Ранним утром перед собором яблоку негде было упасть. Люди чуть ли не с самой ночи стояли на площади, занимали место ближе к будущему костру, чтобы как можно ближе увидеть смерть колдуна. А если повезет, то умыкнуть почерневшие кости после сожжения.

На балкон одного из домов забрался мальчишка. Лицо его было перепачкано, одежда слишком большая и висела на нем мешком. Иногда он заправлял под шапку рыжий локон, который постоянно выбивался. Зеленые глаза внимательно следили за площадью. 

Толпа оживилась, когда появился архидьякон и люди, причастные к делу о проданной дьяволу душе. Здесь же был и судья. Даже адвокат подсудимого. Гарри Осборн стоял подле отца с самым виноватым лицом. Несколько часов назад он пришел к архидьякону и слезно просил простить его дерзость и “игры в спасителя”. Норман был тронут, он прижал сына к груди и все ему простил. 

Вся эта процессия, кроме архидьякона и нескольких монахов, ушла на постамент с удобными местами, чтобы оттуда наблюдать за казнью. Норман Осборн остался стоять на ступенях собора. 

Вывели колдуна. Мальчишка на балконе подал знак.

Уэйд сидел на парапете собора в тени. Он не пропустил знака, который подала Мэри. 

Всю ночь они разрабатывали новый план. Ничего не подходило, пока сам Уилсон не предложил напасть сверху. Стражники будут охранять землю, но никто не догадается осмотреть стены собора, где легко сможет притаиться наемник.

Но что делать дальше? Убежать будет тяжело, а они не знали, насколько Питер в тяжелом состоянии. Это был тупик, пока голос не подал капитан Роджерс:

— Что, если потребовать убежище? 

— Убежище? — переспросила ЭмДжей.

— Да, в соборе любой преступник может попросить убежища, — стал объяснять Стив. — И никто не посмеет его оттуда забрать. Святая земля. Он будет неприкосновенен.

— Но он не сможет оттуда уйти, — сказал Уэйд. Он слышал про убежища. Многие соборы этим грешили. Были даже целые убежища-города.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказал Железный Человек. — А пока остановимся на этом. Сначала спасение, потом уже все остальное. 

Уилсон подвинулся ближе к краю и стал искать Питера. И нашел.

Наемник стиснул зубы так сильно, что еще немного — и начнут крошиться. Хотелось спуститься прямо сейчас и переломать шею архидьякону своими руками. Затем найти тех, кто пытал Питера, и переломать шеи им. А после найти тюремщиков Шатле и вытрясти душу из тех. 

Питер шел сам, смотря прямо перед собой. Ступни его были голыми, после каждого шага на покрытом инеем камне оставался красный след. Руки его были связаны, правая рука была грязной и сложно было понять, что с ней случилось. Лицо бледное, посиневшее, под глазами черные тени. В одном глазу словно разлилась кровь, отчего карий цвет превратился в черный. Волосы грязные, всклокоченные. 

Эти звери, Уэйд не мог назвать их людьми, изуродовали это прекрасное существо. Сломали, только потому что им этого захотелось. Они били и унижали того, кого Уилсон боготворил. 

Уэйд был отвратительным человеком, глупо это отрицать. И он, этот пропащий наемник, был готов ради этого мальчишки на все. Хотел хранить и оберегать его, сдувать с Питера пылинки, целовать каштановые волосы, о большем он и не смел мечтать. А Норман Осборн решил, что может все уничтожить. Он видел только внешность акробата, но разве смог бы он оценить те гениальные мысли, смелый полет фантазии, бесконечную доброту и тепло. Разве архидьякон любил солнечную улыбку? 

Как у них только могла подняться рука? 

Питер подошел к отцу Осборну, опустился перед ним на колени и склонил голову. Архидьякон стал молиться, акробат иногда крестился, правая рука его дрожала. По виску юноше текли капли пота, несмотря на зимний холод. Голые ступни были красными, с сильными трещинами. Когда последняя молитва закончилась, архидьякон положил руку юноше на плечо, нагнулся ближе. Что-то сказал. Питер замотал головой, отстранился. Норман махнул рукой. В одно мгновение возле Питера оказалось двое стражников. Акробата поставили на ноги, в рот ему затолкали тряпку, затем надели на голову мешок и повели к месту казни. 

Уэйд весь напрягся, одной рукой вцепился в каменный выступ, второй стиснул веревку. Питер дергался в чужих руках, но силы его давно были на исходе. 

Его подвели к месту казни. Руки завели за спину и завязали за столбом. К ногам скинули дрова и хворост. Костер готовился. 

Норман вернулся к постаменту, поднялся. Он подошел к Гарри, который стоял на самом краю. Они тихо о чем-то заговорили. 

Палач с горящим факелом подошел к Питеру. Толпа ликовала в предвкушении. 

Сейчас! 

Мальчишка на балконе замахнулся и кинул в толпу камень. Несильно, но так, чтобы начался скандал. Люди Железного Человека в толпе начали толкаться, кричать. Стражники стали высматривать нарушителей покоя. Уэйд выпрямился и удобнее перехватил веревку, которую он заранее закрепил на одной из горгулий. Гарри Осборн перевел взгляд с костра на отца. 

— Что-то голова кружится, — сказал школяр. 

Гарри пошатнулся и рухнул с постамента вперед в толпу. Хворост на костре загорелся. 

— Гарри! — закричал Норман и побежал с постамента. 

Уэйд спрыгнул со стены собора, приземлился прямо на одного из стражников, второго ударил, третьему сделал подножку. В несколько шагов оказался у столба. 

— Врач! Здесь есть врач? — кричал Норман Осборн, положив голову сына себе на колени. Сейчас для архидьякона ничего не имело смысла кроме Гарри на его руках. 

— Я — врач, — возле священника оказался Брюс, который стал расталкивать людей возле школяра. — Дайте же ему воздуха! 

А людям стало интересно, что такое случилось с сыном отца Осборна, даже интереснее, чем то, что творилось на костре. 

Уэйд достал нож, перерезал путы на руках Питера. Одним ловким движением наемник закинул акробата себе на плечо, стараясь не касаться чужой спины, и мысленно просил у Питера прощение за то, что сейчас ему приходиться держать того за то, что ниже поясницы. Второй свободной рукой Уэйд подхватил горящие дрова и кинул в стражников, что пытались подобраться к костру. После взял вторую охапку хвороста в голые руки и пошел вперед, размахивая горящим деревом и не подпуская никого ближе. Оказавшись на ступенях собора, Уилсон кинул свой факел в прибегающих стражников. Никому не отдаст! Больше никому! 

Уэйд взялся обожженной рукой за ручку двери собора и потянул на себя. Мальчишка на балконе скинул шапку, по плечам потекли рыжие кудри, и над площадью раздался радостный звонкий крик: “Убежище!” Бродяги подхватили клич, теперь со всех сторон раздавалось спасительное слово. 

Гарри резко сел и посмотрел в сторону собора. Все его бессознательное состояние разом улетучилось. Норман непонимающе посмотрел на сына, затем посмотрел, куда тот повернул голову. Все понятно. Архидьякон повернулся к Гарри. Где-то глубоко внутри он почувствовал облегчение, плечи его опустились. Он счастливо улыбнулся. 

— Как ты, Гарри? — ласково спросил отец Осборн, дотронувшись до лба сына, на котором остался след от удара о брусчатку. 

— Не трогай меня, — Гарри ударил отца по руке и встал. — Больше не смей трогать, потому что я тебя ненавижу. 

Норман Осборн растерянно смотрел, как его сын скрывается в толпе. Доктор, что помогал им сейчас, тоже скрылся. Кто-то схватил архидьякона под локоть и повел ближе к постаменту, потому что толпа словно взбесилась, заметив, что костер догорает без колдуна.