У Тэхёна улыбка счастливая, и весь он светится как мартовское солнце. Чонгук всей душой любил глаза смеющегося Тэхёна. Но не сейчас.

      Сейчас он не чувствовал ничего кроме легкой тошноты. И то, скорее всего, из-за того, что не ел с самого утра, а уже четыре вечера. Он ждёт, когда приготовится рамен, потому что очень хочет поесть чего-то жидкого и горячего.

      Чимин сидит рядом, они болтают о предстоящем на лето туре, он обнимает его за плечи, и от этого тепла становится легче, хотя по правде говоря за эту ночь ему стало гораздо, гораздо лучше. Вместо острой и перманентной боли пришла убаюкивающая пустота. С ней было проще. Тэхён спал с другими. Точка. Словно тонкая ниточка с непосильным для неё грузом оборвалась, и теперь не было этого невыносимо болезненного напряжения внутри. Только опустошающая слабость.

      Тэхён изредка поглядывает на Чонгука, он наверняка хочет подойти поговорить, но Чимин не отлипает ни на минуту, и он не хочет привлекать лишнее внимание — особенно Хосока.

      — Как ты себя чувствуешь?

      Хосок рядом появляется незаметно, мягко кладёт руку Тэхёну на плечо. Хоть вчера он и был груб с ним, он прекрасно знал, что ему не легче, чем Чонгуку.

      — Отлично, — Тэхён улыбается. Подделывать свои эмоции он умел лучше всякого актёра.

      — Мне что-то не верится.

      — Откуда ты можешь знать?

      Хосок ладонью бьёт по груди, там, где сердце:

      —  Подсказывает.

      — Да, Хосок, мне чертовски хреново, — Тэхён не перестаёт улыбаться так, словно они говорят о чём-то хорошем, — но вряд ли это моё признание что-то изменит, да?

      Хосок понимающе кивает. А потом крепко обнимает, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Тэхёну хочется плакать. Но он позволял себе быть слабым слишком долго, поэтому благодарно улыбается и уходит к Намджуну с Джином, которые играют в уно.

      В конце концов за столом собираются все, и Чонгук ведёт себя как обычно, улыбается и смеётся тоже, даже перекидывается с Тэхёном парой общих фраз. Только глаза — опухшие, красные и словно вылитые из матового стекла выдают его.

      — Я принесу рамен, — вызывается Чонгук.

      — Я помогу, — Тэхён реагирует слишком быстро, и Чимин подскакивает тоже, но Хосок аккуратным движением опускает его на прежнее место, взглядом говоря «не надо».

      Тэхён молча подаёт тарелки Чонгуку, а когда забирает первую пару уже наполненных, спрашивает:

      — Мы можем поговорить?

      Чонгук хочет отказаться. Но вспоминая слова Хосока думает, что более готовым, чем сегодня, он не будет никогда. Чувства обязательно вернутся и будут душить дальше.

      — Хорошо. После ужина я зайду к тебе.

      Тэхён кивает.

      — Спасибо.

      После еды Чонгук чувствует небольшой прилив сил, но на плече Хосока так уютно, а ночью он почти не спал, так что он начинает понемногу проваливаться в дремоту. 

      Кто-то накрывает его пледом, Чонгуку становится тепло и уютно, хорошо, как будто всё в порядке.

      Он дремлет где-то полчаса, а потом все уходят внутрь смотреть кино, и Чонгук лениво, с полуоткрытыми глазами лежит на Хосоке. Он уже видел этот фильм, когда тот только вышел. Рядом сидит Тэхён, и Чонгук не может себе объяснить, почему, но перекладывает голову на его плечо. Он чувствует запах костра и улицы от его кожи, а ещё запах парфюма, который он никогда до этого не замечал. И вспоминает то, как они занимались сексом — внутри снова становится больно, и ему хочется сделать что-то плохое. Что-то похожее на то, что с ним делал в эмоциональном плане Тэхён. 

      Он поправляет плед, как бы случайно укрывая им и Тэхёна, кладет руку ему на бедро и сжимает, перебирая пальцами, поглаживает, чувствует, как Тэхён напрягается всем телом и смотрит на него. Чонгуку хочется чего-то неправильного. И неправильно тут то, что он не должен сейчас думать о сексе с Тэхёном и тем более — хотеть. Но внутри расползается желание быть ещё больше униженным. Оказаться на самом дне. Чтобы толщей воды насмерть придавило, чтобы в лёгких воздуха не осталось нисколько.

      — Трахни меня в горло, — шёпотом, с улыбкой, на ухо.

      Тэхён ощутимо вздрагивает, и Чонгука это радует — наконец-то, у него тоже есть эмоции. 

      Чонгук отстраняется, оставляя руку на месте, почти незаметно скользя ей выше. Чуткие пальцы ощущают всё больше напрягающиеся мышцы. Тэхён сжимает зубы и убирает его ладонь, после чего молча встаёт и уходит. Чонгук не смотрит ему вслед, какое-то время просто сидит и думает. Хотя в голове вакуумная пустота. 

      — Я спать, — говорит он Хосоку и тоже уходит.

      По пути в комнату Тэхёна он пытается о чём-нибудь подумать, ухватиться за здравую мысль, которая скажет свернуть в сторону своей спальни. Но этой мысли нет. Никаких нет.

      Когда Чонгук заходит к нему в комнату, Тэхён стоит у открытого окна. Ветер ласково перебирает его волосы. Он поворачивается к Чонгуку, когда тот подходит к нему. В этот же момент Чонгук встаёт перед ним на колени. Безмолвная пустота.

      — Чонгук, нам... — начинает Тэхён.

      — Не сейчас, — обрывает Чонгук. — Хочешь порадовать меня, — он кладёт руки на резинку штанов Тэхена, — сделай то, о чем я прошу. А потом, — он облизывает губы, — всё остальное.

      У Тэхёна ураганом всё внутри сносит — ураганом, который он видит в глазах Чонгука. Разрушительный. Непредотвратимый. Ему хочется нежно его обнять, успокоить, усадить на кровать и сказать всё, что на душе так долго лежало, но этот взгляд — жаждущий, просящий, не принимающий отказа — будоражит в нём что-то сокрытое, тёмное, ещё неизвестное и потому неподчинимое. Он скользит двумя пальцами Чонгуку в рот, тот прикрывает глаза и послушно их принимает, затем высовывает язык и обводит им по кругу, продвигается дальше, позволяя Тэхёну надавить на корень языка. Это неправильно. Это чертовски неправильно.

      На лице Чонгука одно сплошное удовольствие, когда член упирается ему в заднюю стенку горла, он почти не чувствует рвотный рефлекс, Тэхён двигается медленно, словно пробуя его на прочность, а прочности у Чонгука осталось как раз только на это.

      Чонгук отстраняется, выпускает член изо рта и поднимает чуть влажные глаза на Тэхёна.

      — Мы вроде уже проходили, что я не фарфоровый. Или выеби меня как следует, или я найду того, кто сделает это за тебя.

      Пальцы на затылке сжимаются до хруста, Чонгук ухмыляется, однако ухмылка эта быстро смазывается одним резким движением Тэхёна внутрь его рта.

      Чонгук блаженно закатывает глаза, ему нечем дышать, ему больно от грубых и быстрых толчков, а ещё ему так нравится быть в этом положении сейчас. Полноценно уничтоженный.

      Он упирается в бедра Тэхёна руками, когда от недостатка кислорода начинает шуметь в ушах; Тэхён держит его еще немного, а потом резко выходит.

      Чонгук закашливается, к горлу подкатывает тошнота вместе с вязкой слюной.

      Он так долго строил себя: кирпичик за кирпичиком, аккуратной, ровной кладкой. Крепкие стены, прочная крыша; тёплый и уютный внутри. А Тэхён методично его разбирал, наверняка сам того не подозревая: тоже аккуратно, бережно, словно намеревался обратно всё сложить. Но это не карточный домик — обратно не собрать.

      Тэхён грубо хватает его за волосы и тянет на себя снова, Чонгук послушно открывает рот и принимает — на подбородок стекает слюна вперемешку с соленой смазкой, и Чонгук этим упивается.

      Хуже и быть не может. И это прекрасно. Порой самое страшное оказывается самым прекрасным в жизни.

      Он чувствует, как по горлу стекает горячая сперма, а по щекам — слёзы. Он садится на пятки и вытирает лицо краем рукава толстовки. У него сил буквально только на то, чтобы доползти до своей комнаты и уснуть прямо на полу.

      Тэхён садится напротив, аккуратно отнимает его руки от лица и заглядывает в опущенные глаза.

      — Теперь мы поговорим?

      Чонгук качает головой.

      — Я не могу. Не сейчас, — он поднимает затуманенный взгляд. — Помоги мне дойти до моей кровати, пожалуйста. Мне нужно отдохнуть.

      У Тэхёна совести не хватает перечить и требовать разговора — Чонгук вопреки своим обещаниям всё-таки выглядел разбитым. Он помогает ему подняться и придерживает за талию, пока они идут до комнаты Чонгука.

      Уложив его на постель, он уходит в ванну и возвращается с влажным полотенцем, которым вытирает его лицо.

      — У тебя есть вода?

      — Да, за изголовьем кровати. Всё в порядке, — он открывает до сих пор закрытые глаза и смотрит на Тэхёна с вселенской усталостью. — Спасибо, — а потом легонько толкает в плечо.

      Тэхёну уходить не хочется, но у него нет права просить остаться.

      — Спокойной ночи.

      В ответ — тишина.

 *

      На удивление, эта ситуация помогает Чонгуку понять, что ему было нечего сказать. Не в тот вечер. Да и сейчас, с утра — тоже. Он звонит матери и болтает с ней полчаса, прежде чем заговорить об этом.

      — Мам, — тихо говорит он. — Я думаю, что люблю кое-кого.

      — Личность засекречена?

      — Пока да. Но мне нужен твой совет.

      — Всегда готова поделиться своей мудростью, сынок, — в её голосе слышится нежность.

      — Что бы ты делала, если, — он закусывает губу, не зная, как лучше сказать, — ты не знала, что чувствуешь к человеку, и вы бы несколько раз, ну, — он вздыхает, это очень неловко — говорить о таком с мамой, — переспали несколько раз. Не обсуждая это. А потом, когда ты бы разобралась в себе и поняла, что любишь его, ты бы узнала, что он спит с кем-то ещё. И вы бы переспали ещё раз.

      — И вы до сих пор не говорили? — она звучит обеспокоенно, но не осуждающе.

      — Только не переживай, мам, чёрт, надо было начать с этой фразы, — Чонгук грустно смеётся. — Мы должны были, но я чувствовал себя слишком плохо, а теперь думаю, что не знаю, что сказать. Ситуация слишком сложная.

      — Для любви не бывает простых ситуаций, милый, — её интонация словно поглаживает и успокаивает, — я думаю, что самый правильный выход из ситуации — это сесть и поговорить, но так же, как в любви нет ничего простого, в ней нет ничего правильного. И я думаю, даже если ты последуешь этому совету, всё закончится не очень, — она вздыхает. — Я не буду утверждать, что хорошо знаю тебя, дорогой, ведь мы мало времени проводим вместе последнее время, но в то время, когда ты рос на моих глазах — тебе всегда нужно было очень яркое подтверждение любви, настойчивое выражение участия и эмоций. Думаю, в этом случае — тоже.

      — Хочешь сказать, что я просто хочу вывести его на эмоции? И тогда мне станет лучше?

      — Не лучше. Ты просто поймёшь, что они есть. И ты почувствуешь уверенность, силы говорить с ним об этом. Потому что будет о чём. Пока что — не о чем.

      — Ты знаешь меня лучше всех. Спасибо, — Чонгук зарывается носом в мягкую подушку и впервые за долгое время искренне, счастливо улыбается.

      До вечера Чонгук не выходит из комнаты — он наконец-то по-настоящему отдыхает. Весь день валяется в постели, смотрит дораму, ест то, что заботливо приносит Чимин — на самом деле Чонгук очень просит его об этом, скидывая свои милые селфи. В очередной раз Чимин заходит к нему в комнату, но с пустыми руками.

      — Эй, — надувает губы Чонгук.

      — Подумал, что ты лучше присоединишься к нам внизу, — Чимин скрещивает руки на груди и делает очень серьёзный взгляд. — Я позвал Тэмина потусить со мной, но в итоге с ним тусят все, — он закатывает глаза. — Так что присоединяйся. У нас куча снеков и холодная лапша.

      — Дай мне переодеться.

      Чимина удивляет то, как быстро Чонгук соглашается, а Чонгука удивляет то, как коварна и проста жизнь.

      Тэхён впервые за день может нормально дышать, потому что он видит Чонгука — при этом ещё и в по-настоящему хорошем расположении духа. Он активно общается со всеми, смеётся, ест, пьёт, и такие простые вещи впервые так радуют Тэхёна. До сих пор сковывающие плечи объятья чего-то страшного немного ослабевают.

      Но приходят другие. Потому что они в одной комнате уже несколько часов, а Чонгук ни разу на него не посмотрел. Чимин включает музыку на летней веранде, и они с Тэмином уходят туда танцевать. Намджун и Хосок присоединяются к ним, и Тэхён перемещается к Чонгуку, кладёт ему руку на колено, пытаясь обратить на себя внимание, но Чонгук молча встаёт и идёт на веранду тоже. 

      У Тэхёна внутри зарождается паника.

      Чонгук что-то говорит Намджуну, отчего тот с шокированным видом отстраняется от него, а все остальные громко смеются.

      — Тэ, — Юнги берётся словно из ниоткуда, но на самом деле он просто сидел рядом всё это время.  — Не хочешь поиграть в «Марио»?

      Тэхён на секунду отвлекается, чтобы ответить короткое «нет», а когда возвращается взглядом к Чонгуку, тот уже стоит чуть в стороне ото всех и разговаривает с Тэмином. Чонгук облокачивается о перила, кладёт руку Тэмину на плечо и дружески похлопывает — они делали так в группе тысячу раз, но отчего-то у Тэхёна спирает дыхание, и он не может пошевелиться.

      — Я уверен, что тебе пойдёт светлый цвет волос, — говорит Чонгук и обеими руками приподнимает волосы Тэмина. — И возможно более короткая стрижка.

      Хотя Тэмин и без того действительно привлекательный. У него та самая харизма, на которую Чонгук обязательно повёлся бы, не займи его сердце Тэхён.

      — Это что, медляк? — ужасается Намджун. — Кто-нибудь, переключите!

      Ехидный Чимин маячит Хосоку, который подхватывает Намджуна за талию и пытается начать исполнять медленный танец. Это очень весело, Чонгук громко смеётся и наклоняется вперёд, слегка бодая Тэмина в грудь.

      — Извини, — он улыбается Тэмину.

      — Ничего страшного, — он заговорчески подмигивает. — И я подумаю над твоим предложением.

      Чонгук немного пьян и на самом деле не замечает, что они стоят слишком близко. Зато это становится отчётливо заметно, когда между ними едва протискивается рука Тэхёна. Она обхватывает его поперёк груди и ложится на предплечье. При этом сам он встаёт боком к Чонгуку, спиной к Тэмину, и смотрит на небо.

      — Какие звёзды сегодня, да, Чонгук? — его голос такой низкий, что Чонгука это пугает.

      Тэмин неловко делает шаг в сторону — его тут же подхватывает под руку Чимин и уносит в импровизированный вальс.

      — Что это было, Тэхён? — зло спрашивает Чонгук, оставаясь в прежнем положении.

      — О чём ты? — Тэхён смотрит на него нечитаемым взглядом.

      — Ты буквально прогнал Тэмина своим появлением. Это невежливо. Мы говорили.

      — Невежливо так близко подходить к человеку, если вы просто разговариваете.

      Чонгук становится в пол-оборота и хмурится.

      — Даже если мы не просто говорили, тебя это не касается. Ты не имеешь права так поступать.

      — Ты прав, — соглашается Тэхён. И больше ничего не говорит.

      — Почему ты можешь трахаться направо и налево, а я не могу даже поговорить с кем-то кроме мемберов спокойно? 

      — Чонгук, — Тэхён устало жмурится.

      — Что?

      — Я думал, что мы договорились тогда. Ты сказал, что тебя всё устраивает. И я подумал, что у нас нет никаких обязательств друг перед другом.

      — Я никогда не говорил, что меня всё устраивает, — почти истерично усмехается Чонгук. — Я лишь сказал, что нам нечего обсуждать. Потому что нам действительно было нечего обсуждать.

      — Я думал, — Тэхён глубоко вздыхает, — что тебе не нужно ничего больше. Ты выглядел так, словно тебя это устраивает.

      — Ты словно совсем меня не знаешь, — губы Чонгука трогает грустная улыбка. — Мы живём вместе так долго, делимся почти всем почти обо всём, и ты думал, что я просто так… нет, вот так буду спать с человеком, — он тыкает Тэхёна пальцем в грудь, — не имея к нему никаких чувств.

      — Ты мог измениться. Мы были не так близки последние полгода.

      — О, угадай, почему, — Чонгук всплёскивает руками, сбрасывая с себя ладонь Тэхёна. — Как будто бы я не ждал каждый день, что ты снова сделаешь мне чай утром или придёшь пожелать спокойной ночи, как раньше.

      — Чонгук, — Тэхён мягко касается его волос, убирая прядку за ухо. — Всё не так просто.

      — Да уж, действительно, не так просто, — фыркает Чонгук. Отчего-то сейчас он чувствует себя лучше, пускай они вроде как и ссорятся. Но он немного расслабляется и позволяет Тэхёну подойти ближе.

      — Это прозвучит глупо, но в какой-то момент я заметил, что ты вырос. Совсем вырос. И не в плане «о, это больше не наш маленький макне», а в плане «вау, этот парень мне действительно нравится», понимаешь? — он делает паузу. Слова даются сложно. — Я больше не видел в тебе друга или младшего брата, я не мог делать всех тех вещей, что делал раньше, потому что это было неловко — потому что это несло романтический подтекст. И даже если бы ты не заметил, — Тэхён кладёт ладонь на его щёку. — Это было бы неправильно.

      Чонгуку хочется верить. Но это не вяжется.

      — А трахать меня без обязательств — правильно?

      Чимин делает музыку громче.

      — Это две крайности. И я не говорю, что поступил правильно. Я неправильно оценил ситуацию. Подумал, что ты тоже понимаешь, что то, что мы делали, гораздо легче в нашей ситуации, чем отношения.

      — Легче, — Чонгук смеётся, у него подкатывает ком к горлу. — Ты хочешь, чтобы было легче. Вот и всё.

      — Чонгук, пожалуйста, постарайся меня понять, — он делает попытку его обнять, но Чонгук резко выставляет перед собой руки.

      — Если ты хочешь легче, Тэхён, — Чонгук глубоко вдыхает, чтобы не заплакать, но голос срывается. — То нам точно не стоит ничего обсуждать и либо оставить всё как есть, либо постараться снова стать братьями.

      Тэхёну больно до жути, ему хочется закричать и начать ломать всё вокруг, но он чувствует ответственность, чувствует, что совершил слишком много ошибок. Он ведь действительно знал Чонгука. Его чувствительного, ранимого Чонгука, который так старается выглядеть иначе — даже сейчас. И держит себя в руках. Только слегка дрожащие губы выдают.

      — Я люблю тебя, Чонгук, — он осторожно берёт его за подбородок пальцами. Знакомое движение. — Понимаешь?

      Это Чонгука добивает.

      — Очень хорошо понимаю. 

      Его от количества эмоций буквально тошнит, он складывается пополам и беззвучно плачет. Этого всего слишком много. 

      Тэхён садится рядом с ним, целует в макушку, желая часть боли забрать себе — ведь он сам её и подарил. И прячет пару слезинок в волосах Чонгука — позволяет себе маленькую слабость тоже.

      — Прости меня. Я никогда не хотел делать тебе больно. И я понимаю, — он гладит его по выступающим вздрагивающим лопаткам. — Что эти слова ничего не исправят. Я просто не должен был делать всё то, что сделал.

      — Просто скажи мне, — Чонгук не даёт ему договорить, — если всё так, как ты рассказываешь. Что ты любишь меня и никогда не хотел причинить боль, — он смотрит на Тэхёна заплаканными глазами. — Зачем ты спал с другими?

      Тэхёну кажется, что он готов потерять сознание. Он никогда в своей жизни так сильно не косячил.

      — Потому что я уже после нашего первого раза понял, что это неправильно. И я просто хотел не повторять, чтобы не делать ещё хуже. Я пытался доказать себе, что в этом нет никаких чувств, только секс. И чтобы не идти к тебе, чтобы не завязывать ещё один узелок, который потом будет больно натирать нам обоим, я шёл к кому-то другому. В итоге всё равно приходил к тебе, — ему становится мерзко от самого себя. — Это звучит ужасно. Такое не говорят людям, которых любят, но если ты хочешь знать…

      — Да, хочу, — Чонгук снова прячет лицо в колени.

      — После последнего раза я возвращался домой с полным осознанием того, что даже если дело только в сексе — никто даже близко не может сравниться с тобой. Были партнёры опытнее, изощрённее, эмоциональнее, готовые буквально на всё, но я не чувствовал ничего внутри себя. Это не отзывалось. Это не ощущалась правильным даже физически. Я просто думал о тебе. А чем больше запрещал, тем сильнее хотелось.

      Чонгук молчит, глубоко дыша, чувствуя горячие ладони Тэхёна на себе, потом они вместе встают; мимо ребята проходят в дом.

      — Эй, вы не замёрзли? Мы заходим греться у камина, — зовёт Намджун.

      — Мы скоро тоже, всё хорошо, — Тэхён машет ему издалека.

      Чимин ободряюще улыбается.

      — Если ты говоришь правду, — Чонгук вытирает большими пальцами влажные щёки, — то поцелуй меня. Так, словно любишь. Словно всё, что ты сказал, правда, — он смотрит безнадёжно, не веря.

      Тэхён скользит рукой за его спину, обнимает и притягивает к себе. Чонгука от холода бьёт мелкая дрожь, отчего их губы встречаются не сразу — Тэхёну приходится их поймать. Поцелуй нежный, успокаивающий, согревающий. Чонгук в руках Тэхёна расслабляется и непроизвольно прижимается ближе. Тело реагирует само, мгновенно, просто вставая в правильную позу.

      Тэхён проводит рукой от талии Чонгука вверх, поглаживает большим пальцем плечо. Раскрытой ладонью проводит по шее и скользит пальцами в волосы, слегка массируя кожу головы. Чонгук млеет, выдыхает, но Тэхён не углубляет поцелуй, а продолжает ласкать пухлые губы очень мягкими, чувственными поцелуями-прикосновениями.

      Чонгук впервые не чувствует желания тут же забраться с Тэхёном в постель — ему хочется стоять так дальше, чтобы Тэхён обнимал долго-долго и целовал так целомудренно, будто это их первое свидание, им по пятнадцать и родители ждут дома к десяти.

      Когда Чонгук снова начинает дрожать, Тэхён отстраняется, улыбаясь уголками губ.

      — Я обещаю подумать, — заключает Чонгук. — Я не знаю, что я решу. Я не знаю, к чему может привести любое из моих решений. Но я постараюсь быть честен с тобой. И с собой в первую очередь.

      — И пока ты думаешь, — ласково спрашивает Тэхён. — Как мне следует к тебе относиться?

      — Как считаешь нужным. Как чувствуешь. Я дам знать, если это слишком.

      — Хорошо, — Тэхён запечатляет на румяной щеке лёгкий поцелуй. — Идём греться?

      — Да, — кивает Чонгук. — И это, — он касается пальцем сначала губ Тэхёна, потом своих. — Действительно было похоже на любовь.