До полуночи остаётся всего ничего — секундная стрелка несётся по циферблату со скоростью, которая едва ли поддаётся описанию.

Говорят, новый день сулит новые эмоции, однако Джинки не чувствует трепета или волнения. Он смотрит на часы, меланхолично следит взглядом за перемещением стрелки и мысленно считает глотки. Горло жжёт от крепкого алкоголя, в животе приятно тепло, но на душе по-прежнему гадко. И ничто не может это исправить — ни растущее количество градусов в крови, ни одиннадцать сорок три на часах.

Ни целая прорва пропущенных звонков.

Дисплей высвечивает космическую цифру, и Джинки с некоторой долей ироничного удивления думает, что идёт на рекорд. Ещё ни разу он не пропускал пятьдесят восемь вызовов подряд. Джонхён его, наверное, сейчас кроет на чём свет стоит, но в то же время он совершенно точно знает, что пока Джинки не соберётся, его бесполезно тормошить. Поэтому к нему никто не приходит.

Дружеская вежливость. Почти смешно.

Хотя нет, ни капли.

Монотонный бой настенных часов заставляет Джинки поднять взгляд. Ровно двенадцать. Здравствуй, новый день.

Он протягивает руку к стоящему у дивана столику, берёт прохладный стакан с плещущимся на самом дне виски и делает большой глоток, хватая больше воздуха, чем жидкости. Затем он салютует часам, поправляет подушку и, устроившись, снова принимается следить за секундной стрелкой.

Одна минута первого. Семнадцатый день с тех пор, как её телефон стал недоступен.