Больше всего Кэйа не хотел слышать эти слова. Они означали только одно – возможный проигрыш. Или победу, только вот какой ценой? Явно немаленькой. Возможно, даже больше, чем он может себе позволить. Но выбор никто и никогда не давал. Следуй правилам и будешь иметь возможность выжить. Не следуешь? Это только твоя проблема. И только тебе с ней разбираться в итоге.
Так могут ли короли бояться? Да, могут. Бояться потерять близких людей. Бояться воспоминаний, которые, словно петля на шее, постепенно тебя душат, пытаясь убить. Или бояться подпустить слишком близко того, кто вонзит тебе нож в спину. Короли боятся не меньше подданных, если не больше.
Сделав глубокий вдох, Кэйа медленно кивнул и двинулся за солдатом, предварительно указав Дилюку рукой идти следом. Если было уточнение с кем он должен прийти, значит это нужно исполнить. Значит король знал о слабости сына и это не глупая тревожность Кэйи. Он оступился, позволив себе нарушить главный принцип – никогда ни к кому не привязывайся, а если это случилось – не смей показывать, не дай другим узнать.
Если бы только у него было время что-то придумать... Время в принципе никого не щадит. Но он, похоже, разозлил богов конкретно, раз всё случилось настолько быстро. Только из-за собственной глупости?
Но ведь всем нам свойственно принимать глупые решения, почему за это должны идти настолько серьёзные последствия? Да потому что время – забавная штука, а иногда очень жестокая: какое-либо глупое решение со временем может превратиться во что-то совершенно иное... Решение оставить Дилюка имело последствия, но решение отпустить его перевернуло всё в более худшую сторону.
Впрочем, даже если бы ему дали возможность вернуть время вспять и снова оказаться в день, когда Рагнвиндр младший забрёл к ним, Кэйа ничего бы не менял. Все случилось так, как должно было быть, это нельзя как либо менять. Что бы не произошло – жалеть нельзя. Никогда. Нужно жить настоящим, жить моментом, ценить то, что имеешь, и помнить, что потерял.
Помимо собственных шагов и шагов Дилюка, Альберих поздно осознал – Дайнслейф пошёл за ними. Его – Кэйи – тень, которая прикрывала и защищала всю жизнь, шла следом, даже не спрашивая. Верность – ценное качество среди обычной жизни, но для принца оно было бесценным. Дайнслейф был бесценным. Единственным в своем роде. И даже говорить не нужно, насколько он благодарен этому эльфу за всё, что было сделано. Может, однажды получится отплатить чем-то хорошим, а не постоянными неприятностями.
Тронный зал казался огромным, когда ничего, кроме трона, не нагружало это место. И если в обычном состоянии он казался светлым и просторным, то сейчас Кэйа ощущал, как всё вокруг давит. Будто это самое тёмное место, куда он мог попасть в своей жизни, оно сковывало движения и мешало думать. Боковым зрением заметил, что и Дилюк ощущает себя здесь не лучшим образом – вся смелость, которая была по приходу во дворец, испарилась, была лишь настороженность, а тело более напряжённо, чем пару минут назад. Впрочем, Альберих ощутил дежавю их первой встречи. Но Кэйа упрямо гордо держал голову, проходя внутрь, не позволяя себе зацикливаться в этот момент на Рагнвиндре. Сейчас он должен выиграть ещё один бой, который превратился в битву не на жизнь, а на смерть.
Остановившись и посмотрев на короля, Кэйа использовал один из многих приемов, которым научился за жизнь, чтобы играть на одном уровне с отцом. Пока думаешь, что сказать, — делай поклон. Это экономит время и одновременно не даёт времени подумать. С размышлениями рождаются сомнения, а сомневаться Альберих не хотел. Он проиграет в любом случае – это было очевидно, – так хотя бы сделает это в бою.
— Отец, Вы желали меня видеть, — Кэйа не спрашивал, так ли это на самом деле – было ясно, для чего их сюда позвали, и, конечно, стража не будет лгать в таких вещах. И никто не смотрел бы с насмешкой. Он не пользовался популярностью среди людей отца и, к его же счастью, те никогда не умели контролировать свои эмоции в глазах.
— Кэйа, — никаких приветствий в ответ, король словно тянул время для лёгкого запугивания, пока протягивал имя собственного наследника, — Я надеялся на то, что ты обдумал произошедшее. Но видя человека в замке снова... Склонен к тому, что ты не только не учишься на ошибках, но ещё и... предаёшь свой народ?
Теперь Кэйа понял значения слов «мертвая тишина». Он слышал только звук собственного дыхания, а вокруг всё затихло, словно мир стал на паузу. Он наконец-то понял, что король задумал. Жаль, что только сейчас. И из этого капкана ему точно не выбраться. Но Альберих может сделать всё, чтобы в это не впутывать остальных.
— Отец, я бы ни за что не предал ни Вас, ни их,— не спеша начал Кэйа и, поборов собственную гордость, стал на одно колено, склоняя голову. — Но я признаю, что в данной ситуации вина на мне. И только мне нести наказание. Никому больше.
Он возьмёт на себя ответственность, ощутит кошмары наяву, но Кэйа знал цену своих поступков. И так же знал, что не может допускать, чтобы кто-то страдал от его решений.
И, наверное, испугало только одно, когда эльф поднял голову. Король улыбнулся. Улыбнулся так, как делал это при виде своих жертв. Кэйа уже видел это выражение много раз, когда провинившихся ждало наказание за преступления. Это означает, что ничего хорошего не будет.
— Хорошо, — не было удивительно, что тот так быстро согласился. — Значит, ты сам расплатишься за все события. Но это очень серьёзные нарушения... Ты ведь знаешь, что происходит в таких случаях?
Знает. Клянётся, помнит каждого, на чьём месте он оказался. Но так же это всё значит, что Альберих согласен со словами Кэйи. Через скрежет зубов, но он не трогает Дилюка. Пока что. А потом... что-то придумается.
Быть мягким, но жестоким тогда, когда это необходимо, тоже нужно уметь
— Дайнслейф, уведи Рагнвиндра, — Кэйа даже не обернулся и не увидел, как Дилюк, молчавший всё это время, отчаянно взглянул на него и совсем не понимал переглядок отца и сына. Не знал, что Дайнслейф впервые замешкался, так же резко понимая решение младшего Альбериха, и всё же взял Рагнвиндра за локоть, уводя за собой, и осознавал, что будто уводил куклу а не человека. Безвольную. Но пока не сломанную. Впервые, вместо запала и злости, Дилюк не знал, что происходит и боялся узнать. Но Кэйа знает, что делает, так? Нужно учиться доверять ему! Так нужно. Так будет правильно. Правильно же?..
***
Иногда самая большая жертва, которую должен понести человек — это отпустить тех, кто больше всего дорог ему. И Кэйа был готов отпустить Дилюка, когда придёт время. Снова. И снова. Не сажать обратно в золотую клетку, в которой опасность преследует на каждом шагу. В которую сам же однажды посадил. В которой сам жил столько лет. Эта жизнь не для этого человека. Почему Кэйа изменил свое решение держать охотника рядом? Да потому что любовь довела его до этого. Некоторые могут не понять значение этого слова, но однажды, когда станет поздно – поймут. Во имя любви нужно идти на жертвы. Его жертва – он сам. Променяв крылья на свободу, ты никогда не сможешь летать. Но он пойдет своей дорогой, не оглядываясь, не сожалея.
Его отец поступал... коварно. И до жути хитро. Будто исполняет старое обещание. А оно, Боги видят, было дано в последнюю их встречу. Эльф считается опозоренным, если его били, если он обвинен в воровстве, в драке, в неплатеже карточного долга, измене...
Но его отец хуже. Если он подписал смертный приговор, участвовал в исполнении казни, читал чужие письма, отбирал последние средства, сажал в тюрьму. Запрещал летать. Это намного грубее по отношению к народу.
А когда он будет – конец насильственному строю, – где никто не имеет права на свободу? Однажды. Однажды, это случится, Альберих верит.
Пускай он должен испытать муки ада – это все становится неважным, пока есть осознание, что остальные будут в порядке. Хоть и его тело, душа, кровь, и он сам — все принадлежит Дилюку, а не народу. Охотнику, который однажды просто по случайности забрёл в запретную часть леса, но по итогу стал чем-то бóльшим.
Потому всегда помни, что толпа, рукоплещущая твоей коронации, — та же толпа, которая будет рукоплескать твоему обезглавливанию.
Только поэтому, не смотря на то, что Кэйю вели через толпу народа двое стражников, держа под локти, принц шел с гордо расправленными плечами. И крыльями. Он не побоялся демонстрировать их во всей красе перед другими. Полный самоуверенности взгляд — вот его образ. Только вот слишком быстро он трескается пополам, стоит посмотреть на место «представления». Люди любят шоу.
Прежде, чем принять смерть собственной свободы, он снова повторит самому себе в мыслях: ты не король. И не можешь им быть. С тобой страна гибнет, а эльфы страдают. Убьешь тысячи, а в итоге и себя самого. Оно того не стоит.
Он поднимается по лестнице на возвышение, не вырывается, не просит пощады, как делали раньше. Для эльфов это новое. Свой приговор он даже не слушает, ему неинтересны эти формальности если результат будет одним. Вместо этого он проходится взглядом по толпе. Некоторых эльфов он знает – лично общался. А некоторые были местными жителями, которых он в глаза видит впервые. И, возможно, только чуть-чуть обрадовался, замечая Аякса. Он жив – вот что хорошо. С другой стороны – он здесь. Он наблюдает это. Кэйа не сомневался: его стража останется верной даже после такого, но ощущал, что не заслуживает такой верности. Ни от них, ни от Дайнслейфа.
Приговор дочитан, толпа затихла. Возможно, они хотели услышать какие-то слова напоследок от обвиняемого, но принц молчал. Он не собирается что-то доказывать или вызывать жалость. Единственное ощущение сейчас было... лёгкое презрение. С каким же трепетом кто-то готов наблюдать кровавые расправы? И после этого они могут называть себя «нормальными»? Могут, после подобного, смотреть в глаза друг другу без стыда и совести?
Палач свёл белые крылья Кэйи вместе. А тот и не сопротивлялся. Потому что это проще, чем два по отдельности. Потому что так быстрее. Короли могут бояться боли. Что он будет чувствовать? Ответ пришел практически незамедлительно, стоило мужчине замахнуться мечом, и с силой опустить его.
Боль. Она была словно единой с ним за года, и одновременно чем-то непривычно чужеродной. Сначала опалила спину, а после словно начала колоть во всем теле. В глазах потемнело. Вырвался только тихий болезненный хрип прежде чем он не выдержал, упав коленями на деревянный пол. Альберих слышал рваный тихий крик, до него не сразу дошло, что это его собственный. И только через минуту послышался приглушённый звук чьих-то голосов. Это были единственные звуки. Испуганные. Почему они напуганы, если так ждали этот момент? Они хотели шоу – они его получили. Почему они так с ним поступали? За что? За свое рождение он заплатил сполна, а теперь платит за свои необдуманные решения. За свою любовь? За свою глупость.
Перо сильнее меча, не так ли? Жаль, что поздно понял: тот кто владеет мечом, решает кому именно достанутся перья. А они были везде. Каждое дуновение ветра поднимало облака в некоторых местах окровавленных перьев и рассыпало их вокруг, словно снег, который падал наоборот — с земли на небо.
Кэйа был слишком самоуверенным, считая, что выдержит. Оказывается, это куда больнее чем считалось. Завалившись на бок, ощутив лежащие крылья под собой, последнее, что он успел увидеть – кровавый цвет заката.
Будто его кровь окрасила небо безмолвными словами.