Мечты о магии у Андрея – самые радужные, в мечтах он начинает колдовать, едва переступив порог школы, и непременно делает это легко и блистательно. Родители ещё к первому классу заказывают для него магический перстень у мастеров. Сперва Андрею приходится долго перебирать и рассматривать камни, ничегошеньки в них не понимая, и отвечать на вопросы, совсем не понимая, к чему они ведут, но это того стоит. Несколько камней Андрею чем-то необъяснимо нравятся. На часть из них мастера говорят "нет", из остальных позволяют выбрать. Андрей останавливается на том, который кажется самым тёплым, хоть и по-девчачьи розовым, и восторженно ждёт результата.
Результат шикарен.
Перстень выглядит круто, да ещё и заколдован так, чтобы всегда подходить по размеру, хоть в семь лет, хоть в десять, хоть в двадцать. Так ещё круче. Единственное, что сперва огорчило Андрея – настоящий шикарный перстень же должен же быть из золота, а тут какая-то платина. Но родители убеждают: сила перстня яркостью металла не измеряется, да и вообще, платина – отличный металл. Андрей верит. Да и потом, металл, наверное, не так важен? Важно, что перстень есть и с его помощью можно колдовать.
Он думает, что школа – это будет, ну, школа. Просто далеко от дома, а так, многоэтажное здание с кучей классов где-нибудь в подходящем для этого чистом поле. Ну, в парке, если повезёт. А потом, когда Андрея вместе с другими первоклассниками доставляют к огромной горе на Урале, и ничего похожего на здание там нет и близко – Андрей понимает, что ничего он не понимает. Что же они, будут как гномы, в горе?
Да, именно так. Как гномы, в горе. Сплошная скальная стена вдруг расступается – потом всем ученикам говорят, что это Ворота Велеса, которые не может найти случайный, не имеющий отношения к школе человек, – и каменный грохот практически тонет за восхищёнными детскими возгласами. В горе оказывается настоящий город, уместившийся на нескольких скальных ярусах. Он кипит жизнью: там не только школьные здания и корпуса общежитий, но и разнообразные лавки с магическими товарами, и ресторанчики, и жилые дома, и гостиницы, и музей, и университет, и в целом столько всего, что глаза разбегаются. Андрею немедленно хочется все ярусы излазать – а их много, платформа-подъёмник Центрального колодца, пронизывающего всю гору насквозь, от самого верхнего яруса до самого нижнего идёт минут десять, кажется. Но, естественно, разбежаться по ярусам и наглухо там потеряться новеньким ученикам не позволяют. Для них выделен свой, "младший" школьный ярус с общежитиями и классными комнатами, их одевают в свою школьную форму – светло-бежевую, разительно выделяющую младших учеников в толпе. Андрей быстро и легко знакомится с соседями по комнате – Артур немного более серьёзный, а Марк совсем хаотично-суетливый и как будто бестолковый, но в целом они похожи и оба очень приятные, – и дальше о будущем они часто мечтают вслух и вместе.
Старшие студенты поглядывают на них издалека со сдержанным интересом. Андрей, в свою очередь, глядит на старших с завистью. На их перстни, искрящиеся магией, на разноцветные форменные пиджаки, показывающие, кто с какого отделения. Ему тоже очень хочется носить цветной пиджак и быть частью большого, дружного, интересного братства. Иногда его больше манят яриловичи – укутанные в тёмно-синий, но неизменно яркие вопреки этому, шумные и упрямые, похожие на пёстрый шквал, на водоворот. Порой больше очаровывают дажбожьи в тёмно-зелёном, спокойные и напоминающие глубокий омут, в котором вдруг порой вспыхивает удивительный, притягательный свет. То кажется, что цепкие, внимательные студенты Хорса в чёрно-белом, строгие настолько, что у них даже неформального прозвища нет, – лучший образец того, каким должен быть взрослый волшебник, а то хочется быть похожим на норовистых, сложных сварожичей в тёмно-красном. Все четыре отделения по-своему манят, и хорошо, что Андрею не придётся самому выбирать отделение, когда придёт срок. Его бы от такого выбора попросту порвало на четырёх Андреев поменьше. А так – перед пятым классом придуманное школой испытание решит всё за него.
Скорей бы дожить до этого пятого класса.
Колдовство, вопреки мечтам, откладывается. Первые четыре класса – практически обычные. Андрей долбит математику, учится петь и рисовать, зубрит природоведение – ладно, на нём иногда вспоминают про всяких там русалок и леших, пусть считается наполовину магическим, – а особенно выделяет среди немагических уроков чтение и чистописание. Чтение ему и до Колдовстворца нравилось, а чистописание неожиданно очаровывает. Андрею кажется увлекательным выводить буквы остро заточенным пёрышком, и почерк от этого сразу становится другим, красивым каким-то, и получать за это пятёрки легко и приятно. Впрочем, это не у всех. У соседей Андрея дело идёт не так бодро. Артур царапает бумагу пером тяжело, так, словно валуны ворочает, но буквы у него при усердном старании получаются витиеватые, очень красивые, потрясные просто. Марк же впадает в другую крайность: он строчит так, словно несётся куда-то, у него брызги разлетаются из-под пера и прописи вечно все в кляксах.
– Несправедливо, – упирается Марк, разглядывая после уроков очередную унылую тройку за чистописание в тетради. – А если я аккуратнее не умею? Если у меня рука не движется медленнее?
– Ну она отдельно от тебя или всё-таки к тебе пристёгнута? Придержи её как-то, – советует Артур, который титаническими усилиями выгрызает пятёрки и лишь изредка, в отдельные дни позволяет себе опуститься до четвёрок. – У меня тоже плохо получается. Но я же стараюсь.
– Пристёгнута. А толку-то, – смущённо бормочет Марк. Андрей и Артур по-доброму подшучивают над ним, пытаются помочь, научить терпению. Но к концу четвёртого класса Марк смиряется с вечными трояками за чистописание, на том все их попытки и заканчиваются.
Магию им пока преподают только теоретически. Рассказывают в общих чертах о законах волшебного мира, о заклинаниях и обо всём таком прочем. Отдельно долго разбирают перстни, помогают подготовиться к средней школе, когда колдовать придётся уже часто и всерьёз. Алексей Николаевич, который читает курс основ ведовства, знает о перстнях, наверное, всё, что только можно знать. Он не просто школьный профессор – он мастер Каменной палаты, находящейся здесь же, в Колдовстворце, где эти перстни изготавливают. Даже больше, чем мастер – он Мастер мастеров, он в Каменной палате самый главный, самый опытный, самый искусный, несмотря на возраст. За глаза его уважительно зовут "Профессором", с большой буквы, и курс он читает ловко и понятно. На его лекциях Андрей узнаёт, что металл его перстня – не просто красивая светлая платина, а отличный помощник в дуэльной и защитной магии, с лёгкостью отталкивающий энергию чужих заклятий. Звучит как намёк на возможное будущее призвание. Конечно, пока рассуждать об этом рано, нужно будет дальше смотреть на то, насколько будет интересно, и на собственные успехи. Но Андрей уже начинает потихоньку думать наперёд, это тоже по-своему увлекательно. Но и делать перстни, наверное, тоже увлекательно – а ещё говорят, что этим занимаются самые искусные, самые талантливые маги, это звучит очень гордо.
Как же много вариантов! А это только самое начало обучения, только первые, поверхностные знания. Что же будет, когда магия раскроется во всём разнообразии? Как определиться, чем заниматься после школы? Андрей надеется, что у него будет достаточно времени, чтобы принять решение и не лопнуть при выборе.
К магии учеников до пятого класса не подпускают вообще, и за пределы "младшего" школьного яруса почти не выпускают, чтобы они ненароком нигде ни во что не вляпались. Школьная жизнь словно кипит отдельно от них, в соседнем котле где-то, почти их не касаясь. Единственное, где выходит с магией худо-бедно, но всё-таки соприкоснуться – это чарзеркало в их с Артуром и Марком комнате. И то, это ощущается скорее как условность, чем как настоящая магия. Каждое утро Андрей касается перстнем зачарованного стекла, а чарзеркало в ответ подсказывает, какой сегодня день, рассказывает про погоду и диктует расписание. По идее, оно должно ещё передавать сообщения, но сообщений никогда нет. Для Марка и Артура чарзеркало терпеливо повторяет всё то же самое, как заводная музыкальная шкатулка. Артур приучает себя к распорядку дня, дисциплинированно каждое утро касается его перстнем и слушает, даже если уже слышал; Марк чем дальше, тем чаще этим пренебрегает и просто подслушивает эту нехитрую сводку у соседей. Это, думает Андрей, и к лучшему. Марк единственный в комнате ухитряется сбить зеркало. После Марка оно порой начинает психовать и долбить по кругу одну и ту же фразу, не переходя к следующей. В общем, и хорошо, что Марк редко его трогает. Так проблем меньше.
Четыре года их словно убаюкивают, чтобы в начале пятого года разбудить, шарахнуть переменами, как молнией по голове. В последний день августа ученики прибывают к Медной горе – поезд из Екатеринбурга в этот раз мчится как-то особенно быстро, – а на следующий же день пятиклассников, не успевших даже распаковать чемоданы, ждут на испытание, которое определит, на какое отделение они поступят на оставшиеся восемь лет.
– Сегодня четверг, тридцать первое августа, четверг, тридцать первое августа, сегодня четверг, – монотонно твердит чарзеркало в комнате; к нему успел прикоснуться Марк и всё сломал. Хорошо, что Артур был расторопнее и успел услышать всё, что нужно, и теперь готов пересказать. В любом случае, Андрей не думает, что было бы проблемой пробежаться по коридору и узнать подробности у кого-нибудь в соседней комнате, но ему немного приятно, что делать этого не приходится.
– Завтра после линейки надеваем куртки и собираемся на выходе к Центральному колодцу. В полдень, – объясняет Артур. – Там нас встречают и ведут на Испытание Поиском. Мы его проходим, узнаём, на каком отделении нас ждут – ну и, вероятно, разбегаемся на следующие восемь лет. Поэтому вещи просили особо не распаковывать. Всё равно уже скоро их заберём и побежим по новым общежитиям.
– Ты что творишь, – мягко упрекает его Андрей. – Все радуются распределению, а ты как на похороны собрался! – Им всего по тринадцать лет, и хочется воспринимать всё как приключение, и внезапная грусть в голосе Артура обескураживает и сбивает с толку, и радоваться при нём становится как-то неприлично. – Мы же не по разным городам разбежимся. Всё так же будем внутри Горы жить, из лягушатника для младшеклассников наконец выберемся, станем после уроков встречаться. Или, может, даже во время уроков. Ну, чего ты грустный-то?
– Привык как-то, – вздрагивает плечами Артур. – Вот окажусь где-нибудь на Яриле без вас, и что тогда? Не, там наверняка тоже симпатичные адекватные ребята, но... Кто будет своими супер-прописями понтоваться? А чарзеркало до истерики доводить – кто? Я скучать по вам буду.
Марк смотрит на них обоих растерянным воробьём.
– Спятили? – спрашивает он с нажимом. – Зачем нагнетаете? Вы что, хотите, чтобы я зарыдал? Так я зарыдаю! И вместо того, чтобы готовиться к испытанию, вы будете меня успокаивать! Оно вам надо?
– Чего к нему готовиться-то. Это ж не экзамены. Там просто хвост в зубы, и бежишь, – сомневается Артур.
– Морально, – упирается Марк. – А то запаникуешь ещё во время испытания, и пиши пропало. Отделения для паникёров в школе нет.
– Мы не будем нагнетать, – обещает Андрей. – Сейчас Артур выключит печаль, перестанет вести себя так, словно мы расстаёмся навек, и мы все вместе будем морально готовиться к испытанию.
– Надеюсь, это значит, что мы будем шутить тупые шутки и много ржать? – уточняет Артур. Андрей и Марк уверенно кивают, не сговариваясь.
Они действительно много шутят, а шутки и впрямь тупые – но это не мешает всем троим хохотать от души. Так и впрямь легче. Это позволяет не перенервничать, не загнаться по пустякам и подойти к испытанию спокойными, даже почти расслабленными. Андрею всё происходящее упорно кажется элементом увлекательной игры, и когда пятиклассников встречают в Центральном колодце, и когда через несколько уровней ведут их глубоко вниз, на Подземный двор, к похожему на каменную арку порталу. А вот по другую сторону портала с Андрея немедленно сдувает всю легкомысленность – там холодный ветер хлещет по лицу, а вокруг, насколько хватает глаз, простираются деревья.
И где-то в этом лесу Андрею нужно ухитриться отыскать Алатырь-камень.
Только сейчас до Андрея доходит, какая это заковыристая задача. В его воображении почему-то рисовалось, что всё легко и просто: зашёл, нашёл, вышел. А теперь, оказывается, он не понимает, куда идти и что делать. У него даже подсказок почти никаких нет. Хорошо, что он подошёл к испытанию расслабленным, почти смеющимся. Напряжение, и правда, могло бы вмиг превратиться в панику. А теперь, когда Марк с Артуром всё так правильно придумали и так замечательно их всех троих настроили – это легче. Андрей натягивает на голову капюшон, прячась от ветра, и оглядывается снова.
Ладно, ему надо просто искать, и рано или поздно Алатырь-камень найдётся. Андрей в общих чертах знает, что суть здесь не в результате, а в процессе. Что так или иначе он справится, вопрос в том лишь, как именно. Андрею только сказали, что Алатырь-камень где-то в середине острова – ну и отлично, осталось понять, в какой стороне середина. Ему бы пригорок, или высокое дерево, или что-то в этом духе, чтобы осмотреться и суметь более-менее разобраться, где у острова края, где середина и где в целом что. С пригорками проблемы, а вот деревьев вокруг хоть отбавляй. Андрей выбирает то, которое снизу кажется ему достаточно высоким, а главное, на которое он как будто в состоянии вскарабкаться, и лезет наверх.
Это сложно. Ладони быстро начинают саднить, а ветки лезут в глаза, и перстень на пальце почему-то начинает время от времени искрить – это тоже не успокаивает. Пыхтя и изо всех сил цепляясь за ветки, Андрей добирается до макушки дерева и там пытается оглядеться.
В первый миг его слепит солнце, разлитое над рощей, бессовестно яркое. Щурясь и отворачивая лицо, Андрей старается сориентироваться, понять, в какой он примерно части острова и куда ему двигаться. Ветер продолжает хлестать его по лицу, раскачивает ветки деревьев, и в целом всё это создаёт ощущение, что Андрей вот-вот сорвётся, и сердце то подскакивает к горлу, то проваливается в пятки. Дерево явно не самое высокое в роще, и видно с него плохо. Кое-как Андрею удаётся разобрать за листвой блеск воды – ага, получается, там берег, значит, середина острова явно не в этой стороне, – и он примерно прикидывает, куда ему теперь идти, и спешит спуститься, пока у него не затекли напрочь пальцы.
Пару раз по дороге вниз он едва не срывается, обдирает ладони и едва не разбивает нос. Испытание сложнее, чем казалось. Пока Андрей рассматривает свои содранные ладони, на миг у него закрадывается мысль, что он хватил лишнего и без нужды всё усложнил; потом он эту мысль отбрасывает – не время копаться в себе. Об этом можно будет подумать после испытания, а сейчас некогда. У него двенадцать часов на всё про всё, и ему ещё пилить невесть сколько в неведомые дали. Надо делом заниматься.
Он идёт вперёд, стараясь не сбиваться с направления, которое наметил сверху, отгоняя подозрения, что уже сбивается, и чем дальше, тем хуже. Поначалу идти не сложно, и из трудностей – только собственные пугливые мысли. Потом среди деревьев появляется просвет. Обрадовавшись было, Андрей прибавляет ходу – и с разбегу вылетает к реке.
Это... неприятно.
План "идти по прямой и рано или поздно упереться в нужное место" немедленно отправляется на свалку. Река не выглядит так, будто её можно перейти вброд. В том, что плыть – хорошая идея, Андрей глубоко сомневается. Логичным выглядит двинуться вдоль берега, пока не получится найти подходящее место для переправы, но Андрею и этот вариант не нравится. Если он начнёт бродить туда-сюда, то совершенно точно потеряет направление, не факт, что найдёт его снова, начнёт блудить, потеряет время... Нет уж, звучит плохо. Андрей думает ещё немножко, озирается по сторонам, но больше ничего ему на ум не приходит. Что ж – видимо, придётся плыть. Это как будто выглядит несколько менее плохо.
Андрей набирается решимости – но зайти в холодную воду успевает только по колено. Дальше его вдруг сгребают сзади за капюшон, и тянут назад, и хватают за плечи, не позволяя вывернуться. Андрей успевает и дёрнуться от неожиданности, и испугаться, и даже вообразить себе невесть что. А потом на берегу его вдруг отпускают, и позволяют развернуться, и сразу выясняется, что это не леший, не русалка, не водяной, не мавка и вообще не нечисть набросилась сзади. У себя за спиной Андрей обнаруживает мальчишку примерно своих лет, светловолосого, зеленоглазого и серьёзного, и с досадой выговаривает ему: – Ты что делаешь! Зачем цапаешь? А если бы задушил?
– Это ты что делаешь, – строго возражает ему мальчишка и морщит смешной, похожий на кнопку нос. – Куда ты в реку полез? В лучшем случае – глубоко простудишься, в худшем – вообще утонешь. Не надо.
Андрей думает о том, что ноги всё равно уже мокрые, а значит, простуда ему грозит теперь всё равно, только теперь как-то совсем бездарно. Вздыхает. И всё-таки пытается настоять: – Мне надо на ту сторону. Я так прикинул, что середина острова – это куда-то в том направлении. Через речку и дальше по прямой. Алатырь-камень должен быть где-то там.
Мальчишка качает головой.
– Можно и без таких крайностей, – говорит он и хмурится. – Я читал, что на этом острове все реки текут из-под Алатырь-камня. Можно попробовать пойти вверх по течению. Собственно, я так и иду. Хочешь, вместе пойдём?
Это немножко проясняет дело. Андрей думает самую малость, ещё раз косится на реку – теперь, когда ему предложили вроде как неплохой вариант, ещё раз лезть в ледяную воду совсем не хочется, – и кивает. Ладно. Звучит действительно перспективно, и пусть даже как будто дольше, зато уж явно проще. Возможно, и впрямь имеет смысл попробовать так.
– Андрей, – представляется он в попытке познакомиться и протягивает ладонь. И получает в ответ тёплый взгляд и крепкое рукопожатие:
– Ага. А я Женя. Ну что, идём?
Женя шагает как-то очень размеренно, как будто неспешно даже. Словно вообще не торопится, словно уверен в том, что времени ему на всё хватит с лихвой. Поначалу Андрей пытается было его обгонять – но каждый раз приходится ждать или возвращаться, потому что Женя даже не пытается ускорить шаг, и постепенно Андрей смиряется. Теперь он в основном занят тем, что с любопытством поглядывает на нового товарища. Лицо Жени ему как будто смутно знакомо, но и только. Они очевидно были в разных классах и видели друг друга максимум на общих завтраках-обедах в столовой. Андрею интересно узнать про него чуть больше. Какое-то время он терпит, потом всё же задаёт вопрос: – А где это ты читал про Алатырь-камень? Нам про него на уроках не рассказывали и в библиотеку никуда не посылали.
У Жени вдруг начинают необъяснимо бегать глаза.
– Неа, не посылали. Я сам себя посылал. Ходил, читал. Готовился, – объясняет он чуть нервно. – Очень не хотелось на испытании облажаться, понимаешь?
– Здесь нельзя облажаться, – уверенно говорит ему Андрей. – Это же не переводной экзамен. Это что-то вроде теста на то, какого ты цвета в душе. Здесь не может не быть ответа.
– Знаю, – признаёт Женя и дёргает углом рта. – Знаю, да. Мне говорили, что ещё никого никогда после испытания не выгоняли. Но... всё равно, не хочу быть первым. Так, чисто на всякий случай. Понимаешь?
– Понимаю, – соглашается Андрей. И даже думает, что догадывается, откуда берётся такая нервная тревожность; до него неоднократно доходили слухи о том, что с отдельными учениками такое случается во время Испытания Поиском, и Женя ещё как будто довольно сдержанно себя ведёт. – Твои родители... они оба простецы, да? – И Женя едва заметно кивает. – Но ты не переживай. Из-за Испытания Поиском тебя точно не выгонят. Такого не бывает. Да и потом, мы же теперь идём вместе. Двоих-то уж железно не выгонят никак.
– Спасибо, – бормочет Женя. И как-то весь встряхивается, приободряется, и вдруг встречно выдаёт: – Тебя напрягает, что мы так медленно идём? Тогда давай прибавим шагу. Мне, в принципе, всё равно, я и быстрее могу.
Дальше они идут без приключений вдоль петляющего русла реки. И понемногу знакомятся друг с другом. Выясняют, кто в каком классе провёл эти четыре года, какие у них есть общие друзья и знакомые – ни одного не находят, – какие предметы и преподаватели им больше нравятся. Постепенно они сходятся на том, что Профессор – глыба, что уроки физкультуры могли бы состоять из одних только полётов, и всем бы это было только интереснее. Потом, когда ноги уже начинают ныть от бесконечной ходьбы, ребята делают небольшой перерыв. Выбрав место посуше, они садятся, сгрызают запас принесённых с собой бутербродов, а Женя умудряется ещё и найти немного клюквы, от которой они тоже не отказываются. У Андрея постепенно размывается ощущение того, что они тут какое-то испытание проходят. Наоборот, всё происходящее гораздо больше тянет на лёгкую дружескую прогулку. С тем только нюансом, что называть их с Женей друзьями ещё рано, они пока так, знакомые. Но Андрей уверен, что это временно. Что у них с Женей отлично получится подружиться – если только они не разбегутся после испытания, не потеряются на разных отделениях, не позабудут друг о друге. Очень хочется, чтобы не позабыли. Андрей спешно пытается придумать что-нибудь, что будет напоминать – что угодно. Любую чушь. На глаза ему попадаются два небольших округлых камня, лежащих в траве, и Андрей думает: сгодится. Он подбирает оба камня, берёт ягодку недоеденной клюквы и соком рисует на одном из камней первую букву своего имени.
Женя наблюдает за ним за всё возрастающим любопытством.
– А что ты делаешь? – уточняет он.
– Делаю важные вещи, – отвечает Андрей. И протягивает второй камень Жене: – Держи-ка. Напиши что-нибудь. Что хочешь.
Женя с сомнением вздрагивает бровями, но слушается. На своём камне он рисует нечто среднее между буквой "ж" и толстым жуком, после чего протягивает его Андрею и покорно спрашивает: – Что дальше?
– Дальше – это остаётся мне, а ты держи вот это, – объясняет Андрей. Забирает у Жени камень, взамен отдаёт ему подписанный свой и доводит мысль до конца: – Это как напоминалка. Чтобы мы после испытания друг друга нашли и продолжили дружить. Оставь себе, не потеряй.
Женя чуть заторможенно кивает. Прячет камень в карман, смотрит, как Андрей засовывает раздавленную ягодку в рот – и только тут словно включается, возражает, встрепенувшись: – Эй, ты что делаешь! Она же теперь грязная! Там микробы!
– Я на неё плюнул. Микробы оскорбились и ушли, – возражает Андрей. И улыбается: – Да не переживай. Не отравлюсь уж как-нибудь.
Их совместный поход оказывается хоть и долгим, и утомительным, но вовсе не сложным. Женя оказывается прав, что бы он там ни читал: река действительно берёт своё начало практически от самого Алатырь-камня, и её русло именно туда и выводит ребят уже ночью. А там найти уже просто – и Алатырь-камень, мягко светящийся в темноте, заметен среди деревьев, и перстни от избытка магической энергии рядом нагреваются, начинают искрить и тоже косвенно указывают, куда идти. На радостях Андрей и Женя много и бестолково жмут друг другу руки и похлопывают друг друга по плечам и спине – всё, они молодцы, они справились, дальше только привычная учёба и никаких нервных испытаний. Потом Женя немного теряется – возле Алатырь-камня объявляются Марк с Артуром, и Андрей радостно бросается им навстречу. Марк испачкан в присохшей грязи, с трудом высохший и очень замёрзший. Оказывается, он умудрился найти болото и туда провалиться, и Артур вместе с какой-то девчонкой его оттуда доставал. Возле Алатырь-камня всем ученикам раздают горячий травяной чай с ягодами – это очень кстати, Марку немедленно вручают чашку и велят неистово греться.
К полуночи все пятиклассники добираются до Алатырь-камня. Ваше испытание почти окончено, говорят им, осталась самая малость. По дороге сюда вы подобрали и взяли с собой камни. Достаньте их. У Андрея есть с собой только Женин камень-напоминалка – поколебавшись, он его достаёт, потому что другого нет. Рядом Артур и Марк тоже что-то тянут из карманов, а чуть поодаль Женя, сосредоточенный и серьёзный, сжимает в ладонях свою напоминалку с тёмно-красной буквой "А". Директор произносит затейливый заговор, и земля под ногами дрожит, воздух наполняется гулом, а камни в ладонях учеников вспыхивают яркими цветами. Андрею режет глаза красный – цвет Сварога. он хороший, не хуже других, но... зависит от того, что у других ребят. В одиночестве, и правда, будет грустно. Андрей скашивает глаза – в ладонях у Марка и Артура переливчато плещет синий. Оглядывается – на лице у Жени пляшут светло-зелёные отсветы.
Ещё через несколько секунд камень тускнеет и прохладно лежит в руках обычным булыжником, только с жирным жуком на боку.