Они прятались в цветочной арке в большом саду, когда Константин впервые учуял.
– Что это? Ливий посадил что-то новое? – принц повел носом и оглядел цветы. На знакомой с младенчества арке не было ничего нового. – Вроде нет… Что за запах?
Ваня неуютно повел плечами. Его куда больше заботило то, что Костя утащил его в сад прямо перед уроком арифметики, умудрившись по пути сбить своей будуще-королевской рукой с постамента старинную вазу – реликвию еще времен Костиных прадедов. Ваза разлетелась на тысячи осколков под ногами, после этого бежать пришлось под крики нянек. Костя, как всегда залихватски смеялся, а Ваня, невольно собравшись, был готов заметить любую угрозу (в виде ступенек или нянечек) на пути принца и уберечь его от них.
Сейчас они добрались до арки и восторженный Костя немного успокоился: никто не искал их в саду. Однако, прошли какие-то десять минут тишины, и принцу уже становилось скучно. Он бы куда больше порадовался, если б со стороны зеленых изгородей вышли бы двое или трое: садовник, учитель, одна из нянечек – кто угодно, главное, чтобы можно было внимательно отслеживать их передвижения и успеть втихую драпануть еще раз. Может, в желании рискнуть, а, может, и от скуки – если не все вместе взятое. Константин высунулся из-за арки и повел носом еще раз. Ваня, предчувствуя его желание еще побегать, дернул принца за рукав.
– Вань, да точно пахнет же! Не чувствуешь? – спросил Костя.
– Кость, ты знаешь, сколько я вчера сидел над арифметикой? В отличие от тебя! Ты сам ее хотя бы открывал? Если бы открывал, не удрал бы с урока… – Ваня вздохнул, – Еще и меня с собой опять утащил. Не пахнет тут ничем. Пойдем обратно, только давай не бегом, а спокойно придем и изви…
– Как будто яблочным пирогом? Кажется? – как всегда, пропустил Ванины слова мимо ушей Костя. – Подожди, не дергай!
– Костя…
– Яблочным пирогом и сталью! Помнишь, как большие доспехи в тренировочной? Вот если бы в них положили яблочный пирог…
Ваня вздохнул. Спорить с Константином было бесполезно, и Ваня уже пожалел, что, как всегда, поддался рефлекторному желанию защищать этого дурака и побежал с ним. Он поднялся.
– Ты как хочешь, а я на занятие. Но лучше бы тебе пойти со мной и извиниться. Все равно ж придется, Кость. Уж как-нибудь твое Высочество же справится с тем, чтобы отсидеть еще два урока?
Костя не ответил. Он вдохнул поглубже, замер. А затем – резко поднялся и положил руку Ване на плечо, подался ближе к нему, почти уткнулся носом в шею. Ваня опешил.
– Костя?..
– Это ты пахнешь, – тихо сказал принц, глубоко вдыхая. – Я не сразу понял… Вань, я чувствую твой запах.
– Кость, какой запах, пойдем на заня… – начал было Ваня, отталкивая принца, но осекся.
Его собственный запах? Константин учуял?.. Константин, который...
Тогда вторичные полы впервые ворвались в их жизнь: парней двенадцати и тринадцати лет. Пока еще невесомо, легким намеком на запахи, легким намеком на то, что через несколько лет между ними оформятся различия. Константин каждые несколько месяцев будет сгорать от течки, а Ваня – иметь все биологические возможности облегчить его участь.
Вмиг те слова, которые Канард слышал от родителей, все, что уже узнал на уроках на уроках – скупо и сжато, все, что доводилось против воли услышать в коридорах про омег и альф – оно все обрело вес. Обрело цвет. Оказалось, что этот мир вторичных полов, который Ваня еще считал далеким, он уже рядом, уже вокруг них. Константин для него еще не пах, но ведь скоро тоже начнет, да?..
Константин смотрел довольно и хитро, и Ваня почувствовал, как румянец заливает лицо.
– Не пялься так. Пойдем… – Ваня поспешил к выходу из сада.
Константин нагнал его, шутливо дернул за рукав. Привстал на цыпочки и снова уткнулся носом в Ванину шею.
– Дай еще понюхать, не жадничай, Вань, – он говорил, не скрывая веселья в голосе. Не нарвался на выговор нянек и учителей, так хотел, должно быть, подразнить хотя бы друга.
– Костя, не надо меня обнюхивать, – недовольно выпутался Ваня. – Ты как младенец из приюта, все дай-дай-дай.
– М-м-м, такой приятный запах у такого ворчливого тебя, – отозвался Костя, довольно закидывая руки за голову. Прикрыл глаза. – Вдыхал бы и вдыхал.
– Костя, пожалуйста, – взмолился Ваня.
Принц рассмеялся. Казалось, он вообще не осознает, что впервые проявил себя как омега, еще не осознает тяжестей, что выпадут на его долю, и вообще просто дурак.
– Расскажешь потом, чем пахну я? – он улыбнулся, облизываясь.
– Нет. И не балуйся.
– Ну Ва-а-ань…
Ваня фыркнул и ускорил шаг.
Костю скрутило, едва ему исполнилось пятнадцать. Еще недавно он делал вид, что усиливающийся собственный запах его не колышет от слова совсем и нахально передразнивал придворного лекаря, засыпавшего его советами. К лекарю Костю вообще было сложно затащить – это легло на плечи Вани, и ему же приходилось потом извиняться за откровенные грубости принца.
– У вас скоро течка, Ваше Высочество… – начинал лекарь-бета, и Константин кривился, отпихивая от себя его руки: обязательная часть осмотра.
– У меня скоро течка, и я лягу под половину дворца, помню, ага. Бетам все равно не перепадет, можете не надеяться.
– Ваше Высочество! – качал головой старый лекарь.
– Костя! – не выдерживал даже Ваня.
Константин фыркал.
– Если это все на сегодня, то извольте не докучать мне до следующего осмотра, – холодно говорил он, и уходил, не оборачиваясь.
Ване приходилось выслушивать рекомендации самому и быстро следовать за ним.
– Костя, будь ты хоть сто раз принц, но имей хоть малейшее уважение, – говорил Ваня, нагоняя его.
Константин смотрел на него холодным и злым взглядом.
– А что, тебе тоже не терпится зажать меня, альфа И́ван Канард?
Ваня не собирался этого терпеть, и их разговор заканчивался обычно заканчивался так:
– Ты неисправим, – говорил Ваня ускоряясь.
– Тебе я дам первому, – зло обещал Костя.
– Обойдусь.
Ваня знал, что после этого принц по обыкновению пойдет зажимать фрейлин матери, служанок-бет (или слуг, Константин недавно увлекся и ими) и под вечер стащит бутылку отцовского вина. Или проторчит с час-другой непонятно где (понятно. Ваня давно знал все его "тайные места", но не лез, верно догадываясь, что ссора от такого только усугубится), а после – пойдет на занятия, как ни в чем не бывало.
Константин все сильнее пах морем, настолько, что даже взрослые знатные альфы, встречающие его в коридорах дворца, невольно поводили носом и тихо улыбались, когда принц не смотрел на них. Ваня замечал каждую эту улыбку и втайне мечтал стереть ее с их лиц.
Когда Константина скрутило, они возвращались с обеда, имея в своем распоряжении до занятий почти час, который собирались провести в саду. Костя пах невыносимо сильно, и Ваня с трудом сдерживал желание зажать нос, чтобы не вдыхать его запах. Но шел рядом, опасаясь, как бы не случилось ничего, с чем Константин, потерявший, казалось, любую осторожность, не справится сам. Принц же вел себя, как обычно: рассказывал, что тронный зал при нем нужно будет реформировать, выкинуть к фаргусам старые столы и заменить гобелены – "у отца явные проблемы с вкусом".
– Ты видел бокалы, Ваня? Из таких подают крестьянам, ну в лучшим случае мелким лордишкам. Не то, что ожидаешь увидеть в королевском дворце, верно?
Ваня кивал, не отвечая. Косте ответы, судя по всему, и не были нужны.
– А бархат? Почему он сам не видит? Скажи, Вань?
Ваня уже несколько недель упорно видел перед глазами другие картины, почти никогда не связанные с тронным залом, но так же упорно молчал.
Вдруг Константин осекся на полуслове. Ваня даже не сразу сообразил.
– Подожди… – принц остановился и сделал пару шагов к стене. – Фарг…
Резко пахнуло морем. Сильнее, чем когда-либо до этого.
– Костя?..
Константин прижал руку к животу.
– Вань… быстро. Приведи лекаря… – прошептал одними губами, медленно сползая по стене.
Он задышал быстро и тяжело, прикрыл глаза и жалобно простонал. Только услышав этот стон, Ваня осознал, что именно случилось, и силой заставил двигаться свое застывшее тело. Первый шаг он сделал с трудом, зато потом – побежал со всех ног в другое крыло, молясь всем богам, чтобы на Константина в таком виде не наткнулся кто-нибудь еще.
За лекарем Ваня проследил: как тот неодобрительно качает головой, помогая Константину подняться, и ведет его до покоев. Проследил, но не решился приближаться. Едва за Костей закрылась тяжелая дверь, Ваня медленно побрел в сторону сада. Несколько раз быстро сполоснул лицо ледяной водой из питьевого фонтана и замер, уперев руки в его края. Простоял так какое-то время, а затем – направился на занятия. Благо, они были далеко от спальни принца. В то крыло дворца, где располагались покои принца, Ваня не заходил еще неделю.
Канард ожидал, что при первой же их встрече после “этого” Костя в своей излюбленной издевательской манере раскритикует лекаря и отца (в последние годы тому всегда доставалось негодование принца, в чем бы ни была изначальная причина гнева), а еще с нахальной гордостью добавит, что омежий жар – это не то, что может помешать ему стать королем и вести за собой страну. Однако, когда они увиделись в тренировочном зале, Константин выглядел усталым и каким-то потерянным. И наконец не так явно пах.
– Закончилось?.. – осторожно спросил Ваня.
Костя отмахнулся.
– Не хочу об этом, – сказал он, надевая шлем. – Вообще не хочу.
“Как ты?”, “это было тяжело?”, “скажи хоть что-нибудь, Костя, пожалуйста, мне не по себе видеть тебя таким!” – невысказанные фразы потонули в лязге мечей. Константин владел телом не так уверенно, как обычно, и Ваня осторожно поддался, чтобы не сделать ему хуже. К счастью, принц не заметил.
В их мире не было никакой магии и никаких настоев, способных облегчить участь омег на эти несколько дней раз в три с небольшим месяца, и поэтому Константин только запирался в покоях и пережидал. Ваня в эти дни старался или покинуть дворец совсем, или не появляться возле покоев принца. Ему не хотелось даже издалека почувствовать душный морской запах. Он и так не мог выгнать воспоминание о нем, ярком и зовущим к себе, из головы. Ваня не хотел желать друга, как животное, вынужденное подчиняться законам природы.
Вне течки Константин вел себя так же, как и раньше: наводил шорох, флиртовал со служанками, зажимал слуг – и наоборот. Прикладывался к ворованной бутылке (“Этот дворец вскоре будет моим, значит, не украл, а взял причитающееся”) и иногда учился, раздражаясь на учителей за свои промахи. Где-то раздобыл свинью и запустил ее в Зал Большого Совета прямо во время совещания. Исправно посещал приемы и был на них учтив, но колок: настолько, что Ване порой приходилось незаметно пинать принца под столом. Константин держался, как раньше, но Ваня явственно ощущал, что лучшему другу неприятно все происходящее с ним в последние годы, неприятно, мерзко и противно. Канард пытался завести об этом разговор, но Константин каждый раз прерывал его и менял тему.
Сам Ваня до сих пор никаких разительных изменений в себе не ощущал – разве что ему стало легче совсем вблизи улавливать чужие запахи и понимать по ним, искренен его собеседник или нет, в подспорье к его интонациям. Альфы и не должны были сильно меняться. Те, кто менялся, как быстро понял Канард, – просто нелепо бахвалились своей природой.
Отец провел с ним несколько разъяснительных бесед, где ответил на все интересовавшие вопросы, взял с него клятву быть осторожным, и на этом основная часть так называемого “взросления” была завершена. Ваня рос и креп вне зависимости от вторичного пола, как и подобает расти и крепнуть любому молодому мужчине его возраста. Чем ладнее лежал меч в его руке, тем больше его тянуло заняться чем-нибудь другим, но у будущего рыцаря не то, чтобы был выбор. Ваня принимал это, считая судьбой.
Константин же свою судьбу принять отказывался. Об этом он тоже молчал, но не заметить раздирающие друга противоречия было сложно.
Как-то, направляясь к его покоям, чтобы позвать прогуляться по пляжу, Ваня услышал громкий гневный голос. Он звучал не из комнаты Константина, а чуть поодаль.
Из покоев самого короля.
– Разорвать помолвку с Натой?! – кричал Константин. – Ты в своем уме, отец?! Хочешь положить меня под альфу посолиднее?! Матушка, это вы надоумили отца? Нет, вы не посмеете! Я Фенсалор, эта страна моя по праву! Ната женщина, и она сможет родить от меня ребенка, невзирая на мой вторичный пол!
Судя по звуку, Константин приложил кулаком по столу.
– Только рискните расторгнуть помолвку, и править вам останется меньше недели!
Тогда Константин в первый и последний раз кричал на отца, тогда же он в первый и в последний раз получил от него по лицу.
– Прочь! – пробасил обычно спокойный король Мариан, и Константин спустя секунду гневно вылетел из кабинета.
Влетел в Ваню, клацнул зубами и убежал прочь.
Ваня, снедаемый стыдом от того, что невольно подслушал то, что не должен был, догнал его лишь из-за волнения. Вдруг на эмоциях вспыльчивый принц навредит себе.
– Если он не сменит настрой, видит Релен, я устрою переворот, – холодно прошипел Костя, сжимая ладонь в кулак.
– Не говори так.
Костя, стоявший к Ване спиной, откинул голову набок и печально улыбнулся. На его щеке алел след от пощечины.
– Ах, точно. Прости. Тебе же не понять.
Ваня слышал, что легкое прикосновение альфы может расслабить омегу, но не думал, что когда-либо сделает это с другом. След на чужой щеке въелся в глаза, горькая улыбка – в сердце. Что-то неподконтрольное, какое-то неудержимое желание защитить, сберечь, оградить от боли, что-то, что он сам еще мог считать дружеским порывом, толкнуло Ивана, и он положил ладонь на Костино плечо.
– Ты прав, Кость, – выдохнул Ваня, медленно сгибая пальцы. – Мне не понять.
Константин, на удивление, руку не скинул. Опустил плечо ниже, подставляясь под прикосновение, шагнул назад, упираясь спиной в грудь Канарда.
Пахнуло морем после шторма, тем самым, которое только-только восстанавливает свой покой.
Костя расслабился.
– Спасибо, – коротко, глухо ответил он, накрывая руку Вани своей. И сам отстранился первым, пошел вперед в сторону сада. – Я хочу побыть один. Хорошо?
Ваня отмахнулся от ледяного чувства потери.
– Один до первого закутка? – в шутку спросил он.
– Новая служанка с кухни очень хороша, – в тон отозвался Костя, не оборачиваясь. – И, думаю, она не откажется познакомиться поближе.
– Ни минуты без нового увлечения?
– Ни минуты, – подтвердил принц.
– Только не смей ее обижать.
– О, я передам ей, что у нее всегда есть надежный защитник в твоем лице.
Дойдя до конца коридора, Костя обернулся.
– Спасибо, – сказал одними губами.
Ване пришлось сдержаться, чтобы не испортить искреннюю благодарность ехидным “у меня сегодня праздник? Сам принц изволил меня поблагодарить, и притом дважды”.
Они оба знали, что ни к какой служанке Константин – с алым пятном пощечины на лице – не пойдет. Скорее всего, он отправится в одиночестве смотреть на море. Главное, что уже не натворит глупостей.
И ему и Ване нужно было переварить не только происшествие в покоях короля Мариана, но и то, насколько приятным и важным оказалось легкое прикосновение в момент накала.
Каким-то не совсем дружеским оно вышло.