Санун зажмурившись лежал под камнями и молился всем богам сразу. Чтобы прекратился обвал, чтобы выдержало его укрытие и чтобы господин Хайнэ остался в живых. Ни в чём из перечисленного он не был уверен и поэтому уповал только на высшие силы. Тишина навалилась неожиданно. Просто в какой-то момент Санун понял, что его укрытие больше не содрогается от упавших рядом камней, да и раскатов грома больше не слышно.

Полежав в страхе ещё минуту, он рискнул открыть глаза, и первым, что он увидел, были странные всполохи, то и дело появлявшиеся вокруг. Они не были похожи на языки пламени, скорее, на маленькие змейки из света, которые то появлялись, то исчезали, чтобы снова появиться в другом месте. Это было красиво и завораживающе. Санун поднял руку и прикоснулся к одной из них. Палец кольнуло, как иголкой, а сама «змейка» перебралась на его руку и теперь скользила по ней.

Санун увлёкся ловлей и уже через несколько минут сам сиял, как ночное небо. И только когда при попытке сесть ударился головой о камень, вспомнил, что он в ловушке. Света, исходящего от «змеек» на теле, Сануну хватило, чтобы осмотреться. Его укрытие было небольшим — повернуться можно было, но с трудом. Но чтобы сесть или встать речи не шло, зато можно было протиснуться между полом и боковым камнем в другой отнорок.

Это было похоже на лабиринт. Санун только радовался, что обвалившиеся камни были огромными, да ещё неправильной формы, из-за чего зазоры между ними оказались достаточно велики, чтобы можно было протиснуться. Правда, куда он полз — Санун не знал. Он уже давно потерялся в пространстве и не понимал где верх, где низ, а где бок. Зато его радовали «змейки», которых набиралось всё больше и больше.

Сунувшись в очередную щель, Санун отшатнулся назад, зажимая руками нос и рот. Там кому-то не повезло — павший валун раздробил верхнюю часть тела, оставив целыми только ноги. Но другого пути не было — разве что повернуть назад. Так что Сануну пришлось ползти поверх мертвеца.

Ещё два узких лаза, и Санун взвыл — дальше щелей не было. Камни стали мельче и прилегали плотнее так, что руку не везде просунешь. От отчаяния он даже ударил обеими руками по завалу. Едва его ладони коснулись камней, как между ними вспыхнула молния, раздался взрыв и каменный фонтан брызнул в стороны, освобождая путь. Световые «змейки» на теле Сануна потускнели, но только на минуту. Потому что точно такие же со всех сторон сейчас устремились к нему.

Как пользоваться своими способностями Санун разобрался быстро. Теперь он не искал обходного пути, а целенаправленно пробивался наверх. Через десяток взрывов он выбрался из каменной западни и нервно расхохотался. Зря он пробивался вверх, если бы бил в сторону — выбрался бы быстрее. А так, Санун оказался на самой вершине каменного завала, что когда-то был Дырявой скалой. На востоке пробуждался рассвет и ни одной живой души вокруг.

Нервный смех заставил его осесть на камни. Санун истерично хохотал, а из глаз лились слёзы. Все погибли: Аймай, Гауд и даже господин Хайнэ, только он выжил. Вот только зачем? Что теперь делать? Куда идти? И как ответ на незаданный вопрос, в небе грянул гром. Санун запрокинул голову, простёр руки навстречу грозе и закричал, будто желая, чтобы она забрала его с собой.

Очередная вспышка молнии прорезала небо и одна из них ударила прямо в Сануна. Заискрила, распадаясь на части, заструилась по телу световыми змейками и стекла на камни, принимая человеческую форму.

— Санун? — раздался рядом знакомый голос. — Ты выбрался!

— Господин Хайнэ? — неуверенно произнёс Санун, разглядывая светящуюся, будто сотканную из света фигуру. — Это и правда ты?

— Я, Санун. Прости, мне не удалось остановить Надара…

— Не важно! — радостно зачастил Санун. — Ты спасся, ты жив — а это главное!

— Глупый… — улыбнулся Хайнэ. — Я не могу умереть. Разве можно убить молнию? Уничтожить стихию?

Хайнэ протянул руку и осторожно коснулся плеча мальчишки. В момент прикосновения с его пальцев сорвалась искра и заплясала на теле Сануна задорной змейкой. Санун, как завороженный, наблюдал за ней, пока та не потерялась во множестве других, живущих на его теле.

— Возвращайся в Унм, — посоветовал ему господин Хаи. — Я укажу тебе дорогу.

Хайнэ взмахнул рукой и с неё сорвалась молния, ударяя в песок и сплавляя тот в гладкую стеклянную ленту.

— Иди, я буду рядом, — пообещал Хайнэ и исчез во вспышке.

До Унма Санун добирался пять дней. Без еды, воды, вещей и туха. Но всю дорогу его сопровождала гроза. Дождь Ахантэ поил, когда хотелось пить, а тучи рассеивались, когда хотелось согреться. Молнии Хайнэ били вперёд, указывая дорогу, а собственные «змейки» обеспечивали Сануна едой.

Он быстро понял, что если разогнать их в разные стороны, а потом резко свести руки, то из ладоней бьёт молния, способная не только убить варана на расстоянии, но и поджарить его. Так он и шел, следуя за своей судьбой. На пятый день Санун увидел городские стены, а перед закатом он вошел в ворота. Городская стража только проводила взглядом сумасшедшего, явившегося из пустыни в одиночку, но даже не остановила. Что с такого возьмёшь?

На комнату в постоялом дворе денег у Сануна не было, а искать старшего брата отца было поздно. Вместо этого Санун направился в храм Ахантэ, чтобы поблагодарить за спасение и попросить о ночлеге. Когда он добрался до места, солнце уже скрылось из вида, погружая город в бархатные сумерки.

Храм встретил его открытыми воротами и тишиной. Сполоснув в ручье уставшие ноги, Санун ступил на мрамор лестницы. Три десятка шагов — и он с трепетом опустился на колени перед каменной статуей. Санун молился, благодаря Ахантэ за своё спасение, а особенно за господина Хайнэ. За то, что первозданный не забыл, не бросил своего Верховного, а укрыл того своей силой… Санун молился и не видел, что по его телу скользят, извиваясь, световые всполохи. Но у этого явления всё-таки был зритель.

Юноша, одетый в длинный прозрачный такам, несколько минут наблюдал за Сануном и только потом подошел ближе. Остановился в метре от преклонённого мальчишки, но так и не решился нарушить его уединение. Только когда Санун поднялся с колен, тихо произнёс.

— Сегодня поздно вести разговор, да и ты, я вижу, устал. Позволь храму предложить тебе ужин и ночлег, а завтра поговорим.

***

Путешествие по пустыне — всегда опасное дело, поэтому люди стараются не ходить в одиночку, а сбиваться в караваны. Но Аймаю и Гауду спутники были не нужны. Ведь они шли не просто так и даже не из города в город — они шли за своими деньгами, а на этом пути попутчики лишние. Три больших кувшина с золотыми стрелами было зарыто у них в пустыне. А куда ещё их девать? Ведь деньги они зарабатывали и откладывали, но не носить же все ожерелья с собой! Вот и устроили они тайники. Два из трёх уже откопаны, а золото спрятано в перемётных мешках. Остался третий кувшин — последний.

Сезон дождей сильно изменил пустыню. Там, где ещё неделю назад шелестел сухой песок — сегодня цветут лимы. Там, где месяц назад шли караваны — течёт ручей. На ночёвку Аймай и Гауд остановились у небольшого озерца. Тут и вода тебе и ужин — выбирай что хочешь: хоть перелётных уток, что сели на воду на ночлег, хоть молодую газель, из тех, что явились на водопой. Аймай снял поклажу и распустил верёвку, связывающую тухов, а Гауд готовил жаркое, когда небо прорезала молния.

— Опять на мокром ночевать будем, — лениво заметил Гауд.

— Возможно, нет, — ответил Аймай, вглядываясь в звёздное небо. — Туч нету, и это, скорее всего, сухая гроза.

В этот момент молния полыхнула снова, застыла, будто замороженная и отразилась на воде в виде юношеской фигуры. Гром грянул с опозданием, но дождя так и не пролилось. Вместо этого, юноша ожил, вскинул вверх руки и начал танцевать, едва касаясь воды босыми ступнями. Гауд замер, не в силах отвести взгляда. И только через минуту судорожно втянул воздух, понимая, что не дышал всё это время.

— Аймай, скажи, что меня обманывают глаза? — тихо прошептал он, боясь спугнуть видение.

— Если обманывают, то не только тебя, — выдохнул рядом Аймай. — Это ведь Хайнэ!

В этот момент юноша повернул голову и заметил нежданных зрителей. Улыбнулся вдруг и склонил голову в приветствии. Аймай упал на колени и Гауд вместе с ним. А Хайнэ тряхнул волосами и вернулся к своему танцу. В небе снова грянул гром, а вода в озере вспенилась, выстреливая вверх мощными струями, которые, будто щупальцами, обвили стройную фигуру. Заключили в кокон, уложили на себя и принялись ласкать, проникая в тело и заставляя Хайнэ выгибаться навстречу.

Гауд следил за этим представлением не отрывая глаз и пропустил тот момент, когда настойчивые руки Аймая стянули с него верхний шурук и забрались под нижний либас. И только острое болезненное возбуждение вернуло его в реальный мир.

— Не только боги хотят любви, — жарко прошептал Аймай, наваливаясь сверху, заставляя упереться ладонями в песок и прогнуться в спине.

Гауд зашипел сквозь зубы, когда Аймай вошел в него сразу и весь. Сколько лет они вместе, а страсть, рождённая в первый день, так и не утихла между ними. Хотя сами давно уже не мальчики: Аймая мучают суставы, а у Гауда давно отросла борода. Но в жаркой ночи не было места недостаткам. Поэтому Гауд перекатился, оказываясь сверху и облегчая напряжение своему партнёру, а для Аймая не было ничего красивее, чем огрубевшее лицо, покрытое сеткой морщин.

Двое мужчин слились в танце страсти, а за их спиной неистовствовали две стихии. Вода стремилась совладать с Молнией, а Молния — раствориться в Воде. Рык наслаждения двух мужчин потонул в раскате грома, а пролившееся семя смыл хлынувший дождь.

***

Город Унм был похож на любой другой город Асьялы. Те же дома из жёлтого песчаника, те же пыльные улочки и суетливые жители. Только одним отличался Унм от всех остальных городов — одним неприметным домом, что примостился на окраине. Он был таким же, как и все дома в округе: желтым, одноэтажным и небогатым. Но отличал его от всех остальных знак молнии, вырезанный на дверях.

Скорее всего жители Унма прошли бы мимо, если бы Верховный Ахантэ лично не посещал этот дом, кланяясь его хозяину, как равному себе. Скорее всего жители Унма застыдили бы его владельца, если бы тот не мог вызывать грозу.

Бывало так, что в засушливый год сезон дождей задерживался и тогда Санун выходил на площадь, разводил руки и звонко хлопал в ладоши. И в этот момент звучал гром, а небеса прорезала молния. Не проходило и часа, как над городом начинался ливень…

Поначалу Санун лишь приближал сезон дождей, но однажды он вызвал дождь посреди сухого сезона. И тогда понесли люди к его порогу подношения. Что-то он брал, от чего-то отказывался, но никогда ничего не просил.

Город Унм был похож на любой другой город Асьялы… Похож, да не очень. Потому что цвели вокруг сады, поливаемые регулярным дождём, а его жители забыли, что значит засуха…

***

— Теперь ты можешь понять, что значит для нас первожрец, — прошелестел Ахантэ мелким летним дождём. — Что значит для нас его просьба, воля, желание…

— Я понимаю! — полыхнул молнией Хайнэ. — Только другого понять не могу: почему ты так долго держал меня рядом и не попытался пробудить?!

— Я не знал как! — ответил Ахантэ градом. — Я чувствовал тебя, гасил твой огонь, но так и не смог разбудить! Ты сам должен был это сделать, — смирился он тропическим ливнем. — Поэтому я и отпустил тебя — найти дорогу к себе, своей сущности и памяти…

— И я в ужасе от того, что мог тебя забыть! — Хайнэ взорвался грозой над океаном.

— Тише, тише мой родной, — Ахантэ обнял Хайнэ, утихомиривая волны. — Смотри, корабль потопишь…

— Пусть плывут, — улыбнулся Хайнэ и блуждающие огни осветили кораблю дорогу.

— Позволь обнять тебя, — выдохнул Ахантэ туманом, что растёкся над низиной реки.

— Люби меня! — застонал, выгибаясь, Хайнэ, и над пустыней Асьялы начался ливень.

Дождь идёт всегда и везде. Если не в одном краю Сиэры, то в другом… Он может быть ленивым и затяжным, когда Ахантэ нежно ласкает своего супруга. А бывает мощным ливнем и страшной грозой, когда Хайнэ кричит и выгибается от страсти. Дождь идёт летом, снег — зимой, но это все равно вода, что порождает любовь двоих и проливает на нас с небес…