Пустые улицы родной деревни встречали его тишиной. Остановившись в тусклом свете фонаря, он провёл рукой по лицу. Несмотря на прохладный ветер ему всё равно было невыносимо жарко.
Подставив лицо ветру, он взглянул на тёмное небо. Кучерявые облака переливались в лунном свете, и тогда он увидел падающую звезду и подумал о ней. Улыбка тут же украсила его лицо.
Расстояние сокращалось так быстро, словно он от кого-то бежал.
Сердце приятно ёкнуло.
В её кабинете горел свет.
Любовь может ранить, причинить боль, но в то же время она способна давать надежду и наполнять силой. Когда становится слишком тяжело, порою, невыносимо — только любовь заставляет нас почувствовать себя живыми.
Предав свои обычные привычки, он остановился у дверей её кабинета и затаил дыхание. Сбивчивый ритм сердца гулом отдавался в ушах, отчего собрать свои мысли в кучу становилось сложнее.
Когда он услышал её голос он вдруг очнулся и поднял на неё свой взгляд. Слова, что она сказала, пролетели сквозь него и было достаточно одного взгляда, чтобы понять, насколько она устала. Её привычные медовые глаза потемнели, покраснели и он почувствовал острое желание её поцеловать.
Он смотрел на неё, как на последний луч света в кромешной тьме.
Шумно вздохнув, отводит взгляд.
— Знаю, ты утверждаешь, что всё в порядке, — произносит глухо, на что она опускает взгляд на бумаги. — Но посмотри мне в глаза: полагаю, я всё, что у тебя есть.
Их горизонты встречаются так, что все остальные огни меркнут и они остаются вдвоём в этой ночной темноте. Он знает, что её сердце снова обливается кровью от старых шрамов, что уже не залечить. Казалось бы, они остались одни в этом проклятом мире.
И только он остался у неё.
И больше никого.
— Что ты хочешь услышать? — не смотрит на него, делая вид, что бумаги куда важнее его персоны.
Молчит, просто смотрит на неё. Она для него бесконечна, как кипы рабочих бумаг на её столе. Чтобы она сейчас не сказала, чтобы не сделала и сколько бы костей ему не сломала, он взбудоражит её разум. Слишком долго он смотрел на неё издалека, мечтал о будущем с принцессой, что покорила сердце ещё тогда…
И враг его – терпение.
И друг его – любовь.
— Джирайя, ты пришёл мешать мне работать? — разум кричит ей: что ты делаешь, дура?!
— Любуюсь неземной красотой, — говорит мягко и его щёки краснеют, как у мальчишки.
Цунаде почувствовала, как перестала дышать. Медленно подняв свои уставшие медовые глаза она замечает его взгляд и почему-то сердце вдруг так радостно забилось. Только он всегда смотрел на неё так, словно она была последним свежим глотком воздуха. В её жизни было много людей, но никто и никогда не оставался рядом с ней так долго, никто не дарил столько тепла и поддержки, постоянно возвращая её к свету.
Болезненная мысль снова ударила в разум.
Её любовь убивала.
Наваки.
Дан.
— Джирайя...
— С самой юности и по сей день я восхищаюсь тобой.
Во всех её воспоминаниях он был рядом. В дни одиночества, когда вокруг не было никого, она обнимала себя руками и представляла, что он рядом. Было время, когда она готова была сломаться и отдать себя в руки костлявой судьбе, но именно он взял с неё обещание, что она найдет путь к жизни.
— Я надеюсь, что есть путь к твоему сердцу, и я… очень хочу тебя поцеловать, — делает шаг к принцессе, не обращая внимание на напряжение, витающее в воздухе. — Я просто слишком устал делить с кем-то свои ночи.
Он помнит, как они болтали и пили всё, что могли найти, сжигали все свечи и отрывались всю ночь напролёт. Они могли забронировать места там, куда бы точно никогда не отправились. Тогда он обрёл бесценную любовь и почувствовал себя разбитым, словно бутылка вина.
— Если бы я знала, что готовит завтрашний день...
Он устало вздыхает.
— Хватит, — шепчет охрипшим голосом. — Наша жизнь и так скоротечна. Если мы всё время будем думать о завтрашнем дне, то когда нам жить? Цунаде, я…
— Да сколько можно, Джирайя! — вскакивает, отталкивая стул, что падает с грохотом. — Я не могу дать тебе того шанса, о котором ты просишь!
Она заблудилась во тьме.
— Не хочу, чтобы и тебя постигла их участь…
Но в то же время она хотела, чтобы мир остановился, чтобы он снова обнял её. Балансируя на грани безумия, она упирает руки о стол и опускает голову, не в силах больше бороться с навязчивыми мыслями. Пряди волос скрывают её лицо и она чувствует взгляд друга, который уже давно занял особенное место в её сердце.
Она знает его так же хорошо, как знает себя.
Прошло достаточно времени с тех пор, как она заметила странное поведение своего тела, когда он был рядом. Сердце невольно начинало биться чаще, щёки наливались краской и чувствовался такой жар под кожей, что не хватало какой-то одной маленькой детали, чтобы отдать своё сердце этому бесстыжему извращенцу. Но после, когда клубок мыслей снова начинал свою активность перед сном, она вспомнила о том, что её любовь, в конечном итоге, сведёт его в могилу.
Как она ненавидела всё это.
Глаза наполнились слезами.
Её плечи опустились, она более не в силах нести этот груз, она больше не могла заковывать свои чувства на прочный замок. Мало кто догадывался, что принцесса слизней действительно чувствовала, как разбивает сердце товарища, с каждым разом стуча молотком по стеклу всё сильнее, но… по какой-то причине не могла вовремя остановиться.
Чувства к весёлому, порой глупому товарищу зародились ещё тогда, когда они были молоды, когда гуляли и тут и там познавая этот мир после войны, когда веселились на полную катушку забывая о всех невзгодах. Она помнит, как они лежали на крыше какого-то дома, пили саке и смеялись, пытаясь рассмотреть созвездия в небе. Именно в ту ночь Цунаде Сэнджу со страхом осознала, что влюбилась в этого дурака. Его взгляд был таким тёплым, манящим, родным…
Она просто устала.
Устала терять и хоронить дорогих и любимых людей, устала строить из себя железную, непробиваемую леди и тащить весь этот груз в одиночку. Просто… Цунаде хотела счастья, простого, человеческого, чтобы кто-то ждал дома, чтобы кто-то нуждался в ней так же, как и она бы нуждалась в ком-то.
Джирайя прав — он всё, что у неё осталось.
Если она потеряет ещё и его, то она… ей…
Тёплые, такие родные руки прижали её к горячей груди. Химе больше не могла контролировать свои эмоции, они достигли предела и теперь выплескивались через края. Солёные слезы катились по гладкой кожи лица, впитываясь в его красный жилет, от которого приятно пахло терпким ароматом корицы с привкусом саке.
С ним она будет в безопасности, он не позволит ей угаснуть.
— Мне бы очень хотелось забрать себе всю твою печаль… — шепчет, осторожно перебирая пальцами золотые локоны.
Слова казались лишними.
В его объятиях не было печали, мерзопакостной тоски, он всё забирал себе, окутывал, прятал, пытался защитить от этого жестокого мира. Пока её лицо было скрыто в складках красного жилета, она позволила себе слегка улыбнуться, чувствуя, как горят мокрые щёки от близости с этим человеком. Прикрыв глаза от блаженства, Цунаде сильнее прижалась к мужчине. Как же, всё-таки, было приятно расслабиться и доверить себя и свои терзания кому-то другому.
Но… у неё никогда не было счастливого финала.
— Ты не останешься? — с тоской в голосе спрашивает она.
Тепло улыбнувшись, он кладёт голову на золотистую макушку, наслаждаясь вкусом этих слов. Ей уже давно известно, как обстоят дела и как много она для него значит.
Он останется.
Ведь она знает его так же, как он знает себя.
— Нет, не останусь, — вокруг глаз появились морщинки от его широкой улыбки.
Казалось, Цунаде перестает дышать и на мгновение ему становится страшно, но после, она медленно отрывается от его груди. Во взгляде медовых глаз читалось все: ярость, испуг, тоска и… любовь? Он не успел как лучше рассмотреть тайну её глаз, потому что химе, увидев, как широко он улыбался, ударила его кулаками в грудь.
Теперь смеялся он.
Схватив химе за руки, он предотвращает очередные удары и заглядывает в её глаза. Ему было приятно наблюдать алый румянец на её прекрасных щеках. Чем больше он смотрит на своё солнце, тем больше видит подтверждения тому, что она — любовь всей его жизни.
Но неожиданно, в глазах химе отразился испуг, ведь Джирайя изменился в лице. В его глазах больше не было смеха, а с лица пропала улыбка.
Он подумал, что больше не хочет ждать.
— Однажды, я просто не смогу спросить тебя достаточно громко, — говорит твёрдо, уверенный в своих намерениях. — Я спрошу: «Ты выйдешь за меня?»