— Не свезло сегодня нашим мумиям, а, братишка? — Канкуро с довольной ухмылкой от уха до уха шагал по коридору чуть позади Гаары, небрежно играясь со свежезаточенным кунаем, и вслух размышлял о результатах прошедшего совета.
Они вдвоём покидали зал совещаний тем же вечером — первым вечером, когда в их и без того маленькой семье осталось двое вместо троих.
На редкость странное было чувство: наблюдать пустующее кресло Темари на протяжении двух часов; а теперь ждать, что она вот-вот выйдет из-за поворота, доложит по всей форме о причинах своего отсутствия на собрании и тут же отбросит официоз и накинется на них с Канкуро с советами. Ждать, но так никого и не увидеть.
— Не знаю, как ты, а я никогда не устану смотреть на перекошенные лица старейшин в момент очередного облома, — продолжал Канкуро, ритмично раскручивая кунай между замозоленных пальцев. — Признайся, взбесили они тебя с утра своей прощальной речью, а?
— Да. Но больше всего тем, что попытались усадить младшего Хараду на место Темари, — пробормотал Гаара себе под нос. — Он полный ноль. И в аналитике, и в остальном. Смешно.
Он не ожидал, что Канкуро на эту ремарку действительно рассмеётся, да ещё так заливисто.
— Согласен, забавно было! Я так скажу. У задохлика Харады есть один плюс — способность не отсвечивать и не иметь своего мнения. Проблема в том, что старички при любом голосовании будут им вертеть, как захотят.
— Именно. Глупо было подсовывать такого кандидата. И тем более ждать, что я одобрю его.
— Спорим, они думали, что сегодня ты пропустишь любую глупость?
— С какой стати?
— С такой, что ты должен быть растоптан и деморализован. Темари же вроде как в политических заложниках у Конохи теперь. По официально-негласной версии… — разъяснил Канкуро и пихнул Гаару в плечо. — А ты вон какой… Будь добр, не пались уж слишком сильно, а то ходишь тут, сияешь своим довольным лицом и широкой улыбкой.
— Что? — мрачно покосился на него Гаара.
Канкуро со вздохом ударил себя ладонью по лбу и снова засмеялся. Снова как-то деланно.
— Ты, говорю, когда-нибудь перестанешь быть таким серьёзным?
— Нет. Зачем?
— Ой, всё, забей. Мне вот жаль, что Темари не видела сегодняшнего разноса. Кого-кого, а её они точно знатно разозлили напоследок…
— Канкуро. — Гаара остановился и, вглядевшись в размеченное паутиной краски лицо брата, задал вопрос, который хотел задать ещё утром. — Ты… в порядке?
— Воу-воу! — Тот подпрыгнул на месте, хватаясь за сердце. — Ками всевидящие, запишите это в свод легенд Ветра! Братик спрашивает меня о самочувствии! Какой-то ты подозрительно нежный стал, внимательный. Может, посоветоваться о чём-то хочешь? Какие аспекты взрослой жизни тебя интересуют? Ты не стесняйся, я тебе…
— Из всех аспектов взрослой жизни меня сейчас интересует твой отчёт, — почти прошипел Гаара, понизив голос. — Мы договорились о недельной отсрочке. И я не трогал тебя целую неделю.
— Конечно, ведь у тебя теперь есть, кого потрогать…
То, что брат вилял в разговоре, как собачий хвост, и ёрничал, порой теряя всякие берега, не было новостью. То, что это действовало на нервы — тоже. Но вот чтобы он так себя вёл, когда речь заходит о сугубо рабочей и настолько серьёзной теме?
— Думаешь, я не заметил, что ты старался не попадаться мне на глаза всё это время? Что не так? Говори.
— Да всё путём, — бросил сквозь зубы Канкуро. И, отвернувшись, с внезапной злостью двинул кулаком с зажатым в нём кунаем по стене. Отколовшийся кусок штукатурки с шорохом осыпался на пол. Так. Попытки отшутиться закончились.
— Мусоришь, — тихо констатировал Гаара. — Всё путём, кроме?..
— Расколоть его оказалось трудновато.
— Ты до сих пор не привлёк мастеров допроса?
— О, ты же понимаешь, что они могут вытащить лишнее о том, о ком мы не хотим докладывать совсем никому? Понимаешь, а? Я-то вот понимаю.
Нами. Чёрт, чёрт. Гаара с усилием потёр виски.
— Считаешь, шпион успел её заметить и опознать?
— В том-то и дело… Может да, а может нет, — пространно отозвался Канкуро. — Говорю же, сложно она колется…
— Она? — воззрился на него Гаара. — Подожди. Шпион — куноити?
— Я… такого не говорил.
— Канкуро… — Поведение брата определённо напрягало. Что за чертовщина с ним творится? — Делай, что угодно, чтобы шпион заговорил. Но всё, что есть у тебя на текущий момент, я хочу услышать сегодня же. Потом сам навещу его… или её, неважно. А сегодня отчёт об уже…
— Повторяешься, Гаара, я с первого раза понял. Сегодня во сколько?
— Сейчас собрание АНБУ. Будь у кабинета через два часа.
Канкуро цыкнул и коротким взмахом руки запустил кунай в настенный гобелен, прямо над головой испуганно присевшего парня из архива.
— Как скажешь, мой повелитель.
***
Прошлый вечер растоптал и уничтожил Мацури.
В день, когда Гаара прочитал ей суровую отповедь в ответ на признание, она думала, что больнее уже не может стать. Наивная.
Вчера, когда из-за спины Темари-химэ она одним глазом увидела, как её любимый целует другую, обида и боль обрушились на голову с новой, абсолютно сокрушительной силой. Так неожиданно и несправедливо. А ведь Мацури всего лишь пришла к нему рассказать, как хорошо справилась на последней миссии. Этого-то права ученицы у неё никто не мог отнять! Не мог!
— Почему-у?!
Мацури всхлипнула и отвернулась к стене, чтобы проходящие мимо люди не видели её распухшего носа. Почему жизнь так несправедлива? За что с ней так? И что с ней не так? Почему даже Темари-химэ заботится о той девушке, а о ней, о Мацури, не заботится никто?
Кроме Аои…
Аои Мацури искала со вчерашнего вечера и постепенно впадала во всё большее отчаяние — подруга пропала, словно её в зыбучие пески засосало. Вчера, сразу после ВСЕГО, Мацури дотащилась до переулка, где находилась ювелирная мастерская. Свет в окнах не горел, холод и темнота пустынной ночи были равнодушны к горю неразделённой любви. Мацури вдруг поняла, что не видела Аои уже больше недели, просто из-за миссии вне деревни не заметила, как утекло время.
До зуда в руках хотелось постучаться в дверь, увидеть подругу сию же секунду и пожаловаться на всё, на эту дрянную, гадкую, несправедливую жизнь. Да только час был поздний, Аои скорее всего спала, и Мацури поплелась домой, так и не решившись её разбудить.
Дома она кивком поздоровалась с сидящими на кухне мамой и отцом, которые давно уж стали ей не приёмными, а самыми что ни на есть родными, и прокралась в свою спальню, не отреагировав на предложение поужинать. А там рухнула на кровать и несколько часов кряду ревела в подушку. Уже ночью в комнату заявилась старшая сестра, родная. Она явно пришла с целью рассказать, как Мацури мешает ей спать своим нытьём, но, оценив картину, молча ушла и вернулась с кружкой чая на подносе и успокоительными пилюлями. Ни о чём не расспрашивала. Мацури этому порадовалась — говорить она всё равно была не в силах, только хлюпать носом и капать горькими слезами в чай. А после пилюль сама не заметила, как на очередном вздохе провалилась в глубокий сон без сновидений и проспала до утра.
Сегодня во время прощания с Темари Мацури стояла в последних рядах. Они с Химэ знали друг друга очень долго, и не прийти попрощаться было бы свинством. С другой стороны, после разговора, состоявшегося накануне, страшно и больно было взглянуть в тёмно-зелёные глаза, которые видели её ничтожество и бессильную ревность. Поэтому в итоге Мацури пробормотала скомканную коротенькую благодарность, пожелала доброго пути и сбежала.
На церемонии прощания, конечно же, присутствовал и Гаара, и та девушка, Нами. Она стояла ближе к Канкуро и Темари, нежели к Казекаге, и ни единый жест, ни единый взгляд не указывали на их особые отношения. Мацури не хотела смотреть в их сторону, а всё же смотрела, наблюдала с болезненной жадностью — слишком уж ярко пылали на солнце красно-рыжие волосы её возлюбленного… который и не её вовсе. Гаара ни разу не повернулся к Нами, как и она к нему, но невыносим был даже тот факт, что они просто стояли на расстоянии двух метров друг от друга. Памяти и этой мелочи хватало, чтобы измываться над Мацури, выдавая кадр за кадром мельком подсмотренный поцелуй.
Больше всего убивало воспоминание о том, что Гаара сам тянулся к этой девушке. Не она пыталась повиснуть на нём — такое-то Мацури видела десятки раз — а он сам обнимал её. «И с заметным удовольствием», — подсказала змеюка-память.
Нет, ну как так-то?! Это ведь она, Мацури, знала его пять лет! Она помогала всем, чем могла! Отдавала всю душу тренировкам, когда он вёл их, старалась, ранга чуунина достигла, лишь бы он заметил. Из никудышной слабачки, боявшейся близко подойти к оружию, стала одной из лучших, между прочим. Заслужила его похвалу, доброе отношение, уважение, дружбу… Всё, кроме любви! Всё, кроме этого, ни с чем не сравнимого движения навстречу, порыва быть ближе.
Из ниоткуда возникла мутная куноити, чьего лица, постоянно скрытого за шарфом, Мацури и запомнить долго не могла. А если честно, то не очень-то и стремилась. Нами показалась ей такой же строгой и неприступной, как Темари, а вдобавок ещё более закрытой и занятой. Потом, когда им случилось переброситься парой слов, первое впечатление немного смягчилось. И всё равно раскосые серые глаза Нами напоминали Мацури острые льдинки, которые плавали в водоёмах после ночного заморозка, а их прямой взгляд вызывал желание отойти подальше и не высовываться.
Тем не менее Мацури никогда не питала к этой девушке особой личной неприязни. Не было её и сейчас. Она в принципе не умела злиться и ненавидеть долго.
Вот где? Где он, тот боевой запал, который помогает сносить головы врагам, годами лелеять план мести обидчикам?.. Нет его уже и в помине! «Фук!» — и прошёл. Особенно после встречи с Темари. На место гнева сразу заступила обида, зудевшая теперь в сердце, как ожог от ядовитого растения. И больше всего обижена Мацури была на самого Гаару, который соврал, сказав, что одиночество — его приговор.
Положа руку на сердце, Мацури смирилась бы с его одиночеством. Да, это было бы печально, но ведь он не остался бы совсем один! Она продолжала бы быть рядом, служила бы, поддерживала, как умела. И тогда в один прекрасный день Гаара разглядел бы в ней самого нужного человека… и девушку. Он же мужчина! «Да уж, тут не поспоришь», — подпела память и подкинула картинку его руки, крепко обвивающей девичью талию. Мацури стиснула зубы и замотала головой, прогоняя видение. Да она даже заранее смирилась с его потенциальной женитьбой на дочке какого-нибудь могущественного феодала из окружения даймё, красавице и умнице, бриллианте высшего сословия и всё такое. В конце концов, ну подумаешь, — стандартный политический брак во благо Суны. Он, во-первых, оставил бы надежду на настоящую душевную привязанность за кулисами. А во-вторых, видеть действительно прекрасную, достойную девушку рядом с Казекаге было бы не так унизительно. Нежные, ухоженные создания, какими Мацури представляла себе молодых аристократок, у кого угодно вызвали бы желание обнимать их и гладить их шелковистые волосы, благоухающие дорогими цветочными эссенциями. Это было бы как-то… понятно, объяснимо. И почти не завидно.
Но Нами… Обычная же! Ничуть не лучше других. Мацури как-то давно ещё крутилась у зеркала, вспоминая внешность конохской куноити и прикидывая, стоит ли считать её соперницей. Выходило, что нет. А теперь вот: нате, получите…
Тут вдруг вспомнилось, как Нами перекидывалась какими-то фразами и улыбками с Канкуро в толпе прощавшихся, и Мацури едва не подпрыгнула от своей догадки и ярко вспыхнувшей надежды. Неужели Гаара не замечал этого милого общения? Видел, наверняка видел, но никак не среагировал! Значит, это для него просто мимолётное увлечение! А вдруг эта куноити — шпионка?! Зачем бы ещё ей оба брата сразу понадобились?
Ой… Ой, нет… Мацури опять замотала головой и запустила руки в растрёпанные волосы. Это бред. Нельзя так фантазировать. Надо поскорее найти Аои, и тогда всё встанет на свои места. Вот где по-настоящему разумный человек! Из неё вышла бы отличная куноити… Да только куда же она запропастилась?
Дверь в мастерскую Аои опять оказалась заперта. Окна по-прежнему были занавешены, так, что и не заглянешь внутрь. Оставался последний вариант — искать подругу по всему селению. Мацури, как истинная дочь Суны, сдаваться не собиралась. Ей категорически не хотелось делиться переживаниями ни с девочками, которые сами сохли по Казекаге, ни с сокомандниками. Помимо того, что они могли задеть её и без того в клочья разодранные чувства, это было слишком рискованно. Юката, например, обязательно разнесёт слухи. Да ещё сверху додумает такого, что Темари их обеих из-под земли сначала достанет, а затем обратно закопает, только уже бездыханных. Нет-нет. Подставлять Гаару и нарушать данную клятву Мацури не станет ни в коем случае. Даже после того, как он обманул и растоптал её чувства.
Только с Аои и можно было поговорить о своей беде. Аои-то была гражданской. Она ничегошеньки в жизни шиноби, тем более политической, не смыслила, зато всегда с готовностью поддерживала и давала удивительно хорошие житейские советы, хотя была всего на пару лет старше Мацури. Она проявляла самый живой, искренний интерес к жизни куноити, расспрашивала о миссиях, с удовольствием слушала истории. Переживала, когда речь заходила об опасностях и радовалась, если у подруги что-то отлично выходило. С ней Мацури чувствовала себя смелее и старше. Аои её уважала и никогда не смеялась над её чувствами. Не обзывала их незрелыми и фанатичными, а Гаару не именовала в шутку «твой чудовищный сенсей», как это делала сестра.
Мацури остановилась в тени, чтобы перевести дыхание после длительной пробежки по южному сектору, и с улыбкой посмотрела на широкое красивое колечко на указательном пальце — подарок Аои. Аои сделала его как комплимент, когда Мацури заказала медальон для Гаары. Она же посоветовала открыться ему. Мацури сначала ужасно сопротивлялась этой идее, волновалась, ходила вокруг да около. Еле решилась. Всё, конечно, обернулось совсем не как в мечтах, но самим шагом она гордилась: он выглядел смело и по-взрослому.
Да, Аои могла дать хороший совет, потому что не была влюблена в Казекаге. Ведь она встречалась с Канкуро… О, Канкуро!
Интуиция сработала на диво хорошо и, как по заказу, привела Мацури в западный коридор Резиденции, отходящий от кабинета Каге. Канкуро стоял там и смотрел в окно, спрятав руки в карманы и ссутулившись. Вид у него был довольно безрадостный. Тоже, небось, скучает по Аои?
— Канкуро-сан. Канкуро? — Мацури подергала парня за рукав. И отшатнулась.
«Лица на нём нет» — вот так говорят, увидев подобную картину. Лицо у Канкуро формально было на месте, только какое-то перекошенное, словно его отодрали, а потом, разочаровавшись в результате, неудачно прилепили обратно. Ненормальная зеленушная бледность, контрастирующая с фиолетовыми полосами потрескавшейся краски, напугала Мацури чуть ли не до крика.
Разговаривать расхотелось в момент. Мацури уже собралась отойти от Канкуро подальше, но тут он рассмотрел, кто перед ним, и принял вполне нормальный вид. Даже улыбку выдавил.
— Чего тебе?
— А… Эм… Привет, Канкуро. Дело есть. Ты не знаешь где Аои-чан? Я её ищу-ищу всё утро…
И вот тут сделалось совсем страшно. На имени «Аои» глаза Канкуро, и без того тёмные, почернели и дико расширились, а на виске взбухла жилка.
— Аои, говоришь? Аои? А ну-ка идём со мной, — хрипло процедил он, схватив её за локоть.
— Ты чего? Канкуро-сан! Пусти! — пискнула Мацури. — Синяки же… Больно!
А он уже затолкал её в какую-то тесную подсобку, не слушая возражений.
Ма-а-мочки, что делать-то собирается?
Мацури застыла, поддавшись панике. Совсем забыла, что она куноити и способна оказать сопротивление. Белки глаз Канкуро хищно блеснули в полутьме, а на скулах заиграли желваки, когда он захлопнул дверь, запечатал её и рывком обернулся.
Колени от страха подгибались, отчего Мацури медленно сползала по стенке, как желе. Кто бы мог подумать, что брат Гаары способен напугать больше, чем сам Гаара?
— Не трогай меня, Канкуро-сан! Кричать буду! Ты же…
— Чего-о? Трогать тебя? Обалдела совсем, дурында? — рассвирепел он было, но махнул рукой и отступил от неё к противоположной стене. — Слушай внимательно, Мацури. Слушай, потому что после я захочу услышать твои ответы на мои вопросы. Ты хочешь знать, где Аои? Так я тебе скажу. Она на нижнем этаже тюрьмы сидит. В камере! Потому что Аои твоя — шпионка Тумана. А вот теперь ты мне расскажи — да поподробнее! — о вашей крепкой дружбе, и почему ты меня к ней привела.
— Ч-что? Что?
Мир рухнул, подняв клубы пыли и мусора. Мацури затрясло.
— Аои-чан никогда бы…
— Не Аои она! — прошипел Канкуро. От его голоса и выражения лица у Мацури зашевелились волосы на затылке. — Её зовут Хитоми! Рассказывай, о чём ты с ней трепалась, и что она знает о Песке благодаря тебе. И лучше расскажи мне, иначе придётся рассказывать мастерам допроса.
Мацури попыталась сглотнуть, но горло совершенно пересохло, а язык прилип к нёбу.
— М-мы… — пролепетала она. — Мы просто говорили. О разном… Она меня про миссии спрашивала. Так в них ничего секретного и не было! Я н-не болтала лишнего, Канкуро-сан, клянусь… Я же не совсем…
— Она брала у тебя печать? Ту, что на свитки от Казекаге ставится? Помнишь, как в Коноху улетели поддельные письма от нас, и чуть война не началась? Помнишь, да? Ты дала ей ту печать? Говори!
— Нет, что ты! Канкуро-сан, я не… Клянусь!
— Нахер мне твои клятвы! Я тогда приказал дознавателям не трогать тебя, да видимо зря. Говори, что ты умолчала! Что с печатью было? Я же вижу по лицу, что было.
Исчезнуть бы из этого места и насовсем, насовсем… Мацури съёжилась, обняв себя за плечи.
— Она мне… вернула её, когда я потеряла.
— Ты потеряла? Печать Казекаге?!
— Я… Я выносила печать из почтового отдела, чтобы помочь в отделе распределения миссий. Там очень много писем накопилось. Ребятам неудобно было ходить ко мне каждый раз. Вот я к ним с печатью и… А потом по дороге я где-то выронила её, а Аои… Она вернула её мне прямо в тот же день! Через полчаса буквально! Раньше, чем я успела заметить пропажу.
— Ага, само собой, — со звериной усмешкой прошептал Канкуро. И в ней Мацури почудилась то ли обида, а то ли гордость. — Ей же секунды достаточно, чтобы скопировать любую форму. А протектор? Держала она в руках твой протектор?
— Д-да… Просила посмотреть, потрогать. Но как же… Я же ей только на минутку его в руки дала. Подумала, чего такого, она же гражданская. Ей интересно просто… — заикалась Мацури, всё глубже погружаясь в пучину паники и непонимания.
— Гражданская! — Канкуро коротко и визгливо засмеялся.
Ками, он рехнулся. Он сейчас её убьёт прямо тут, на месте…
Канкуро затих, прислонился к стене и посмотрел с печальной жалостью, отчего стало совсем тошно.
— Слушай, Мацури… Аои тебя использовала и меня тоже использовала. Забудь о ней. Забудь и рот свой болтливый на замок закрой. Не вздумай искать встречи с ней. Я не сдам тебя на пытки, не трясись. Потом… потом ещё поговорим.
Он рывком распахнул дверь и ушёл, оставив её сидеть в тёмном углу с паутиной и швабрами.
«Пауки и швабры… достойная меня компания, ха-ха…», — промелькнуло в голове. Мацури закрыла глаза и икнула.
Подруга её использовала. Подруга была подлым врагом. Любимый ей лгал. Он умел любить, ещё как! Но любил другую. Все, все кругом лгали.
Мацури встала с пола и, пошатываясь, кое-как вышла из подсобки. Охватившая всё тело слабость не дала дойти ни до отдела распределения миссий, ни тем более до дома. Мацури присела на пол в первом же укромном коридорчике, который попался на пути, и безутешно заплакала, изливая обиду на мир.
Она никому не нужна. Она чуть не погубила Суну, сдружившись со шпионкой! Она ей помогла! Неудивительно, что Гаара её не любит. Она такая дура! Умрёт тут тихо в уголке, и никто даже не заметит.
— Дура-а-а, — тоненько прохныкала Мацури, пряча лицо в шарф.
— Доченька, о чём это ты здесь страдаешь? Могу ли я помочь тебе?
Мацури отняла шарф от лица. В глазах всё расплывалось мутной слезящейся пеленой, и она с трудом разглядела пожилого мужчину, который склонился к ней с добродушной улыбкой. Незнакомый. Может быть, она видела его в Резиденции пару раз, но…
Мацури много общалась с рядовыми шиноби и из рук вон плохо ориентировалась в тех, кто работал в Резиденции — кроме Гаары и его семьи, конечно, да ещё пары отделов, куда она регулярно наведывалась. Незнакомого «дедулю» сходу опознать не удалось. В таких светлых балахонах ходили люди из архивов, работники лабораторий… Старейшины ещё. Или нет? А, она его недавно, кажется, видела возле шифровального отдела!
— Знаешь что, доченька? — заговорил он снова, не получив вразумительного ответа на первый вопрос. — Поднимайся. Пойдём-ка, я угощу тебя холодным чаем. Не дело вот так в уголке киснуть. Нам всем иногда нужно с кем-то поговорить. Верно?
Он ещё много говорил такого простого и понятного и просил подтверждения, говорил и снова спрашивал. Мацури, распахнув заплаканные глаза, смотрела на этого доброго человека и во всём с ним соглашалась. Да, нужно поговорить. Очень нужно. Да, и чаю хорошо бы выпить, и умыться. Да, совсем не дело плакать в одиночестве. Да, это ужасно грустно, когда не с кем поделиться переживаниями.
Она покорно доплелась с ним до комнаты, где стояли кресла и хорошо пахло лимонами. Позволила налить себе чай. Чай был очень сладким, лип к горлу, зато утолял жажду и вымывал изнутри снедавшую её тоску. И голос её спасителя был мягким, сладким, утешающим. Он, прямо как чай, прилипал к стенкам черепа изнутри, обволакивал. Мешал соображать… Мацури мотнула головой, отбрасывая мусорное впечатление. До чего хороший человек, этот дедушка. На тануки немножко похож, круглый такой, пухлый. Забавно…
— Так что у тебя случилось, доченька? Ты можешь рассказать мне всё.
И тут её прорвало. Мацури плакала и рассказывала, плакала и рассказывала — о том, как она виновата во ВСЁМ. Что это она по глупости пособничала шпионке. Что, слава всем Ками, шпионка поймана… но она-то, она-то, идиотка, ведь чуть не помогла той уничтожить Суну! Что она во всём-всём виновата! Что теперь, когда это выяснилось, она готова сама прямиком в тюрьму. Ей всё равно никто не нужен, и она никому не нужна. Да, пусть её упекут в тюрьму! Ведь она шиноби и должна отвечать за свои ошибки!
Мацури плакала и сбивчиво говорила, не способная остановить рвущийся наружу поток слов. Протягивала руки, умоляя надеть на неё наручники. А старейшина Химитаро кивал, подбадривая и успокаивая ученицу Пятого Казекаге. И внимательно слушал.
— Скажи, милая, а не связана ли как-то со шпионкой нынешняя помощница Казекаге-сама? Есть у совета кое-какие опасения насчёт неё. Подумай, это важно.
«Шанс, мой шанс!» — пронзило мозг. Можно избавиться от соперницы, и тогда… А что тогда? Внутри вдруг стало больно-больно, а потом пусто-пусто. Мацури покачала головой.
— Нет, простите. Я даже не знаю, как её зовут.
А потом добрый дедуля с лицом тануки предложил ей очень сложный выбор.
***
Канкуро не мог найти себе места и шатался из угла в угол, дожидаясь, когда из кабинета Гаары выметутся АНБУ. Убивая время, он зашёл в туалет. Взглянуть на себя в зеркало. Интересно стало, чего так перепугалась Мацури. И… а чёрт её знает вообще. Канкуро захотелось не пищать от страха, а разве что плюнуть в унылую морду, смотревшую на него из зазеркалья.
Он пригладил ладонью встопорщенные волосы, не найдя других способов облагородить свой облик, и вышел в коридор. Грёбаный отчёт! Как будто без него проблем не хватало! Проводы Темари, её прощальный подарок, встреча с Мацури — всё свалилось на его голову одной бесформенной кучей и придавило к полу. А самое жалкое и раздражающее во всей ситуации было то, что из спонтанного допроса Мацури Канкуро выяснил больше, чем смог вытащить из Хитоми за всю минувшую неделю.
В самый первый день он оставил девчонку в темнице. Позаботился, чтобы никто не смог пройти к камере, и отправился самолично заметать следы в разорённой мастерской. Да, шпион был пойман, но старейшинам и всем, кто мог донести им, знать об этом распрекрасном событии не следовало. Пораскинув мозгами и спросив себя, кому он мог бы доверить подобную работу, Канкуро пришёл к неутешительному выводу: только себе.
Когда он открыл дверь и встал на пороге мастерской, перед глазами промелькнуло воспоминание. Почти сон наяву. За этим самым прилавком совсем недавно стояла красивая девушка в рабочем фартуке и обаятельно улыбалась ему. Под запылённым стеклом сверкали серебряные побрякушки, ещё не зная, что скоро им некого будет очаровывать. На миг даже померещился приветливый тихий перезвон серебряных и стальных проволочек из соседней комнаты. Там же, в унисон проволочкам, раньше пели свою шуршащую песню мелкие камешки, которые в умелых руках становились украшениями.
Теперь там был полнейший хаос, а на полу в лужах крови лежали остывающие трупы.
Не зная, зачем он это делает, Канкуро прошёл в разгромленное помещение и принялся поднимать и ставить на место шкафы и оборудование. Битых несколько часов он раскладывал по лоткам инструменты, собирал с пола всё ещё печально стонущие металлические пружинки. Так и подмывало сорвать с шеи веер Темари, швырнуть в общую кучу, смести и выкинуть. Вместо этого Канкуро поднял с пола кулон Хитоми, очевидно служивший ей для блокировки и сокрытия чакры. Снаружи он выглядел как гладкий стальной шарик без инкрустации и гравировки. Канкуро и эту штуковину хотел выбросить, а потом вдруг обнаружил его у себя в кармане.
Обречённо вздохнув, он огляделся по сторонам. Он и так уже долго оттягивал два неприятных момента. Во-первых, надо было зайти в жилую часть. Во-вторых — избавиться от тел оининовЭто те, кто в 30 главе напал на Аои. Онинины — спец отряд Кири, имеющий своей целью поиск и уничтожение предателей. Они же «могильщики». .
Обыск спальни не дал ничего. Если девчонка и правда была подругой Нами, то её талант к пряткам был оценён Нами по достоинству. Единственное, что удалось найти из подозрительного — неотправленный конверт с деньгами. Адрес на нём уже был указан: Китаго, селение у северной границы, которое значилось в досье, как родина «Аои».
После некоторых поисков обнаружился второй конверт с меньшей суммой и монеткой необычного вида и неопределённого номинала. Маячок? Метка обратного призыва? Наверняка, нечто подобное. Кто-то мог прийти сюда, прямо в мастерскую, используя пространственную технику перемещения. Призывное животное, а может, и человек. Барьеры Суны во много раз уступали барьерам Конохи и не засекли бы однократное проникновение. Наверняка, и оинины воспользовались этим же маяком. А вот что до пачки денег… Если у Хитоми не было никаких родственников, то кому же она так исправно отправляла выручку? В помощь голодающим нукенинам Кири, что ли?
Двигаясь заторможенно, словно сомнамбула, упавшая в чан с глицерином, Канкуро вернулся в лабораторию и занялся трупами. Двое парней из Кири были в приличном состоянии — подумаешь, пара дырок. А вот третьего уж очень некрасиво покромсала циркулярка Куроари. В сотый раз тяжко вздохнув Канкуро принялся за ликвидацию. Это занятие трогало его меньше, чем раскладывание инструментов по местам.
Когда после всех телодвижений мастерская приобрела свой обычный вид, он вернулся в жилую часть и тяжело опустился на кровать. Прежде чем завершить последние штрихи и уйти, потребовалось посидеть с полчаса. Неимоверная усталость на грани изнеможения сковала тело и ум, словно это не из тех трупаков вытекла алой струйкой вся жизнь, а из него самого.
Кое-как собравшись с силами, Канкуро поднялся, прошёл по всему помещению, проверил, что задёрнуты все занавески, закрыл дверь на найденный в шкафчике ключ и вернулся в тюрьму. На сей раз пришлось проскользнуть мимо охраны подземными тоннелями — слишком подозрительно выглядели бы частые визиты на нижний этаж. Доскональное знание всех обходных путей, известных лишь единицам, помогло остаться незамеченным и в тот день, и в последующие.
А вот дальше его ждало самое неприятное.
«Я не буду ничего рассказывать, пока не увижу Нами. Я не буду ничего рассказывать, пока не увижу Нами. Я не буду ничего рассказывать, пока не увижу…»
Это было практически всё, что он услышал от Хитоми. За семь чёртовых дней!
— Какие приказы тебе отдавали?
— Я ничего не расскажу, пока не увижу Нами.
— Это ты послала письма в Коноху и натравила на нас отряд нукенинов со свитками?
— Я ничего не расскажу, пока не увижу Нами.
— Ты хочешь в камеру пыток, я правильно услышал?
— Я ничего не расскажу, пока не увижу Нами.
Даже интонации надтреснутого охрипшего голоса не менялись, как будто фразу записали один раз, а после только включали нажатием кнопки. Хоть проверяй, не попалась ли ему вместо шпионки искусно сделанная марионетка.
Канкуро был уверен в причастности Хитоми ко всем неприятностям последних месяцев, включая отравление источников. Только вот оставалось ещё предостаточно вопросов, ответы, на которые были заперты на шифрованный ключ с паролем «Нами».
Уже под конец второго дня Канкуро, и так не отличавшийся терпеливостью, яростно выругался, отшвырнув от себя кружку с водой, которую приготовил.
— Пить не дам, пока все не расскажешь!
Девчонка пожала плечами. От еды она сама отказалась в первый же день.
— Скажи хотя бы, старик-то, который делал запчасти на всю Суну до тебя, жив? Или ты его пришила, не пожалела?
— Дурак.
Ого, так оскорбилась, что аж новое слово вылетело изо рта!
— Я гражданских не трогала, — проговорила Хитоми бесцветным тоном, еле шевеля губами. — Я выкупила у старика помещение для мастерской в кредит, часть выручки ему отправляла. На север. Хочешь — проверяй. Он на эти деньги собирался глаза лечить.
— Я-то дурак, это и без слов понятно, — не поддался на историю «благодеяния» Канкуро. — А вот ты, когда источники воды травила, о гражданских не думала? Или это не считается, м? Когда лиц не видишь, то вроде как и не было ничего? Так?
Она мотнула головой, отрицая непонятно что из сказанного, а по губам Канкуро прочитал набившее оскомину: «Я ничего не расскажу, пока.…»
Больше ни на один вопрос Хитоми не ответила.
Канкуро на допросах свирепствовал. Он испробовал все методы, что были в его распоряжении. А именно: пинал решетку, кричал, угрожал отделом допросов, голодом, лишением воды… Заставить себя пытать её по-настоящему он не смог. Не смог и всё. Раньше ему не раз и не два приходилось брать на себя функцию дознавателя, мастера допроса, и своим «подопечным» в те моменты Канкуро уж точно не казался милым весёлым парнем. А сейчас, поди ж, рука не поднималась.
Он видел, что Хитоми боится, даже без пыток. Не имитирует, по-настоящему трясётся от ужаса. Все манеры, элегантное мягкое спокойствие, которые, очевидно, были частью игры, слетели с неё, и через несколько дней в камере сидело несчастное существо, в котором он не признал бы Аои, если бы не огромные синие глазищи. Да и те были красными. Она плакала, наверное, всё время, когда рядом не было Канкуро, потому что когда он приходил, лицо у неё было в разводах от слёз и грязи.
Вопреки своей цели и здравому смыслу он пожалел девичий организм и закинул ей в камеру теплое одеяло, но на следующий день обнаружил его посреди коридора, а девчонку съёжившейся на холодной скамье. Ладно, даром что из Воды, дура, холода не боится… И всё равно, показуха какая-то. Она так ерепенилась, так строила из себя крутую, бастовала, а сама пугалась до икоты, когда он рассказывал про отдел пыток.
«Когда шиноби-менталистов можно сосчитать по пальцам, приходится осваивать иные методы развязывания языков», — вещал Канкуро загробным голосом и педантично перечислял все принятые в Суне «иные методы», не жалея подробностей. Дрожь тонких белых рук от него при этом не укрывалась. Н-да, Хитоми явно не прошла самую жестокую часть школы шиноби и, наверное, убивала крайне редко. А то и впервые. Хотя возможно ли такое в Кири? Сама специфика их страны, где благородные дома объединялись под даймё только формально, а на деле непрестанно грызлись между собой, где на чёрном рынке конкуренция была просто зверская, подразумевала огромное количество заказов для шиноби на «ликвидацию». Или напротив, на защиту тех, кто стал целью. Доля кровавых миссий в Воде всегда была в разы выше, чем в Огне или в Ветре. Потому и шокирующе жестокие порядки при Кровавом Тумане в своё время никого по-настоящему не удивляли. Мягкохарактерные шиноби не должны были выжить в Тумане по определению.
Однако же перепуганная тень той Аои, которую он знал, сидела перед ним, живее всех живых. И раз за разом с верблюжьим упрямством требовала встречи с Нами.
Отдать бы её профильным спецам по допросам и дело с концом. Скорее всего, она бы сломалась на первом же сеансе, но тогда могли выплыть лишние сведения о Нами. Оставался вариант рассказать обо всём самой Нами и привести её сюда. Вот только Канкуро подозревал, что за подобный несанкционированный ход Гаара ему скажет такое проникновенное спасибо, что… лучше не надо.
Проще всего было рассказать Гааре и переложить решение на его плечи. Кто из них двоих Казекаге, в конце концов?.. Канкуро и эту умную мысль игнорировал до последнего. Он раскидал между подчинёнными большую часть своих рутинных обязанностей, сославшись на сверхсекретное задание, а всё освободившееся время проводил сидя перед клеткой, чередуя уговоры с угрозами. Мягко и грубо, шёпотом и криком — всё равно изнутри он оклеил всё печатями тишины. Выдавал обрывочную информацию о Нами; обещал защиту от смертного приговора, пытаясь поторговаться. Нормальный, благоразумный человек давно пошёл бы навстречу. Аои пошла бы навстречу. Но Хитоми, сменившая её, благоразумием не отличалась.
К последнему дню отведённой ему недели Канкуро внутри себя орал, бегал по потолку и катался по полу от бешенства, а Хитоми еле держалась на ногах из-за своей идиотской голодовки, но…
— Я ничего не буду рассказывать, пока не увижу Нами…
— Канкуро? — прозвучал прямо у уха тихий голос Гаары. — Проходи в кабинет. Я сейчас приду. Перепроверь печати тишины на целостность.
***
Спустя примерно десять дней
— Спасибо, Хисотэ-сенсей. Если ни у кого нет вопросов, перейдём к следующему докладу.
Слово взял старейшина Като, один из совета джонинов. Он отчитывался об успехах Суны и подготовке шиноби, был краток и убедителен, одновременно желчно острил и говорил по делу.
— Нам предстоит экзамен на джонина. Сейчас набралось около десяти кандидатов на повышение…
Гаара слушал доклады с неизменно нейтральным выражением лица, крутил в пальцах карандаш и периодически делал пометки. До главной темы дня они ещё не добрались, так что, пока одна часть его сознания следила за ходом беседы, другая исхитрялась думать о совершенно посторонних вещах. Посторонних и приятных. Гаара слегка прикусил изнутри губу. Кожа там ещё слегка саднила, напоминая обо всём прекрасном, что он пережил рядом с Нами за последние дни и ночи. Правда, долго мечтать не получилось — встрепенувшиеся нежные чувства каменной плитой придавило другое воспоминание. Отчёт Канкуро. Сколько времени уже прошло? Больше недели точно, а их диалог слово в слово крутился в голове.
—… шпионом была куноити из Кири. Она жила здесь под видом гражданской. А зовут её Хитоми Симидзу. Знакомое имя? Да-да, и я о том же. По всем признакам это подруга Нами, которая как бы умерла, но очень хочет с ней увидеться, причём вовсе не с того света. Я абсолютно уверен, что подделка протекторов и печати — её рук дело. А вот насчёт всего остального…
— … И не говори Нами. Я сам ей скажу.
Он ничего ей не сказал.
Гаара в жизни не думал, что настанет момент, когда он не сможет произнести несколько слов. Но дело было в том, что… Нами улыбалась.
Светло улыбалась перед тем, как обнять, когда встречала его дома. Улыбалась с деловой сдержанностью одними глазами, пока они обсуждали секретные отчёты и достижения стажёра на месте младшего помощника. Смеялась на тренировках, если ей удавалось удивить его неожиданной атакой или обмануть сенсорику — а это стало получаться довольно быстро. Улыбалась игриво и нежно, когда они целовались и, дрожа от нетерпения, раздевали друг друга. Она улыбалась каждый раз, как видела его и иногда, когда не видела. На вопрос «почему» Нами пожала плечами: «Просто. Рада быть с тобой. Здесь».
Эта её улыбка что-то с Гаарой делала, что он разом терял всю свою жёсткость и решимость. А ещё Нами сказала то, от чего мороз пробежал по коже: «Здорово сейчас, да? Так здорово, что даже страшновато». Да, было страшно — за неё. Потому что недавно ещё в лучащихся любовью серых глазах стояла непроглядная мутная тоска. Недавно ещё Нами не улыбалась. Вообще. И совсем недавно она безутешно плакала, вцепившись в него, и едва не сошла с ума. То был просто откат от гендзюцу… А что будет, узнай Нами, что её самый родной человек, почти сестра — враг? И не понарошку — в реальности.
Гаара, не получив от Хитоми ни единого ответа, был тем не менее почти уверен, что она враг. И что запретное гендзюцу в руки Адачи попало не без её участия. Канкуро не преувеличивал: девушка как заводная кукла твердила одно и то же и действительно была копией той, кого описывала Нами, говоря о своей подруге.
Почему-то в эти дни очень часто, к месту и не к месту, Гаару посещали мысли об отце.
Он даже собрался с силами и посмотрел на фотографию своей семьи, сделанную ещё до его, Гаары, рождения. На том снимке Раса выглядел грозным и суровым, но в морщинках вокруг тёмных глаз затаился отблеск улыбки. Он обнимал жену — не официально, крепко так. Даже удивительно. Карура… Мама, то есть… тоже улыбалась. Мягко и тепло. Светловолосая девочка и тёмненький, совсем мелкий мальчишка, демонстрировали неполные ряды зубов в широких улыбках. По всклокоченным шевелюрам было понятно, что за кадром эти двое отменно поцапались. Последнее обстоятельство за прошедшие годы не поменялось — Темари с Канкуро остались верны своим детским привычкам… Ну а вместе, в сумме, эта семья выглядела просто счастливой.
Как Раса смог всё разрушить? Откуда взял решимость, чтобы ради селения отдать приказ о запечатывании Шукаку и поставить под удар любимую женщину и мать двоих его детей? Что отец чувствовал, когда выяснилось, что демон совместим с ребёнком, но не с беременной им женщиной? А когда мучения заставили её возненавидеть весь белый свет, включая Суну и младшего сына? И, наконец, когда решение Расы убило Каруру.
Семья не была для Четвёртого Казекаге пустым местом. Сейчас Гаара это отчётливо понял. Раса ведь почти сошёл с ума после смерти Каруры, верно? И больше сына, рождённого оружием во плоти, возненавидел только себя самого. Наверное, поэтому ему так и хотелось, чтобы Гаара своим существованием оправдал и решение отца, и смерть матери.
В последний раз взглянув на радостное лицо молодой женщины, ещё не знающей о своей судьбе, Гаара аккуратно вернул улыбки родных на полку в квартире Темари, где они и хранились годами.
Стоящий перед ним самим выбор на этом фоне выглядел не так уж плохо. Только вот Гаара считал, что рассказав Нами правду и вновь испытав её израненную душу на прочность, а после казнив Хитоми, — всё ради блага деревни, разумеется, — он поступит ровно так же, как отец. И тоже под девизом «Она сильная, она справится».
А если не справится?
Дальше мысль не шла, потому что в ответ на вопрос его собственная душа, вымотанная годами одиночества, скалилась ожесточённо, как дикий зверь, готовый защищать своё до последней капли крови. Скалилась, рычала, рвалась растерзать любого, кто может представлять угрозу для Нами. И песок, зеркало его эмоций, скручивался в маленькие сердитые смерчи, напоминая о том, что внутри Гаары всегда будет жив демон, только теперь не самовлюблённыйЕсли помните, имя Гаары переводится как «самовлюблённый демон» .
Каждый раз, подойдя к этой грани, Гаара спешно отпихивал от себя опасную тему, заталкивал в дальний тёмный ящик, а руки сами тянулись к Нами: обнять, погреть, послушать биение сердца напротив своего. Она в такие моменты прижималась лбом к его плечу особенно крепко, ничего не зная, но что-то чувствуя и понимая.
«Я не сделаю тебя инструментом достижения своих целей» — так он ей обещал, веря в собственные слова. Веря, что не повторит путь отца.
Правда, вполне возможно, он уже поступал намного хуже Расы, изо дня в день выбирая бездействие…
—… таким образом, сэкономленные средства позволяют нам и дальше… — нудел Химитаро, докладывая о финансовом положении. Довольно поверхностно, местами вразрез с реальностью, но красноречиво и даже лирично. До начала своего выступления старый тануки всё собрание кривил длинный тонкий рот в улыбочке и пристально смотрел на Гаару. Кажется, в районе виска от этого взгляда образовалась мозоль. Зато коалиция Химитаро — «властелины тёмного угла», как их называл Канкуро за то, что те сидели в густой тени от статуи Первого Казекаге — вела себя непривычно тихо.
Гаара немного послушал и, не услышав ничего нового, вернулся к размышлениям о Хитоми. Иногда внутренняя темнота нашептывала всерьёз заняться допросом самому. Вспомнить свои самые негуманные методы, выжать из шпионки ответы, а потом казнить без шума и пыли. Она была виновна как минимум в попытке развязать войну Песка с Конохой и в нападении нукенинов, которое едва не привело к смерти Темари. Он обязан был приговорить её к смерти в любом случае. Приговорить, убить и ничего, никогда, ни за что не говорить Нами. Всё равно Хитоми для неё мертва. Чем не идеальное решение?..
Раньше он смог бы так сделать, сейчас — нет. И дело было даже не в убийстве, а во лжи.
Поэтому день за днём, вечер за вечером, ночь за ночью Гаара работал рядом с Нами, помогал ей с тренировками, забывался в её объятиях. Надеялся, что Фукаи-сан скоро восстановит свои силы, подорванные после проверки джинчуурики, и сможет взяться за Хитоми. Отдать приказ пытать шпионку Канкуро или Баки, сделать их руками грязную работу — та же самая губительная ложь, только самому себе.
— А теперь, если позволите, я хотел бы осветить главную тему нашего заседания, — отчеканил Баки.
Вот оно. Началось. Сегодняшние новости были словно созданы специально для того, чтобы поиздеваться над нерешительностью Гаары.
— Нам следует обратиться за помощью к Конохе! — громогласно воскликнул старейшина Ёсида, оборвав Баки на полуслове, и вскочил, чуть не опрокинув своё кресло. — Хотя бы заручиться их обещанием помочь. Посмотрите на итоговые выкладки из отчётов! У нас не лучшая ситуация с обмундированием и провизией. Я не говорю уж об уровне наших шиноби. Джонинов мало, и те бестолковые. Половине чуунинов вообще нужна переподготовка и взбучка вместо экзамена! А Казекаге-сама и Хокаге-сама хорошо наладили связь, и если война…
— Что за паническое настроение!..
— Тц! Коноха! Коноха! Да мы скоро без Конохи чихнуть не сможем и сопли подтереть!
Зал загудел, как будто кто-то воткнул палку в большой термитник.
Гаара размашисто обвёл в кружок мысль о зависимости от Конохи и продолжил придерживаться тактики «молчи и слушай». Сейчас самые голосистые охрипнут, умолкнут; после выскажутся те, кто поспокойнее, а в конце они все, не перебивая, выслушают его.
Как же разрешить эту дилемму, не навредив Нами? Нами или Суна? Суна или Нами? Он не имеет права выбирать…
Баки сумел урезонить самых воинствующих старейшин и теперь докладывал сам, чётко и обстоятельно.
Зачем он вообще ушёл сегодня ночью из дома в Резиденцию? Надо было не разжимать объятия, не отпускать спящую девушку. Надо было остаться с ней, иначе зачем это всё?
— Гаара-сама, неужто вам напле… безразлична судьба деревни? Ведь мы тут не о ерунде говорим, а о том, что Кири имели наглость согнать свои отряды к самым границам Ветра. — Голос, ворвавшийся в мысли, исходил визгливыми нотками, которые прорезались сквозь неловкие попытки говорить учтиво.
— Мамору-сан, я присутствую здесь, как видите. Я слышал всё. До последнего слова, — отстранённо кивнул Гаара обладателю неприятного тембра. — Кроме того, перед собранием я взял на себя труд ознакомиться непосредственно с докладом пограничников.
— Что ж… — замялся Мамору. — Извиняюсь, просто вы кажетесь мне несколько рассеянным.
— Кажусь.
— Эм. Кхм. Тогда каково ваше предложение, Казекаге-сама?
— Вначале я хотел бы выслушать все мнения, — прошелестел Гаара еле слышно, заставив советников волей-неволей напрячь слух. — Давайте начнём с вас, Мамору-сан.
По залу пробежала волна шепота. Последние отголоски приглушённых споров стихли сами собой.
— Хорошо. Прелестно. Вот вам моё предложение. — Советник поднялся из-за стола. — Нам следует послать туда крупный отряд и атаковать превентивно, выказав мужество и преданность своему Даймё и готовность…
— В отчёте сказано, что шиноби Кири стоят у границ Ветра, — перебил Гаара. — Так, Мамору-сан?
— Так…
— Территория между Ветром и Водой находится под контролем Даймё, а не Казекаге. Совет уступил Даймё права на эти земли до моего вступления на пост. Полагаю, вам об этом поведали, когда вы заняли кресло советника… Кресло Темари-химэ. Да?
— Да, но…
— У нас есть долгосрочный контракт на охрану этих территорий и мгновенное реагирование при угрозе вторжения?
— Нет, но…
— Значит, на данный момент эта проблема не касается Суны.
— Гаара-сама! — Советник вспотел, раскраснелся и несколько секунд мог только беззвучно распахивать рот. Наверное, это помогло, потому что слова полились из него с новой силой. — Это же наш шанс укрепить отношения со столицей! После того, что произошло на фестивале в честь господина Даймё…
Гаара впервые за время разговора поднял на него взгляд, оторвавшись от своих записей, и с самой кроткой и мягкой интонацией уточнил:
— Напомните, пожалуйста, кто голосовал за проведение фестиваля на территории Суны?
Почти все присутствующие зашуршали бумагами, оставив Мамору наедине с неудобным вопросом. Гаара мысленно усмехнулся — ровно такое же единодушие они проявили, когда голосовали за то, чтобы подстелиться ковриком у ног Даймё и впустить в скрытое селение гостей. Сам Мамору нервно почесал одно смуглое запястье, потом другое, потом шею — в воздухе едва уловимой для глаза пыльцой вился песок. Гаара сделал вид, что ничего не замечает; он продолжил:
— Вы упомянули отношения, Мамору-сан. О чьих отношениях вы толкуете? Это ваши с Даймё договоренности стоят жизней моих шиноби? Чьё мужество будет проявлено и оценено столицей? Тоже ваше, полагаю?
Новоиспечённый советник эффектно сменил цвет лица с красного на белый и запутался в полах накидки, пытаясь утереть пот со лба. Гаара вздохнул:
— Хорошо. Уговорили. Если вы действительно так стремитесь проявить мужество, я посодействую вашей отправке на границу с Мидзу. Ранг чуунина у вас есть, если мне не изменяет память.
Канкуро на своём конце стола беззвучно смеялся, а точнее ржал, пряча лицо в широком вороте комбинезона и утирая слёзы шарфом сидящего рядом Хисотэ. Должность сестры была отмщена.
— Н-нет же, Казекаге-сама, я не о том вёл речь… — подрастерял рвение Мамору.
— О, простите. Значит, я неверно трактовал ваши стремления, Мамору-сан. Дело в том, что шиноби не являются частью ныне существующей регулярной армии Даймё. Не стоит путать нашу зависимость от столицы с полным подчинением. Поскольку моё слово всё ещё решающее в военных вопросах, я собираюсь расценивать потенциальное вторжение Тумана, как стандартную крупномасштабную миссию.
— Н-но… Казекаге-сама…
— На миссию должен быть заказ, — отрезал Гаара.
Он знал, что действует сейчас грубо и несколько рискованно. Мамору был наглой, да к тому же тёмной лошадкой. Место Темари в совете он занял лишь по стечению обстоятельств и неформальной, но настойчивой рекомендации Даймё, которая помешала Гааре отвергнуть его кандидатуру. Теперь, раз всё так сложилось, следовало немного сбить с Мамору излишнюю спесь и заодно изучить его реакции.
Предварительный «диагноз» Гаара уже поставил: имя и амбиции герояМамору переводится как «защищать» , а сердце канарейки. Едва ли от него будет слишком много проблем. Жаль только, что пользы никакой.
— Вы, Мамору-сан, возможно, служите лично Даймё. Но я, и совет в целом, служим Суне, — снова заговорил Гаара. — Пока от Даймё не поступит заказ и, что немаловажно, деньги, шиноби не пойдут рисковать жизнями. Они должны получать плату за выполнение миссий. У нас должны быть средства, чтобы кормить и лечить своих людей. В противном случае мы впадём в полную зависимость и от Даймё, и от Конохи. И не выберемся никогда. Я где-то допустил неточность, Мамору-сан? Поправьте меня. Или же всё так?
— Всё так, Казекаге-сама…
— Тогда чем мне объяснить ваше предложение?
В зале опять воцарилась задумчивая тишина. Гаара помедлил и решил, что пора высказаться более открыто. Сейчас вставшие на дыбы советники были ему не на руку. Пусть его слово и являлось решающим, объединившись в голосовании, они могли всё сильно усложнить.
Он отложил ручку и поднялся.
— Даже если Кири стоят у границ, мы не знаем наверняка, что именно они задумали. Нам не выгодно нападать первыми. Во-первых, есть вероятность, что Даймё предпочтёт задействовать свою регулярную армию, и они справятся без нас. В число его воинов входят бывшие шиноби и ученики самураев. Во-вторых, если Кири зачем-то всё-таки вторгнутся на территорию Ветра и решат идти к Суне или к столице, как вы того опасаетесь, то к моменту достижения нашей подконтрольной территории, их численность сильно сократится. По естественным причинам. Засуха, жара, зыбучие пески. Брачный сезон гигантских скорпионов в разгаре. Вряд ли шиноби Тумана способны безболезненно миновать эту полосу препятствий. Одна команда с такой задачей справится, целая армия — увязнет.
— Они займут территорию, и…
— И? Взять на этой территории нечего. Населённых пунктов между Ветром и Водой почти нет. Вы забыли изучить карту своей страны? Тогда изучите сейчас. Вместе со мной. До самой столицы тянутся необитаемые земли. А те деревни, что есть, мы можем эвакуировать с минимальными усилиями. Отобрать еду им будет не у кого. Узнать путь до оазисов, чтобы пополнить запасы воды — тоже.
— Звучит разумно, Казекаге-сама. Но я никак не возьму в толк… Зачем нам ждать, поджав хвосты, пока туманники самоуничтожатся в пустыне, когда мы можем справиться с ними на подлёте и не давать повода думать, будто в Суне слабаки и трусы? — подал голос другой старейшина.
— Есть подозрения, Ямада-сан, что нападение Кири — далеко не конечный пункт плана, а Мидзукаге — только пешка. Возможно, нас ожидает более крупная война. Возможно, замешаны Акацуки. Конфликт с Кири — не та проблема, на которую стоит тратить силы. Куда важнее копить их, чем демонстрировать отвагу.
— Это домыслы, чёрт возьми! Четвертая мировая, вернувшиеся Акацуки… Пугалки для детей! — снова вскинулся Мамору.
Трусливый, но весьма упрямый. Надо взять на заметку.
— Отнюдь, Мамору-сан. Не более чем само существование биджу. То, что вы удачно отлучились из деревни на горячие источники в день нападения Акацуки, не означает, что их здесь не было.
— Я поддерживаю вашу точку зрения, Казекаге-сама, — заговорил вдруг Доромити, один из самых пожилых членов совета. — Я редко это делаю, но на сей раз признаю, что вы абсолютно правы. Нам нужно копить силы и не разбрасываться жизнями шиноби и прочими ресурсами.
Гаара склонил голову в лёгком поклоне — поддержка Доромити того стоила. Старика поддержал на удивление густой гул голосов. Либо они и правда были согласны, либо, по давней традиции, попробуют выставить Гаару виноватым, если стратегия даст сбой. А впрочем… одно другого не исключает.
— И я вас поддержу Казекаге-сама. — Когда все затихли, последним высказался Баки-сенсей. — Только у меня есть компромиссное предложение. Поправка, если изволите.
Гаара кивнул учителю, давая ему слово и безмолвно благодаря.
— Мы могли бы сконцентрировать некоторое количество шиноби на границе столичного округа, — сказал Баки, подходя к карте. — Его мы официально охраняем, контракт есть, я проверил. При необходимости выступить оттуда будет проще, а маневренность лучше. Наши шиноби не устанут от долгого перехода, как если бы им пришлось следовать к границе от самой Суны. При этом вернуться в Суну они смогут максимально быстро, случись что здесь. А вот противник, если достигнет этой точки, будет уже чувствовать себя мясом не первой свежести.
Гаара задумался, глядя на области карты, которые описывал учитель.
— Да, Баки-сан. Так и сделаем. — Он указал кончиком ручки на точку, обозначавшую перевалочный пункт на границе столичного округа. — Вот здесь. Отряд будет не слишком крупный, большого оттока шиноби из селения я не могу допустить. Также сформируем там две-три разведкоманды — они будут наблюдать за действиями Кири. И будем ждать решения Даймё.
Они с Баки переглянулись. Оба знали, что заказ или ультимативный приказ от Даймё — что-то точно поступит в ближайшее время. У Даймё было много путей надавить на Суну, и если он решит, что своих регулярных войск ему жалко или недостаточно, то в войну они ввяжутся. Но чем позже, тем лучше.
Обернувшись, Гаара поймал тёмный взгляд Канкуро с противоположной стороны стола. Взгляд безмолвно вопрошал: «А что со шпионкой делать будем?»