В тот момент, когда телефон Ханамаки только начал вибрировать, когда рингтон, который он поставил на звонок того, кто находится по другую сторону провода, Ханамаки тут же хватает мобильный, перекатываясь на диване, как какое-то животное. Он уже готов был снять трубку, как вдруг вспоминает, что надо бы успокоиться. Они не видели друг друга только три дня, в конце концов. Не должно показаться, что Ханамаки очень уж нуждается в нем.

Три дня сообщений, очень коротких звонков из шумного аэропорта, из самолета. Его не будет две недели; уехал в деловую поездку в другую страну. Прошло три дня тишины в квартире, где они живут, и Ханамаки, наконец, понимает.

Ему на удивление непреодолимо одиноко. Ханамаки обхватывает колени руками.

Телефон все еще звонит. Кажется, мелодия уже седьмой раз играет. Ханамаки решает, что довольно лениться, и отвечает на звонок, чуть подрагивая от восторга.

— Чего ты так долго отвечал, дурак? — голос Матсукавы (напоминал он сейчас скорее рык, прозвучавший при этом очень устало) озарил Ханамаки, будто солнце.

Проигнорировав вопрос, Ханамаки ухмыляется, сам того не замечая.

— Привет, — отвечает он.

— Ох, Хиро, это ты?

— Закатываю глаза.

— Так-то лучше, — Матсукава посмеивается.

— Как поездка? — спрашивает Ханамаки, неожиданно понижая голос и пытаясь не дать себе сказать ужасные, смущающие слова, которые хотел произнести с момента, как взял трубку.

— Нормально. Хотя тут очень жарко. Отель довольно хороший, а еда...

Ханамаки прерывает его своим смехом.

— Эй, — сердито ворчит Матсукава, а Ханамаки может поспорить, что он сейчас хмурится — на лбу небольшие морщинки, как бывает всегда, когда тот корчит недовольную мину.

— Извини, просто так на тебя похоже, говоришь про еду в первую очередь, – Ханамаки фыркает. — Ладно, о чем ты говорил?..

Мацукава цокает языком и тихо смеется. Раздается шуршание, как будто от постельного белья, и Ханамаки предполагает, что он лежит на кровати.

— Ну, я очень устал после сегодняшнего дня. У нас была пара конференций, которые длились так долго, что, клянусь, у меня зад занемел, — произносит Матсукава.

Его ворчание заставляет Ханамаки улыбнуться.

— Что, правда?

— Ага, а потом мы пошли на улицу, а я до сих пор не уверен, «камуста» или «кумуста»*, но пофиг. Надо будет спросить Иваидзуми.

Ханамаки снова посмеивается.

— Иваидзуми у нас теперь лучше всех в языках смыслит?

Матсукава хмыкает.

— Да. Он делает вид, что занят, но на самом деле он занят только своим телефоном. Он звонит Ойкаве чуть ли не каждый час, его телефон все равно никогда не умолкает от СМС-ок.

Хотел бы я, чтоб и ты так делал.

— Ммм.

— Ладно, а ты как? — спрашивает Матсукава, и Ханамаки стискивает зубы.

— У меня все... нормально, — отвечает он.

— Сомневаюсь. Ты хоть поесть себе сделать можешь?..

— Я умею готовить, идиот!

Матсукава смеется.

— Просто убеждаюсь, что ты ешь, ничего такого.

Ханамаки теребит болтающиеся нитки на диване, задумавшись.

— Да, я ем.

Ненадолго воцаряется тишина.

— Слушай, Такахиро.

Ханамаки замирает, выпрямляет спину, все внимание — на голос Матсукавы, как и должно быть.

— Что?

Ханамаки почти что видит его дурацкую полу-улыбку.

— Я скучаю, — выдыхает Матсукава.

Ханамаки ничего не может поделать — падает всем телом на диван и всхлипывает. Ужасные слова уже произнесены, он не может успокоиться, прошло три дня, ему одиноко, неудобно, правда...

— Я тоже скучаю, дурак, — всхлипывает Ханамаки, сжимая телефон покрепче.

Матсукава звучит немного встревоженным.

— Эй, ты что, плачешь? Хиро, не плачь...

— Идиот, я не плачу.

— Да?

Ханамаки вытирает нос футболкой.

— Нет, правда, черт побери, просто... — он вздыхает. — Две недели — это очень долго.

— Не так уж и долго, три дня ведь уже прошло... — Матсукава фыркает.

— ПОЛМЕСЯЦА, ИССЕЙ. Только задумайся.

Матсукава посмеивается.

— Такой проблемы не возникало, когда я уезжал.

— Просто я не глупый.

Он смеется.

— Конечно, ты не глупый. Но две недели пролетят незаметно, Хиро. Могу звонить тебе почаще, если хочешь. Черт, да я, как Иваидзуми, могу звонить тебе каждый час...

Ханамаки ухмыляется.

— Нет, спасибо.

— Ну, это ясно. Надеюсь, ты помнишь, что я тебя люблю и что могу быть идиотом, который иногда забывает звонить, но я все равно по тебе скучаю.

Сердце Ханамаки будто сделало кульбит; одновременно и побаливает, и воодушевляется тем, кто говорит на другом конце провода.

И, раз Матсукава уже это сказал, Ханамаки произносит еще одни смущающие слова.

— Возвращайся быстрее, придурок. Мне одиноко.

______________________________________________________________________________

*«кумуста», с филиппинского переводится как «как дела?»