Этот день запомнился суетой. Администрация музея, журналисты и прочие желающие приобщиться к истории наводнили лагерь. Беготня, суета, разборки. Валерик и ЧОП укатили с утра пораньше. Оно понятно, им светить своими рожами не комильфо.

Единственные, кто радовался всему этому бедламу, были студенты. Как же, такая удача! Только приехали — и сразу большая находка! Уж они-то, московские продвинутые ребята, научат местных дикарей как работать надо!

А вот Серёга грустил, понимая, что все ценное уже увезли. И ему даже не показали! Он прекрасно знал местную кухню. Ведь раскопки дело дорогое. Откуда у захолустного краеведческого музея такие деньги? Государственные субсидии? Не смешите. Вот и находятся спонсоры, что вкладывают свои средства, но и сливки они же снимают. Даже Касим всего лишь посредник. Безнаказанно такое можно поворачивать только на государственном уровне. Это Восток — ханов и беев отсюда никакой демократией не выживешь. Остаётся либо принять их как факт, либо не работать здесь.

Я в эту суету не лез. Там и без меня есть кому засветиться. Зато Камаль вовсю использовал своё обаяние и организаторский талант. Встречал, показывал, фотографировался, улыбался. И, даже, умудрился выпроводить всю эту гоп-компанию до темноты. А когда последний автобус скрылся в закате, Камаль подошёл ко мне.

— Пошли, отметим это дело, Руслан, — предложил он.

— Вчера наотмечались, вроде.

— Вчера другое было. Пошли, пошли. Арак сегодня наливать не буду, разговор есть.

До палатки Камаля шли молча, и только внутри он повернулся ко мне и внимательно взглянул в глаза.

— Скажи, Руслан, — вкрадчиво начал Камаль. — Я тебя обидел чем-то? Может обманул?

— Никаких обид, Камаль. К чему вопрос?

— Защем, тогда нэ сказал, что айлэ?

— Давай бэз блатного кавказского акцэнта, да.

— Извини, привычка, — Камаль потер лицо и глотнул крепкого ароматного чая. — Понимаешь, Руслан, я же вчера по-настоящему испугался, когда браслеты дэвов увидел. И про отца не просто так рассказал. Хотел, чтобы ты серьёзно отнесся к этому. А оказывается, ты сам все знаешь. Просто выходишь, и прогоняешь их. Я даже не спрашиваю, чем ты от них откупился. А ведь мне интересно. Не так уж много подношений принимают дэвы.

— Да ничего я не знаю, Камаль. Я до последнего был уверен, что все это легенды. А то, что я айлэ, мне всего пару дней назад сказали. Да и то я в тот момент не поверил.

— Кто сказал тебе? — спросил Камаль.

Вкратце, без лишних интимных подробностей, я рассказал Камалю про чайхану Гасана. Про изюм, каким-то образом перекочевавший из кармана джинс, где я его и оставил в карман рабочих штанов. Про то, как ГОЛОД почувствовал, как изюм швырнул и убираться велел. Чай закончился и Камаль заварил его снова.

— Гасан, говоришь. Уж не Хасани-мару ли ты встретил?

— А это кто?

— А это, Руслан, один из сильнейших духов. Его «посредником» ещё зовут. Так сказать «третья сторона».

Камаль задумался. Я не стал отвлекать его.

— Расскажи, кого ещё видел? — спросил он через время.

— Старуха была с кальяном, ещё женщина в покрывале. Этих я хорошо запомнил, слишком необычно они в чайхане смотрелись. Здоровых бугаев компания сидела. Остальных я не рассматривал особо.

— Старуха — это Касалик-апа. Она болезни шлёт, от них же и лечит. Говорят, там где плюнет она — эпидемия начинается. Но если угодишь ей — от любой болезни вылечит. Женщина — Скорбная Невеста. Её ещё Смертью называют. На кого оденет свой венец, тот умрёт вскорости. Ну, а «бугаи», как ты их назвал — это, скорее всего, дэвы и есть. Глупы, но сильны. К кому привяжутся — того с собой забирают. Да уж, удивил ты меня, Руслан-айлэ! Не то слово, как удивил! У меня от отца записи остались. Как к матери поеду — обязательно их тебе привезу.

— Не стоит, Камаль, это же твоя память.

— Стоит, Руслан-айлэ. Отец был бы рад их достойному преемнику передать.

Следующий день прошёл в трудах праведных. Серый со студентами извлекали находки, а я сортировал, составляли опись и писал краткие характеристики на сопроводилки, с которыми эти предметы отправятся к специалистам: что, из чего, примерный возраст, где изготовлено. Насколько точен окажется мой прогноз после экспертизы, настолько значимой будет моя репутация среди оценщиков. Ведь когда коллекционер приглашает специалиста, тот даёт заключение на месте, а не тащит предмет на радиационный метод. Так что работал я на совесть.

В обед, сделав перерыв, я пришёл на девятый участок. Время я выбрал специально, чтобы в могильнике никого не было. После разговора с Камалем я серьезнее отнёсся к тому, что случилось в чайхане. А значит просьбу Гасана игнорировать не стоит. Вот только за полдня работы никакого камня-подвески я не встретил. Значит, он все ещё здесь.

Спустившись в могильник, я включил фонарь. По сравнению с первым посещением тут было пусто. Статуй, кувшинов не было, самого саркофага — тоже. Пустой каменный мешок с неровными стенами и мусором на полу.

— Ну и где мне искать тебя, камешек? — задал я философский вопрос. Поворошил ногой мусор, прошёл по периметру. Провел рукой по стене.

В одном месте кладка сыграла. Направив фонарь, я подцепил камень ножом. Он легко отделился от стены и упал на пол. В образовавшейся нише и лежала моя находка: продолговатый камень, галечник, никакой материальной ценности. Кроме камня в нише лежал необычного вида деревянный серп.

— Саксаул, обожженный на огне, — профессионально оценил я.

Необычная вещь, я таких раньше не встречал. Но при этом этот серп буквально притягивал взгляд. Его хотелось трогать, гладить, владеть им. С трудом сбросив это наваждение, я вдруг абсолютно ясно понял — вот он подарок для Гасана!