Тот вечер запомнился Змеелапке, тогда ещё лучшей охотнице среди оруженосцев Грозового племени, на всю последующую жизнь. Потому что, как оказалось позже, он стал не только самым ярким и неприятным воспоминанием, но и началом конца.

Время для Грозовых котов если не остановилось, то явно замедлило свой бег. Каждая секунда казалась Змеелапке, полноватой серошкурой ученице, замершей в лисьем хвосте перед палаткой целителя, длиннее и страшнее вечности. Она старательно прислушивалась к тому, что происходит внутри, но из-за взволнованного гомона соплеменников почти ничего не слышала.

Там, в палатке целителя, Буролапый отчаянно пытался спасти жизнь умирающей Камнелапки, её родственной души, а сама она ничего не могла сделать. Ни на границе с племенем Теней, когда на патруль Грозовых котов напала бешеная собака, ни в лагере, когда потребовалось не сражаться, а всего-навсего применить на практике знания, полученные от Буролапого ещё в детстве, и помочь ему. Одного лишь взгляда на кровь, непрерывно текущую из глубоких ран старшей ученицы, хватило Змеелапке, чтобы впасть в ступор и своим присутствием только мешать целителю.

Закат над ущельем был красивый, оранжево-золотистый, ни капельки не похожий на кровь, Змеелапка всегда любила такие и пользовалась любой возможностью, чтобы полюбоваться ими как можно дольше. Сейчас был подходящий момент, чтобы слинять из лагеря, никто бы и не заметил, но она не могла заставить себя сдвинуться с места. Не теперь, когда там, в глубине палатки, Буролапый буквально сражался за жизнь Камнелапки.

Темнело. Многие соплеменники уже разошлись по палаткам, даже умирающие от любопытства младшие оруженосцы Грибочек и Песколапка ушли с главной поляны. Остались только мать и старшая сестра Камнелапки, которых Буролапый даже на порог не пустил, и Змеелапка, уже начавшая терять надежду на счастливую концовку этой истории.

 «Пожалуйста», — мысленно просила ученица, подняв голову к небу, на котором появились первые звёзды. — «Пожалуйста, пусть она выживет, ведь не может же быть так, чтобы такая хорошая кошка так нелепо умерла, даже не успев пожить. Пожалуйста, пусть она выживет, ведь она такая хорошая, слишком хорошая для смерти. И мы её так любим… Я и Белогрив больше всех остальных, но разве это важно? Я прошу не ради себя или Белогрива, а ради Камнелапки, пусть она выживет и будет счастлива, какая разница, с кем… Только бы она выжила…»

Но Звёздному племени, кажется, было плевать на все её молитвы. Помогать предки явно не собирались.

Осознание этого стукнуло камнем по голове, когда в палатку целителя вошли приглашённые Черноухом Разящая Звезда и её глашатай Ворон. Судя по их встревоженному виду, хорошего можно было уже не ждать.

Но Змеелапка продолжала цепляться когтями за слабую надежду на то, что всё будет хорошо, потому что поверить в обратное казалось предательством, которое Камнелапка, прежде всё прощавшая влюблённой в неё ученице, уж точно не простит. Возненавидит ещё Змеелапку и даже обращать внимания на неё перестанет. А это для той страшнее смерти.

Даже когда голоса в палатке целителя затихли, надежда всё ещё жила. И даже тихое посвящение в воины вселило в Змеелапку лишь недоумение, а не отчаяние. Камнелапка же ещё не закончила обучение, почему ей уже сейчас дают воинское имя, не могла же она…

Загривок пронзило болью, Змеелапка едва не упала. Кровь потекла по шее почти сразу же.

 «Значит, это чувствовала Камнелапка, когда собака её схватила…» — подумала ученица, опускаясь на землю. Лапы её больше не держали.

Кто-то — она уже почти ничего не видела из-за слёз — помог ей подняться, повёл в палатку целителя, в которой лежала Камнелапка, чьё воинское имя пока что оставалось для Змеелапки тайной. Идти туда и смотреть на кошку, слишком хорошую, чтобы умереть из-за такого ничтожества, как она, было невыносимо. Ученица попыталась остановиться или хотя бы попросить оставить её на главной поляне, но соплеменник не желал останавливаться, а из горла вырывались не слова, а только хрипы и невнятные звуки.

Кровь из глубокого собачьего укуса на шее текла, пачкая серую шерсть. Но Змеелапка почти не обращала внимания ни на это, ни на пульсирующую боль.

Какое ей дело до всего этого, когда самая лучшая на свете кошка, слишком хорошая для смерти, всё равно умерла по её вине?