Питер вышел на площадь и первым делом посмотрел на столб. Увидев знакомую фигуру, он стал протискиваться сквозь толпу. Мешала сумка через плечо, но Питер не останавливался. Он был в самой обычной одежде. Рубаха, штаны, подвернутые до колен, ботинки, на голове шляпа от солнцепека.

Он был неподалеку, развлекал детей своими изобретениями, когда услышал разговор двух женщин, что проходили мимо. Они жалели беднягу, что в такой зной привязали к столбу. Ах, как он ужасно выглядел. Ты видела, подруга? Кажется, на нем не было живого места. Что это было, ожоги?

Питер предпочитал избегать публичные порки и казни, но в этот раз пошел на площадь. Хотел убедиться, что он ошибся.

Когда он подошел ближе к столбу, ему захотелось закричать. Уэйд выглядел ужасно. Его раздели, рубашка лохмотьями спадала с его рук. Спина превратилась в кровавое месиво, где лакомились мясные мухи, что налетели с лавок на площади.

— Сколько он здесь уже? — спросил Питер, подойдя к торговцу сыром.

— Часа два, может, чуть больше, — ответил торговец, мельком глянув на столб.

— А сколько должен пробыть?

— Ну, два часа прошло, значит еще один будет.

Питер поджал губы и обернулся к Уэйду. Он раздумывал всего секунду, прежде чем протиснулся сквозь поредевшую толпу. Народу надоело целый час пялиться на одно и тоже. Наскучило. У столба остались стоять лишь проходящие мимо зеваки, которым хотелось позубоскалить.

Питер поднялся по деревянной лестнице к столбу, снял с голову шляпу и накрыл ей голову Уэйда. Тот дернулся, но глаза не открыл. Питер достал флягу с водой, как хорошо, что он к ней так и не притронулся. Акробат открутил пробку и вылил несколько капель на закрытые губы Уэйда, а после поднес горлышко к его израненным губам. Уэйд сразу же начал жадно пить.

— Тихо, никто не отберет, — бодро сказал Питер, а у самого в глазах стояли слезы. Он погладил грубую полную рытвин щеку.

Уэйд слегка приоткрыл левый глаз. Питер улыбнулся ему, хотя больше всего хотелось разрыдаться.

— Ангел… — прошептал Уэйд.

— Это ведь я, Питер, Паук с Соборной площади, — удивился акробат. — Ты что, меня не узнал?

Уэйд не успел ответить, как раздался крик.

— Немедленно отойди от него, — кричал архидьякон.

Питер сделал вид, что ничего не слышал и снова прижал флягу к губам Уэйда. Тот покачал головой.

— Уходи, пока тебя рядом не повесили, — прошептал он.

— Отойди от прокаженного, — снова раздался неистовый крик монаха.

Питер резко выпрямился и посмотрел прямо на отца Осборна.

— Он не прокаженный, — дрогнувшим голосом крикнул Питер. — И вообще не запрещается помогать людям у столба. Я ничего не нарушаю!

— Паучишка… — прохрипел Уэйд.

— Снимите его оттуда, — не унимался архидьякон.

Палач, который лупил Уэйда, поднялся на постамент. Питер в последний раз нагнулся к раненому и прошептал очень тихо:

— Я буду ждать тебя на нашем месте у…

Он не успел договорить. Палач выкрутил ему руки, а после схватил за шкирку как котенка и скинул с помостков. Питер разбил колени о булыжник. Акробат с трудом сел, поднял голову и увидел священника, что возвышался над ним.

— Пойдем, — строго сказал архидиакон и направился в сторону собора, который виднелся за домами.

Питер неохотно поднялся и последовал за ним, бросая на Уэйда взволнованный взгляд.