Питер не шевелился. Он стоял на том же месте, продолжал прижимать к груди нож и смотреть на столб дыма. Повезло, что замок стоял близко к реке, легковоспламеняемые дома были далеко, пожар не распространится дальше. 

Все его мысли были обращены к дорогим людям, которые находились там. А он послал туда еще и Уэйда. Безумец! 

Питер вцепился одной рукой в волосы. Что он наделал? 

Он поспешил к лестнице, которая вела вниз. Он его догонит, он сам туда побежит. Уэйд и так столько всего для него сделал, и чем Питер ему отплатил? В этот раз слезы сдержать не получилось. Акробат стал яростно тереть лицо о предплечье. Юноша успел преодолеть несколько ступеней, прежде чем ему преградили дорогу. 

Норман Осборн вышел из тени, он медленно поднимался по лестнице и замер, когда увидел Питера. 

Архидьякон не видел маленького акробата так долго. Это была ужасная мука: знать, что тот совсем рядом, но не иметь никакой возможности его увидеть. Норман сходил с ума каждую минуту, проведенную в соборе. Масло в огонь подливал тот факт, что рядом с Питером находился убийца Уилсон, который одним своим отвратительным видом вызывал рвотные позывы. И это омерзительное существо было так близко к Питеру, могло с ним говорить, трогать, быть рядом. От этого Норман бесился еще больше, не понимая, чем этот выродок лучше него. Архидьякон сгорал от ревности каждую минуту. 

И наконец-то Питер стоял перед ним. Норман смотрел на него снизу вверх. Юноша и правда сильно похудел. Рубашка свободно болталась на нем, она была небрежно заправлена в штаны из грубой коричневой ткани. Он был бледным, только большие темные глаза сверкали от слез. 

Норман забыл, как дышать. Питер был так прекрасен в своих страданиях, что архидьякон влюбился в него еще сильнее. Он жадно всматривался в юное лицо и не мог напиться. Мало. Ему мало. Как же ему мало. 

Священник сделал шаг вперед – Питер назад. Так, шаг за шагом, они вышли на крышу. Акробат пятился назад, не спуская глаз с архидьякона, казалось, он даже не моргал. Осборн тоже смотрел, но выглядел спокойнее. Он подошел к краю крыши, безразлично посмотрел на город и снова повернулся к юноше. Между ними было приличное расстояние, это немного успокоило акробата. 

— Ты слышал новости? — спросил Норман. Питер замотал головой из стороны в сторону, поэтому архидьякон продолжил. — Гарри и твоя Мэри помолвлены. 

Паук был удивлен. Он ожидал что-то такое, но когда-то в далеком будущем, не сейчас. Это не значит, что Питер был не рад, но все равно чувство было странное. Не предательство, но словно его бросили. Он не видел ЭмДжей с самого суда, а до этого целый месяц. Он не мог вспомнить, чтобы они хоть раз так надолго разлучались. 

— Теперь эта уличная девка будет носить благородную фамилию Осборнов, — продолжил Норман. — Ужасный удар.

— Не смейте так говорить о ней, — процедил Питер. 

— О, я вижу, — архидьякон грустно улыбнулся. — Я много думал эти дни после костра. Я изначально действовал неправильно. Я должен был давить не на тебя, а на твоих друзей. Как быстро бы ты побежал ко мне, если бы твоей Мэри угрожала опасность?

Питеру стало хуже. К горлу подкатила тошнота. 

— Я бы даже не стал заморачиваться с судом, — продолжил Норман. — Просто в один день ее могли найти с проломленной головой. А рыжие волосы стянулись в один кровавый комок.

— Хватит! — крикнул Питер, которого трясло. — Если хоть один волос… хоть волос упадет с ее головы… клянусь, я сам тебя убью! 

— Не стоит, — архидьякон выглядел печальным, почти трагичным в своем неизвестном горе. — Я не трону Мэри. Кажется, она дорога Гарри. Сын и так игнорирует, он ненавидит меня. Если он узнает, что я причинил боль этой девушке, то он… 

Норман резко отвернулся. Его голос дрогнул на последнем слове, но лица Питер не успел разглядеть. 

— Замок лишь напоминание тебе, — продолжил священник. — Ты должен понимать, что ничего не закончилось. Ты избежал костра, но это не значит, что ты не сгоришь. 

Норман повернул голову и посмотрел на Питера. Глаза его стали совсем бледными, зрачок сузился в крошечную точку. Он продолжил:

— Ты либо станешь моим, либо умрешь — другого не будет, Питер. 

Это неправильно, нет, не должен Норман произносить его имя. Произносить так. Медленно, приглушенно, растягивая по слогам и протягивая последнюю букву. 

Для Нормана это имя давно стало молитвой. Он произносил его так много, что только оно теперь и имело смысл. В нем было все. Страсть, сила, нежность, любовь, ад и рай. Только «Питер». Имя Христа отошло на второй план, имя Бога давно было забыто. 

Питер стал его молитвой. Его исповедью. Его философским камнем. Огонь и пламя. И Норман сгорал. Сгорал в своей страсти, сгорал в агатовом взоре.

Глаза его горят, дотла испепеляют. 

— Мне интересно кое-что, — Норман отвернулся, чтобы немного скинуть с себя наваждение. — Как долго ты сможешь здесь прятаться в этой прекрасной клетке? 

Питер поджал губы. Он смотрел на затылок священника, но страх все равно пронизывал. Почему? Ну, почему этот человек так сильно внушает ему ужас?

— Уилсон, видимо, отлично скрашивает твое одиночество, да? — в голосе архидьякона слышалась злая насмешка и боль. — Надеюсь, вы не устраиваете разврат в святой церкви? 

— А что? Ревнуете? — не удержался Питер.

Норман резко обернулся. Он в несколько широких шагов дошел до акробата. Питер дернулся и выставил вперед кинжал, острие которого уперлось в грудь священника. 

— Конечно, — внезапно архидьякон улыбнулся. — У розы есть шипы. 

— Скорее жалко у пчелки, — зашипел Питер, стараясь показать последние крупицы смелости и дать отпор, хотя на самом деле его колотило от страха.

Осборн постучал кончиком пальца по стали, а затем резко обхватил кинжал рукой. Несколько капель крови упали на каменный пол собора. Паук вздрогнул, пытался выдернуть кинжал, но архидьякон только сильнее сжал руку. 

— Чем он лучше меня? — спросил отец Осборн. — Я бы понял, если бы он был красив. Красота она ведь тянется к красоте. Подобное достойно подобного. Но Уилсон? Почему он? Ты настолько добр, что готов принять в свои объятия убийцу и мучителя сотни людей? Дорожишь тем, кому нравится причинять боль? Тогда почему ты отталкиваешь меня? Я не понимаю, Господи, я не понимаю. Я вел праведную жизнь! Конечно, я не был святым, но я старался сохранить добродетель, не грешил. Но ты все равно выбираешь Уилсона? Ты — чертов дьявол! 

Питер не ответил, только отвернул лицо. Осборн был так близко, что акробат чувствовал его горячее дыхание на своем лице. 

— Ответь мне! — закричал Норман. — Почему молчишь? Вы были вместе?! Неужели это чудовище посмело коснуться тебя? Ты отдался ему?

Но Паук не ответил, только замотал головой. Архидьякон перестал сжимать клинок, окровавленной рукой схватился за лицо Питера и заставил юношу на себя посмотреть. Кровь размазалась по гладкой щеке. Норман дернулся, это вновь напугало акробата. Архидьякон хотел только провести большим пальцем по кровавым разводам, но Питер резко поддался вперед. Лбом он ударил прямо в тонкий нос священника. Норман Осборн тихо замычал, отстранился, скорчился и схватился за лицо. Питер, не оборачиваясь, побежал к лестнице, что вела вниз внутрь собора. Кинжал выпал из его рук и остался на крыше.