tangled vines (i watch you like i'm gonna tear you limb from limb)

Лучше бы он никогда не говорил Сайно про эту историю из детства.

Сайно в целом находил Дендро элемент удивительным. Контролировать разум? Создавать галлюцинации? Возвращать к жизни погибшие растения? Поддерживать в них вечную жизнь? Ни один другой элемент не мог с таким сравниться, Сайно даже подумывал иногда, что он запретил бы такое всевластие, если бы это было в его юрисдикции. Профессиональная привычка.

И Тигнари всегда хотел обладать им только ради возможности срывать фрукты с деревьев?

Тигнари Сайно находил ещё более удивительным.

А Тигнари всегда нравились лианы. Поразительные растения, которые ищут опору для существования, не будучи в состоянии свободно держаться в воздухе, но, сплетаясь между собой, могут образовывать непроходимые чащи. Они занимают собой всю площадь, покрывая и обвивая другие растения, здания, стены, руины, и некоторые из них настолько плотные, что их невозможно разорвать, из них невозможно выбраться. Очень хитроумные и манипулятивные растения, по мнению Тигнари, как и сам Дендро элемент, который Сайно так любит.

Лианы Сайно, впрочем, со временем тоже полюбил. То ли на счастье, то ли на беду, Тигнари уже и не знает.

Тонкие, но прочные стебли, подсвеченные элементальной энергией, обвивают его смуглые запястья, сильные руки, торс, бёдра и лодыжки, смыкаются вокруг шеи, и Тигнари знает, что после них на коже останутся следы. И Сайно это знает тоже, только его это более, чем устраивает, но в этом проблема. В том, как у Тигнари глаза загораются животным блеском, обнажаются клыки и когти, когда он видит Сайно перед собой связанным и обездвиженным.

Только его, только для него.

Тигнари начинает понимать, почему Сайно считает такое всевластие опасным. Рядом с Сайно Тигнари звереет, а пустынные лисы — моногамные животные, да?

Вот и Тигнари Сайно уступит кому-то только через свой труп.

А Сайно только подпитывает зверя внутри него и радуется, не осознавая, что в этих венах течёт кровь плотоядного животного. А может, и осознавая, может, Сайно такой же сумасшедший собственник, как и он сам. Может, Сайно нравится, когда Тигнари обкусывает его снизу доверху, кусает его губы острыми клыками до крови — ей-богу, ненарочно — и когтями разрезает лианы в конце всего? Может, ему нравится, когда Тигнари (не)умышленно рвёт его одежду, когда собственнически гладит его бедро под столом и ловкими пальцами забирается под ткань шортов, пока они сидят на ужине с Кавехом и Хайтамом?

Может — только Тигнари его об этом всё равно никогда не спросит. Слова — не сильная его сторона, чувства — тоже. Может, поговорить один раз, как нормальные люди, решило бы все его проблемы.

Тигнари ненавидит убегать от проблем, если честно, но прямо сейчас перед ним лежит одна такая большая проблема, которая саднит у него за рёбрами, гложет его комом в горле, застряла у него в голове и сердце так сильно, что хочется её то ли с глаз долой (из сердца вон уже всё равно не получится), то ли связать и никогда больше не отпускать от себя.

Может, если бы Тигнари хоть раз ответил словами на одно из тысячных «я люблю тебя», которые Сайно дарит ему, как и самого себя, — безвозмездно и искренне, — как нормальный человек, всё было бы по-другому.

Но пока он говорит только:

— Ты знаешь правила: если больно и неприятно, говори. Я остановлюсь.

И Сайно кивает.

Прекрасно зная, что Сайно ему не скажет, потому что Сайно никогда Тигнари не отвергнет.

Его руки непроизвольно дёргаются и тянутся вверх, натягивая лианы, когда Тигнари делает первый толчок, но Тигнари накрывает их своими ладонями, разжимая кулаки и переплетая их пальцы. Его кожа всегда успокаивающе холодная поверх горячей кожи Сайно, взывающая к разуму в моменты, когда он начинает сомневаться, как холодный компресс во время лихорадки. Возможно, Тигнари даст ему к себе прикоснуться позже, потому что не иметь возможности трогать Тигнари — это один из главных недостатков для Сайно в этом положении.

— Расслабься… Тебе нечего бояться.

Тигнари не уверен, кому из них двоих он это говорит.

Но на Сайно это срабатывает, он и правда расслабляется, давая возможность Тигнари набирать темп и себе — позволить этому случиться.

Сайно до абсурдного горяч во всех смыслах, но особенно — вот так. Тигнари уже даже не пытается притворяться, что то, как он позволяет ему брать над собой контроль таким образом, когда всю свою жизнь привык контролировать других, не опьяняет ещё больше его всевластие. Сайно такой только для Тигнари и ни для кого другого больше. И это тоже играет на его собственнических инстинктах.

Тигнари до абсурдного умён, даже когда это касается секса. Сайно один раз посоветовал ему написать свою следующую диссертацию о том, как он овладел искусством грамотного связывания людей лианами, и едва не получил за это книгой по голове. Но Сайно вообще-то был абсолютно серьёзен, потому что Тигнари связывает его так, чтобы всё ещё иметь возможность разводить его ноги и вбивать в несчастную деревянную кровать под таким углом, что Сайно видит звёзды. И не обязательно даже учиться в Ртавахисте. Это заслуживает внимания и уважения.

Но Сайно не менее умён и внимателен. В какой-то момент Тигнари замечает, что от его ладоней по подсвеченным Дендро энергией стеблям вниз начинает спускаться энергия Электро. Тигнари чувствует её своей кожей и внутри себя, то, как она реагирует с его Дендро энергией, усиливая и обостряя все его чувства до предела, и когда он понимает, куда вся эта энергия идёт, он вздрагивает и шепчет в неверии:

— Ты сумасшедший…

Может, и так. Может, это чистая правда, и Сайно правда такой же сумасшедший, как и Тигнари, когда он с Тигнари.

Они вскрикивают в унисон, когда реакция элементов достигает своего назначения, скапливаясь в узлах нервов внизу их животов. И у Тигнари от этого сносит крышу. Это становится последней каплей для него, точкой невозврата, после которой он не может больше сдерживать свои животные инстинкты — а то, что он сегодня сдерживается, Сайно наверняка заметил, мерзавец.

— Блять, Сайно…

Тигнари матерится на выдохе, а у Сайно хватает наглости выглядеть застенчиво и спрашивать:

— Развяжешь мне руки?

— Не дождёшься. После такого? Не заслужил.

Но попытаться стоило.

Что ж, теперь наутро ходить он точно не сможет.

Тигнари усиливает хватку лиан вокруг его тела, за исключением шеи, к которой припадает зубами, выбивая из Сайно сдавленный вздох — а вот нечего. Тигнари в целом ненавидит, когда его провоцируют, а особенно в моменты, когда он пытается побыть лучшим человеком хотя бы на одну ночь.

В этом есть что-то большее, что-то больше простых животных инстинктов в том, как Тигнари рвано пытается выбить воздух у него из лёгких и все мысли из головы (у него или у себя?), заклеймить своим, чтобы все знали, кому принадлежит генерал и с кем он провёл эту ночь, Сайно это знает. Он это знает, и ему от этого нестерпимо больно и тягостно. Он хочет освободить хотя бы одну руку, чтобы Тигнари успокоить, прижать к себе ближе и напомнить, что по крайней мере на эту ночь — и следующую тоже, и вообще без надобности — он от него никуда не денется.

Но разорвать лианы будет значить нарушить правила, которые они сами же установили. Сайно не может так рисковать доверием Тигнари, поэтому единственное, что он сейчас может, — это принимать всё, что Тигнари ему даёт.

— Тигнари, я никуда не собираюсь уходить, расслабься, — он говорит с каким-то робким неуверенным смешком, прежде чем чувствует, как Тигнари притягивает его ближе, подцепив указательным пальцем лиану на шее, и слышит на ухо шёпот, пропускающий новый заряд электричества вниз по его позвоночнику:

— Как будто кто-то тебя отпустит.

После этого Сайно ничего не пытается говорить, просто позволяет Тигнари делать всё, что захочется, если ему от этого станет легче. А Тигнари думает, что всё. Наверное, после этого Сайно и не захочет больше приближаться к нему, когда он так уродливо выложил все свои карты на стол. Наверное, это и будет конец.

Следующие минуты проходят в сдавленных стонах и частых вздохах вперемешку с жарким шёпотом, несколько раз они зовут друг друга по имени, и Тигнари Сайно, наконец, целует, а потом кончает со слезами на глазах, и Сайно следом, чувствуя, как они скатываются вниз по его щекам, а потом — на своих губах.

На самом деле, то, что Тигнари сегодня сказал ему, ещё не самый большой и страшный его секрет.

Прошло пару часов с момента, как Тигнари развязал его, отмыл, обработал в некоторых местах оставшиеся от лиан следы, где они сильно натёрли — так, из личных профессиональных соображений, в целях безопасности — и уложил спать. Сайно всегда спит крепко, если это в его кровати, такой безмятежный и красивый в сумрачном лунном свете, который падает на него через прорези в крыше и окна. А Тигнари этого почему-то недостаточно.

Тигнари в своём сне всегда прижимается к нему крепко, обвивает руками, ногами и хвостом, будто Сайно у него и правда может кто-то забрать. Но это он делает ненарочно, он бы даже, скорее всего, и не знал о своей недавно обретённой привычке, если бы Сайно не приходилось его случайно будить, потому что у Сайно внутри его цепких объятий не было возможности двигаться.

Тигнари смотрит на следы от лиан и своих клыков, в некоторых местах — когтей, и с леденящим душу ужасом человека, который посвятил всю свою жизнь рациональному изучению и спасению живой природы и людей, понимает, что это его рук дело. И что хоть Сайно и лежит сейчас рядом с ним в его кровати, он ощущает между ними пропасть глубиной в несколько тысяч световых лет.

Тигнари впервые обнимает его во сне осознанно, едва дотрагиваясь, так, словно его прикосновения могут Сайно навредить. Просто прижимается к нему ближе, чтобы ощутить тепло его тела рядом, и накрывает их обоих своим хвостом.

Тигнари больше не может убегать ни от проблем, ни от своих чувств — только навстречу.