только и сказал Папс. — А как ты там оказываешься?

Нарочито жуткая маска сама собой упала с лица. Не совсем такого вопроса он ожидал, совсем не такого, но врать смысла нет. Во всяком случае, сейчас.

— Я отматываю время назад. До определëнной точки.

— А остальные монстры, получается, остаются там же?..

— Нет, вы переноситесь назад вместе со мной. Знаешь, что такое дежа-вю? Моя работа, — усмехнулся он. — Всë моя работа.

В прошлом — много-много сбросов и откатов назад — Флауи обязательно бы подумал: как можно так травмировать разум монстров? Каково это — знать, что ты проживаешь один и тот же день, даже не понимая? Нет, нет, это должен быть секрет, только его секрет! У него нет души, но это не значит, что он должен становиться равнодушным чудовищем…

…но душу получить это не помогло. А значит — не всë ли равно? Никто теперь не осудит, а голос совести давно затих.

— И… Сколько раз так уже было?

— А я не считал. Или перестал считать. Сбился где-то… На второй сотне.

На самом деле — ближе к первой. Но это уже не так впечатляет.

— То есть ты знаешь всë обо всех?

— Ага. Но каждый раз мы становились близкими друзьями, потому что ты лучше всех умеешь дружить. Это объективный факт, ведь мне ничто не застилает глаза.

Давненько Флауи ни с кем по душам не говорил. Это могло бы быть приятным. Но даже когда Папс падает на колени прямо в снег и тянет руки в попытке обнять, внутри ничего не вздрагивает.

— Мне так жаль… Мне так жаль, что ты ничего не чувствуешь… Но я так рад, что ты всё равно считаешь меня другом! Я… Я хотя бы могу сделать так, чтобы тебе было комфортно…

Даже сейчас. После таких тёплых слов — даже они не способны вызвать ответное тепло. Но Флауи под силам сказать хотя бы:

— Ну, ну… Встань лучше. Ты запачкаешь свой костюм. Разве королевский страж позволит броне запачкаться?

— Королевский страж не позволит себе оставить друга.

И в этот момент Флауи ненавидит себя. Ненавидит свою пустоту, ненавидит, что не может принять это тепло. Ненавидит, потому что понимает — скоро и оно потеряет для него всякий смысл.

…какое неприятное зрелище. Но Флауи — лишь из эгоизма — не хочет его прерывать.

Его так давно никто не обнимал.