Следующие несколько дней Эдди проводит в постели. Отдавая Ричи шарф прямо посреди улицы, он не подумал про пронизывающий ветер, распарившую его духоту кабинета мистера Грея и взмокшую шею. Поэтому утром следующего дня его будит такая температура, что рука сама тянется к телефону, чтобы набрать 911. Но потом Эдди представляет, что начнётся, если мама узнает о больнице — а она узнает, у неё нюх на подобные вещи, — и решает справиться своими силами. От простуды умирает не так много людей — и все чаще из-за того, что переоценивают свой иммунитет. И хоть Эдди знает, что его иммунитет — та ещё сука, он знает и то, какие следует принимать лекарства. Так что вся следующая неделя превращается в сплошные ролевые игры, где Стэн носится с ним не хуже мамы: меняет воду в тазике с компрессами, бегает в аптеку, помогает Эдди обтирать испарину и меняет футболки так часто, что к концу второго дня приходится брать уже из своей одежды — даром, что у них одинаковый размер.

На третий день приходит Беверли. Стэн звонит ей, несмотря на активное сопротивление, просит подменить, пока он сходит на сдачу последней в семестре контрольной. Поэтому когда спустя полчаса после его ухода дверь открывается и на пороге показывается Беверли, Эдди пулемётом тараторит заранее заготовленную речь о том, что нянчиться с ним не надо. Беверли на это лишь усмехается.

— Расслабься, — говорит она, придвинув стул ближе к окну, и достаёт сигарету, — если я согласилась прийти, это не значит, что я тут же начну изображать из себя невесть что. Я лояльная сиделка — пока сам не попросишь, пальцем не пошевелю.

Она подмигивает, Эдди не может не улыбнуться в ответ. Подход Беверли ему нравится. То есть он не то чтобы против заботы, но когда эта забота перерастает в паранойю, становится не по себе. На гиперопеку во всех её проявлениях он насмотрелся ещё в детстве, спасибо.

Повернувшись на бок, чтобы видеть дымящую в окно Беверли, Эдди натягивает одеяло до самого подбородка. На улице серо и пасмурно, с утра шёл редкий снег, поэтому по ту сторону стекла природа, кажется, выцветает. Но силуэт Беверли всё равно смотрится красиво. То, как она сидит, положив ногу на ногу, как тянется губами к фильтру, делает затяжку и медленно выдыхает, упершись подбородком в ладонь. Дым тонкими сизыми струйками вырывается из её ноздрей, перекликаясь цветом с застывшими на небе низкими облаками. Эдди чувствует, как у него перехватывает дыхание.

Беверли красивая. Реально красивая, без глянцевого лоска, заточенных косметикой и пластикой углов — настоящая настолько, насколько может быть настоящей девчонка в старом свитере с растянутыми петлями, джинсовой юбке, потёртость которой явно не дизайнерское решение, и ботинках с убитыми в хлам каблуками. Поэтому Грета Кин её ненавидит, а Билл и Бен — любят. И поэтому же Эдди чувствует жар и тесноту в груди, вызванные скребущим душу ощущением, что Беверли заслуживает только лучшего. Она заслуживает, чтобы её берегли и обожали, и то, что когда-то он думал в сторону её ситуации с Биллом и Беном с лёгким ехидством, теперь кажется подлым, низким. Она ведь не виновата, что её любят. И то, как умело она удерживает баланс, сохраняя мир в их компании, не может не восхищать.

Беверли действительно потрясающая.

— Эй, Бев, — зовёт Эдди, едва ли осознавая, что делает. Ломота пробирает до костей, тело буквально горит — температура снова подскакивает, наполняя дыхание жаром, а мысли — разрозненными картинками.

Беверли немедленно поворачивается, её губы растягивает мягкая улыбка.

— Что такое, милый?

— Сильно хуёво, когда ты нравишься сразу двум людям?

Эдди чувствует всю тяжесть вопроса, только когда тот соскальзывает с языка. Он понимает, что это нечестно и на месте Беверли он точно как минимум оскорбился бы — лезть в личное без спроса грубо и вообще. Но он настолько измучился за эти дни, что хочется взгляда со стороны. Взгляда человека, застрявшего в похожей ситуации.

Лицо Беверли не меняется. Она всё также улыбается, даже когда переводит взгляд обратно на улицу.

— Честно говоря, понятия не имею, что тебе ответить, — после недолгого молчания произносит она. Затем тушит окурок в спрятанном за занавеской блюдце и поднимается, чтобы подойти к кровати. Усевшись прямо на пол, она облокачивается на матрас, заглядывает в глаза Эдди с нескрываемым интересом и хмыкает. — Кому-то это кажется даже приятным. Может, им это эго чешет или что-то такое.

— А тебе? — нетерпеливо встревает Эдди. — Тебе это кажется… в смысле… ну, ты понимаешь… — он замолкает, не зная, как преподнести свой вопрос. Упоминать Билла и Бена не хочется, потому что тогда интерес приобретёт личный характер, а для Эдди это смерти подобно. Ведь тогда ему придётся выкладывать свои карты и рассказывать о Ричи и Майке, иначе нечестно.

Беверли, вздохнув, опускает голову на сложенные руки.

— Нет. Это… выматывает. Особенно поначалу, когда ты понятия не имеешь, как себя вести и что делать, чтобы компания не разрушилась по твоей вине.

Эдди слышит в её словах застарелую горечь, похожую на гнилую труху, сглатывает и чувствует себя вдвойне скотиной за мысли о местячковой драме с любовным треугольником. Ничего в этом нет смешного, предосудительного — тоже, никто не застрахован от чего-то подобного. И Эдди с Беверли — в том числе.

— И как ты… — в горле чудовищно сухо, приходится буквально проталкивать слова сквозь него, — как ты научилась? Справляться, в смысле.

Кажется, от перехода на личное всё-таки не спастись.

— Никак. Я просто люблю их обоих так же сильно, как они меня.

Эдди чуть приоткрывает рот.

— Но ведь… — выпаливает он и замолкает, подавившись очередной бестактностью. Он не моралист, не ханжа и тем более не тот, кому позволено читать людям нотации, но некоторые вещи мать вбивала в него с младых ногтей.

Беверли на это почему-то улыбается. Она придвигается, почти ложится грудью на кровать, затем подпирает подбородок ладонью и смотрит на Эдди так, будто давно всё знает, просто не хочет говорить вслух.

— Дай угадаю, — прищурившись, говорит она, — ты собирался сказать, что это эгоистично?

Тошнота подпрыгивает к горлу, во рту становится кисло, но Эдди всё равно кивает. Контролировать количество личного уже невозможно, границы истончаются, делать вид, будто он имел в виду совсем не то, глупо.

— Я всегда считал, что человек, который не может сделать выбор, на самом деле никого, кроме себя, не любит. Это ведь причиняет боль всем. — Эдди собирает брови домиком. — Разве нет?

Взгляд Беверли смягчается. Она кладёт прохладную ладонь поверх сцепленных в замок пальцев Эдди и чуть понижает интонацию.

— Это причиняет боль, — кивает она, не отводя глаз, — но только в том случае, когда любовь концентрируется на одном человеке. Если эта любовь делится между всеми, всё в порядке.

Эдди хмурится в замешательстве. Некоторое время он сидит молча, переваривая, анализируя, сопоставляя. А затем его будто насквозь протыкают. Подскочив, он округляет глаза, смотрит на Беверли так, что та тут же заливается смехом.

— Хочешь сказать, Билл и Бен?.. — излишне громко начинает он, но Беверли молниеносно прижимает к его губам палец.

— Тише, — шипит она, срываясь на смешки, — ты что, хочешь, чтобы об этом весь этаж узнал?

Эдди истово мотает головой.

— Поверить не могу! — шёпотом бубнит он сквозь палец. — Только дурак не заметит, как они относятся к тебе. Но чтобы что-то было ещё и между ними… Я в шоке.

— Почему? — Беверли убирает руку, смотрит на Эдди с живейшим интересом. — Из-за того, что они парни?

— Нет, — Эдди опять качает головой, — просто они, ну, разные? Когда я впервые увидел вас тогда, в библиотеке, подумал, что они выглядят как карикатуры друг на друга. То есть, ну, блин, противоположности притягиваются, вся хуйня, но не настолько же!

— Так вот какого ты был мнения о нас? — опять смеётся Беверли и взмахивает ладонью, заметив проступивший на лице Эдди стыд. — Забей, я прикалываюсь. А если серьёзно, люди могут быть разными, могут — одинаковыми, могут ненавидеть друг друга, могут — не замечать, но когда у них появляется что-то общее — что-то, что буквально сталкивает их друг с другом, им приходится либо пожертвовать чем-то и уйти, либо остаться и научиться с этим жить. — Она пожимает плечами. — У Билла с Беном этим «чем-то» оказалась я. Через меня они научились не прибегать к крайним мерам, научились доверять, любить друг друга.

— И вам, — Эдди облизывает губы, — ну, нормально?

— Если ты про секс, всё заебись, — хмыкает Беверли и прыскает, когда Эдди, крякнув от неожиданности, заливается густой краской. — Боже, прости, это всё влияние Ричи, обещаю научиться шутить тоньше.

— Да, пожалуйста, — бормочет он, потирая шею, — второго балабола в нашей компании я не вынесу.

Беверли, фыркнув, шлёпает его по плечу.

С одной стороны, Эдди становится спокойнее — Беверли своим примером показывает, что не все проблемы неразрешимы, с некоторыми вполне реально справиться, вытянуть их на новый, непроблемный уровень. Но с другой, его ситуация кажется сложнее, потому что Ричи и Майк типа… братья. Это же вообще ни в какие ворота не лезет.

— Боже… — Эдди накрывает лицо ладонями, сползает обратно на кровать.

— Что, милый, — насмешливо произносит Беверли, — не сильно полезный из меня советчик получился?

— Да нет. — Эдди убирает руки, смотрит в потолок долгим немигающим взглядом. — Просто даже после твоих слов мне всё равно кажется, что я в заднице.

Прикосновение ладони к волосам заставляет его вздрогнуть. Он поворачивает голову, встречается с тёплым взглядом и чувствует, как начинает таять. Сковавшее душу напряжение ослабляет хватку.

— Что бы между вами ни происходило, — Беверли почти шепчет, — нужно разговаривать. Всегда.

— Но я не знаю, с чего начать, — так же тихо отвечает Эдди.

Губы Беверли изгибает понимающая улыбка.

— Слова не придут сами, если будешь их сторониться. Просто… попытайся, а потом действуй по ситуации.

Эдди с вздохом переводит взгляд обратно на потолок. Действовать по ситуации — звучит как план Б для плана Б. Хуже, чем разговаривать, Эдди умеет только подстраиваться под происходящее. Вспомнить только их первую встречу в библиотеке.

Но деваться всё равно некуда, Беверли права — им с Ричи и Майком действительно нужно поговорить, причём желательно всем троим сразу. И запланировать этот разговор нужно на ближайшее время — например, сразу после выздоровления, чтобы у Эдди не нашлось других отговорок.

***

Температура сходит на нет ещё через пару дней, оставив после себя слабость и ужасающий насморк. Эдди кажется, что он процентов на девяносто состоит из соплей: они текут, когда он стоит, когда сидит, даже когда лежит — они текут, но внутрь. Это страшно выматывает, особенно с учётом того, что Стэн запрещает ему выходить, чтобы не распространять заразу.

— Пандемия — плохо, — говорит он, собираясь в колледж под пристальным завистливым взглядом Эдди. — Не хочу, чтобы ты стал нулевым пациентом, которого придётся убить, чтобы предотвратить апокалипсис.

Эдди закатывает глаза, припомнив слова Ричи о неправильных фильмах. Надо будет натравить его на Стэна, вот где кладезь неправильности за благопристойной обложкой.

— Завтра будет неделя, как я торчу на карантине, — запрокинув голову, стонет он. — Я всю домашку на месяц вперёд сделал, прочитал две книги, посмотрел целый сериал и три ситкома, начал дурацкий мультик про пони. Про пони, Стэн! Я с ума схожу, смилуйся!

Стэн в ответ криво улыбается.

— Я милостив уже в том, что не побоялся заразиться и остался, чтобы обтирать твою потную задницу. Так что, будь добр, сомкни рот, иначе я позвоню миссис Кей и пожалуюсь, что ты уже неделю мечешься в горячечном бреду. Спорим, её топот вдалеке раздастся раньше, чем я положу трубку?

Эдди ахает.

— Ты не посмеешь! — на выдохе произносит он, поражаясь, каким вероломным стал его друг за это время.

— Хочешь поспорить? — фыркает Стэн и, обернув шею шарфом, закидывает на плечо сумку. — Вернусь поздно, много занятий, плюс надо заглянуть в библиотеку за кое-какими материалами, и, бога ради, Эдди, не смотри на меня так! — Он со стоном закрывает глаза, прежде чем нехотя пробормотать: — Ещё хотя бы день. Сегодня. Посиди дома, попей чай с травами, а завтра, если будешь чувствовать себя нормально, пойдём в колледж вместе. Договорились?

Эдди радостно кивает. Это лучшее, что он слышал за всю грёбаную неделю, поэтому если Стэну надо, он готов целое ведро этого чая опорожнить — лишь бы поскорее избавиться от необходимости торчать в четырёх стенах.

Оставшись в одиночестве, Эдди некоторое время бестолково слоняется по комнате. Он завтракает, выпивает лекарства, скроллит ленту, затем, устав, скидывает в общий чат фото стоящей на подоконнике кружки с чаем. Но даже когда значок с «отправлено» меняется на «просмотрено», никто не торопится писать что-то в ответ. Наверняка все на занятиях. Даже Ричи, который за последние дни появился в чате всего раз — и то только ради того, чтобы сказать, что Майк в порядке и собирается вернуться к концу недели. Ну и чтобы пожелать Эдди скорейшего выздоровления.

Это почему-то только усиливает ощущение, будто его все бросили. Эдди понимает, что неудачники не навещают его из-за болезни, Стэн лично запретил всем появляться в зоне поражения, сделав исключение для Беверли лишь раз. Но это всё равно не умаляет желания разныться и обвинить остальных в бесчувственности. Эдди тоскует по ним. И по Ричи с Майком — в том числе, хотя думать о встрече с ними до сих пор немного боязно. Поэтому сегодня нужно сделать всё, чтобы завтра Стэну пришлось взять его с собой в колледж. Иначе он точно кого-нибудь загрызёт.

До самого вечера Эдди ходит из угла в угол. Он смотрит пару выпусков новой комедийной передачи, решает тренировочные тесты для предстоящих контрольных, валяется на кровати, бездумно таращась в потолок, играет в приложения на телефоне, даже скачивает на ноутбук какую-то стрелялку, но быстро забивает. Ему скучно на грани с помешательством, хочется общения, разговора, да хотя бы тупого перекидывания смайликами с какашками, но все призывы в чат так и остаются без ответа.

Эдди почти отчаивается.

Однако когда он уже собирается записать голосовое Стэну с угрозой выйти за пределы комнаты и испачкать заразными слюнями все дверные ручки этажа, неожиданно раздаётся стук. Сперва аккуратный, заставивший Эдди насторожиться, а потом — такой яростный, что телефон выскальзывает из дрогнувших рук.

— Эй! — выкрикивает он. — Выйду — в рожу чихну, я не шучу! У меня жуткая пневмония, задумайся! — добавляет он, судорожно припоминая — передаётся ли пневмония воздушно-капельным путём. Вроде да, хотя даже если нет, он готов угрожать чем угодно, даже облысением через слюнявые поцелуи, лишь бы его оставили в покое.

По ту сторону двери воцаряется тишина.

Эдди соскальзывает с кровати. Он подходит ближе, ступая максимально осторожно, крадётся, будто вор. Однако стоит ему замереть у порога и прислушаться, весёлый громкий голос буквально сбивает его с ног:

— Эдс, если ты собираешь сопли в смачный харчок, поторопись, я тут не молодею!

Эдди едва не захлёбывается захлестнувшей его радостью.

— Ричи!.. — выдыхает он и распахивает дверь раньше, чем успевает стереть улыбку.

Это и вправду Ричи. В одной из своих дурацких пёстрых рубашек с какими-то фруктами, расхлябанных джинсах, состоящих из сплошных дырок, и с таким выражением лица, что Эдди опять захлёстывает, только теперь волнением и дрожью. Как же он скучал, чёрт подери, так бы и бросился на шею, но…

— Воу, чувак, — Ричи хмыкает, — знал бы, что ты встречаешь гостей с такими эмоциями, приходил бы каждый вечер.

Но это Ричи, для него такое слишком жирно.

— Да неужели, — Эдди заламывает бровь, — то-то ты ни разу за всё это время даже не позвонил.

Ричи тут же вскидывает руки, защищаясь.

— Стоп, эй! У меня есть оправдание! Если бы я позвонил, я бы не удержался и припёрся, и тогда Стэн бы меня на клочки порвал.

— А сейчас, хочешь сказать, не порвёт? — Эдди жалеет, что не может ещё более скептично выгнуть бровь, чтобы не сломать лицо.

Ричи, хмыкнув, вытягивает шею и нарочно громко зовёт:

— Эй, Стэн! Стэн-супермен, покажись! Видишь? — Он опять смотрит на Эдди. — Его нет, я всё правильно рассчитал. Плюс пять очков Гриффиндору.

— Ой, да какой ты в жопу Гриффиндор. — Эдди закатывает глаза. — И как ты вообще узнал, что его тут нет?

— Смекалка, Спагетти, — понизив голос до низкого урчания, произносит Ричи.

По спине Эдди ураганом разносятся мурашки.

— Ну и что, смекалистый ты мой, тебе надобно? — стараясь сохранять спокойствие, спрашивает он. — Хочешь кого-нибудь заразить? Подставляй ладонь тогда, плюну в неё, так уж и быть, а дальше сам думай, что делать.

— Фу, Эдс, — Ричи смешно кривится, — ты говоришь такие мерзкие вещи, ещё немного — и я начну тобой гордиться. Но ты не угадал, мне нужны не твои бациллы, а ты сам. Идём. — Он протягивает руку.

Эдди, нахмурившись, настороженно отступает.

— Куда? И зачем?

— На этаж выше, в мою с Майком комнату, — охотно поясняет Ричи. — Мне нужна помощь в кое-каком деле, без тебя не обойтись. Давай, не дрейфь!

Эдди прикусывает губу. Он переступает с ноги на ногу, нервно оглядывается на кровать Стэна — тщательно заправленную и разглаженную. Несмотря на расплывчатость формулировки, предложение кажется ему более чем заманчивым, он готов душу продать за возможность хотя бы на несколько минут покинуть место заточения. Но Стэн взбесится, и Эдди лучше остальных знает, насколько он страшен в гневе.

— Ну же, Эдс, — Ричи складывает ладони в молитвенном жесте, — это займёт минут пятнадцать, ну полчаса — максимум. Вернёшься быстрее, чем думаешь, Стэну даже врать ничего не придётся, точно тебе говорю.

Эдди, прикрыв глаза, с шумом выдыхает. Была не была.

— Хорошо. Но если Стэн что-то заподозрит, я сдам тебя с потрохами, скажу, что ты меня заставил, и буду смотреть, как он тебя убивает. Согласен?

Губы Ричи растягивает улыбка.

— Можешь даже поучаствовать. — Он хватает Эдди за руку, дёргает его на себя. — А теперь идём, пока есть время.

Запнувшись о дурацкий порог, Эдди шипит от боли. Он мысленно посылает в адрес горе-проектировщика залп пожеланий не слезать с унитаза всю ближайшую вечность, но быстро успокаивается. Потому что когда он наконец-то вырывается из плена заботы Стэна, его захватывают чувства схожие с теми, что он испытал в день отъезда из Дерри год с лишним назад.

У Ричи и Майка Эдди бывал не так чтобы часто. Они предпочитали встречаться где-нибудь вне общежития, потому что размер комнат едва ли позволял со всеми удобствами разместиться сразу семи подросткам. Но однажды, когда потребовалось отнести конспект, Эдди всё же поднялся. И взгляд его сразу же зацепился за сдвинутые кровати. Он тогда не стал спрашивать, как не спрашивал и о разных фамилиях, но вопросы множились по мере того, как крепла их дружба.

Хотя сейчас это едва ли важно.

Распахнув дверь, Ричи пропускает Эдди вперёд. В комнате оказывается темно, хоть глаз выколи, но про порог Эдди помнит слишком хорошо — ушибленный палец до сих пор пульсирует, поэтому сперва он тщательно переступает его и лишь после этого проходит дальше. Дверь за спиной закрывается с щелчком, отрезав последние крупицы света.

Сделав ещё шаг, Эдди задевает что-то ногой и шипит снова — больше от испуга, потому что неизвестная штука оказывается мягкой и… тёплой?

— Рич, включи уже свет, иначе я подумаю, что ты привёл меня, чтобы скормить какой-нибудь твари. Типа как в «Нечто». — Эдди оборачивается, усиленно вглядываясь в темноту. — Рич?

— Ну я совру, если скажу, что тебя тут совсем никто не поджидает, — отзывается тот, и у Эдди внутри всё дёргается, сердце тяжело ухает в груди. — Но не боись, жрать он тебя вроде не собирается. По крайней мере, пока. Правда, братишка?

Свет зажигается как раз в тот момент, когда Эдди поворачивается и едва не падает от резко ушедшей из-под ног земли. Он прикрывает лицо, пытается сморгнуть выступившую на глазах влагу. И когда ему это удаётся, он видит Майка — тот сидит на стуле и с живейшим интересом смотрит на него в ответ.

— Эм… привет. Не знал, что ты вернулся, — глупо бормочет Эдди, чувствуя, как стремительно холодеют кончики пальцев.

Майк в ответ хмыкает. Его глаза ловят отсвет лампы, на миг становятся почти хищными, и у Эдди повторно вздрагивают колени. Это слишком неожиданно. И волнительно. И неожиданно. И…

— Да, только сегодня приехал. Буквально пару часов назад.

Эдди опускает взгляд, облизав резко пересохшие губы.

Как, однако, неловко. То есть ему вроде и хочется шагнуть вперёд, обнять Майка, сказать много слов о том, как его не хватало. Но… тут ведь Ричи. И между ними пока ничего не решено, как бы Эдди ни хотелось обратного.

— Ой, брось, Эдс, вы две недели не виделись, — раздавшийся за спиной голос Ричи звучит почти раздражённо, — давай, запрыгни на него, засоси по самые пятки, я не знаю. Сделай хоть что-нибудь, народ жаждет вина и зрелищ!

Эдди кажется, что он краснеет весь целиком.

— Бип-бип, заткнись, Ричи! — обернувшись, шипит он. — Когда ты уже научишься думать, прежде чем говорить?

— А что? — Тот невозмутимо вздёргивает бровь. — Хочешь сказать, я приукрасил? Хотя, знаешь, — он вдруг хмурится, задумчиво постучав пальцем по подбородку, — кое в чём я всё-таки могу ошибаться — увы, точно не помню, кто на ком верхом сидел. Придётся, наверное, повторить. М?

«О, боже! О, боже, боже, боже!» — проносится в голове Эдди длинной бегущей строкой. Он опять облизывает губы, ощутив себя загнанной в угол мышью. Мысли смешиваются в кашу, паника захлёстывает так, что общее недомогание кажется цветочками.

Ричи знает о том, что произошло в гараже. Значит, Майк тоже в курсе. Вот же дерьмо! Ну как можно было влипнуть настолько крепко?!

— Знаете, что, — выдыхает Эдди, прижав пальцы к переносице, — не знаю уж, что за игры вы затеяли, но я всё ещё недостаточно хорошо себя чувствую, и если у меня поднимется температура, Стэн запрёт меня в комнате ещё на неделю, так что давайте отложим это, скажем, на пару дней? А потом всё обсудим. Типа как взрослые.

Он медленно обходит скрестившего руки на груди Ричи; Майк, провожая его взглядом, так и не двигается с места. Кажется, будто неловкость застывает между ними как желе, прозрачной влажной плёнкой заволакивая воздух. Но Эдди не останавливается — он пятится, пока не упирается спиной в деревянную поверхность. Скользнувшая под ладонью дверная ручка кажется восхитительно прохладной. Эдди мысленно возносит хвалу небесам, надавливает на её и… ничего не происходит. Нахмурившись, он разворачивается к двери и нажимает на ручку ещё раз. И ещё.

— Что за?.. — успевает выдавить он, прежде чем догадка озаряет его яркой вспышкой. — Ричи!

Едва дыша от гнева, Эдди поворачивается, натыкается взглядом на зажатый в пальцах Ричи ключ и, запрокинув голову, стонет. Он должен был догадаться, что с этими двумя просто не получится.

— Рич, открой дверь, иначе я за себя не ручаюсь, — хмуро цедит он.

Ричи хмыкает.

— Охотно верю, Эдс. Более того, если действительно хочешь уйти, никто тебя держать не станет. Но, — он прищуривается, — чтобы получить ключ, нужно будет кое-что сделать.

Волна негодования вскипает в Эдди вместе с возмущением. Ему приходится в буквальном смысле обхватить себя руками, чтобы не подойти и не пнуть Ричи между ног.

— Если это что-то непристойное, богом клянусь, Ричи, я тебя придушу.

Ричи в ответ загадочно пожимает плечами. Эдди становится вдвойне не по себе от его лукавого взгляда. Однако когда он вдруг открывает рот, кладёт несчастный ключ на высунутый язык и, зажав кольцо зубами, улыбается, ему становится в разы хуже.

— Ты… Ты что творишь?! — взвизгивает он, ощутив стиснувший горло рвотный спазм. — Ты хоть понимаешь, сколько микробов сейчас добровольно пихнул себе в рот?! Представляешь, кто до тебя трогал этот ключ?! Сколько у него было болячек?! Вдруг он болел гепатитом или СПИДом, или, не знаю… Может, предыдущий хозяин этой комнаты регулярно в жопе этим ключом ковырялся, а ты… Ты в своём уме вообще?! Скажи, что ты хотя бы с мылом его помыл, прежде чем делать это! Господи, поверить не могу…

Эдди едва не задыхается от возмущения, его почти трясёт, в то время как выражение лица Ричи не меняется ни на йоту. Он молча выслушивает, кольцо ключа тускло поблёскивает между его губ, не позволяя отвести глаза. Так что Эдди сбивается раз, потом — второй и, наконец, замолкает, переводя дыхание. Воздух клубится в лёгких, распирая грудь, горло печёт, щекочет нарастающим кашлем, но для приступа астмы этого, к счастью, пока недостаточно.

— Закончил? — уточняет Ричи.

Из-за ключа во рту он говорит немного шепеляво, и Эдди в ужасе чувствует прокатившуюся по телу волну волнительного возбуждения. Всплеск адреналина будто срывает чеку с гранаты, но до взрыва остаётся время. Ещё можно спастись.

Эдди переводит умоляющий взгляд на Майка. Тот, подперев щёку ладонью, смотрит на него в ответ, медленно поглаживая мизинцем нижнюю губу.

Или хотя бы попытаться…

— Рич, — Эдди собирает в кулак всё самообладание, — отдай мне ключ.

— Так забери, — лучезарно улыбается Ричи. — Я же сказал, что никто удерживать тебя силой не станет. Тебе нужно просто подойти и взять.

— То есть руками влезть тебе в рот? — Эдди почти передёргивает.

Глаза Ричи вспыхивают. На губах Майка появляется улыбка.

— Можешь руками, а можешь, — кольцо глухо стукается о зубы, — ну, проявить смекалку.

Эдди цепенеет. Граната без чеки и без того взрывается быстро, но вызов в голосе Ричи, кажется, ускоряет отведённое время тысячекратно. Из Эдди неважный соперник, азарт в нём практически отсутствует, придавленный многолетним надсмотром мамы. Но сейчас его будто толкают в спину. На негнущихся ногах он подходит к Ричи, обхватывает его лицо ладонями и несколько секунд молча смотрит в глаза, надеясь… да хоть на что-нибудь, что сведёт эту ситуацию к шутке и позволит ему выйти сухим из воды. Но затем он перехватывает направленный на них взгляд Майка, в котором мешается всё — пламя и лёд, напряжённое ожидание и нетерпение, и последние тормоза срывает. Порывисто подавшись вперёд, Эдди вжимается ртом в чуть приоткрытые губы Ричи, широко мажет языком по его языку, чтобы подцепить кольцо, и почти сразу же отстраняется. Сплюнув ключ в ладонь, он поднимает отяжелевший взгляд.

— Счастлив?

Он чувствует, как граната внутри начинает взрываться — удивительно неторопливо, будто в замедленной съёмке: её распирает, как дыню, на боках появляются резкие росчерки трещин. Жар накатывает плавной волной. Жар и подкрадывающаяся паника, потому что его поступок выходит за все возможные грани. За все лимиты. Года полтора назад он лишился бы чувств от одной мысли о чём-то подобном, а сейчас сам лезет языком в чужой рот, чтобы забрать ключ, на котором несметное количество микробов. Стэн его точно удавит.

— Браво, Спагетти. — Ричи пару раз хлопает в ладоши. — Честно говоря, я думал, что ты используешь кольцо и зубы, чтобы, ну, не углубляться. Но твой подход нравится мне больше.

Эдди густо краснеет, жар становится ощутимее, ближе.

— Я могу быть свободен или у тебя что-то ещё?

Ричи разводит руками.

— Ты и был свободен, Эдс. Я тебя не держу, Майк, насколько я могу видеть, тоже. Ключ в твоих руках — всё в твоих руках. Но, — добавляет он, когда Эдди успевает дойти до двери и сунуть ключ в замочную скважину, — если хочешь, можешь остаться.

Ноги на миг слабеют, колени едва не подкашиваются, потому что подтекст в его словах более чем явный, только редкостный кретин не смог бы его понять. А Эдди далеко не кретин. Но он всё равно выжидает пару секунд, чтобы взять себя в руки, затем оборачивается так, чтобы кинуть на Ричи взгляд поверх плеча, и уточняет:

— Зачем?

Он не знает, на что рассчитывает, не знает, каких слов ждёт в ответ. И, судя по изогнувшим губы близнецов улыбкам, его отчаянная попытка увильнуть не остаётся незамеченной.

— Затем, что какие бы лица ты сейчас ни корчил, ты хочешь этого, Эдс, — в лоб говорит Ричи, заставив колени Эдди подкоситься повторно. — И мы хотим. Так почему бы не забить на некоторые правила и не начать потакать некоторым желаниям?

Эдди гулко сглатывает, снова возвращается к ключу, потому что ну же, один поворот, один шаг — и всё, неловкой ситуации можно избежать. Но сжатые до напряжённой дрожи пальцы не слушаются. Что-то мешает ему прорубить собравшуюся вокруг густую душную пелену и вырваться на свободу.

Мягкое прикосновение к плечу заставляет Эдди подскочить. Он судорожно поворачивает голову, едва не сталкивается носами с Майком, глаза которого буквально поглощает темнота радужки. На ум некстати приходит очередное сравнение с бездной, но мысли растворяются, когда по предплечью к запястью проходится ладонь, между побелевших костяшек проскальзывают пальцы.

— Если тебе нужна помощь, только скажи — я всё сделаю. Мы, — ресницы чуть вздрагивают, сердце пропускает удар, — всё сделаем.

Горло перетягивает спазмом. Эдди молчаливой рыбой таращится на Майка, который, накрыв его пальцы, ждёт слова, действия — чего угодно, и с истеричным восторгом понимает — Ричи прав. Ему и в самом деле хочется остаться, потому что это сильнее, глубже, грязнее. Это то, из-за чего раскапываешь вещи родителей в поисках порно, из-за чего подглядываешь за переодевающейся сестрой и стыдливо комкаешь простыни сразу по пробуждении. Это то, к чему Эдди не привык — он всегда считал себя достаточно хладнокровным для чего-то подобного. Поэтому всё, что обычные подростки переживают год за годом по мере взросления, разом наваливается на него прямо сейчас. Он хочет.

И в этот миг внутреннюю гранату наконец-то разносит окончательно.

Огонь пробегается по венам, по всем нервным окончаниям, застревает в груди, а затем проваливается в низ живота — так тяжело и сильно, что Эдди шумно втягивает носом воздух. Ему не нужно опускать взгляд, чтобы понять — у него уже стоит. И так как пижамные штаны едва ли способны скрыть что-то настолько очевидное, ему остаётся только одно.

Сделав над собой последнее усилие и убедившись, что на поворот ключа это всё также не повлияло, Эдди всем телом подаётся вперёд, перехватывает тихий выдох Майка и прижимается к его губам. Он не думает, действует по наитию, слабо понимая, что случится потом. Поэтому когда в волосы на затылке впутываются пальцы, а в рот проскальзывает язык, он даже не вздрагивает — послушно следует за движениями губ. Послушно следует за Майком, который тут же убирает его руку от ключа, разворачивает и целует опять, но теперь уже сильнее, глубже.

У Эдди кружится голова, тело обмякает настолько, что приходится вцепиться в футболку Майка обеими руками. Его трясёт, качает, будто в сильный шторм, от прилива тошноты желудок завязывается узлом. Рассудок дёргается помехами, как плохо настроенный телевизор, глас разума глохнет под сводами опустевшего сознания. Это так хорошо и так плохо, что когда сзади появляется ещё одно тело, ощущения смазываются одно огромное разноцветное пятно. На дрогнувший от неожиданности живот ложатся широкие ладони, к впадине между шеей и плечом прижимаются губы, кожи касается горячий влажный язык.

Эдди отрывается от Майка в тот же момент, судорожно хватая ртом воздух.

— Эй, расслабься, — шепчет Ричи, пока его руки ловко пробираются под футболку, очерчивают пальцами пупок и чуть ниже — там, где от возбуждения всё тянет, ноет, болит. — Помни, одно твоё слово — и всё прекратится.

Эдди хочется дёргано рассмеяться, пошутить про флюгегехаймен — хоть про что-нибудь, чтобы разрядить собравшийся в воздухе ток. Но слова застревают в горле пробкой. Мысли напоминают перекатывающееся в чаше миксера тесто.

Ладони Ричи проникают под резинку пижамных штанов, проходятся теплом по бёдрам, не задевая член. Эдди стонет и, запрокинув голову, упирается затылком в его плечо, чем тот немедленно пользуется — накрывает его приоткрытый рот губами. Совсем по-другому, не как Майк. Это как чередовать горячее с тёплым, сладкое с солёным — сложно поймать границу, когда становится «не так». Поэтому Эдди отвечает. Изгибается под чужими прикосновениями, тянется за ними, ёрзает и отвечает, несмотря на неудобную позу и то, что шея затекает почти сразу.

Ему всё «так». Он всё ещё хочет.

Ричи прерывает поцелуй, чтобы стянуть с Эдди пижамные штаны. Эдди осторожно вышагивает из упавшей на пол ткани, прислушиваясь к тяжело ухающему в груди сердцу. Но Майк не позволяет ему прийти в себя — пользуясь моментом, он опять прижимает его к груди, увлекая в новый поцелуй. И Эдди снова чувствует руки везде. Ему нравится, что его касаются, нравится, как его касаются — он словно состоит из хрусталя, тончайшего материала, способного рассыпаться в любой момент. Но ещё больше ему нравится, когда Ричи становится на колени, обхватывает ладонями его бёдра и приникает губами к пояснице. Эдди глухо стонет в рот Майка, виснет на нём безвольной тряпкой, отчаянно цепляясь за всё, что только можно. Его устойчивости, к счастью, хватает, чтобы удержать их обоих на ногах.

— Поверни его, — прорывается сквозь поплывшее сознание.

Эдди не сразу понимает, кому это адресовано. Лишь когда Майк отстраняется и одним сильным движением разворачивает его спиной к себе, суть команды становится ясна.

Глаза останавливаются на застывшем перед ним на коленях Ричи. У Эдди захватывает дух — настолько эротично это выглядит.

— Рич… — едва слышно произносит он.

Ричи тут же вскидывает взгляд. Секунду-другую он смотрит на Эдди так, что у того повторно перехватывает дыхание, затем медленно проводит языком по губам и, подцепив резинку его трусов, стягивает их до самых щиколоток.

Пальцы на ногах поджимаются. Эдди ждёт, что Ричи выдаст шутку, прокомментирует, скажет что-нибудь, что разбавит сгустившуюся атмосферу — сделает хоть что-то из того, что сделал бы старый добрый Ричи Балабол Тозиер.

Но ничего из этого не проиходит.

Вместо этого Ричи опять поднимает взгляд, но уже не на Эдди — на Майка, и тот немедленно реагирует. Эдди ёжится, когда с него буквально сдёргивают футболку, прохлада комнаты чувствуется на разгорячённой коже морозом. Но длится это недолго, потому что на грудь ложатся ладони и Эдди невольно сглатывает, ощутив себя ещё более хрустальным. Майк медленно оглаживает покрытую мурашками кожу, обводит кончиками пальцев соски — Эдди буквально зажимает дрожащий выдох зубами, проглатывает его и смотрит, смотрит до рези в глазах, как руки скользят по животу ниже.

— Что ты хочешь, чтобы он сделал? — спрашивает Майк, накрыв ладонями пах, но так и не коснувшись члена.

Сердце Эдди пропускает удар.

— Я… не знаю.

— Давай, Эдс, — подначивает Ричи, его взгляд исподлобья прожигает в Эдди дыру. — Любые, даже самые грязные фантазии. Я верю в тебя.

Эдди чувствует себя слишком уязвимым, чтобы не ответить на такое. Он кривит губы в усмешке, делает над собой усилие, чтобы насмешливо фыркнуть:

— Что, даже отсосёшь, если я захочу?

— О, поверь мне, — вместо Ричи отвечает Майк. Его пальцы вдруг смыкаются на члене, направляют его в сторону Ричи.

С губ Эдди срывается что-то слишком писклявое, позорное. Он зажмуривается, чтобы подавить другие, ещё менее привлекательные звуки, потому что ладонь Майка двигается чертовски медленно и приятно. Он бы, наверное, даже кончил, но…

— Смотри, Эдс, — вкрадчиво произносит Ричи, — фокус. Сейчас твой член исчезнет.

Эдди в ужасе распахивает глаза. Он открывает рот, готовый возмутиться, заорать, выдавить из себя хоть что-нибудь соответствующее случаю, но вместо этого стоит и смотрит, как Ричи касается головки губами, обводит её языком, а потом берёт член так глубоко, что из глаз за малым не начинают сыпаться искры.

— Боже, Рич!.. — выдыхает Эдди, с ног до головы покрывшись испариной.

Майк усмехается ему в ухо.

— Держись, — шепчет он, поддев мочку языком, — это ещё не всё.

«Да куда ещё больше?!» — криком застревает в горле. Но Эдди слишком хорошо, чтобы возмущаться. Ему слишком хорошо даже для того, чтобы просто разговаривать, поэтому он с мычанием откидывается спиной на грудь Майка, запускает пальцы в волосы Ричи и пытается дышать в такт гулким ударам сердца. Жаль, что у него ни черта не получается, потому что Ричи то втягивает член в рот так, что почти давится, то полностью выпускает, мазнув губами по головке. Ситуацию осложняет ещё то, что руки Майка снова оказываются на груди. Его пальцы щекочущими прикосновениями оглаживают соски, пощипывают их, и Эдди кажется, что он проваливается. Он понятия не имеет, какие звуки при этом издаёт, но горло пересыхает, будто его вытирают изнутри губкой.

Подступающий оргазм дёргает низ живота тягучими приятными спазмами. Эдди не контролирует себя, толкается навстречу, стараясь ускорить это ощущение. Однако Ричи отстраняется раньше, чем он успевает кончить. Поднявшись на ноги, он подхватывает подбородок Эдди пальцами, надавливает, заставляя открыть рот, и прижимается. Его губы влажные, горячие, привкус слюны мешается с чем-то не самым приятным, но Эдди не отворачивается. Он пускает язык Ричи в рот, отвечает, обхватив его плечи руками, чтобы быть ещё ближе, чтобы теснее, жарче, чтобы кончить от того, как фантастически Ричи умеет целоваться.

Но Майк вклинивается между ними, спугнув подступающую разрядку.

Повернув Эдди к себе, он тоже целует его, снова меняя внутри все настройки. Это по-другому, словно звучание струны, которую только-только добавили в гитару. Но чем сильнее становится натяжение, тем проще она извлекает нужные звуки. И то, что Майк уже без одежды, Эдди понимает, только когда в его бедро горячо вжимается член.

— Может, переместимся на кровать? — предлагает Ричи, когда ноги Эдди опять начинают дрожать. В его голосе слышится улыбка.

Майк тут же прерывает поцелуй.

— Хорошая идея. — Он подмигивает Эдди. — Что скажешь?

Эдди скажет, что он в ужасе.

Он молчаливо оборачивается на по-прежнему сдвинутые кровати, затем смотрит на Ричи, который тоже успевает раздеться, опускает взгляд на его член и, кажется, меняется в лице, потому что Ричи тут же начинает смеяться.

— Спагетти, вертикальное положение не гарант анальной девственности, трахаться можно и стоя.

— Н-но я…

«…не готов!» — тает на языке. Майк тут же разворачивает его к себе.

— Никто и не требует, — говорит он. — Мы бы сами сейчас не стали, потому что для этого нужна подготовка.

— Подготовка? — эхом повторяет Эдди.

— Ну типа анальные бусы, пробки размером с кулак Халка, кольцо эрекции… Ай! — Ричи затыкается, получив пинок, и с тяжким вздохом плюхается на кровать. — Эдс, расслабься. Говорю же, мы позвали тебя, чтобы дать только то, чего ты сам захочешь.

Эдди с мрачным сопением думает, что сам с трудом понимает, чего хочет. Он восемнадцатилетний девственник, весь сексуальный опыт которого сводится к просмотру «Игры Престолов», потому что откровенной порнухой он брезговал и брезгует до сих пор. Но едва он открывает рот, чтобы вступить в затяжные дебаты, Майк приникает к его губам, расталкивая собравшиеся мысли обратно по теням сознания. Эдди прикрывает глаза, содрогнувшись от новой волны возбуждения, потому что пальцы Майка мягко пробегаются по члену. И едва не падает, когда под коленями внезапно оказывается край кровати. К счастью, его успевает подхватить Ричи.

— Ну что, второй раунд? — хмыкает он совсем рядом с ухом, его тёплое дыхание собирает на загривке целую толпу мурашек.

Эдди прижимается спиной к его груди, бестолково шевелит ногами, пытаясь забраться на кровать целиком. Ричи подтягивает его одним сильным рывком.

Майк устраивается сверху, так что Эдди оказывается зажатым между ними. Он нависает, придвигается, снова целует — отчаянно и горячо, будто опасается упустить момент. Эдди старается отвечать, но скользнувший по шее язык Ричи срывает с губ протяжный стон. Который становится громче, когда мягкое влажное прикосновение сменяет ощутимый укус.

Эдди сжимает в кулаке покрывало, зажмуривается до цветных кругов под веками. Он запрокидывает голову, стремясь продлить это ощущение. И Майк тут же пользуется моментом — приникает к его шее губами с другой стороны, чтобы также оставить засос.

Эдди кажется, что в него бросают зажжённой спичкой. Он цепляется за плечо Майка, за руку Ричи, чтобы удержаться от неминуемого падения, влажные ладони скользят по настолько же влажной коже. Тело будто обретает невесомость, застыв где-то в подпространстве, где-то между. Но когда Майк вдруг прижимается своим членом к его, а затем обхватывает их ладонью, что-то тяжёлое и липкое буквально вдавливает его в грудь Ричи. Размазывает.

Эдди не большой поклонник мастурбации, дрочить он предпочитал только в крайних случаях, потому что это вызывало странные ощущения. Но когда Майк медленно, не сводя с Эдди напряжённого взгляда, начинает двигать рукой, его словно переключают. Кожа, кажется, покрывается вторым слоем испарины, вдохи проваливаются сразу в желудок, минуя лёгкие. Постепенно нарастающий темп заставляет толкаться в ответ, навстречу, сдавливающий пах спазм превращается в спираль.

Эдди кусает губы, пытаясь отвлечься хоть на что-нибудь, чтобы не кончить сию же секунду. И, к счастью, у него оказывается целый Ричи в распоряжении. Поэтому он собирает в кулак оставшиеся силы, сдвигается так, чтобы можно было дотянуться до губ, и берёт в руку его член. Сдавленный горячий выдох в рот становится лучшим ответом на его действия.

Комната начинает кружиться спустя несколько мгновений. Эдди снова чувствует приближающийся оргазм, двигается навстречу движениям Майка отрывисто, почти с отчаянием. Он кусает губы Ричи, жмурится от дёргающих низ живота ощущений и, кажется, совсем не попадает в ритм, пытаясь доставить ему удовольствие. Но Ричи не протестует. Его пальцы путаются в волосах, тянут, сжимают в кулаке, толкающийся в ладонь член становится скользким от смазки. Так что когда Эдди всё-таки кончает с громким протяжным стоном, Ричи приходит к финишу тоже. Майк отстаёт от них всего на несколько секунд.

— Это было… вау… — выдавливает Ричи, когда Майк, выдохнув, падает на кровать рядом с ним.

— Да, — эхом повторяет тот, — вау.

Эдди лежит ни жив ни мёртв. Он тоже сползает, укладывается по другую от Ричи сторону и несколько секунд прислушивается к постепенно замедляющемуся сердцебиению. У него нет слов, нет мыслей — он как коробка, из которой вытряхнули содержимое. И если его сейчас спросят, как он планирует жить с этим дальше, он не сможет ответить.

— Эй, Эдс, — Ричи поворачивает голову, Майк приподнимается на локтях, — ты как?

— Противно, — честно отвечает Эдди и с отвращением смотрит на свой живот.

Быстро остывающая сперма вызывает не самые приятные ощущения, хочется немедленно убежать в душевую, но для этого придётся вставать, одеваться, топать через весь коридор. Так себе занятие, когда по коже растекается что-то… подобное.

— Господи. — Ричи, посмеиваясь, привстаёт, тянется куда-то через Майка, затем опять возвращается к Эдди и тщательно вытирает следы салфетками. Кажется, у него на все случаи жизни есть аргументы — это поражает и восхищает одновременно.

— И часто вы, ребята, занимаетесь чем-то подобным? — как бы между делом интересуется Эдди, когда Ричи запрокидывает руку, чтобы бросить салфетки на пол. Он старается, чтобы голос звучал непринуждённо, буднично, но получается всё равно нервно.

Ричи, хмыкнув, дёргает уголками губ.

— Ты о чём? — уточняет Майк.

— Ну… — Эдди неопределённо взмахивает рукой. — Вот этим. Типа… — Он чувствует, как начинает краснеть.

— Часто ли мы затаскиваем в своё логово невинных мальчиков и совращаем их? — подсказывает Ричи.

Эдди краснеет сильнее.

— Я не про это!.. Вернее, не совсем про это. Я просто… не знаю, как это назвать.

— Групповушка! — радостно отзывается Ричи и тут же получает шлепок по животу от Майка. Звук получается красивый, сочный.

— Нечасто, — говорит Майк, пока Ричи делает вид, что корчится от страданий. — Ты у нас первый.

— Оу. — Эдди на мгновение опускает взгляд. — Первый — в смысле, первый, с кем вы попытались? Или первый, кто согласился?

Ричи, хрюкнув от смеха, перекатывается на бок. Он подпирает голову ладонью, смотрит на Эдди с таким обожанием, что становится неловко. Майк тоже перекладывается поудобнее, упирается подбородком в плечо брата.

— Ты — первый, кто вообще натолкнул нас на эту идею. Дело в том, что мы с Майки… — Ричи бросает на того мимолётный взгляд. — Как бы это сказать. В общем, у нас куда больше общего, чем остальные привыкли видеть. Нам нравятся одни и те же вещи.

— Одни и те же люди, — подхватывает Майк.

— Одна и та же музыка.

— Книги.

— Фильмы.

— Блюда.

— А ещё…

— Я понял! — вклинивается Эдди. — Понял, можете не продолжать. — Он пару секунд молчит, а затем недоверчиво хмурится. — Погодите, но если вы такие дофига похожие и всё такое, почему вы одеваетесь и выглядите так, будто один — выпускник Гарварда, а второй — местной помойки?

— Ауч, Эдс, — Ричи с оскорблённым видом прижимает ладонь к груди, — в самое сердце! Ты жесток.

— Из-за родителей, — спокойно поясняет Майк, затем перехватывает взгляд Ричи и тут же добавляет: — Из-за мамы. Она так сильно путала нас, что едва не угодила в психушку, когда собралась в гости к бабушке и вместо меня взяла Ричи.

— А это что, такая большая проблема? — изумляется Эдди.

— Гигантская! — Ричи выпучивает глаза.

— Мама и Ричи, — быстро произносит Майк, — не сильно ладят.

— Боже, Майки, да она меня ненавидит — называй вещи своими именами. Знал бы ты, сколько я нового о себе услышал в той поездке — ух, дух захватывает!

Майк в ответ поджимает губы, но тем не менее спорить не торопится.

— Это из-за отца, ты же знаешь.

— Знаю, — Ричи пожимает плечами, — поэтому мы разделились на правильного сына и неправильного сына. На Майки и Ричи. На Уилера и Тозиера. Хотя я всё равно настаиваю, что мы от разных отцов — как-то же вышло, что ты получился нормальным, а я — дерьмовым!

Эдди прикусывает губу, чувствуя себя максимально неловко. Вот в чём дело. Как хорошо, что ему в своё время хватило такта, чтобы не влезать.

Майк закатывает глаза.

— В любом случае, — с нажимом говорит он, снова переключив внимание на притихшего Эдди, — всё это — театр, к которому мы привыкли. Людям так проще различать нас, меньше неловких ситуаций, всё такое.

— Сейчас это звучит почти странно, — Ричи пожимает плечами, — потому что в детстве мы могли подраться за пару понравившихся кед.

— И маме приходилось покупать одинаковые, — со смешком заканчивает Майк.

Эдди тоже хочется улыбнуться. Он пытается представить близнецов в одинаковой одежде, с одинаковыми стрижками, и его пробирает первозданным ужасом. Хотя его всё равно удивляет, как родная мать могла между ними путаться.

— Это странно, — бормочет Эдди. — Вы ведь такие разные. То есть поначалу я тоже принял вас за одного человека, ну, тогда, в библиотеке, но сейчас мне кажется, что в вас куда больше различий. Даже внешне. — Он встряхивает головой, не обращая внимания на впившиеся в него взгляды, и продолжает: — А как с людьми? В смысле, можно купить одинаковую одежду, заказать одинаковые блюда, но одинаковых людей не так уж много. И раз уж я первый, кто с вами «сообразил на троих», как вы справлялись раньше?

Майк и Ричи переглядываются.

— Делились, — хмыкает Ричи. — Определяли, кому выбранный человек симпатизирует больше и отступали, если игра шла в чужие ворота.

Эдди чуть приоткрывает рот.

— И вы… ну, никому не было обидно? Никогда не хотелось отстоять свой интерес?

Он дёргается, когда ладонь Ричи ложится на его живот. Прикосновение тёплое, приятное, ни капли не интимное, но внутри всё равно вязко растекается томление.

— Насильно мил не будешь, Эдс. Когда осознаёшь это и принимаешь, жить становится проще.

— А со мной тогда что? — не унимается Эдди. Он изо всех сил старается отвлечься от того, Ричи легонько поглаживает пальцами кожу над пупком. — Вы типа что, не смогли меня поделить?

— Боже, — выдыхает Ричи и поворачивается к Майку. — Я-то думал, что мы откроем тайны этой истории только нашим внукам, чтобы та передавалась из уст в уста следующим поколениям… Ай! — Очередной шлепок получается сочнее, Эдди пытается не думать, по какому именно месту прошлась ладонь Майка. — В принципе, ты почти прав. То есть когда мы тебя заприметили, решили провернуть привычную схему: притащить в общий круг, сблизиться, сравнить результаты в дружеском матче. Но ты оказался чертовски непоколебимым.

Эдди прошибает неприятным ощущением, томная нега, застыв на секунду, быстро рассеивается.

— Погодите, — он чувствует, как в душе закипает недовольство, — в каком это смысле «притащить в общий круг»? Хотите сказать, что ещё в библиотеке на меня глаз положили?

Из горла Ричи вырывается что-то похожее на стон.

— Майки, давай ты.

— Хотим сказать, — легко подхватывает тот, — что тебе чертовски идут шорты. И веснушки. И незамутнённая радость от переезда в Портленд, несмотря на то что это далеко не лучшее место. Страшно представить, в каком из адских городов этого штата ты вырос. И, кстати, твоя мама, ну, жуткая женщина. Ты точно её сын?

Эдди захлёбывается воздухом. В памяти вереницей проносятся кадры с заселения, въезд Стэна, пинок по чемодану, который перекинул его через порог, и голос — голос…

Ричи!

— Так вы… ещё тогда?

— Полдня потом караулили, когда въедет твой сосед, чтобы понять — выручать тебя или нет. Хорошо, что им оказался Стэн.

— Господи. — Эдди накрывает лицо ладонями, но быстро убирает их, впивается сердитым взглядом в лицо Майка. — Какого хрена вы тогда полгода тянули? Я чуть не сдох от одиночества!

— Воу, Спагетти, — Ричи поднимает руки в защитном жесте, — остынь. Не наша вина, что ты нас в упор не замечал. Знаешь, сколько раз мы сталкивались с тобой в коридорах?

— После библиотеки — да, знаю, сраное постоянно.

— Вот видишь. Это потому, что только после библиотеки ты наконец-то стал обращать на нас внимание.

— То есть подойти и просто познакомиться не судьба?

— Эй! Умные мысли не всегда приходят сразу. К тому же, ты прятался от нас!

— Да потому что вы вели себя как… — Эдди запинается, имя Генри Бауэрса обжигает язык. — Как плохие ребята. Я боялся, что вы начнёте меня задирать.

Ричи и Майк опять обмениваются взглядами, только теперь куда более хмурыми.

— Это было тупо с нашей стороны, — произносит Майк, — прости, если напугали.

Набирающая мощь обида застывает, теряет остроту. Эдди, выдохнув, отвечает бледной улыбкой.

— Забей, это уже в прошлом. На ваше счастье я столкнулся с Беверли, иначе плакали бы ваши планы.

— Ну… — Ричи поджимает губы, опустив взгляд.

В груди опять дёргает нехорошим предчувствием.

— Что? — буркает Эдди, уже зная, что услышанное ему не понравится.

— План «Беверли Марш атакует» был разработан заранее. Сработал он, правда, совсем не так, потому что вы должны были пересечься ну никак не в женском туалете и точно не при таких обстоятельствах. Но всё обернулось даже лучше. Бев была очарована и пообещала отрезать нам яйца, если мы тебя обидим.

— Вы… — Эдди глубоко вдыхает, пытаясь понять, что в нём вызывает эта информация. Вроде ничего криминального, но всё равно не сильно приятно. — А дальше? Что было ещё?

— Если ты про нашу стремительно вспыхнувшую симпатию — это воля рока!

— Рич!

— Я серьёзно! Музыка нас связала. Причём вас с Майком — в буквальном смысле.

Эдди задерживает дыхание, вспомнив поцелуй в гараже.

— Это что, тоже было частью плана?

— Ну, почти, — пожимает плечами Майк. — Обычно мы даём друг другу шанс проявить себя — так сказать, выведать невербальным методом у объекта симпатии, кого он предпочитает. Но… — он косится на Ричи, — тогда что-то пошло не так. Я не смог удержаться.

Горло перехватывает, Эдди тяжело сглатывает. Да, что-то определённо пошло не так — настолько, что ему пришлось запереться в уборной и ликвидировать последствия этого «не так», пока остальные не заметили.

— Ну а я принял правила игры, — продолжает Ричи. — Не то чтобы я не хотел тебя целовать, Спагетти, я жаждал этого примерно со дня твоего заселения, но я, знаешь ли, предпочитаю откладывать вкусное на потом. — Он пару раз дёргает бровями.

Эдди, насупившись, замолкает.

— Ну и когда вы поняли, что я не могу выбрать? — буркает он наконец.

Майк тяжко вздыхает, Ричи на секунду отводит взгляд.

Эдди понимает, что следующее понравится ему ещё меньше.

— Скажем так, план «Беверли Марш атакует» претерпел некоторые изменения, но всё равно сработал как часы.

Эдди в шоке открывает рот.

— Стоп! — Он начинает барахтаться, чтобы принять сидячее положение. — Вы что, серьёзно? Беверли?!

— Кто-то же должен был поставить тебе мозги на место, — жалобно улыбается Ричи. — И никто, кроме Бев, у которой была довольно… занятная ситуация с Беном и Биллом, не смог бы справиться лучше.

— «Была»?! Получается, сейчас между Беверли, Биллом и Беном ничего нет?

— Кроме детской влюблённости? Не. Когда они учились в средней школе, что-то происходило. Но к моменту нашего перевода к ним оно поутихло, а сейчас и вовсе стало чем-то почти платоническим.

Эдди опять замолкает, пытаясь переварить сказанное. Он не может не верить в искренность Беверли, такие эмоции нереально сыграть, даже если полностью вжиться в роль. Значит, она пересказывала прошлое, делилась опытом. И тем не менее она даже не попыталась его отговорить!

Им точно будет что обсудить при следующей встрече.

Набрав в грудь воздуха, Эдди отворачивается и спускает ноги с кровати. На сегодня с него достаточно впечатлений, нужно как-то свыкнуться с новым положением вещей и, по возможности, не прибить никого, потому что последнее слово в списке испытываемых им эмоций — самообладание. И то жирно перечёркнуто. Дважды.

— Мне пора, а то Стэн будет волноваться, — бормочет он, поднимаясь.

Тело всё ещё ощущается ватным, колени едва гнутся, но он всё равно умудряется подобрать вещи и парой сбивчивых движений натянуть их. Закончив, он нервным движением разглаживает на животе футболку, затем, оглянувшись, перехватывает направленные на него взгляды. И в который раз за вечер ему становится не по себе.

— Ну что ещё?

— Майк? — Ричи легко перебрасывает эстафету.

Тот растягивает губы в подобии улыбки.

— Я бы сказал, что Стэн едва ли ждёт тебя сегодня, так что… — медленно произносит он.

Эдди прикрывает глаза. Он мысленно считает до десяти, вдыхает как можно глубже, готовясь выдать целую тираду о предательстве и вероломстве, но выдавливает только:

— Как же я вас, блять, ненавижу. Всех! — и хлопает дверью.