— Работаем, работаем. Активнее! — В Каэр Морхене, с раннего утра, началась непривычная для всех его обитателей суматоха.

— Эскель, ну чего ты стоишь? Я же попросил тебя за ёлкой сходить. Нет. Это не ёлка. Это метёлка какая-то. А нам ёлка нужна. Красивая. Понимаешь? Такая, чтобы всем ёлкам ёлка. Найди другую. Где Ламберт? Он нашёл то, что я просил? Нет. Мы совершенно не можем праздновать в таком ужасном зале. Геральт ушёл искать дичь? Ну хоть кто-то запомнил то, что должен сделать.

Лютик вовсю командовал процессом подготовки ведьмачьей обители к предстоящему празднику. Ведьмаки временами презрительно поглядывали на трубадура, но всё-же продолжали покорно исполнять приказы. Весемир не успел появиться в проходе, как и ему прилетело новое поручение: придумать что-нибудь с этим "ужасным столом". Лютик был на взводе, и это была основная причина, почему остальные покорно его слушали. Вчерашний день показал, что барда лучше не выводить из себя, поэтому ведьмаки дружно, скрипя зубами и сдерживая практически все ехидные комментарии, украшали Каэр Морхен к предстоящему празднику.

В обители ведьмаков раньше не отмечали ни зимние святки, ни главное их торжество — Щедрый день, или Щедрец в простонародье. Даже во время обучения, когда ныне живущие, уже взрослые ведьмаки, еще были мальчишками. Не было ни надобности, ни смысла, ни времени на такие бесполезные вещи. Но в этом году Геральт привёз с собой две неожиданности. Первой, конечно же была Цири. Все о ней были в курсе, знали, что она приедет, и даже ждали. Вторая неожиданность была действительно чересчур неожиданной и, как оказалось, чересчур шумной. И эта самая неожиданность сейчас раскидывалась распоряжениями направо и налево, потому что, видите-ли, загорелась гениальной мыслью отпраздновать человеческий праздник в обители мутантов. Лютик даже целую операцию провернул во время путешествия в замок: втихаря от Геральта он покупал различные ткани и прочие безделушки, которые, по его мнению, могли пригодиться при украшении Каэр Морхена. Временами, он невзначай выспрашивал у Геральта о крепости, и заранее готовился к самому худшему: рассказы о ней не вселяли надежды на роскошное убранство. Потому бард и скупал ткани. Ими Лютик планировал закрыть большие дыры в стенах, чтобы хоть как-то спасти залу от холода, а его эстетический взор творца от негодования. В отличие от ведьмаков Лютик был человеком. Мало того, человеком он был очень тонкой душевной организации, не привыкший к кусающему морозу. Зимы он предпочитал проводить в тепле и уюте. И если к печальному убранству привыкнуть можно (в конце концов, он не был избалованным), то адаптироваться к жуткому холоду крепости было-бы затруднительно, особенно в зимнюю пору.

— Маэстро Лютик! Маэстро Лютик! — Голос Цири вывел барда из прострации.

— Цири?

— Я принесла ещё тканей. Куда их положить?

— Отдай их Ламберту. Он в как раз скоро закончит ремонтировать дверь в кухню. — Княжна как прилетела, словно ураган на ножках, так и улетела, а Лютик вновь впал в лишь ему ведомую прострацию, машинально продолжая заниматься делами, и раздавать поручения.

Зимние святки начинались меньше чем через неделю, и воздух в Каэр Морхене уже давненько неприлично колол кожу. И как-бы сильно Лютик не закутывался во всевозможные одежды, не мог согреться. Поэтому временами жалел о том, что согласился поехать вместе с Цири и Геральтом, но практически мгновенно гнал от себя эти мысли. Поначалу в крепости ему было совсем неуютно. Ведьмаки встретили трубадура очень "радушно". Первую неделю даже не разговаривали толком. И лишь на пятый день Лютик узнал причину. Виной всему были слухи. О Лютике и Геральте. Впервые услышав молву, что ходила по корчмам о нём и ведьмаке, трубадур не придал ей должного значения.

***

В одной темерской таверне собралось много народу. Трактирщик прямо-таки светился от счастья, активно разливал алкоголь посетителям. Официантки бегали меж столов, словно пчёлки, собирали "урожай". Неожиданно народ оживился, и вылупился в сторону импровизированной сцены. Толпа начала перешептываться, глядя на трубадура в фантазийной шляпке с пером и эльфийской лютней в руках.

— Это его первое выступление, после... Сами знаете чего.

— Значит это правда? Что он пишет баллады о ведьмаке не из дружеских чувств?

— Сложно было не догадаться, он даже выглядит как один из... "этих".

— Тише, тише, а то еще услышит, вдруг это все-же глупые сплетни?

Бард слышал каждое слово шепчущихся у ближайших столиков дам и господ, но делал вид, будто активно подбирает аккорды к началу выступления.

— Эй, маэстро Лютик! А правду говорят, что ты в жопу долбишься? — Таверна разразилась смехом. Лютик аж посерел от ярости. Он кинул очень колкий комментарий спрашивающему, после чего перешептываний стало явно меньше, и отыграл отличное выступление, заработав солидные деньги. Неприятный осадок остался, позже он не раз слышал подобные высказывания в его адрес, но предпочитал не обращать на них даже малейшего внимания. Со временем разговоры и вовсе утихли, чему Лютик был безмерно рад, и вскоре совсем забыл об этом инциденте.

***

Как оказалось, другие ведьмаки тоже были в курсе подобных разговоров, и когда Геральт привел с собой помимо княжны Цириллы ещё и Лютика, словно получили немое подтверждение тем гнусным сплетням. Барда они сторонились, замолкали, когда тот появлялся в поле зрения, и старались не находиться рядом. Это не могло не задевать. Было видно, что и с Геральтом их общение было натянутым, хотя, возможно, только Лютику так казалось. Спустя время, Весемир подошёл к барду, и с некоторым смущением в голосе выдал фразу: "Вижу, что ты мальчик хороший. Даже не смотря на твои....как-бы это сказать-то... предпочтения. Ты извини, что ребята сторонятся, мы люди старых взглядов, таких веяний не понимаем."

Тогда Лютик сильно рассмеялся. Он всячески пытался объяснить, что слухи — всего лишь слухи, и ему вообще женщины нравятся. Весемир примирительно улыбался, и хотя, вроде бы, согласился с Лютиком, но не до конца ему поверил. Отношения с ведьмаками понемногу налаживались. Вечерами все обитатели Каэр Морхена дружно собирались за столом, ели, пили, пели, разговаривали, иногда играли в гвинт, кости, или карты. Всё шло своим чередом. А потом Лютик начал сомневаться в когда-то сказанных Весемиру словах.

По правде говоря, он изначально не особо в них верил. Скорее, теперь он признался сам себе в сомнениях. Было что-то странное в его отношении к Геральту. Например, Лютик расстраивался, если ведьмак куда-то уходил не предупреждая. Или же если он мало уделял барду внимания, даже в случаях, когда на то были причины. Даже сама формулировка расстройства была несколько... нелогичной. Так-же Лютик находил странным то, что при виде Геральта его сердце либо замирает, либо бешено колотится, слова путаются, и вечно всё из рук валится. Совсем засомневался он в своей искренности, когда поймал себя за разглядыванием геральтового тела, такого красивого, рельефного, сильного, с лёгкостью способного вжать барда в любую стену...кхм,то есть молниеносно убивать врагов, да. Именно это.

В общем, сомнения одолевали барда, касательно его ориентации. И непонятно ему было: ведь нравились ему девушки, их округлые формы, нежные черты и мягкий голос. О похождениях Лютика не слышал разве что глухой или ленивый. Так почему же у него коленки поджимаются от вида Ведьмака без одежды? Да и в одежде не сильно что-то меняется. Поначалу Лютик прогонял все эти мысли прочь, но чем больше времени он проводил с Геральтом, тем яснее ему становилось: влип он по самые помидоры. Геральт был очень обходителен, чрезмерно добр и мягок с Лютиком. Однажды, когда барду приснился кошмар, именно Геральт примчался на всех парах узнать от чего Лютик так громко вопит. Мало того что он пришёл, так ещё и всю ночь сидел у кровати, чтобы Лютик чувствовал себя в безопасности. А ещё Геральт постоянно интересовался его самочувствием, отвлекал от скуки беседами, и всячески помогал барду. К примеру, две недели тому назад заделал дыру в стене лютиковой спальни, позже нарубил еловых веток, чтобы кровать у Лютика была помягче. В общем вёл себя совершенно нетипично, особенно если сравнивать со временами похода на дракона. Лютик не знал куда деться от этих мыслей и чувств, они словно сковывали его по рукам и ногам, выбивали воздух из лёгких. Хотелось кричать, до хрипоты, что это не его чувства, что это какое-то колдовство, заговор, что он вообще прохожий. И даже если допустить мысль, что Геральт ему не безразличен в любовном плане, то мечты разбивались о чёрные скалы реальности с фиалковыми глазами. И Лютик это знал как никто другой. 

Процесс подготовки к зимним святкам шёл уже шестой день, но ощущение было, что ничего кардинально не поменялось. Дело в том, что практически всю эту неделю ведьмаки в ускоренном темпе латали стены залы, да и замка в целом. Вешали карнизы, заготавливали дрова, чинили двери: в общем, всячески пытались облагородить частично разрушенную во время давнего нападения крепость. Тренировки Цири, к слову, никто не отменял. Ровно как и повседневные ведьмачьи дела. Поэтому до кульминационной части — украшения залы — руки до сих пор не доходили. 

— Дверь на кухню готова. — В голосе Ламберта чувствовалось некоторое самодовольство. — Ты, кажется, верёвку просил. Держи.

— Да, благодарю. Я в как раз хотел тебя про неё спросить. Можешь вот эти ткани закрепить на том окне? Нужно сделать подобие штор. Когда станет теплее, можно будет их завязать, чтобы солнце проникало в залу. А пока что это послужит дополнительным утеплением. Это вы, ведьмаки, привыкли к таким холодам. — На последнем слове бард невольно поморщил нос, который знатно кололо от холода.

— Как изволишь.

— А потом можешь вот эти банты повесить на стены? Они чудесно впишутся в интерьер. И ещё... — Закончить ему не дали, бесцеремонно перебив.

— Хватит с меня. Ткань повешу, банты твои несчастные — тоже. Но на этом всё. Проси других. Ламберт принеси, Ламберт подай. Всё. Хватит. Пусть твой муженёк по твоим поручениям бегает. В меня это не впутывай.

— М-муженёк?! — Глаза барда значительно округлились.

— Да, Геральта проси, и отстань уже от меня наконец. Твоя идея, сам и делай. Мы тебе не прислуга. 

— Сколько раз повторять: те слухи — просто слухи, и не более. Все! Слышите? Надоело! Мы с Геральтом друзья и только! — Лютик аж позеленел от злости.

— Тише, тише, ребятки, ссориться то зачем? — Весемир примирительно встал между Лютиком и Ламбертом. — Лучше займитесь делами. Скоро праздник, негоже нам ссориться.

То было верным решением. Ламберт, как и сказал, повесил ткань и банты на указанные места, а Лютик, помимо раздачи поручений, занялся уборкой залы. К вечеру её было не узнать. Оформление, некогда вызывающее уныние, заблистало новыми красками. Если-бы было в ней больше света, то она не отличалась-бы от лучших дворцовых залов. В центре уже красовалась пышная ель: пока без украшений. Но и без них зелёная красавица была хоть куда. Высокая, с прекрасными разлапистыми ветвями, усыпанными яркими зелёными иголочками. Местами на ней всё еще виднелся снег, а у горшка, в который та была закопана, образовалась небольшая лужица. Но это нисколько не портило общего впечатления. Столы были приведены в первозданный вид, хотя, если быть точнее, выструганы заново: предыдущие были так сильно заляпаны, что ни Весемир, ни Ламберт не придумали как вывести многолетнюю грязь. На окнах висели красивые ткани, незначительные дыры в стенах были заделаны. Оставалось лишь разобраться с освещением, украшением ели и, конечно же: праздничным меню.

Геральт принёс оленя, которого сразу-же отправили на кухню для дальнейшего освежевания и приготовления. Лютик даже не заметил его прихода: настроение было припаршивейшее. Ламберт задел его за живое: бард и так практически сходил с ума от новых, неведомых ему ранее чувствах и переживаниях, до скрежета зубов пытался быть как раньше, пытался в первую очередь себя убедить в том что это лишь слухи. Глупые, нелепые, мерзкие слухи. Когда Лютик почувствовал, что сдерживаемая истерика на подходе, он пошёл в свою холодную комнату, ставшую ему убежищем, в том числе от самого себя. Шаг ускорялся. Ещё чуть-чуть и бард сорвался бы на бег.

— С тобой всё в порядке? — В голосе чувствуется беспокойство. Вдох, выдох. Снова глубокий глоток воздуха. Задержка дыхания. Голос немного охрип: противный ком в горле. Выдох.

— Лютик? — Неожиданное успокоение. Словно не было этого мерзкого выплеска эмоций. Будто ничего вообще не было. Пустота.

— Со мной всё в порядке. Не стоит твоего внимания, Геральт. — Бард не развернулся к ведьмаку лицом. Не хотел. Не мог. Слишком тяжело давалось спокойствие.

— Лютик... — Неожиданные, крепкие объятья. Дыхание ведьмака на шее барда. Грудь прижимается к лютиковой спине. Дыхание рваное, что совершенно не типично для Геральта. Руки дрожат, сжимают ещё крепче, дышать становится невозможно. Губы ведьмака касаются шеи, руки оказались под рубашкой, пульс учащается. На шее Лютика багровое пятно. Руки сжимают бёдра. Когда они оказались лицом друг к другу? Звуки пропали, словно они погрузились под воду. Спина барда уткнулась в стену замка, чертовски холодно. Поцелуй. Нежный, чувственный, но от того не менее горячий. Голос. Чей-то чертовски навязчивый голос.

— Маэстро Лютик, Маэстро Лютик!

Цири? Нет, тут только он и... Пустота?

— Проснитесь, уже солнце взошло. Вчера вы пропустили ужин. Геральт попросил вас разбудить. — "Сон? Всего лишь сон? Ну да, конечно, что это может быть ещё, если не сон. В этой вселенной ведьмак принадлежит чародейке с фиалковыми глазами. Он не побежит за Лютиком, не собьёт дыхание, не..."

Рука машинально коснулась губ. Цири с интересом наблюдала за действиями барда, даже перестала что-то объяснять. Из его глаз пропала дымка. Он заметил, что едва уловимо касался пальцами своих губ, посмотрел на руку. Глаза слегка округлились, потом прищурились. Руку он стремительно убрал, посмотрел на Цири. Та слегка ехидно спросила, что же снилось Лютику, бард перевёл тему.

— Вы были очень странными вчера. Когда вы ушли, Геральт пошёл за вами, но быстро вернулся. Сказал всем, что вы устали, что вам нужен отдых. Сказал, что вы упали, не дойдя до комнаты пару шагов. Геральт за вас ужасненько испугался. И я испугалась.

— Я...что сделал?

— Потеряли сознание. Но Геральт сильный, он вас до кровати донёс. А потом сидел всю ночь рядом, сказал, это на всякий случай. Вдруг вам хуже станет. Меня он спать отправил... — Слегка надувшись закончила княжна.

— А сейчас... сейчас он где?

— Был на кухне. Остальные ушли тренироваться, а Геральт попросил вас разбудить. Вас я разбудила, теперь тоже побегу тренироваться. Ужасненько хочу выучить новый приём. — Цири легко развернулась на носках и выбежала из комнаты. Потом вернулась, пожелала барду побыстрее поправляться, и так-же стремительно убежала на улицу.

Лютик пребывал в прострации. Поначалу даже сел на кровати, собирался встать, но в итоге рухнул обратно, закрыв лицо руками. Из глаз выступили слёзы. Они предательски скатывались по лицу на подушку. Послышались неспешные шаги. Бард утёр лицо рукавом, вновь сел. Шаги затихли у двери, почувствовался запах овсяной каши. Дверь открылась.

— Геральт?

— На, поешь. — Ведьмак поставил миску на кровать, и уже собирался уходить, но остановился. — Больше не пугай меня так.

Он развернулся, подошёл обратно к кровати и крепко обнял ничего не понимающего барда. Предательские слёзы. Тело содрогнулось, а Геральт сильнее сжал его. Лютик, сам того не сознавая, обнял в ответ. Пальцы сжали ткань, эмоции сами вырвались наружу. Бард впервые плакал при ком-то. Обычно он заглушал чувства алкоголем, женщинами, или на худой конец там, где точно никто не услышит и не увидит, выпускал их наружу. Но сейчас... Сейчас его обнимал человек, который ему не безразличен. Одно присутствие которого заставляло сердце выплясывать чечётку. При котором невозможно притворяться, но иначе быть не может, ведь они оба мужчины, ведь у Геральта есть Йен. А Лютик — Лютик просто друг.