Гет. Она была пламенем.

Она была пламенем, эта дикая, наглая кошка, сумевшая занять пост целительницы по явному недосмотру со стороны соплеменников и Звёздного племени. Самым настоящим безумным огнём, уничтожающим всё на своём пути. Ей бы воительницей стать — вышел бы грозный противник, опасный, ничего не знающий о жалости и милосердии к побеждённому.

Но Алая выбрала путь целителя, предпочла охоте на дичь поиски целебных трав, а порой смертельным битвам на границах — битвы за жизнь раненых и больных. Это было ужасно глупо, по мнению Темногривого.

Но куда ужаснее и глупее было то, что Алая, эта сильная огненно-рыжая пушистая кошка, родилась не в его родном Грозовом племени, а в Речном.

 — Это ты глупый, — фыркала она, встречая его у Нагретых Камней, территории Грозовых котов. — Ты просто создан для плавания, как ты посмел родиться не там?

Темногривый в ответ на эти слова всегда рычал, был готов разорвать эту наглую кошку на тысячи клочков, но она, глядя на это зелёными, как листья, глазами, только качала головой.

 — Ты всё ещё такой глупый.

И этим бесила ещё больше. А потом уплывала, неуместно огненная в воде, на территорию своего племени. Уходила, не оглядываясь, а потом всегда возвращалась. Иногда звала его к Нагретым Камням ночью или на Совете уходила от остальных целителей, чтобы посидеть с ним. Говорили они редко, потому что когда хоть один из них открывал рот, в другом сразу же просыпалась ненависть, чёрная и жгучая. Во всяком случае, так это было с Темногривым, Алая же никогда ничего не говорила. Только глядела на него насмешливо, чем бесила ещё больше.

Наверно, это было более чем неправильно — ненавидеть свою родственную душу и одновременно с этим считать секунды до следующей встречи, задыхаться от восторга, когда она молча лежит рядом и смотрит на звёзды, умирать от ужаса, когда она не приходит вовремя или не приходит вовсе. Темногривый не знал наверняка. Он знал только то, что жить не может без чужой огненной целительницы и что ему не нравится в ней абсолютно всё.

 — Скажи, Темногривый, — прошептала она, когда они оба прятались в зарослях во время Совета. — Ты бы убежал со мной?

В её зелёных глазах отражались звёзды. Темногривый мельком подумал, отражается ли в его голубых глазах хоть одна звёздочка, или же они пусты.

 — Ты что, с ума сошла? — прошипел он. — Я преданный воин Грозового племени!

Алая вздохнула.

 — Быть преданным чему-то во вред себе — глупость. Жаль. Мы могли бы стать счастливыми.

«Не могли бы», — сердито подумал Темногривый и отвернулся.

Речная целительница долго и молча смотрела на него, а потом покинула заросли и направилась к своему племени. С тех пор он её не видел.

Когда предводитель повёл Грозовых котов обратно в лагерь, он обернулся, ища Алую, но не нашёл. Пожалел об этом, ведь их встречи на Совете никогда не заканчивались подобным образом. Но быстро выбросил эту мысль из головы. Вот ещё — бегать за какой-то там Речной кошкой, будь она хоть тысячу раз воплощённым огнём и целительницей.

На следующий день Темногривый ни разу не видел Алую. Видимо, она всё-таки обиделась на него за отказ сбежать. Он вернулся в лагерь подавленным, все его мысли были о том, как же наладить отношения с целительницей.

Глубокой ночью он и все воины в палатке проснулись от его же крика. На правом боку Темногривого был здоровенный ожог. Он тогда упал в обморок не то от осознания, не то от боли, не то от всего сразу.

К утру он пришёл в себя, но, как ему показалось, лучше бы не приходил. Боль от ожога и от внезапно образовавшейся пустоты где-то глубоко внутри была почти нестерпимой, но куда хуже была мысль о том, что Алая, его огненная родственная душа, умерла. Если бы не ожог, оставленный её потерей, Темногривый бы ни за что в это не поверил. Речная целительница была старше его, самого молодого воина Грозового племени, лишь на три луны. Ему казалось, что в таком возрасте не умирают, напротив — живут.

Днём зашёл старый учитель Алой, единственный оставшийся в живых целитель. Он и рассказал своему Грозовому коллеге о том, что случилось. Темногривый едва сдержал рвущийся наружу истерический смех.

Алая, оказывается, утонула. Чрезвычайно нелепая смерть для молодой и полной сил Речной кошки.

Впрочем, она ведь была пламенем, а пламя легко затушить водой. Темногривый знал это, как знал и то, что если подойти к огню слишком близко, то он оставит на твоём теле ожог, если не сожрёт заживо сразу.

Знал — и добровольно подпустил эту бушующую стихию к себе. Счастье ещё, что лишь ожог оставила, а не уничтожила полностью, оставив лишь пепел, под цвет его короткой гладкой шерсти.

Правда, Темногривый, тихо плачущий в своём гнёздышке в палатке целителя, счастьем это совсем не считал.