Глава 1: не могу не…

Китайские колокольчики у входа звенят, оповещая о прибытии в кафе нового посетителя. До прилавка, за которым стоит Матсукава, доносится бодрое приветствие Киндаичи, потонувшее в мягком смехе и стуке тарелок с кружками: «Добро пожаловать в кафе „Blue Leaf“! Чем я могу вам помочь?»

Рядом с ним Ойкава развлекается с группкой девчонок, подмигивая им и явно флиртуя, а они только смущенно прячут свои улыбки и кокетливо хихикают. Ойкава ведёт себя как обычно, хоть и жалуется порой на бессонные ночи. Матсукава знает его достаточно хорошо, чтобы понять, что Ойкава ждёт своего любимого посетителя — то и дело посматривает на столик у двери.

В общем-то, было довольно спокойно: ежедневная рутина в кафе, где все всем довольны. Матсукава, скучая у прилавка, замечает, что дела идут неплохо.

Если только исключить шум с кухни — как будто лязг кастрюль и сковородок. Матсукава натягивает на лицо улыбку, принимая заказы покупателей и пытаясь не обращать внимания на весь этот неприятный шум. Скорее всего, посетители за своими столиками даже и не подозревают об этой раздражающей и жутко отвлекающей шумихе, которая происходит на кухне все утро.

— Ого, да на кухне прям какой-то бедлам! — как бы невзначай роняет Киндаичи, подходя к прилавку с заказом.

Матсукава тихо посмеивается.

— Может, у него что случилось.

— И мы ничего не предпримем? — как-то взволнованно спрашивает Киндаичи. Ещё и смелости набрался беспокоиться здесь о чем-то!

Матсукава даже и рта раскрыть не успевает, а Куними уже отвечает за него, передавая Киндаичи заказанное латте.

— Ну, лучше… кое-кому с ним все-таки поговорить, — произносит Куними с ноткой занудства в голосе; он всегда так говорит, когда собирается кого-то отчитать. — Кое-кому, кто знает его лучше других. Его близкому другу. Кое-кому, чья смена уже скоро заканчивается и кто уже пару лет пускает слюни при одной только мысли о своём менеджере.

И все время, когда он говорит, Куними смотрит куда-то вниз, как если бы обидел или задел Матсукаву. Матсукава невозмутимо моргает.

— Ну…

Киндаичи покачивает поднос на одной руке и слегка трясется, смотря на Куними с неодобрением.

— Куними, — только и говорит он. Куними пожимает плечами, не сводя взгляда с пола, будто плитка ему вдруг показалась очень уж интересной.

А потом с кухни доносится звук бьющегося стекла — такой громкий, что заставляет пару посетителей удивленно обернуться. Киндаичи тут же бросается к посетителю, сделавшему до этого заказ.

Матсукава тихо вздыхает, почесывая шею и отходя от прилавка.

— Ладно-ладно, поговорю я! — говорит он наконец, а Куними тут же поднимает взгляд и чуть улыбается с одобрением.

Место Матсукавы за прилавком теперь занимает Куними, усмехнувшись тому вслед.

— Приручите чудовище, Матсукава-сан, — бросает он напоследок.

Матсукава ухмыляется:

— Не думаю, что смогу, — и уходит на кухню, где наблюдает что-то странное.

Он опирается на дверной косяк, наблюдая за тем, как Ханамаки возится с разбитой им ранее миской. В одной руке у него метла, во второй — совок, и с непривычной целеустремленностью он пытается подмести осколки.

— Ханамаки-сан, — зовёт обеспокоенный Ватари, стоящий позади; его фартук почти полностью покрыт мукой — Дайте я помогу…

Ханамаки в ответ только что-то ворчит, не отрываясь от своего занятия.

— Нет, нет, я сам. Иногда нужно делать всё самостоятельно, Ватари, и не нужны другие люди, тебе нужно это понять, — Матсукава, это слушая, не сдерживает смешка.

Это и привлекает внимание Ханамаки. Его напряженный и внимательный взгляд тут же обращается в сторону Матсукавы — в его глазах виднеется мимолетное удивление, и он снова возвращается к своим гневным тирадам.

— Ну и чего ты смеешься, а? Заняться больше нечем? — отвлекается на него Ханамаки, и Ватари, этим воспользовавшись, ненавязчиво забирает у него из рук метлу с совком, пока он сам же себе не навредил.

Матсукава даже не сдвигается с места; всего-навсего снова ухмыляется и качает головой.

— Уже смена Куними, так что нечем, — отвечает он.

Ханамаки, тут же позабыв все свои серьёзные намерения по уборке осколков стекла, поднимается и подходит к Матсукаве, с подозрением его оглядывая. И вдруг расслабляется:

— А. Ну ладно.

Матсукава кивает, встречаясь с Ханамаки взглядом, когда тот подходит. Мешки под его глазами сегодня более заметны, чем обычно, а кожа выглядит ещё бледнее.

— Что-то случилось? — спрашивает Матсукава; звучит он безразлично, хоть и на самом деле волнуется.

— Ничего, Иссей. Не лезь, — бормочет Ханамаки и в спешке проходит мимо.

Матсукава в недоумении поднимает брови и смотрит на Ватари, который как раз закончил подметать.

— Да что с ним такое? — озадаченно спрашивает он.

На Матсукаву тут же воззрились три пары глаз — Ватари и двух других поваров, находившихся тут же. Будто этими взглядами они пытались донести до Матсукавы безмолвное «даже не спрашивай», прежде чем вернулись к работе.

— Эм… — наконец подает голос Ватари. — Мы подозреваем, что его бросила девушка.

Матсукаву будто током ударило. Ну серьезно, нельзя же так!.. Ему стоит хотя бы посочувствовать Макки, ему наверняка тяжело приходится. А он…

— Что, серьезно? — быстро выпаливает Матсукава.

…прямо-таки предвкушает, что его ждет.

— Тихо, Ватари!

— А если он тебя услышит? — шипят другие, а Ватари сникает и смотрит с сожалением.

— Да, и мне кажется, что наши догадки верны, — говорит он.

— Матсукава-сан, — встревает один из поваров, — он тут говорил всякое. Мол, «людям лучше находиться порознь, и вообще, никто мне, кроме еды, не нужен»…

— А еще так с посудой обращался… Прямо на себя не похож! — продолжает второй. — Он ведь сам всегда говорит, что с кухонной утварью мы должны обращаться, будто с новорожденным ребенком.

— О, Боже, — выдыхает Матсукава и выпрямляется, сунув руки в карманы. — Так и быть, поговорю я с ним.

И в тот же самый момент все напряжение — которого раньше Матсукава даже не замечал особо — будто испарилось.

— Спасибо большое, Матсукава-сан, — благодарит Ватари, прямо-таки воссияв.

Ну да. Только этого не хватало. На прощание Матсукава натянуто им улыбается.

Ханамаки он находит упорно протирающим чашки и сосредоточенно смотрящим на прилавок со сладостями. Такое ощущение, что он вполне мог съесть профитроли взглядом. Матсукава, как бы невзначай проходя мимо, останавливается рядом и аккуратно забирает кружку из рук Макки: тот по рассеянности тер ее уже с минуту. Вздрогнув от испуга, Ханамаки оборачивается и встречается взглядом с Матсукавой, смотрящим на него сверху вниз.

— Она и так уже достаточно чистая, — поясняет он, поставив кружку рядом.

На это Ханамаки чуть хмурится и тянется за следующей кружкой.

— Делай что хочешь, придурок.

Матсукава достает чистое полотенце из ящика и помогает ему с кружками.

— Так, — говорит Матсукава, — Спорим на профитроли, я смогу угадать, что произошло.

— Не пытайся меня подкупить, — фыркает Ханамаки.

— Потому я и сказал «спорим».

— Гх.

— Ну что, давай? — ухмыляется Матсукава.

Макки выглядит так, будто сейчас откажет, но вдруг:

— Так в чем суть спора?

— У меня есть три попытки угадать. Если я догадаюсь, то ты должен мне профитролей.

Ханамаки тыкает его локтем, а Маттсун только смеется.

— Это нечестно, Иссей, — мрачно отвечает Макки.

— Потому и зовется спором, — радостно фыркает Матсукава.

От этого Ханамаки только больше ворчит.

— Ладно, давай.

Матсукава самодовольно улыбается и делает вид, что думает о причинах настроения Ханамаки больше, чем пять секунд.

— Хмм, хорошо. Первая попытка: ты съел свою золотую рыбку.

Ханамаки с удовольствием улыбается. Догадка-то очевидно неверная, но она заставляет его улыбнуться — и в этом, честно говоря, вся суть. Мысли Матсукавы мечутся между «неплохо», «все по плану» и «о, Боже, он такой…» — и здесь ему приходится остановить самого себя.

— Вторая: у тебя умерла кошка.

На этот раз Ханамаки не сдерживает нелепого смеха, игриво хлопая Маттсуна по плечу. Неплохо. Все это, конечно, хорошо, но у него осталась всего лишь одна попытка, которую придется использовать для настоящей причины. Матсукава терпеливо дожидается, пока недолгий приступ смеха Макки кончится, попутно убедившись, что он не держит в руках ничего, что можно сломать или разбить. Наконец, брюнет говорит:

— Третья: твоя девушка порвала с тобой.

Ханамаки замирает, когда тянется за очередной кружкой. Казалось, на какое-то мгновение он прекратил дышать, пытаясь осознать догадку Матсукавы. Тому же приходится осторожно вглядываться в лицо Макки, чтобы убедиться, что он еще жив, но его лицо ничего не выражает.

Наконец, Ханамаки скорчил рожу и взял кружку.

— Как же быстро усугубилась ситуация, — говорит он.

Матсукава склоняет голову набок и ставит свою кружку на прилавок:

— То есть, я прав?

Ханамаки вздыхает и больше ничего не говорит. Он вроде бы не собирается никуда бросать кружку, которую держит, так что Матсукава расслабляется.

— Можешь не рассказывать, если не хочешь, — тихо произносит он.

К удивлению Матсукавы, Ханамаки смеется.

— Ну, ты же все равно хочешь узнать.

Матсукава ухмыляется:

— Конечно. Это я сую свой нос в чужие дела, но тебя все-таки не заставляю все мне рассказывать.

Ханамаки кривится:

— Теперь я должен тебе профитроли. Ты же их даже не любишь.

— Прошу прощения, они мне, вообще-то, нравятся. Просто я не успеваю заполучить хотя бы одну штучку до того, как ты заглатываешь все сразу.

Ханамаки снова легко ударяет его, заставив Матсукаву засмеяться.

— Матсукава-сан.

Хихиканье Матсукавы и Ханамаки резко обрывается, когда они оба смотрят по другую сторону прилавка, встречаясь взглядами с Яхабой.

— Хм?

Яхаба указывает куда-то за свое плечо.

— Столик №2 просит Вас подойти, — говорит он, а затем уходит.

Нечасто случается такое, когда посетители просят, чтобы какой-то конкретный официант принял их заказ, хоть Матсукава и работает в кафе с дворецкими. Впрочем, когда такое случается, Ханамаки не против, потому что обычно просят подойти Ойкаву, а он получает за это очень много чаевых.

Но это не значит, что у других нет своей минуты славы.

Матсукава кладет полотенце на стойку и кивает Ханамаки.

— Увидимся, — говорит он, поправляя фартук, прежде чем уйти, столкнувшись в проходе с Ойкавой, пришла очередь которого работать за прилавком.

Ханамаки смотрит, как Матсукава уходит, оставшийся наедине с Ойкавой. Ханамаки нравится раскладывать по порядку чайные пакетики, пока Ойкава с интересом наблюдает за ним, а Куними принимает заказ.

В конце концов, Макки это надоедает.

— На что ты пялишься? — бормочет Ханамаки.

Ойкава сладко улыбается:

— Я видел, тут был Маттсун.~

— И я тоже. Его видел любой, кто находился в радиусе мили отсюда.

Ойкава дуется:

— Ну что ты, Макки, я же пытаюсь быть любезным.

— А где твой любимый посетитель, м? Тот, который позволяет тебе себя доставать?

Ойкава снова улыбается, на этот раз лукаво:

— Хех, сразу меняешь тему, м? Почему бы нам не поговорить о Маттсуне?

Ойкава бросает взгляд на столик, который развлекает Матсукава, так, будто что-то замышляет. Ханамаки смотрит туда же и наблюдает за тем, как Матсукава улыбается и смеется, а щеки Макки горят пунцово-красным. Ему это не нравится, он этого не выносит, терпеть не может, ненавидит…

Ханамаки отворачивается, снова занимаясь чайными пакетиками, которые являются более дружественной компанией, и вздыхает.

— Не у всех хорошо обстоят дела с любовью, Ойкава.

Он даже не знает, почему вдруг сказал это. Человек, который только что пережил большое горе, начинает нести какую-то чушь, которой самое место в седзе-манге… это раздражает. Он даже не понял, что сказал что-то настолько смущающее, пока Ойкава, удивленно поднимающий брови, не откликается:

— О? Но я же ничего не говорил про любовь.

Ханамаки чуть было не подавился собственной слюной, но положение спасает Куними, милое злобное дитя Куними, трогая Ойкаву за плечо, чтобы привлечь его внимание, и говоря:

— Заказ готов, Ойкава-сан.

Ойкава в очередной раз улыбается, бросая многозначительный взгляд в сторону Макки, который тот игнорирует.

— Это отлично, Куними-чан, — говорит Ойкава Куними, который мрачно кивает, держа поднос в одной руке. — Подумай об этом, Макки~, — обращается он к Ханамаки и уходит с важным видом.

Ханамаки стискивает зубы, снова смотря на Матсукаву. Он еле-еле улыбается, а Макки ничего не может поделать, кроме как так нагло пялиться. Он даже рвет один из пакетиков, будучи в рассеянности.

Подумать об этом? О чем? Ему о многом нужно подумать: об удалении номера своей экс-девушки, ее сообщений; о том, насколько скучна жизнь; о том, что ему делать с тем, что он становится резким и дерзким, когда речь заходит о чувствах. Иссей-то переживет, он…

Матсукава, похоже, почувствовал на себе пристальный взгляд Ханамаки, потому что он, моргнув, поворачивает голову и смотрит тому прямо в глаза. Ханамаки замирает; Матсукава поднимает бровь в немом вопросе.

Ханамаки отводит взгляд, возясь с порванным чайным пакетиком; его щеки все так же горят.

Ладно-ладно, он подумает об этом.

Глава 2:…любить тебя

И что вообще такого в Матсукаве? Он слишком высок; брови у него — будто гусеницы; он слишком много ухмыляется; его фартук постоянно съезжает куда-то с его бедер, а его это даже не волнует; а его прическа… эм, ладно, она довольно неплохая; а еще он обычно снимает четыре серьги с одного уха и две с другого, когда работает, и вставляет их обратно, когда возвращается домой; и…

Ханамаки уже потерял счет своим отрицательным замечаниям. Теперь придется начинать все заново, хоть и думать об этом так упорно не стоит. Он скрипит зубами и сосредотачивается на кассе в попытке избежать эти назойливые мысли. Матсукава сейчас на кухне, и это единственное спасение Ханамаки, и он говорит себе по десять раз в минуту, что он знает о том, где и когда должен работать Маттсун, только потому, что он здесь босс.

Кроме того! Никаких проблем тут быть не должно; в конце концов, они так близки, потому что ходили в одну и ту же школу. Выпустились из университета в одно и то же время, их квартиры расположены так близко, что они ходят домой вместе почти каждый вечер… и, к тому же, Ханамаки — его менеджер, так что все в порядке… серьезно.

Твою мать.

Разве не существует какого-то негласного правила, типа: новые отношения после разрыва старых нужно заводить только спустя пару дней или недель? Только… если тебе не приглянулся кто-то еще раньше… может, в этом все дело. Вся эта кутерьма после разрыва сводит Ханамаки с ума. К концу месяца он, наверное, точно с катушек съедет. И кто тогда будет следить за кафе? Может, Аяме еще посмеется на его похоронах…

— Макки.

Ханамаки от испуга аж подпрыгивает.

— МАМОЧКА МОЯ БАБУСЯ, — вскрикивает он, быстро оборачивается и чуть не врезается лбом в нос Матсукавы. Ханамаки хмурится; его сердце бьется так, будто участвует в какой-то гонке.

— Иссей, придурок.

Матсукава изумленно поднимает брови.

— Что я натворил? Это ты тут так сосредоточенно пялился на кассу. Всех посетителей распугаешь.

Он что, серьезно пялился? Ха. Надо принять к сведению. Ханамаки пытается изобразить на лице спокойное, собранное выражение.

— Чего тебе надо-то? — спрашивает он Матсукаву.

— Ключ ко всем замкам. Яхаба случайно запер кладовую.

Ханамаки моргает.

— А, он у меня в офисе. Сходи и возьми.

Матсукава выглядит задумчивым:

— Ладно. Хватит пялиться на кассу, м? — и он взъерошил волосы Макки.

Это, похоже, удивляет обоих; в голове у Матсукавы мигает «что я наделал?», и он тут же убирает руку.

Ханамаки же замирает с широко раскрытыми глазами, когда Матсукава делает пару шагов назад, улыбается и поспешно уходит.

Ох.

***

— Хм, нет, нет, погодите, думаю, я лучше возьму латте со стручком ванили, как считаете? — спрашивает женщина и что-то бубнит, пока выбирает.

Улыбка Ханамаки уже будто застыла у него на лице. Он считается очень терпеливым человеком. Серьезно, он профессионал в ситуациях, когда нужно справляться с проблемными людьми — обычно с покупателями, которые не могут решить, что они хотят, когда заказывают. Но иногда терпение кончается даже у него.

Женщина перебирала все блюда в меню одно за другим уже, наверное, на протяжении десяти минут, а за ней уже собирается очередь, хоть и люди еще, видимо, не заметили, насколько долго она заказывает.

— И это тоже прекрасный выбор, мэм, — говорит Ханамаки, продолжая улыбаться. Профессионал. — Я уже порекомендовал вам наши три лучших напитка и, наверное…

Женщина хмурится и склоняет голову набок.

— А что за напитки?..

У Ханамаки уже жилка на виске пульсирует, а он все пытается вести себя спокойно.

— Н-ну, фраппе со вкусом черничного чизкейка…

Женщина вдруг выпрямляется и с просиявшим лицом перебивает Ханамаки.

— Знаете что, я просто возьму заварной кофе, — с улыбкой говорит она так, будто не размышляла над каждым пунктом в меню тщательнейшим образом.

Ханамаки хочется что-то пнуть. Что-то мягкое. Может, ему удастся пнуть коробки с салфетками под прилавком, но это негигиенично. Кроме того, он же профессионал. Он обычно и слова лишнего не говорит в таких ситуациях.

— Вот, ваш заварной кофе.

Неожиданно над ним наклоняется кто-то высокий, отдавая женщине ее заказ, подталкивая Ханамаки незаметно ударить кассовый аппарат, в то же время предотвращая предсказуемое желание Макки пнуть салфетки или сказать что-то обидное.

Теперь Ханамаки может продолжить нормально работать, легко и непринужденно улыбаясь.

— Приятного вечера, — говорит он, когда женщина наконец уходит и наступает очередь другого покупателя.

С ним никаких проблем не возникает. А теперь еще и Матсукава время от времени поглядывает на Ханамаки, проверяя, нет ли еще каких проблемных клиентов, с которыми нужна помощь. Ханамаки думает, что он поступает очень по-доброму… хотя, это же его работа, нет? Ей-богу…

(И как долго это будет продолжаться?)

***

Ханамаки продолжает об этом думать даже тогда, когда они уже закрывают кафе. Те из работников, кто младше или работают неполный день, уже давно ушли, оставив только Ханамаки, Матсукаву и Ойкаву.

Ханамаки стоит за прилавком, Матсукава сидит рядом, пересчитывая сегодняшнюю прибыль.

— Можешь идти, Ойкава, ну, — говорит Ханамаки Ойкаве, который сидит за столиком прямо у прилавка. Он все равно выглядит так, будто ему очень хочется уйти.

Ойкава лениво оборачивается, чтобы посмотреть на Ханамаки. Он ехидно ухмыляется.

— Но я не хочу ничего пропустить, — говорит он.

Глаза Ханамаки подозрительно сужаются.

— Что?

— Можешь просто уйти, — предлагает Матсукава, не отрываясь от своего занятия.

— Да, уходи, — отзывается Ханамаки.

— Но Макки… — жалобно хнычет Ойкава. Боже. Кое-кто с ним хорошо справляется, но не он. Ханамаки уверен, хоть и не может вспомнить. В общем-то, у него даже нет времени на раздумья, потому что Ойкава не сводит с него своего многозначительного взгляда.

А потом очень быстро переводит взгляд на Матсукаву, тут же возвращаясь к Ханамаки.

Быстро, как молния, Ханамаки хватает горсть салфеток из-под прилавка, мнет их в руке и кидает в Ойкаву. Он выскакивает из своего стула, смеясь и пытаясь увернуться от таких жалких снарядов.

— У тебя есть тридцать секунд до того, как я надеру тебе задницу, — ледяным тоном угрожает Ханамаки, а Матсукава хихикает.

Ойкаве не нужно ничего повторять. Он хватает свою сумку, хоть и сохраняя на лице эту дразнящую улыбку и быстро убегает, бросив на прощание «ПОКА, МАККИ! ПОКА, МАТТСУН!»

Когда он уходит, Ханамаки устало опирается на кассовый аппарат.

— Он такой идиот, — бормочет он.

Матсукава щелкает ручкой и закрывает бухгалтерскую книгу, усмехнувшись.

— Ты ожидал от него чего-то другого? — он глядит на Ханамаки какое-то время, а потом встает. — Эй, ты так устало выглядишь. Пошли.

Ханамаки больше чем рад подчиниться.

***

Они уже заходили за угол, когда Ханамаки вспомнил. Он хватает Матсукаву за рукав, останавливая его. Матсукава в недоумении приподнимает бровь.

— Что такое? Ты что-то забыл?

Ханамаки закатывает глаза:

— Нет. Я же тебе профитроли должен, помнишь?

Матсукава моргает:

— О. Да, но… — он потирает заднюю часть своей шеи, еле заметно улыбаясь. — Не нужно же отдавать мне их прямо сейчас.

Ханамаки упрямо качает головой.

— Потом я забуду. Давай, пошлиии, — он тянет Матсукаву за собой на другую сторону дороги, к кондитерской, в которую они всегда вместе ходят.

Матсукава вздыхает и позволяет себя вести.

Они уже дошли до входа в магазин, когда у Матсукавы зазвонил телефон.

— Хм, это моя сестра, — сообщает Матсукава, доставая его. — Иди вперед, я догоню, — говорит он Ханамаки.

— Да нет, все в порядке, я подожду, — отвечает Ханамаки, и Матсукава благодарно ухмыляется, а потом немного отходит, чтобы поговорить, пока Ханамаки топчется у входа в кондитерскую.

А потом случается это.

— Такахиро?

Ханамаки сначала замирает, но затем медленно поворачивается и видит, Боже упаси, свою бывшую девушку вместе с парнем примерно того же возраста, что и он, который смотрит на него с нескрываемым любопытством. Почему это происходит, что это, ПОЧЕМУ СЕЙЧАС…

Они расстались всего-то пару дней назад, в конце концов, это не должно быть разрешено, кто-нибудь, запретите…

Ханамаки понимает, что ему нужно что-то ответить прежде, чем на него поставят ярлык «бывший парень-идиот моей новой девушки».

— А-Аяме, — запинается Ханамаки. Спокойно. И как у него вообще девушка появилась? Аяме слишком хороша для него.

— Рада видеть тебя снова, — обворожительно улыбаясь, говорит Аяме.

— И я, — и односложные фразы сойдут, а то Ханамаки может и задушить самого себя.

— Как у тебя дела? — очень безвредный вопрос.

Ханамаки незаметно заламывает пальцы.

— Э, хорошо. У тебя?

Аяме выглядит так, будто у нее груз с плеч упал:

— Нормально, — она, кажется, заметила беспокойство Ханамаки. — Ты с кем-то?

Еще один совершенно безвредный вопрос, но разум Ханамаки сам собой заполняется тучей восклицательных знаков.

— Э…

— Эй, я закончил, ты… — неожиданно возвращается Матсукава, и Ханамаки, ахнув, оборачивается.

— Иссей! — невольно восклицает он.

Матсукава нахмурил брови в замешательстве, видя почти что смешно смущенное выражение лица Ханамаки, а потом замечает девушку, с которой он вел беседу, смотря на обоих с любопытством. Парень за девушкой выглядит так, будто чувствует себя не в своей тарелке.

Ох.

Матсукава прочищает горло.

— Я закончил со звонком, Хиро. Мне пойти первым? — храбро спрашивает Матсукава, наслаждаясь замешательством на лице Ханамаки.

Девушка — бывшая девушка Ханамаки? Матсукава ее никогда не видел, — чуть было не захлебнулась от избытка чувств.

— Ах, нет, все в порядке! Мы просто поздоровались! — она улыбнулась. — Не хотела вам помешать! Наслаждайтесь вечером! Еще увидимся, Такахиро.

И вот так просто они разошлись. Девушка машет им рукой, а парень ее терпеливо ждет.

Ханамаки молчит даже тогда, когда они уже скрылись за углом, так что Матсукава берет на себя инициативу и заходит с ним в магазин.

— Ну же, Такахиро, — говорит он, дергая рукав Ханамаки.

Тем временем Ханамаки не знает, кружится ли его голова потому, что он только что увидел Аяме с ее новым парнем, или потому, что Матсукава мимоходом назвал его по имени два раза подряд, причем первый раз он его даже сократил. Пульс четко отдавался в его ушах.

Матсукава ведет его вдоль прилавка кондитерской; Ханамаки воспринимает только знакомые запахи и яркий свет, а все, что он чувствует, — это тепло руки Матсукавы.

Что за чертовщина? Он уже не думает об Аяме, а ведь так сокрушался все утро! Он даже разбил дорогую стеклянную миску из-за этой ерунды.

Ханамаки не понимает, что происходит, пока Матсукава не щелкает пальцами у его носа, чтобы привлечь внимание.

— Эй, — говорит Матсукава. — Ты снова пялишься в пустоту.

— Ох.

— Ага. Вот, держи, — Матсукава протягивает ему красную коробку, полную вкусно пахнущих свежих профитролей, которую Ханамаки даже не надо открывать, чтобы понять, что это на самом деле профитроли. Ханамаки онемело берет коробку.

— А?

Матсукава фыркает.

— Профитроли? Твоя любимая еда, если не ошибаюсь и если ты вдруг не разлюбил их.

— Но? Это же я тебе должен.

Матсукава закатывает глаза и щелкает Ханамаки по лбу.

— Нет, не должен.

Когда они выходят из кондитерской, Ханамаки неотрывно смотрит на коробку в своих руках; его сердце отрывисто колотится в груди.

— Иссей, ты уверен, что…?

Матсукава немного замедляется так, чтобы они шли рядом, и театрально вздыхает.

— Я что, выгляжу так, будто шучу? Ты же и так держишь коробку. Ей-Богу, Такахиро…

Ханамаки лучезарно улыбается. Когда Матсукава это замечает, он сдерживается от того, чтобы улыбнуться в ответ.

— Ты такой странный, — говорит Матсукава. — Превращаешься в Ойкаву. Иваидзуми надерет тебе зад.

Ханамаки ненадолго останавливается.

Иваидзуми?.. А, точно. Иваидзуми. Вот кого он пытался вспомнить! Да. Они хорошие друзья… постоянный посетитель. Точно.

Да, Иваидзуми бы точно надрал ему зад.

Ханамаки фыркает:

— Я не превращаюсь в грозу хорошеньких парней. У Иваидзуми и так достаточно проблем.

«А ты — проблема, которую мне нужно решить». Матсукава улыбается.

— Ты прав.