— Завтра, Мик. Уже завтра. Грёбаные дети, грёбаные уроки, грёбаные учебные планы…
Лен скривился и выпил сразу половину стакана огневиски, приятно обжигающего горло. Мик усмехнулся и подлил другу еще.
— Знакомьтесь, его зовут Леонард Снарт, и он очень любит свою работу и детей в целом, — прокомментировал Мик, и Лен вздохнул еще печальнее.
— Сам знаешь, выбора не было. Не воровать же идти…
Огонь уютно потрескивал в подобии камина, который Мик соорудил на скорую руку. Он был совсем маленьким, но для небольшой хижины лесничего этого было достаточно. Тут вообще всё было таким… уютным и достаточным. Лен очень любил сюда приходить, и не только потому, что Мик был его единственным другом. Хижина была островком спокойствия, уединения, самодостаточности. Входная дверь была словно порталом в другой мир, где всё освещал мягкий свет недокамина, с потолка свешивались пучки лаванды, мелиссы и еще кучи других трав, в шкафчике был золотой запас волос единорога и даже пыльцы с его рога, из печи постоянно пахло чем-то приятным и, несомненно, очень вкусным. И ему всегда были здесь рады. Лен никогда и никому не признался бы в этом, но только здесь, в крошечной хижине лесничего, он чувствовал себя как дома.
Следующие два стакана огневиски они выпили в тишине, думая каждый о своём, после чего Мик шумно выдохнул и, словно набравшись решимости, произнес:
— Не могу поверить, что дети и уроки – единственное, что пугает тебя в предстоящем году.
Лен непонимающе нахмурился и немного склонил голову к левому плечу.
— В каком смысле?
Мик слегка пожевал щеку.
— Ну, я знал, конечно, что ты у нас такой весь хладнокровный и собранный, но не думал, что его появление совсем тебя не заденет.
— Да о чём ты? Чьё появление?
Мик недоумённо посмотрел на друга, который выглядел действительно удивлённым.
— Оу.
— Мик?
— Так они не сказали тебе?
— Не сказали чего? — спросил Лен, прищурившись из-за накипающего раздражения. Он терпеть не мог не знать чего-то, а тут ещё и Мик мялся, что было совсем не в его духе.
— Друг, тебе действительно нужно больше общаться с учителями, а не с лесником. Хотя даже я в курсе…
— Рори, мать твою, говори сейчас же! — резко прикрикнул Лен. Он обладал огромным терпением, но и оно не бесконечно. А из-за нежелания Мика говорить напряжение только возрастало, заставляя сердце Лена подскакивать к самому горлу.
— Он возвращается в Хогвартс. Будет новым преподавателем ЗоТИ.
— Кто? — хриплым голосом спросил Лен, почему-то уже зная ответ.
— Барри. Барри Аллен.
Лен сжал руку в кулак, резко выдыхая, стараясь унять грохочущее сердце. Барри Аллен. Два слова, выжженные на подкорке головного мозга Лена. Самое большое разочарование в его жизни (не считая, разумеется, ублюдка-отца). Один из немногих людей, которым Лен доверился настолько сильно, что позволил причинить себе боль. Но он не повторит этой ошибки дважды. И вообще, Барри Аллен. Подумаешь. Тоже мне. Десять лет прошло.
— Десять лет прошло, — озвучил он последнюю мысль, откинувшись на спинку кресла и снова взявшись за стакан, но тут же поставив его обратно на стол, заметив, как сильно дрожат руки. Лен недовольно вздохнул, стараясь расслабиться. — Мне уже всё равно. У него своя жизнь, у меня своя.
— О вас будет говорить вся школа.
Лен фыркнул и всё-таки сделал глоток. К счастью, руки больше не тряслись.
— Мне льстит, что ты думаешь, будто я настолько популярная фигура здесь, но спешу тебя расстроить — всем плевать. Из тех, кто учился с нами, здесь только ты, Хартли и доктор Сноу. Кейтлин слишком вежлива, чтобы поднимать эту тему, а Хартли вряд ли будет помнить подобную мелочь десять лет. А даже если и будет… плевать. Дольше года Барри всё равно тут не продержится. — Имя, которое он не произносил столько лет, удивительно легко прокатилось по языку.
Мик пьяно расхохотался.
— Совсем в своего мальчишку не веришь?
— Он не мой, — раздражённо исправил Лен, но почувствовал горечь на языке. Когда-то давно он только смеялся, когда Мик называл Барри так, теперь же едва не кривился от глухой боли, всколыхнувшейся где-то в груди.
Дрожь в руках снова вернулась, но теперь она была едва заметной. Мик ещё о чём-то разглагольствовал, а Лен не мог перестать думать о неожиданной новости. В памяти всплывали огромные зелёные глаза, мягкие тёмные волосы и невероятная улыбка — самая светлая, которую он когда-либо видел. Интересно, как сильно изменился Барри? Лен только надеялся, что мальчишка перестал быть таким наивным и доверчивым: слишком уж много людей, которые не постеснялись бы этим воспользоваться.
Лен усмехнулся самому себе. Даже после всего, что произошло, он желал Барри только добра, что было совсем не похоже на него. В духе Лена было бы мстить ему и причинять боль, а не переживать о его благополучии, но он ничего не мог с собой поделать. Единственными чувствами, появлявшимися при мысли о Барри, были отнюдь не злость или ненависть, а только бесконечная нежность и глубокая обида.
Несмотря на внешнюю грубость, Мик мог очень тонко улавливать настроение людей. По крайней мере, настроение Лена, что на самом деле было не странно, учитывая, что они знали друг друга почти всю жизнь. Вот и сейчас, сразу заметив его задумчивость, Мик предусмотрительно подлил ему ещё огневиски.
— Достаточно, — покачал головой Лен. — Не хватало ещё встречать учеников с похмельем.
Однако он опасался не жуткой головной боли, с которой легко справится зелье. Нет, Лен думал, что огневиски может помешать ему держать себя в руках. Он никогда не напивался до состояния, в котором не мог себя контролировать, потому что не собирался быть даже немного похожим на своего отца, но с Барри его собранность всегда давала трещину, поэтому лишний раз рисковать не хотелось.
— Как знаешь, — пожал плечами Мик, которому ничего не мешало подвинуть стакан Лена ближе к себе.
— Не идёшь на ужин?
Лен задал вопрос, заранее зная ответ на него. Каждый год в последний день лета устраивался ужин для преподавателей, который Лен исправно (хоть и с неохотой) посещал и который Мик не менее исправно игнорировал. Ему можно: он лесник, которого приглашали чисто из вежливости.
Именно сегодня идти хотелось меньше всего. Предстоящая встреча с Барри страшила Лена больше, чем ему хотелось бы признавать. Можно было бы пропустить ужин, как это делали некоторые преподаватели и почему-то никогда не делал Лен, но это было бы слишком малодушно. А он, хоть и не учился на Гриффиндоре, трусом не был.
— Ну, а мне пора, — сказал Лен, бросив быстрый взгляд на часы.
Он снял мантию со спинки кресла и направился к выходу. Появилось желание попросить Мика сходить с ним, но это было бы проявлением невиданной слабости. Неужели он не справится с обыкновенной встречей старого… Сложно сказать, кем они приходились друг другу, поэтому Лен остановился бы на безликом «знакомый», которое не выражало и половины тех чувств, что когда-то были между ними.
— Удачи, — отсалютовал стаканом Мик, и Лен усмехнулся, покачав головой.
При встрече с Барри Алленом никакая удача не поможет.