Париж совсем не изменился. Уэйд запомнил его таким же, как и восемь лет назад, когда он с Питером убегал в ночи.
У Уилсона не было никаких целей, он правда случайно оказался недалеко от этого города. Не хотел сюда заезжать, но что-то толкнуло его вперед — и вот он бродит по знакомым и родным когда-то улицам. Уэйд думал, не заглянуть ли ему к Железному Человеку, но понял, что не знает, где его бродяги живут сейчас, после того, как их замок сожгли. Тогда он дошел до трактира “Сестры Маргарет”, но, оказывается, тот давно закрыт и про Хорька никто не слышал.
Значит, город все же изменился. От этого на душе стало паршиво. Но чего он и правда ждал? Восемь лет — срок немаленький. Только он один и не изменился.
Уилсон вспомнил еще один адрес и пошел туда. Там ему точно будут не рады. Если хозяйка не поменялась. Если и там никого не будет, уберется подальше из этого города.
«Нам вообще не следовало возвращаться!»
“Да ладно тебе, я вот соскучился по этому городу”.
«А вот я нет! Помойка. И вообще… Давайте не делать вид, будто нас занесло в Париж случайно!»
“Совпадение”.
«Да неужели? И никакой акробат…»
— Заткнись, — рявкнул Уэйд, махнув рукой, словно отгонял не голос, а надоедливую муху.
Он пришел к дому Натали. Улица выглядела так же. Вроде. Уэйд не был уверен. Воспоминания были смазанными. Но сейчас тут было даже приятно. Дом старый, но ухоженный, кто-то разбил под окнами садик, который, к сожалению, затоптали прохожие. Это расстроило мягкий голос в его голове. Уэйд же не стал его слушать и задерживаться на улице, прошел внутрь и постучал в старую дверь. Минуту ничего не происходило, а потом дверь открылась.
Не Натали. Какая-то другая древняя старушка с шалью, изъеденной молью.
«А может, это и есть Натали. Время беспощадно».
— Простите, — сказал Уэйд на вопросительный взгляд женщины. — Я пришел к женщине, что жила тут раньше.
— К Натали? — бойко спросила старушка.
— Да, к ней, вы случайно не знаете, где я могу ее найти?
— Не знаю, но она часто заходит к своей сестре Элен, вон та комната.
Старушка закрыла дверь, а Уэйд даже не успел ее поблагодарить. Он прошел подальше и постучал в другую комнату. Дверь ему открыли быстрее. Красивая женщина со светлой толстой косой. Округлые бока да румяные щеки, на Натали совсем не похожа.
— Добрый день, — сказала женщина, с грубым акцентом.
— Вы — Элен? — спросил Уэйд.
— Да, а вы?
— Я старый друг Натали, не подскажете, где я могу ее найти.
Элен нахмурилась. Теперь она внимательнее оглядела мужчину. Взгляд стал строгим, румянец весь сошел. Сама серьезность.
— Вы случайно не тот наемник? Как же там было, имя еще такое… — женщина щелкнула пальцами.
— Уэйд Уилсон.
— Точно. Помню вас. Помню. Вся эта история с Пауком. Я в ней не участвовала, но Натали мне все рассказала.
Уэйд поморщился. Впервые за последние годы он услышал прозвище Питера. Ему уже начинало казаться, что он просто выдумал себе акробата по прозвищу Паук. Питер остался только в его воспоминаниях.
«Питти-малыш, он слишком хорош, чтобы бы быть правдой. Это была массовая галлюцинация».
“Питер был! Мы бы не смогли так влюбиться, если бы он не существовал”.
«Разочарую тебя, но вполне могли. Уэйд же больной на голову».
Элен все рассказала, где он может возможно найти Натали, но если что, он может подождать ее здесь. Натали должна зайти на днях. Но Уэйд не хотел надолго задерживаться в Париже. Он поблагодарил Элен, но в комнате закричал ребенок. Женщина только извинилась и закрыла дверь, а Уэйд вышел на улицу и пошел искать нужный ему дом.
Это оказалось красивое здание. Не дворянское и очень богатое, но приличное, приятное. Не такая дыра, где раньше жила Натали. Поднялась высоко, видимо, птица.
Да и улицы были приятные, без бродяг, вон красивые офицеры патрулируют. Уэйд снова взглянул на дом. Нежный цвет, кремовый. Большие окна. Балкон с витой изящной кованой решеткой.
Уилсон в третий раз за день постучал. Ждал в этот раз дольше всего. Дверь распахнулась, и у Уэйда отвисла челюсть.
— ЭмДжей!? — воскликнул он.
Это точно была она. Только очень чистая, волосы рыжие так и сверкали медью. Платье объемное со всякими рюшами, ни тебе мужских штанов и огромных сапожищ.
“Как же она изменилась”.
— Уилсон?! — так же воскликнула Мэри. — Ах ты, ублюдок.
“А нет, не изменилась”.
Мэри схватила Уилсона, огромного мужика, за ухо и затащила в дом, а затем захлопнула дверь. Уэйд даже не думал сопротивляться, послушно, как собака, пошел за девушкой. Или уже женщиной?
«На нас не смотри, мы сами в шоке».
Мэри его отпустила и пошла дальше, поманив за собой. Уэйд пошел за ней, вертя головой. Комнаты были обставлены неплохо по скромному мнению наемника, не бросаясь роскошью в глаза, но и говоря о элегантном вкусе.
Они зашли в просторную гостиную. Мэри села на диван, поправила юбки. Уэйд сел в кресло напротив.
Все же она изменилась. Вон тонкие морщины в уголках глаз и на лбу. Волосы стали совсем длинные. Жесты стали изящнее, говоря о том, что она уже давно ведет далеко не бродячий образ жизни. Мэри же в ответ разглядывала его: лицо ее было недовольным. Молчание затянулось.
— Может, чаю? — спросил наемник.
— Обойдешься, — цыкнула Мэри.
Уэйд кивнул. Что ж, как будто он ожидал другого.
— Я, если честно, очень удивлен, я не тебя искал, — сказал Уилсон.
Но в душе он наоборот был больше рад именно ЭмДжей, а не злобной Черной Вдове. Быть может, Мэри знает что-нибудь о Питере. Слабая, совсем наивная надежда.
— А кого искал? — спросила Мэри. — Питера?
— Натали, — ответил Уэйд. Родное имя больно резануло по сердцу.
— Соскучился по ней?
— Страшно. Особенно по нашим дружеским посиделкам.
Мэри улыбнулась, но быстро подавила улыбку. Лицо ее снова стало недовольным.
— Как поживаешь? — спросил Уилсон. — Смотрю, неплохо устроилась. Это ты на попрошайничестве столько заработала? Или украла домик?
— Мне подарили, — сказала Мэри.
— Кто? Поклонник? Недурно, он явно серьезен в своих намерениях, а кожа-то у кресла. Италия?
Уэйд погладил подлокотник кресла, при этом постоянно елозя, все никак не решая, как ему будет удобнее. Мэри ждала, пока Уилсон не усядется. Взгляд ее становился все мрачнее, поэтому наемнику захотелось побесить ее еще сильнее.
— Ладно. Все, вот так удобно, — сказал Уилсон, закинув ногу на ногу. — Так от кого домик?
— Не от поклонника, — ответила ЭмДжей.
— Уже интереснее.
— Ты его знаешь.
— О, хочешь поиграть. Ладно. Дай-ка подумать. Барон?
Мэри качнула головой из стороны в сторону.
— Нет, — сказал Уэйд. — Тогда Натали? Тоже мимо. Общество защиты рыжих бестий? Эх, даже не знаю. Только не говори, что Питер!
Мэри все качала головой, с каждым предположением она улыбалась все шире. Ее это явно веселило. Она сказала:
— Все мимо. Ни за что не поверишь, да и я бы сама не поверила, скажи мне это. Норман Осборн.
— Чего? — У Уэда так глаза на лоб и полезли. — Он выжил тогда?
— Про него долго не было слышно после пожара. Но он выжил, да. Даже смог спасти тело Гарри.
— Так, мне нужно это переварить, — Уэйд почесал подбородок. — Он же тебя терпеть не мог, откуда такая щедрость? В жизни не поверю, что по доброте душевной. Еще больше я не поверю в то, что ты этот дом приняла. Ты же его тогда с крыши и сбросила.
— Ох, это долгая история, — Мэри глянула на часы.
— Я теперь никуда не тороплюсь, — Уэйд еще удобнее устроился в кресле, готовясь слушать.
“Эх, сейчас бы что-нибудь пожевать, чувствую, история будет той еще”.
«Пива и закусок бы».
“Например, сушеной рыбки”.
«Или знаешь, нарезать картофель тонкими ломтями, запечь до хруста и посыпать всякими прованскими травами».
— Что ж, тогда слушай, — сказала девушка. — После пожара было тяжело. Пришлось все восстанавливать. Пробовать жить заново. Потерять Гарри оказалось очень тяжело, только я не сразу это поняла. С каждым днем меня накрывало все сильнее отчаянием. Я стала все больше оставаться у Натали. Я сидела и смотрела в стену целыми днями напролет и в голове только крутился тот момент, когда Гарри разбили голову, а он только беспомощно вскинул руки.
Мэри замолчала. Губы сжала в тонкую полоску. Пальцами она перебирала кружева на юбках.
— Я не настаиваю, если… — начал говорить Уэйд.
— Нет, — перебила его ЭмДжей. — Я не ожидала, что будет так непросто. Я не говорила об этом вслух. Если и обсуждала, то только в письмах с Питером. А вслух… Но я хочу рассказать, так что слушай. Прошла пара месяцев. Натали первая поняла, что случилось. Она спросила у меня только: “Когда у тебя в последний раз шла кровь?”. Ты же знаешь про кровь у женщин?
— Да, тут можно опустить подробности.
— Что ж. Крови давно не было, а вот живот у меня немного вырос.
— Погоди-ка… Ты хочешь сказать, что… что забеременела?
— Именно, Уэйд. Не делай такое лицо.
— Какое?
— Такое удивленное!
— Просто я в шоке.
Уилсон и правда не мог поверить в услышанное. В голове никак не складывалась: ЭмДжей и материнство. Образ не клеился.
— Я тоже была в шоке. Но это спасло меня, — продолжила свой рассказ Мэри. — Гарри не умер окончательно. Часть его все еще была со мной. Я это поняла, когда малыш впервые пошевелился. Настоящее чудо, хоть я в чудеса никогда и не верила. И тогда я подумала, что это как знак. От Гарри. Что он со мной. Приглядывает. Странно, да?
— Вовсе нет, не странно.
Мэри вновь улыбнулась, Уэйд улыбнулся ей в ответ. Он, честно, забыл тогда про ЭмДжей совсем. Он был полностью увлечен Питером и их новой жизнью. И Уилсон ни разу не задумался, как тяжело рыжей подруге Паучка. Да, Питер читал ему ее письма, но все это проходило мимо ушей наемника. А ведь в ее жизни в ту ночь случилась настоящая трагедия, после которой она продолжила бороться. Уэйд бы так точно не смог.
— О ребенке знали только Натали, Барон и Брюс, — сказала ЭмДжей. — Я старалась не выходить из комнаты на улицу. Барон постоянно приносил кучу вкусностей и всячески меня баловал. Втроем они окружили меня заботой.
— Погоди, но ты ведь писала Питеру. В твоих письмах ни слова не было о беременности, — Уэйд высказал мысль вслух. Он несколько минут перебирал в воспоминаниях отрывки из писем ЭмДжей и ничего не говорилось о ребенке.
— Я ему не говорила. Боялась сглазить. Говорю же, знало всего три человека. Я выходила по вечерам пару раз в месяц. Я ходила на могилу Гарри. И когда был седьмой месяц, я столкнулась у могилы с архидьяконом. Он меня сразу же узнал и быстро понял, что я в положении. Хотя там такой живот был, сложно было такое не заметить. Он только тихо спросил: “Это ребенок Гарри?”. Голос его тогда задрожал.
Мэри замолчала. Взгляд ее немного стал рассеянным, она погрузилась в воспоминания.
— Осборн все смотрел на мой живот, — задумчиво продолжила ЭмДжей. — Не решался поднять глаза. Я сказала, что, конечно, это не ребенок Гарри и Осборны не имеют к нему никакого отношения. А потом убежала. Но архидьякон узнал, что я живу у Натали и все хотел со мной встретиться. Барон и Натали гнали его подальше, но на следующий день он приходил снова. Потом, когда живот стал совсем большим и срок подходил, о беременности узнала Ванда И Счастье.
— Ванда — это та рыжая красотка из Двора Чудес? — уточнил Уэйд. — Помню ее, да. И Счастье помню. Добряк такой большой.
«Спасибо за уточнение, умник. Все помнят, кто эти двое».
“Не ругайся. У Уэйда в голове такая каша, дай ему разобраться спокойно”.
Мэри кивнула и заговорила вновь:
— Да. Они самые. Ванда обещала принимать роды, объяснила, как все происходит. У нее же у самой двое детей. А еще она очень долго водила своими пальцами над моим животом. Это было очень жутко. Но в итоге она сказала, что родится девочка. А Счастье, как и Барон, все заваливал меня вкусностями. Говорил, что я должна есть за двоих. Так проходил девятый месяц. Я родила в срок, но роды были тяжелыми. Но благодаря Ванде все закончилось не так плохо, как могло бы. Родилась девочка, здоровая и красивая. Я не придумывала заранее имен, все же не верила, что Ванда точно угадает, поэтому назвала ребенка Натали.
— Черная вдова была в восторге?
— Ей понравилось.
Уэйд улыбнулся, и теперь Мэри ответила ему улыбкой.
— Что ж, — сказал он. — Поздравляю тебя со счастливым материнством. Оно же было счастливым?
— И есть до сих пор. Спасибо, Уэйд. Осборн все продолжал ходить, поэтому я сжалилась и, кажется, Натали было месяца три, я разрешила ему зайти в комнату. Натали, которая большая, была тогда в комнате, готовая в любой момент вышвырнуть архидьякона. Но тот был удивительно покорен. Он сказал тогда: “Поздравляю. Простите за дерзость, но кто родился?”. Я ответила: “Девочка. Назвали Натали”. Он кивнул, к ребенку не подходил, только спросил: “Я могу вам помочь? Мэри, все же вы Осборн теперь, негоже вам жить в комнатах, а в моем доме много места. Я там давно не живу, но вам это нужно”. Я сказала, что мне ничего от убийцы не нужно. Он ушел. Но все же продолжал ходить каждый день. Спустя еще несколько месяцев я дала ему подержать Натали на руках. Он долго ее разглядывал, сказал: “Глаза, как у Гарри”. И разрыдался, но продолжал прижимать малютку к себе.
Повисла пауза. Уэйд пытался представить эту трогательную сцену, но у него так и не получилось. Лицо у Мэри было немного удивленным, словно она сама до сих пор не верила в то, что рассказывала.
— Он все предлагал этот дом, — продолжила девушка. — В итоге я согласилась, но Натали уже был годик. Я переехала сюда и взяла обеих Натали с собой. Сейчас наша Черная Вдова снова где-то мечется свободным ветром, но все же приходит помочь.
— А сколько малышке сейчас, получается? — спросил Уилсон. — Семь?
— Да.
— И где же она?
— С дедушкой.
Уэйд присвистнул и сказал:
— Как удивительно бывает. В жизни бы не поверил, что ты говоришь о том самом Осборне, который все пытался изнасиловать Питера.
— Да, я знаю. Я бы и не позволила ему, но он и правда изменился. Так Натали любит, пылинки с нее сдувает только так. Он, кстати, все так же живет в кельи, в соборе. Думаю, он скоро приведет Натали.
— Не думаю, что хочу видеть Осборна.
— А Натали?
Уэйд только усмехнулся. Что ж, с маленькой ЭмДжей он бы познакомился. Можно и потерпеть Осборна тогда.
Мэри разговорилась, лицо ее больше не кривилось, она все чаще улыбалась. Голоса в голове бубнили и комментировали рассказ ЭмДжей, но Уэйд старался не обращать на них внимания. Эти уроды у него в голове целые сутки, а Мэри он так давно не видел.
«Пошел ты, Уэйд, просто тебе лень озвучивать наши реплики, а это огромное упущение».
— Значит, не жалеешь о том, что переехала в этот дом? — спросил Уэйд.
— Сложно сказать, — ЭмДжей повела плечами. — Было нелегко временами. Например, я не была готова к тому, что здесь много детских вещей Гарри. Он вырос в этих стенах. Здесь прошло его детство, отрочество, его юность. Здесь его игрушки, у которых то тут, то там что-то оторвано. Книги с мятыми страницами. Я даже нашла его дневники, в которых он писал о своей жизни. Видимо, в тот период он грезил о карьере писателя.
Мэри достала белый платок из-за пояса платья, промакнула глаза и поднялась с дивана, подошла к буфету, что-то долго искала, а потом вновь села напротив Уилсона и положила на его колени маленькую шкатулку. Переводила тему, понял наемник.
— Что это? — спросил Уэйд.
— Я все же написала Питеру, что родила, но не сразу. Долго откладывала. Года два, верно, прошло, может больше. Не хотела говорить ему про Осборна.
— А что заставило передумать? — спросил Уэйд. Он правда не хотел знать ответ, внутри все сжалось, а шкатулка на коленях жгла кожу.
— Дай-ка подумать, — Мэри картинно задумалась. — Кажется… нет, не то. Ах точно, вспомнила. После того письма, где Питер писал, что ты его бросил. Взял и ушел без слов, оставив все вещи. Уэйд, какого черта, а?
Уэйд повел плечами. Не хотелось говорить, что тогда случилось, но Мэри продолжала пристально смотреть на него, прожигая зелеными глазами насквозь.
— Ты знаешь про Гвен? — спросил Уилсон.
— Да, Питер писал.
— Что ж, я не хотел им мешать.
Мэри моргнула и наклонилась вперед. Зло зашептала:
— И все? Быстро рассказал мне все, что тогда случилось, иначе получишь по роже.
— Все рассказать, значит? Но с чего начать, добрейшая Мэри? В нашей жизни появилась Гвен Стейси, а я оказался не готов к этому. Питер как раз готовился к поступлению в университет. Гвен тоже мечтала об университете, но ей бы не позволили, все же леди. Питер обещал все ей рассказывать. Обещал, что сам будет учить. Питер даже познакомился с ее семьей. Там не семья, а прямо герои романа. Отец стражник при короле, мать красавица-хозяйка, пятеро детей. Или семь? Не помню точно, но вся ребятня как с картин. Как эти купидоны с пухлыми щечками, розовыми задницами и белыми кудрями. Видела такое? Так вот так выглядело семейство Стейси.
«О да, отвратительное зрелище».
“Да ладно, милые ребята. Не наша вина, что мы такой смертельный ужас на их фоне. Или наша?”
— Питер легко вписался в их семью, они с радостью его принимали, — продолжил говорить Уэйд, подавляя желание заткнуть голоса при Мэри. — И я был рад, честно. Для меня счастье Паучка равняется моему собственному. Но он отдалялся, а я старался не лезть. Все же, кто я такой? Наемник, убийца, ублюдок, старый мужик с изуродованным лицом, а у Стейси было другое. Питер был в своей стихии.
— В своей стихии? — перебила Мэри. — Да о чем ты? Он вырос среди бродяг. Вот его стихия.
— Эй, я тебя не перебивал, — возмутился Уилсон. — Дай закончу и будешь меня упрекать сколько хочешь. А то я сбиваюсь с мысли.
— Ладно. Прости. Продолжай.
— Спасибо. На чем я остановился. А, точно. Питер поступил. Я в нем ни секунды не сомневался. Паучок был самым счастливым в тот день. Мы даже устроили небольшое пиршество, на котором, конечно же, была Гвен. И ЭмДжей, я не слепой, я видел, как она на Питера смотрит. Про Питера ничего не могу говорить, все же я заинтересованная сторона. После застолья Паучишка пошел провожать свою подружку. Гвен тогда забыла платок, я поспешил их догнать, но застал в тот момент, когда они целовались. Меня они не заметили. Я тихо вернулся домой. И тогда я ушел. Все оставил Питеру, потому что все было его.
— Взял и ушел? — спросила Мэри. — Ничего не екнуло?
— Замолкни уж. Конечно, не хотелось. Но, черт, я не хотел мешать. Я тянул Питера на дно за собой.
— Думаешь, что это благородно?
Уэйд не ответил. Ему не понравился вопрос девушки. Но ЭмДжей была неумолима.
— Ты поступил, как кусок самого настоящего знаешь чего? — спросила девушка. — Ты думал только о себе в тот момент, не надо мне тут врать, что ты хотел не мешать. Ты просто струсил. Испугался. Не захотел бороться за Питера.
Уэйд не отвечал. Он только смотрел на Мэри, принимая каждое ее слово. Она права. Конечно, он сам думал об этом сотни, тысячи раз. После его позорного побега голоса снова вернулись. И те каждый день напоминали Уэйду, какую ошибку он совершил.
Мэри надоело молчание Уилсона, она взяла в руки шкатулку с колен наемника. Принялась в ней рыться, пока не выудила оттуда желтое мятое письмо. Она его раскрыла. Уэйд мельком увидел почерк Питера и сердце пропустило удар. Чернила в нескольких местах были размыты, словно упало несколько капель воды.
— Слушай, — сказала Мэри. — “Дорогая ЭмДжей, как поживаешь? У меня творится в жизни настоящий ужас. Уэйд ушел. Без слов, без письма. Даже жалкую записку не оставил, только положил на мою кровать брошь в форме паука. Впервые ее видел. Я кинул это украшение в стену. Я сразу понял, что он ушел, хоть все вещи и были на месте. Я не знаю, что мне делать, ЭмДжей, я…”
— Прекрати, — попросил Уилсон.
— Нет, слушай. И слушай внимательно. Это мой лучший друг, которому ты разбил сердце своим гнилым поступком. Так что имей смелость хотя бы узнать последствия своих решений. Он потом описывал, как искал тебя, Уэйд. Он несколько месяцев искал, каждый день, чудом не забросил учебу. А знаешь, что самое ужасное? Вот слушай: “Я знаю, почему он ушел. И знаю, что это моя вина. Я игнорировал, казалось бы, обычные вещи. А еще я уверен, что он увидел тот поцелуй с Гвен. Ох, ЭмДжей, она тогда сама меня поцеловала, но я виноват, что не отстранился сразу. Виноват, раз дал ей надежду. Я не хотел этого, правда. Честно признаться, в ней я видел тебя, подругу, по которой так скучал”. С следующих письмах он писал, что только Гвен его и спасала. Не давала упасть, потому что после твоего ухода он был разбит.
Уэйд отвернулся, на глаза навернулись слезы, но он не хотел, чтобы ЭмДжей их видела. Но ведь правда, он наивный дурак, верил, что Питер не сильно расстроится после ухода.
— Потом, ему стало лучше. Спасибо Гвен, — продолжила Мэри, достав другое письмо. — Но почему-то Питеру ужасно не везет. Я не знаю, почему именно с ним жизнь так жестока. “Прости, что долго не писал, ЭмДжей. Я расстрою тебя, сказав, что учебу я бросил. У меня не осталось никаких сил. В учебе вообще был смысл только когда рядом был Уэйд. Ради него я хотел стать лучше, умнее, кем-то большим, чем просто переломанным акробатом. Прости, я снова увлекся. Мне и остается только отвлекаться. Не знаю, как написать, про случившееся. Нашли тело Гвен”.
Мэри запнулась. А Уэйд наоборот поддался вперед, чтобы скорее узнать, что случилось дальше.
— Он дальше пишет, что не известно, что с ней случилось, — голос Мэри дрогнул. — Мне тяжело дальше читать, но он пишет, что многие решили, что девушка сама спрыгнула с моста, но сам Питер в это не верил. Он считал, что это убийство, но тут он ничего не мог сделать.
Уэйд спрятал лицо в руках, уперев локти в колени. Откуда он мог знать, что все так обернется?
«А чего ты ждал? Что они поженятся и нарожают идеальных детишек?»
“Увы, но он писал, что видел в Гвен всегда только друга, как с ЭмДжей”.
— Но это не все, — резала без ножа ЭмДжей. — Ты даже представить себе не можешь, как он закончил письмо, вот: “Я не хочу оставаться в городе, в котором все напоминает о людях, которые меня покинули. Я продал все, что у меня было, деньги отправляю тебе, распорядись сама, можешь отдать Тони. Себе я оставил только брошь с пауком. ЭмДжей, я решил, куда отправлюсь дальше. Англия воюет сейчас, впрочем, как и всегда. Я записался полевым врачом. Хочу принести пользу, спасать людей. Убивать я не стану, но, быть может, получится спасти пару жизней. Я не буду обещать, что напишу тебе. Прости меня”.
— Только не говори, что он погиб, — прошептал Уэйд.
— Нет, но я с ума сходила. Он не писал мне полтора года. Я уже простилась с ним, когда мне пришла открытка.
Девушка протянула Уилсону стопку открыток. Уэйд начал их перебирать. Старые дешевые открытки, на обороте Питер всегда писал теплые слова Мэри. Открытки были из самых разных мест. Где только ни побывал Паучок за свою жизнь. Кажется, он объездил всю Европу. Уэйд все разглядывал послания Питера. Левой рукой он писал совсем иначе, чем правой, но с каждой открыткой почерк становился все лучше и лучше, хотя, казалось, куда лучше. Уэйд не знал, сколько он так просидел, окруженный старыми открытками, когда послышался шум в другой комнате. Уилсон и ЭмДжей вскинули головы.
— А, это Натали, — улыбнулась она. — Посиди здесь, я приведу ее сюда.
Мэри встала и вышла из залы. Уилсон сложил открытки, хотя ужасно хотелось хотя бы одну прихватить с собой. Интересно, какая последняя? Где сейчас путешествует его маленький Питер? Господи, он был на войне. В голове не укладывалось.
«Какую же огромную кучу ты наложил, друг. Так мог сделать только Уэйд Уилсон».
“Зато смотри, в скольких местах он побывал. Должно быть, эта интересная жизнь, даже если и ужасно тяжелая”.
Уилсон кивнул и поднялся. Мэри долго не было. Уэйд вышел из залы, прошел по коридору и замер у другой комнаты, той большой входной, в которой еще была лестница на второй этаж. Уилсон не стал выходить, только выглянул.
Сначала он увидел Осборна. Тот совсем постарел, ссутулился, лицо изменили морщины, полысел, сутана была ему велика. Осборн с кем-то разговаривал, но Уэйд не видел его собеседника.
Смотреть на архидьякона хотелось мало. Сколько бы лет ни прошло, Уилсон никогда не забудет, что тот сделал с Питером. Уэйд отвернулся и вернулся в залу, но не сел обратно в кресло. Он подошел к окну и выглянул наружу. Он правда хотел увидеть дочку ЭмДжей, которая точно подготавливает ребенка к предстоящему зрелищу. Интересно, дочь у нее тоже рыжая? Слишком много рыжих женщин. Если бы Гвен тоже оказалась рыжей, Уилсон бы окончательно попрощался с чердаком.
“А может, ты был рыжем?”
— Может, — ответил Уилсон. — Хотя надеюсь, что все же был блондином, ну как красавчик-офицер Старка.
Уэйд увлекся беседой и не услышал тихих шагов. Он стоял спиной к двери, поэтому не заметил, что в зале он было больше не один.
«Почему “офицер Старка”?»
“Что значит почему? Ты их видел?”
— О да, — кивнул Уэйд. — То есть я точно помню, как они поглядывали друг на друга, если бы обстоятельства не были такими страшными, то я бы шутил над ними только так. Интересно, они сейчас вместе? Надо будет спросить ЭмДжей.
— Неделю назад были вместе.
Уэйд замер. Он узнал голос. Он узнал бы его из тысяч.
Наемник не решался обернуться. Он окаменел, застыл как изваяние. Страх сковал его. Господи, он, бесстрашный наемник и убийца, струсил и растерялся хуже самого маленького ребенка. Даже дышал через раз, прислушиваясь. Мягкие шаги были все ближе. Голоса замолкли впервые за долгие годы, но Уэйд не заметил эту тишину.
Питер подошел к окну и посмотрел на улицу, отодвигая тюль. А Уэйд жадно разглядывал своего Паучка, которого не видел так давно.
Он вроде и не изменился, но в то же время был каким-то другим. Далеким. Каштановые волосы отросли и были стянуты двумя лентами красного и синего цвета. Уэйд не смог сдержать улыбки. Трогательный сентиментальный Питер. Его можно понять, Уэйд тоже обожал его красно-синий костюм для выступлений.
Лицо у Питера совсем не поменялось, даже морщин не прибавилось, как у Мэри, только тонкий шрам над бровью. Да и лицо стало острее, окончательно сошла подростковая нежность. На линии подбородка небольшая щетина, которой от силы день.
Питер повернул голову к Уэйду. Карие глаза внимательно посмотрели на наемника.
— Тони уверен, что никто не догадывается про них со Стивом, но в замке знают все, — сказал Питер, пожав плечами.
— Что ж, — голос Уэйда стал хриплым и низким, он прочистил горло. — Теперь я точно узнал все, что хотел.
Питер усмехнулся, он больше не отворачивался и все продолжал разглядывать Уэйда, пока его самого разглядывали в ответ.
— Давно ты здесь? — спросил Питер.
— Только пару часов назад зашел в город.
— А надолго останешься?
— Признаться, я даже на эти пару часов не планировал оставаться. Я даже подумать не мог, что ты здесь. Мэри не успела об этом рассказать.
— А на чем вы остановились? — спросил Питер, он обернулся и кивнул на открытки.
— На том, что ты решил пойти на войну. И я до сих пор в ужасе, вообще-то. Ты с ума сошел?
Питер смущенно улыбнулся и подошел к дивану, сложил все открытки в шкатулку и убрал обратно в буфет. Уэйд следил за каждым его жестом. На Питере был неброский костюм из качественной ткани. Удобные туфли с серебряной пряжкой. Казалось, Питер даже слегка вытянулся. Он оставался все таким же стройным, с красивыми аккуратными бедрами.
— А ты давно здесь? — спросил Уэйд.
— Вернулся где-то полгода назад, может чуть больше. Предвижу твой вопрос. Я прошел тайно, не хотел напороться на свою былую известность. Но вскоре я со всем разобрался. Да, акробата по прозвищу Паук может и повесили бы, но не изобретателя Питера Паркера.
— Паркера?
— Да, моя фамилия.
— Хм, и правда, почему-то я никогда не задумывался, почему у тебя было только имя.
Уэйд ждал какой-нибудь мерзкой реплики от голосов, но те молчали. Уилсон нахмурился. Непривычно. Но еще непривычнее было смотреть на Питера, который вел себя как ни в чем не бывало. Лучше бы он дал Уэйду по роже.
— Планируешь остаться у ЭмДжей? — спросил Питер. Он смотрел куда-то в сторону и словно думал о чем-то сложном.
— Нет, — ответил Уэйд.
— Тогда, может, заглянешь ко мне? Мне кажется, нам с тобой нужно многое обсудить.
Питер все же бросил взгляд на Уэйда, выглядит юноша нерешительно. Он перекатывался с пятки на носок, заложив руки за спину.
— Если, конечно, ты не планируешь снова сбежать, не сказав ни слова, — добавил Питер.
— А обед будет? — спросил Уэйд. — А то Мэри оказалась ужасно жадной.
— Да, я тебя накормлю, — засмеялся Питер. — Пойдем.
Юноша вышел из комнаты, а Уэйд пошел следом. Они вышли в переднюю, но сейчас в ней было пусто. Питер громко позвал подругу. Мэри вскоре объявилась. За ней выбежали двое детишек. Бледная девочка с темными волосами, а за ней гнался маленький мавр. Дети резко прекратили игры, заметив незнакомую фигуру.
— Ах, Уэйд, позволь представить, — сказал Питер. — Про Натали ты уже знаешь, а это Майлз. Не бойся, Майлз, подойди.
Мавренок подошел к Питеру и взял его за руку. Паучок сжал в своих руках темную детскую ладошку. От Уэйда не укрылся этот нежный жест.
— Твой сын? — спросил Уилсон.
— Можно и так сказать. Да, Майлз? Ладно, давай собирайся.
— Тетя Мэри предложила остаться у нее, мы с Натали так хотели еще поиграть. Можно? — спросил Майлз. Голос у него тонкий, а как доверчиво смотрит на Питера.
— Можно, конечно, если Мэри не против, — растерянно сказал Питер, взглянув на подругу.
— Питер, я и предложила, ты чем слушаешь? — добродушно рассмеялась Мэри.
— Что ж, тогда мы с тобой идем вдвоем, Уэйд, — Питер обернулся. — Отец Осборн уже ушел? Если увидишь его, то передай, что я зайду к нему через пару дней.
Питер пошел к выходу, Уэйд двинулся за ним, взглянув на малышку Натали, в глазах которой не было страха. Она держалась за юбку матери и изучала Уилсона. Не только волосы были как у Гарри, но и его глаза. Бледные, прозрачные и очень красивые. Вдруг девочка улыбнулась, а Уэйд показал ей язык.
Вдвоем они вышли на улицу. Питер уверенно шел вперед, а Уилсон шел тенью. Как это было раньше.
Как раньше.
Уэйд словно вернулся в прошлое, когда он следовал за каждым шагом маленького акробата. Только вот прошло уже много лет, и Питер давно не маленький.
Голоса все молчали. Все дело в Питере, понимал Уилсон. Он всегда был как лекарство для больного разума Уэйда.
Они не разговаривали. Уилсон все смотрел на вихрастый каштановый затылок, надеясь, что Питер что-нибудь скажет. Но тот молчал, только несколько раз обернулся, проверяя, идет ли за ним Уэйд.
Питер привел его к небольшому двухэтажному дому. Уэйд узнал этот район, хоть и никогда тут не бывал. Здесь недалеко была та часть Парижа, где были Университеты. Они поднялись на второй этаж, Питер открыл квартиру и прошел вперед.
Дом Питера был уютным. Небольшие комнаты. Они вышли в гостиную. Здесь было немного места. Уэйд с интересом осматривался, желая узнать детали жизни Питера. Питер же вышел из комнаты, оставив гостя одного.
Повсюду книги. Они сложены стопками на полу. Валяются на полу. Раскрыты на столе, где-то страницы заложены бумажками, а вон та книга пером. В стеклянной вазе высохшая ветка шиповника, лепестки цветка лежат на столе. Камзол скинут на кресло, рукав помялся.
Питер вернулся в комнату с подносом, полным всяких яств. Он поставил еду на столик, который был у дивана.
— А вот и обед, — улыбнулся Паучок. — Прошу к столу.
— Какой сервис, вау.
Уилсон сел на диван, Питер же сел рядом, но недостаточно близко, чтобы даже случайно не задеть друг друга коленями. Ожидаемо.
Наемник с аппетитом принялся за еду, а Питер только смотрел.
— Ты не будешь есть? — спросил Уилсон.
— Нет, я поел у Нормана, — отмахнулся Питер. — Но знаешь, о чем я думаю?
— О чем же?
— О вине.
Уэйд не успел ничего ответить, как Питер вновь скрылся из гостиной, но вскоре вернулся и показал темную бутылку вина.
— Кажется, мы с тобой ни разу не пили, — усмехнулся Питер.
— Да. Пьем что-то особенное?
— Да, я его оставил и подписал: “открыть, когда вернется Уэйд”. Как видишь, долго хранилось.
— Ай, жестоко, — поджал губы Уилсон. — Но я заслужил, я знаю.
— Да.
Питер улыбнулся. Он поставил на столик перед диваном бокалы и отдал Уэйду бутылку. Пока Уилсон занимался вином, Питер подвинул кресло к столику и сел напротив Уэйда.
Наемник наполнил бокалы. Один отдал Питеру. Юноша взял бокал, его пальцы мазнули по костяшкам Уилсона. Уэйд вздрогнул, хмуро зыркнув на Питера, а тот только улыбался, делая первый глоток.
— Ты живешь тут один? — спросил Уилсон, делая пару глотков, а потом снова взялся за обед.
— Нет, с Майлзом. Нам двоим тут хватает места.
— Кстати об этом. Все же откуда ребенок?
— Я встретил его год назад. Его держал в рабстве один человек. Продавал ребёнка на рынке, избивал при народе, но никто не обращал внимания. Я смог с ним договориться, выкупил. Правда тот работорговец сильно заломил цену, но повезло, что я много накопил. Забрал мальчика к себе, но я понятия не имел, что с ним делать. Поэтому начал вести себя как Тони когда-то со мной.
— И он стал тебе как сын, да? — догадался Уэйд.
— Да. Честно, я раньше никогда не понимал, почему Тони со мной возится. Почему приютил, учил, помогал, одевал и кормил. Я ведь ему никто. Но после того, как в моей жизни появился Майлз, я начал понимать его.
— Если честно я не удивлен, что ты так поступил, Питти, малыш.
Питер вскинул голову. Глаза его сверкнули.
— Давно меня так никто не называл, — сказал юноша. Он сделал глоток вина. — Чем ты занимался все это время?
— Ничем интересным, — махнул рукой Уэйд. — Бил рожи за деньги. Вернулся к тому, что было до тебя.
— Убивал?
— Пару раз. Я не горжусь, но они… они такое творили с детьми. Не раздумывая повторил бы это снова.
Питер кивнул и снова сделал глоток. Он смотрел куда-то в стол, не поднимая глаза на Уэйда.
— А ты? Питер, война? Серьезно? — спросил Уэйд.
— Да. Причину ты знаешь, повторять ее не хочу. Но да, я ушел на войну. Я быстро пожалел об этом, если честно. Надо мной издевались солдаты из моего полка. За то, что я не хотел убивать. Они избивали меня по ночам, измывались, но я все равно отказывался отнимать жизни. А потом я встретил Эдварда Брока, но он просил называть его Эдди. Он стал моим защитником, хотя я сто раз говорил ему, что в помощи не нуждаюсь. Но правда, думаю, это не интересно.
— Если ты не хочешь мне говорить, я пойму. Я не достоин что-либо у тебя просто спрашивать.
— Но ты хотел бы?
Питер водил пальцем левой руки по краю бокала. Его взгляд стал немного шальным. Наверное, из-за вина, думал Уэйд.
— Хочу, — прошептал Уилсон.
Он хотел узнать о каждой секунде, что Питер провел без него. Как и кем жил, чем занимался. Хотел знать о его маленьком акробате каждую мелочь, как знал когда-то много лет назад.
— Эдди Брок был интересным. Правда. Он был одним из первых удивительных людей, которых я повстречал на этом пути. Ему было за тридцать, он писал книги, парочка есть здесь, вон на той полке, — Питер показал рукой на одну из полок, Уэйд сделал вид, что понял, но полок у Паучка было так много, что определить нужную было сложно. — Он вечно рассказывал про Венома. Как я понял, это его любовник. Эдди называл его паразитом, но при этом вечно его хвалил, постоянно вспоминал всякие мелочи про него. А я в то время рассказывал про тебя. Думаю, поэтому мы так хорошо сошлись: мы оба любили и оба потеряли.
Уэйд следил за Питером, тот полностью погрузился в воспоминания. Карие глаза затуманились. Юноша был не здесь.
— У него была странная привычка, — сказал Питер, улыбнувшись. — Он каждое утро выпивал маленькую дозу яда. Чтобы организм привык и стал более устойчив к отраве. Эдди говорил, что Веном вечно пытался его отравить. Это странно, но даже об этом он вспоминал с какой-то нежностью. Он и меня научил этой привычке, делился со мной ядом по утрам. Это было странно. А все еще продолжалась война, шли вечные бои. Это была грань, как тогда у Собора. Каждое утро было чудом, ведь оно могло однажды не наступить.
Питер посмотрел на Уэйда, протянул пустой бокал. Уилсон подлил ему вина, а потом себе. Про еду наемник позабыл, все его внимание сосредоточилось на Паучке. Уэйд же все пытался представить Питера тогда. Боролся за жизнь на поле боя.
— Ты знаешь, каково это — принять то, что завтра может не наступить? — спросил Питер, он вдруг смутился, принялся поправлять волосы, убирать со лба челку. — Брок стал моим первым. Мы оба знали, что это не любовь, но нам это было нужно.
Уэйд догадывался, что к этому все и придет. Он пытался подавить ярость внутри, представляя чужие руки на Питере.
— Я надеюсь, что все прошло хорошо, — сквозь зубы процедил Уилсон.
— Эдди оказался опытным, — сказал Питер, отводя взгляд. Он выпил еще.
Они переглянулись. Время шло. На улице медленно темнело, а свечи в комнате никто не спешил зажигать. В приглушенном свете Уэйд различил покрасневшие щеки Питера.
— А у тебя кто-нибудь был? — одними губами прошептал Паучок.
Уэйд покачал головой из стороны в сторону. Все, что у него было, так это свидания с правой рукой.
Питер вдруг улыбнулся. Совсем по мальчишески, как когда-то давно. У Уилсона сердце защемило от этой улыбки, которая была адресована ему одному.
— Что ж дальше, — ответил Питер. — Война закончилась. Это было странное чувство. Я настолько привык к ней. Привык каждый день видеть изуродованные людьми тела. Привык помогать, иногда даже когда смысла в этой помощи уже не было. Столько людей умерло на моих руках. А потом все закончилось. Взяло и закончилось. Войска засобирались домой. Я, как ты видишь, выжил. Эдди тоже. Не знаю, как жизнь его сложилась дальше. Я видел пару книг, которые после выходили в свет. Купил.
— А потом? — спросил Уэйд.
— Я совсем забыл, как жить обычной жизнью. Мирной. Я уехал в Италию. Эдди отправился туда и взял меня с собой. А я был и не против, все равно не представлял, что мне делать. Эдди помог устроиться в университет. Я работал там на побегушках, но все равно был счастлив. Там я познакомился с доктором Отто Октавиусом. Он был взрослым, намного старше меня. Он узнал, что я изобретаю. Заинтересовался. Он взял меня под свое крыло. Многому научил. А потом…
Питер замолчал. Он в несколько глотков допил вино. Уэйд подлил ему еще.
— Уэйд, я скучал по тебе, — тихо прошептал Паучок. — Каждый день. И тогда тоже. В Италии. Я все представлял, как пути наши вновь пересекутся. Все высматривал тебя среди людей. Надеялся.
Питер шумно вздохнул и поднялся. Уэйд поддался вперед, но продолжил сидеть. Он следил за Паучком и не знал, что ему делать.
Паучок остановился у окна. В комнате стало совсем мрачно. Питер зажег пару свечей на столе, который стоял возле окна. Видимо, чтобы днем свет падал на все умные штуки, которые изобретал акробат. Питер тихо продолжил рассказ:
— Я приглянулся Отто. Что ж, я понял, что нравлюсь мужчинам постарше.
Питер хмыкнул. Уэйд поднялся и подошел к юноше. Заглянул ему в лицо. Глаза Паука сверкали. Питер не стал отводить взгляд. Видимо, алкоголь придал ему смелости и ему было больше не так неловко говорить о подобном.
— Он сделал тебе больно? — прохрипел Уэйд, голос треснул. Он испугался, что могла повториться ситуация, как с Осборном.
— Нет. Не делал больно. Были разные намеки с его стороны. Знаешь, он был добрым, но не как с сыном. Но дальше намеков и разговоров дело не зашло, он не делал ничего такого, как ты мог подумать. Он был добр ко мне, и я старался отвечать ему тем же добром, хоть и не любил его так, как ему бы хотелось. Так прошло больше года, мои изобретения заметил богатый меценат. Он выбирал, кого спонсировать. Отто был уверен, что выберут его. Он обещал, что не забудет меня, поможет и мне прославиться. Но все сложилось иначе. Тот меценат выбрал меня, а не его. В то же время, Октавиус узнал, что болен. Болезнь была неизлечима и пожирала его. И тогда что-то надломилось в Отто. И он попытался меня отравить.
Уэйд нахмурился. Он сразу сделал вывод, что ненавидит этого доктора. И с каждой секундой злость на него только усиливалась.
— Но, храни Бог Эдди Брока, — улыбнулся Питер. — Отто отравил меня и вышел. Ему было тяжело смотреть. А я все продолжал принимать яд по утрам. Я сразу же вызвал рвоту и сбежал тогда. Отто отправился за мной, устроил охоту. Я думал, что теперь все потеряно, но, убегая, наткнулся на бродячий цирк. Они не спрашивая укрыли меня. Цирк, представляешь? У нас осталось еще вино?
Питер раскраснелся. Говорил он быстро, иногда проглатывая окончания слов. Он даже начал жестикулировать руками, хорошо, что бокал в его руке был пустым. А на слове “цирк” глаза у Паучка так и засияли.
— Да, малыш, осталось, — Уэйд вернулся к столику и налил вина себе и Питеру. Ему хотелось скорее вернуться к рассказу и узнать, что будет дальше.
— Снова пришлось все бросить, — продолжил Питер, взяв в руки свой бокал. — И я понял, что так устал от этого. Стоило случиться чему-то хорошему, как позже все летело к чертям. Я был разбит. Но ребята из цирка не дали мне упасть в пучину этой боли окончательно. Ох, Уэйд, там было столько людей.
— Неужели? Расскажешь мне о них.
Питер улыбнулся совсем широко. Ему нравилось, что Уэйд задает вопросы.
— Иллюзионист Стивен Стрэндж, который обманывал всех вокруг, — начал перечислять Паучок. — Зимний Солдат, Баки, который кидал метко кинжалы, а еще их ел. Кстати, оказалось, что Баки знает Натали. Это было неожиданно. Как тесен этот мир.
— Серьезно? — удивился Уэйд. — Нашу Черную Вдовушку? Может, она откусила голову его брату после брачной ночи? Ну знаешь, как там это делают паучихи.
Питер тихо захихикал и снова заговорил:
— Расстрою тебя, но нет. Как я понял, они когда-то путешествовали вместе. Баки расспрашивал с ужасным акцентом, как она устроилась в Париже. Звал ее нежно Наташа. Но говорил он мало, он не совсем был здоров. Часто забывал, что было в предыдущий день, забывал имена. Был еще Скотт, который всех уверял, что заклинает муравьев. Но нет, честно тебе скажу, никого он не заклинал. У него просто была коробка с муравьями, которые занимались своими муравьиными делами. Еще был человек-зверь Росомаха. Он в основном со всеми ругался, курил и пил.
— Ого, это как? Человек-зверь? Умное животное?
— Нет, скорее человек с очень волосатой спиной. Но кстати, интересно, что именно его ты выделил.
— Почему? Мне к нему тоже следует ревновать?
— У тебя здесь нет вообще никаких прав ревновать, — вдруг строго сказал Питер. — Но я не об этом. Джеймс, это имя Росомахи, так вот Джеймс знал некоего Уэйда Уилсона.
— Совпадение, — мотнул головой Уилсон. — Я никаких волосатых парней не знаю. К сожалению или к счастью.
— Может, и очень удивительное совпадение. Но этот Уэйд его страшно бесил, он всегда злился, когда я начинал расспрашивать. У его знакомого Уэйда голубые глаза, он из Англии, занимался тем, что бил лица за деньги, иногда убивал.
— Все еще совпадение.
Питер закивал головой, пригубив вино. Уэйд же про свой напиток забыл, давно поставив его на стол рядом. Паучок заговорил:
— Да, я тоже так считаю. И совпадение то, что у его Уэйда были проблемы с головой. Он постоянно разговаривал с голосами в голове.
— Может, у меня был брат-близнец, — Уилсон скрестил руки на груди.
— Может. Росомаха только был удивлен, что знакомый мне Уэйд покрыт шрамами и ожогами с ног до головы. Джеймс помнит тебя красивым и со светлыми волосами, внезапно.
— Ха! — Уэйд резко хлопнул в ладоши. — Я так и знал! Я так и знал, что у меня светлые волосы.
Питер широко улыбнулся и сказал:
— А мне всегда казалось, что у тебя скорее были темные волосы, может, как у меня.
— Нет, малыш, — мотнул головой наемник. — Так будет только если у меня еще будут карие глаза, по-другому никак. И звать как-нибудь в духе Райан.
— Я снова не понимаю, о чем ты, — Паучок качнул головой, продолжая улыбаться. Господи, как же ему шла эта улыбка. — Что ж, в том цирке было много удивительных людей. Я могу говорить о них всю ночь. Те люди стали для меня друзьями. Но звездами того периода моей жизни стала кошка Фелиция и Джонни Шторм.
— Мне нравятся эти прозвища, — улыбнулся Уэйд, пока Питер промочил горло.
— Да. Фелиция ужасно красивая. Волосы у нее серые, словно она поседела раньше времени, но ей это шло. Ее все звали кошкой, в ней правда было много кошачьего. Грация, жесты, свобода. Она была сама по себе. Потом уже все завершал черный костюм с белым мехом на воротнике. Она была воздушной гимнасткой. Кружилась над пропастью, ничего не боясь. И я хотел к ней. Уэйд, я снова стал выступать. Пришлось, правда, долго учиться, потому что одно дело скакать на площади, а другое — прыгать на высоте нескольких метров. Одно неверное движение и ты труп.
Уэйд улыбнулся. Лицо Питера стало таким счастливым от этих воспоминаний. Сам он выпрямился, приосанился.
— Ты снова выступал, — сказал Уилсон. — Жаль, я не видел.
— Да, ты много пропустил. Мы с Фелицией были в дуэте. У меня появился новый костюм. Черный, чтобы соответствовать Фелиции. Мне этот костюм нравился, но все еще он был не тот красно-синий.
— Это ужасно, Питти-малыш, эта девочка-кошка что ли не могла поменять себе костюм?
Питер засмеялся, качнув головой.
— Я предлагал, но она отказалась, — сказал Паучок. — Так вот я стал Черным Пауком. Жутковато. Но зато наши темные костюмы отлично выделялись под ярким куполом.
— Так, ты говорил еще, что был какой-то Себастьян Тайфун.
— Джонни Шторм. Он укротитель огня. Он его ел и выдыхал. И вообще устраивал удивительные представления. С ним я быстро подружился, мы примерно одного возраста. А потом совершенно неожиданно для меня случился странный треугольник. Фелиция и Джонни вечно меня делили, а я никак не мог выбрать одного из них. Джонни бы этого хотел, а вот Фелиции, я в этом уверен, это очень нравилось. Она специально нас дразнила. Так прошло больше года, может, два.
Питер притих. Он покрутил в руках ножку бокала. Посмотрел в окно, потом на дрожащее пламя свечей, только после этого перевел взгляд на Уилсона. Чего-то ждал. Какой-то реакции. А что Уэйд мог ему сказать? Паучок верно заметил, у Уэйда не было никаких прав показывать свою ревность. Но это не значило, что в душе он уже не ненавидел и Фелицию, и Себастьяна, и того Отто. Эдди Брока тоже ненавидел, но чуть меньше остальных.
— И в один момент, — продолжил Питер. — Когда я тренировался на канате, я понял, что это не то, чего я хочу. Это была простая тренировка. Я был в том своем черном костюме. Один. Фелиция как обычно прогуливала тренировки. И я кувыркался на канате, замер передохнуть. Помню, посмотрел на трибуны. Испытал странное чувство. Словно я не в своем теле, и в тоже время в нем, только от этого мерзко. В груди еще что-то тяжелело. Словно отвергалось. Не знаю, как объяснить, чтобы ты понял. Но в тот момент осознал, что я в неправильном месте, хоть я его и очень любил. Я был счастлив выступать, я люблю это больше жизни, но это все равно было что-то не то. Я не приносил никому пользы.
— Прости, — перебил Уэйд. — Но что значит никому? Питти, твои выступления это самое прекрасное, что я видел в жизни. Не приносил пользы? А как же приносить удовольствие и радость зрителям? Это ничего не значит?
— Я почти забросил учебу, — Питер его словно не слышал. — Были только прыжки над землей и вечные страсти. Кому от этого польза? Я хотел большего. Как тогда на войне, тогда я чувствовал, что нужен. Я спасал людей. Помогал им каждую свободную минуту. Вот в этом был смысл. Я долго это обдумывал, но все никак не решался принять… решение…
Паучок замолчал, прижимая кончики пальцев к губам. Хмельной Питер выглядел даже умилительно, пока хмурил лоб, соображая, как ему лучше сказать.
— Черт, какую-то глупость сказал, — прошептал он. — Что можно принять кроме решения?
— Не знаю, — Уэйд пожал плечами. — А мне нравится, как ты сказал.
— Да?
— Да, очень. Так что в итоге ты решился решить, да?
Питер кивнул. Он странно посмотрел на Уэйда, загадочно, чего наемник совсем не понял.
— Я не помню, сказал ли я уже, но Фелиция мне ужасно напоминала тебя. Не внешне, хоть глаза у нее тоже голубые. Просто она была дикой. Она бежала от законов, никогда в подробности не вдавалась, но она совершила что-то очень жуткое. Скорее всего крупное ограбление, но, может, что и похуже. И она была сама по себе. Поэтому я не удивился, когда она просто исчезла из цирка. Кошка, которая гуляет сама по себе, — вновь повторился Питер, но Уэйд только улыбнулся этому. Вино все же ударило в голову. — Правда, все свои вещи она забрала с собой. И я решил тоже уйти. Джонни остался в цирке, не знаю, может, он до сих пор там. Я отправился дальше, понятия не имел, куда идти и что делать. Я долго не мог найти места, а потом встретил Майлза. Про это я уже рассказывал. И тогда я решил рискнуть и вернуться в Париж, потому что ребенку нужна стабильность. Первым делом я пришел к Норману.
— Чего? — спросил Уэйд. — Из всех людей Парижа ты первым делом пошел к этому уроду? Почему не к Тони, ЭмДжей там. Да хотя бы к Натали, чего уж там. Я не понимаю.
— Это странно, да, сейчас это реально кажется дикостью, — Питер засмеялся. — Но ЭмДжей между делом иногда проговаривалась в письмах и писала о Нормане. Не прямым текстом, я только догадывался. Вот мне и стало интересно, как он живет. Жив, здоров ли.
— Узнал?
— Не злись, Уэйд. Наверное, я просто хотел убедиться, что что-то поменялось. Если бы он оказался таким же одержимым, как и тогда, я бы не остался в Париже. А зачем тогда обнадеживать всех своим появлением, если я потом вновь пропаду?
Уэйд не стал ничего говорить. Поступок Питера все еще казался дикостью. Он бы в жизни не хотел снова видеть архидьякона, но нет, Питер пошел к нему. Без подготовки или там оружия. Просто проверить, вы посмотрите на него. Питер поджал губы, виновато посмотрев на наемника, склонив немного голову. Гнусный прием больших карих глаз, к которым Уилсон всегда был слаб.
— Он принял меня за призрака и долго крестился, — продолжил Паучок. — Но все же нам удалось поговорить. Он помог мне устроиться, чтобы никто точно не решил связать меня с акробатом и событиями восьмилетней давности. Тони, кстати, тоже злился, что первым делом я не пошел к нему. И вообще, что ни разу не попросил у него помощи. А потом я еще и подзатыльник получил, за то что отправился на войну. Вот и все, Уэйд. Вроде ничего не забыл.
Питер допил вино и поставил пустой бокал на стол. Он не смотрел на Уилсона, он разглядывал книжные полки, но взгляд его никак не мог ни на чем задержаться.
— Ты совсем не изменился, — Питер наконец-то взглянул на Уэйда. — Совсем. Это даже жутко. Только говорить стал меньше.
— Да, мне не с кем было разговаривать все это время, поэтому я все больше молчал, вот и отвык, — пожал плечами Уилсон. — Больше я не болтливый наемник.
— Быть может, я смогу это исправить?
Уэйд не ответил. Он смотрел на захмелевшего Питера, который глядел так открыто, так честно, что гнилое сердце наемника заполнилось щемящей нежностью.
— Не уходи сегодня, хотя бы сегодня, — сказал Питер. — Пожалуйста. Я не хочу проснуться завтра и не увидеть тебя. Думать, что все это было сном.
— Я не уйду сегодня.
Питер расплылся в улыбке.
— Уже стемнело совсем, — сказал Паучок. — Останьшься у меня?
— Не думаю, что это хорошая идея, малыш, — мотнул головой Уэйд. — Лучше я сниму номер в трактире.
Лицо Питера сразу же погрустнело. Улыбка сошла на нет, брови надломились.
— Ты уйдешь! Сбежишь, — сказал он. — Нет. Останешься у меня. Я постелю тебе. Место есть.
Питер вышел из гостиной. Уэйд же все стоял у окна, судорожно соображая, как ему быть. Да он больше всего на свете мечтал остаться с Питером на ночь. Таков был выбор сердца. Но разум… Черт, разум тоже склонялся к ночевке с пьяным Паучком.
— Вы мне не помогаете, — ворчал Уэйд.
Он пошел в соседнюю комнату, где возился Питер. Он устраивал им постель на широкой кровати, в голове которой была изящная деревянная спинка с вырезанными загадочными узорами.
— Все готово, — улыбнулся Паучок, оборачиваясь через плечо.
— Я лягу на диване, там в гостинной, — сказал Уэйд, пятясь к двери.
— Что? Нет! Там неудобно. Нам здесь двоим хватит спокойно места.
— Двоим? — Уилсон поперхнулся воздухом.
— Да. Ты против?
— Что ты, конечно нет, но ты должен быть против, Питти.
— Я не против, — Питер скрестил руки на груди.
— Это пока ты пьяный, а вот протрезвеешь завтра и пожалеешь, я знаю о чем говорю, малыш, я ведь…
— Быстро лег и заснул, — строго перебил акробат. Смотрел сердито, как на нерадивого ученика.
— Ладно, как прикажете, мистер Паркер. Это ваш дом, ваши правила, я лишь покорный слуга.
Под пристальным взглядом Питера Уэйд подошел к кровати, стянул обувь, снял плащ, скинув его прямо на пол, и лег, закутавшись в одеяло по самые уши. Питер кивнул, вышел из комнаты. Его не было пару минут. Когда вернулся, потушил свечи в комнате. Уилсон выглядывал из своего защитного кокона. В темноте он видел лишь силуэт Питера.
Паучишка снял сюртук, потом через голову стянул рубашку. Когда он принялся развязывать завязки на штанах, Уэйд отвернулся в сторону, сильнее укрываясь одеялом. Он не видел, но зато слышал. Питер тихо подошел к кровати, лег. Под его весом пружины едва заметно застонали.
Уэйд лежал спиной к Питеру. Но все его тело, кажется, взяло курс на Питера. Каждый сантиметр кожи горел от такой близости с акробатом. Всего его тянуло к Питеру и Уэйд не представлял, как с этим бороться. Паучок еще как назло все пыхтел и никак не мог устроиться. А потом резко затылок Уилсона обдало жарким дыханием.
— Не спишь? — спросил Питер.
Уэйд обернулся и вздрогнул. Паучок оказался слишком близко. Лица было не различить, только глаза сверкали в темноте.
— Сплю, — ответил Уэйд. — И ты засыпай.
— Ты точно никуда не денешься? — спросил тихо Питер, придвигаясь ближе.
— Нет.
— Обещаешь?
— Обещаю, Питти. Я буду здесь, пока ты меня сам не прогонишь.
Питер вдруг фыркнул, ложась на спину. Он зевнул, а потом сонным тихим голосом добавил:
— Забавно. Ты всегда так говорил. Но шутка в том, что ты ушел, хоть я ни разу об этом не просил.
Пока Уэйд думал, что ему ответить, он услышал ровное дыхание Питера. Заснул. Наемник прикрыл глаза, а последние слова Паучка продолжали вертеться в голове.
***
Когда Питер проснулся, в голове была только одна мысль: “какой чудесный сон мне снился”.
В этом сне был Уэйд. Были разговоры до ночи, вино, улыбки.
Питер неохотно открыл тяжелые веки. Нет, вино ему точно не приснилось. Молодой человек надеялся, что опух не сильно. Он сел, продолжая держать глаза в полуоткрытом состоянии. Запустил руку в гнездо волос и почесал затылок.
А потом он вспомнил. Ощущение такое, словно его окатили ледяной водой. Питер распахнул глаза и посмотрел на кровать. Он был в ней один. Тогда молодой человек резко встал и сразу же пожалел об этом. Его замутило. Питер минуту стоял на месте и дышал. А потом на глаза попался кувшин с водой, который стоял на подоконнике. Питер его точно сюда не ставил.
Паркер быстро осушил кувшин, остатки вылил на голову, зарекаясь, больше никогда в жизни не пить.
Питер прислушался. Он услышал возню. Голос. Не чужой. Наоборот. Самый родной голос на свете.
Значит, не сон и Уэйд правда здесь. У него дома! Питер заозирался по сторонам, быстро оделся, потом скрылся в туалете и попытался привести себя в порядок. Опух он совсем немного, но холодная вода с этим помогла. Потом долго расчесывал спутанные волосы гребнем, но те так и продолжали торчать в разные стороны, поэтому на это дело молодой человек плюнул.
Когда Паркер был более-менее доволен своим внешним видом, он вышел в зал, где вчера сидел с Уилсоном. Уэйд сидел на диване, читал вслух книгу Эдди и комментировал каждое предложение. Питер понял, что еще он спорит с голосами в голове.
Питер облокотился на спинку дивана и заглянул через плечо Уэйда.
— Интересно? — спросил он.
— Нет, скука смертная, — ответил Уилсон. — Здесь нет ни одной картинки.
— Если бы я знал, что ты будешь у меня в гостях, то купил бы пару пикантных романов.
— Неужели? Ради меня?
— Только ради тебя.
— Ох, малыш, ты меня балуешь.
Уэйд засмеялся, продолжая листать книгу, задерживаясь на тех страницах, где Питер делал пометки. А Паркер смотрел на него, а внутри все переворачивалось, когда он вновь слышал прозвища Уэйда. Только он мог говорить это так буднично, но при этом развязно растягивая последний слог.
Когда Питер думал об их встречи, то был уверен, что будет ужасно зол и вообще никогда не сможет простить Уэйда. Но сейчас он не чувствовал ни капли обиды. Он правда пытался ее найти, но сколь бы не смотрел на Уэйда, не испытывал ничего негативного.
Питер понимал, что как прежде у них никогда не будет, но, может, получится что-то новое? Даже если ненадолго. Даже если Уэйд снова исчезнет, разбив ему сердце.
— Уэйд, — позвал Паркер.
— Что? — спросил Уилсон, поворачивая к нему голову.
Питер улыбнулся и прижался губами к губам Уэйда, забирая из его рук книгу.