Март первого года манги. Ханаби 13 лет.

Ханаби на миссии больше всего боялась, что опять что-нибудь пойдет не так, как обычно бывало в командах, которыми не очень-то дорожили, подсовывая сомнительные заказы, и вместо банды грабителей они встретят опаснейшего нукенина, которого объявили в розыск настолько давно, что совсем перестали искать. Якуши с Мисуми стыдили ее и говорили, что миссия совсем неопасная, даже учебная, поэтому волноваться не о чем. Мисуми поведал ей, что взрослых на задании очень много, а значит, детей будут просто тренировать, а ничем угрожающим жизни генинов заставлять заниматься не станут. Хьюга уже и не упрекала их за эту ложь. От ее страхов сейчас никакого толку, а она своим упадническим настроением заражает всю команду, которой тоже нелегко. А ведь все равно придется на задание идти, хочется им того или нет. Может, Кабуто и Мисуми вдвое больше нее могут сказать про то, что они не любят командировки, только пользы от этого нет. А они ее, как маленькую, успокаивают. А то, что она уже знает, что внезапности случаются, и почти всегда они неприятные, и то, что в командах детей используют и в хвост, и в гриву, а тот же Мисуми на общих заданиях скидок на то, что она - ребенок, никогда не делал. Ему, в лучшем случае, нужен был сенсор. Сам Цуруги в пору подготовки к миссии, когда прибывший взвод шиноби еще только располагался, быстро отыскал речку и занялся любимым делом: наловить рыбки вдобавок к скудному командировочному пайку. Хьюге разрешалось сидеть рядом и смотреть. Но абсолютно бесшумно и недвижимо. А Ханаби училась быть незаметной: мало ли в каком настроении друзья Кабуто. Сама же Хьюга вечерами читала взятые с собой учебники: миссии были неприятной обязанностью, а уроки никто не отменял. Ханаби справедливо думала, что пока она живет в чужом доме в очередном забытом всеми селе, где "опять что-то случилось", и по две недели проводит в командировках, другие дети спокойно учатся в школе или с джонинами-наставниками. А значит, и ей забрасывать занятия нельзя. Генинов в отряде было и правда много, поэтому ей было не так обидно, что она вместо практики в больнице сидит в очередном захолустном поселке.

"Не могут же их всех подвергнуть опасности?" - Подумала девочка. Похоже, это была первая, настоящая, без обмана миссия ранга С, которая не грозила внезапно перерасти во что-то более серьезное. Тут она подумала, что без Кабуто ни за что бы не пережила уже третье или четвертое по счету задание с плавающим (разумеется, в сторону увеличения) рангом. Джонины за своих учеников не боялись. Цуруги посоветовал ей больше общаться с детьми ее возраста, только не слишком "грузить" их тем, что бывает на таких миссиях.

- Это мало кому нравится, а дети, если они впервые на задании, и так на нервах. - Объяснил он.

А Ханаби поняла, что есть хорошие дети, которым нельзя на первой миссии рассказывать про раны, про погибших, про провалы, про то, как защитить удается не всех, а есть она.

И это было обидно. Особенно от Мисуми.

"А еще на рыбалку меня брал! Воспитывать пытался!" - Огорченно подумала она. И обид было много. Когда она проводила время с Кабуто, она редко заглядывалась на то, как учителя и родители проводят время с другими детьми. У нее и сил на такие сравнения часто не оставалось, да и общалась она только с теми, кого знала довольно давно, так, что новых знакомых не было. А тут она увидела другую жизнь, других детей в других командах. И выяснилось, что чужие преподаватели с большой охотой посвящали время своим воспитанникам, учителям нравилось тренировать детей, а вот Кабуто ради нее режим не поменял и больше заботился о марионетках, с которыми возился и ремонтировал их в мастерской, да еще и в столярную ее не пускал. Вот и сидела Хьюга часами с книжкой по рентгенологии. А еще хуже, когда Кабуто брал с собой Акадо в помощники. Ханаби казалось, что делал он это специально, зная, что девочка вместе с Акадо в одной комнате не останется. Про то, как другие мастера тренируют генинов, она Кабуто ничего не рассказывала, уже был один страшный разговор на тему "повышения качества тренировок" - так она еле живая осталась.

Затем Ханаби подумала, что далеко не все наставники сделали бы для своих учеников, то, что сделал Якуши для нее и далеко не все согласились бы учить такую "проблемную" девочку, как она, да еще и ни сэна денег за это не брать, а, наоборот, пристраивать на работу.

В конце недели Кабуто нашел ее, когда она читала раздел одной монографии про медицинские печати; книгу чудом удалось выпросить у библиотекаря, почему-то сжалившегося над белоглазой нелюдью из опороченного клана. Ханаби там далеко не все могла разобрать без учителя, а ее образование в сфере фуиндзюцу застряло на мертвой точке год назад. Но все равно это было интересно, хоть и мало понятно. А еще теперь у нее было больше тем, чтобы обсуждать со знакомыми.

- Пошли, я нашел тут одно спокойное место , потренирую тебя. - Сказал ее опекун.

- Что, стыдно стало? - Не удержавшись спросила Ханаби. Якуши уставился на нее непонимающим взглядом, а Хьюге стало не по себе.

- Это - шутка такая. - Попыталась исправить положение Хьюга. - Я учусь шутить, а выходит нелепо.

- Пошли. Научу тебя чему-нибудь более полезному. Потренирую бой. Я же знаю, что ты не только с учебником сидишь. Ты на опушку метать сюрикены ходишь. - Тут стыдно стало самой Ханаби. Интересуется, значит, ее жизнью Якуши, просто быть самостоятельной не мешает.

"А вот знает ли он, что она туда не одна ходит?" - Задумалась девочка. А Конохомару так кстати захватил на миссию каллиграфический набор. Она на такие встречи пару раз приносила книги по медицине, хотя они не очень заинтересовали младшего Сарутоби, но ей тоже хотелось рассказывать другу что-то новое. Зато в вопросе рентгеновского зрения Конохомару проявил любопытство: ему захотелось узнать, как в минуту опасности видит мир его подруга.

Однажды они договорились хотя бы попробовать скопировать изображение лечебного свитка из учебников Ханаби, чтобы провести время вместе. Разумеется, на обычной, непрочакренной бумаге. В своих силах ребята уверенны не были. Зато это будет прекрасная тренировка, и даже, если их застанут вместе, то в этом нет ничего странного, потому что временно они - одна команда.

То, что на миссию поехало много народа, было на руку Хьюге. Деревня казалась мирной. А нанятых шиноби, приехавших с несколькими учебными командами, жители терпели, хоть и удивлялись необычным гостям. Взрослые обсуждали планы, разрабатывали стратегии, днем тренировали молодежь, у которой свободного времени было не очень много. Хьюга и Конохомару знали, как этим временем воспользоваться.

Во-первых, нужно было дождаться, пока все погрузятся в свои занятия в драгоценное личное время. В этот момент Ханаби радовалась, что ее товарищи заняты в мастерской, а за ней не очень следят, позволяя распоряжаться ей остатком дня самой. Конохомару выбраться было куда сложнее. Затем нужно было незаметно скрыться в лесу, подальше от чужих глаз, идти к приметному дереву, иссеченному следами от сюрикенов. Именно там можно было поболтать, обсудив последние события дня и избегая тревожащих тем, просто молча смотреть на равнины, простирающиеся вдаль и скрывающиеся за подернутой туманной дымкой линией горизонта, обмениваться сухпайком выясняя, у кого вкуснее, и понять, что у всех одинаковый, и сравнивать, к какой команде оказались гостеприимнее крестьяне, пустившие их на постой. Конечно же рисовать, пока не стемнеет. У них обоих, наверное, уже была коллекция рисунков, которую некоторые могли бы назвать " внушительной", но ребята не воспринимали коллекцию кандзи как серьезное достижение, потому что в бою такие боеприпасы быстро бы кончались и не были особенно эффективны, а скорее это было самурайским развлечением, совмещавшим приятное с полезным. А еще можно было долго гулять за руку, не боясь, что в полутьме сумерек их кто-то застанет.

А село меж тем обрастало рвами, противоконными заграждениями, заново укрепленной оградой. Не нравилась Хьюге такая военная романтика. У нее было чувство, будто приехали они с Конохомару на место боевых действий.

Они ждали столкновения, а разговоры о банде становились все чаще поводом для бесед у местных. Конохомару с Ханаби тренировались в боях на синаях, тоже по-своему готовясь к встрече "гостей" Только вот каждый из них понимал, что этого недостаточно, что им будут противостоять взрослые противники, что их наставники не всесильны. Последние дни атмосфера совсем накалилась. Вроде бы среди шиноби беспокойства по поводу нападения нет, но в разговорах взрослых слышна была странная напряженность, а дети, которым рассказывали об устройстве ловушек так и вовсе пришли в совершенное волнение. Джонины от себя подопечных далеко уже не отпускали, тем более из деревни. А Кабуто посоветовал Хааби никуда одной не лезть и не терять из виду товарищей. Хьюга чувствовала, что нападение будет со дня на день. И она уже генин, а значит, взрослая. Значит, ее можно отправлять помогать бороться с разбойниками вдвое старше и опытнее ее. Ей подумалось, что все-таки хорошо, что ее команда все-таки понимает разницу в силах между ней и ее противниками, а потому бережет стажера.

И, наконец, они пришли. Вечером, когда заходило солнце. Это снова был топот разбойничьей конницы, который чудился ей на прошлой миссии. Генинов погнали в большой, по виду старостов дом. В голову лезли глупые мысли: за это время она так ни с кем из новых детей и не познакомилась. Ханаби задумалась о том, что из-за этих миссий она начала забывать, как выглядит нормальная работа. Она тоже хотела остаться в доме за закрытыми дверями, но услышала одергивающий окрик Акадо: "Здесь будешь нужна". Да и Якуши ее никуда не отпускал.

Решено было не допустить всадников в деревню и уничтожить бандитов с помощью заранее расставленных ловушек. В идеале в ближний бой они вообще не должны были вступать. А значит, Ханаби была необходима. Именно она могла увидеть, как близко подбираются вражеские всадники и сказать об этом своей команде, которая активировала взрывные ловушки.

"Вот и пришлось поработать наводчицей. Как тот мальчик". - Подумала она. А затем в голове появилась трусоватая мысль: "А что с ней эти всадники сделают, если узнают, что это она говорит, какие ловушки активировать?" Ответ был известен. "Как бы мы этих людей просто так не раззадорили?!" - подумала она.

С помощью бьякуганного зрения она увидела команду Конохомару. Почему-то Эбису решил тоже не отсиживаться со своими генинами в укреплении, а сам пошел в бой. Расчет был верен. И Эбису, и Конохомару были шиноби-огневиками, и ставка делалась на то, чтобы огненными атаками испугать лошадей.

"Вот, почему они приняли бой" - Мелькнуло в голове Ханаби. Всадники спешились. Действительно, в небе показались огненные шары. Видимо, бандиты не в первый раз имели дело с шиноби, владеющими катоном. Тут же Хьюга поняла и еще кое-что: многие из их врагов были нукенинами, разбойниками, на каком-то уровне знающими ниндзюцу. Завязалась рукопашная схватка, да такая бешенная и быстрая, что за всем и не уследишь. Ханаби в этой сече изо всех сил искала Мисуми или Кабуто. Она не очень знала, как сейчас нужно себя вести, ведь всегда, что бы ни было, вся команда ругала Хьюгу, когда она лезла вперед. А чего тогда делать? Бежать? Когда ее команда дерется? И как же она вернется, одна, без Кабуто? - В этот момент она почувствовала, как обожгло сюрикеном ногу, и поняла, что слишком долго решала, главное теперь выбраться из этой резни. Никакой она больше не боец. И даже не помощник. Даже бежать быстро она не сможет. От волнения продолжал работать бьякуган, и она видела, как падают замертво не только бандиты, но и шиноби Конохи. Хьюга увидела всполох катона, и поняла, что где-то там Эбису, сильный воин, он ее прикроет.

Но увидела она его ученика. Конохомару, подбежав к ней, подхватил девочку под руки, и теперь они уже вместе пытались выбраться из боя. Раздался взрыв от кибаку фуда, совсем рядом с ними. Сарутоби пригнул ее к земле. Она услышала рядом с собою его дыхание. Первая тревога отлегла от сердца: друг был жив. А в короткое затишье ее уже потянули в противоположную сторону.

Она что-то пыталась сказать Конохомару, но тот, кажется, не понимал и только шикнул, чтобы вела себя тише. И тащил ее, сам убегая на шуншине. Хьюга в этот момент чувствовала себя обузой. " Только бы погони не было", - думала она.

А погони, действительно, не было, потому что проигрывавшие численно шиноби, разрядив ловушки, отступали к деревне, да и целью бандитов было укрепленное село.

Никто и не обращал внимания на двух сумасшедших подростков, не могущих оказать ни малейшего сопротивления и задумавших спрятаться в лесу. Они остановились только, когда шум битвы совсем заглох, а Ханаби уже точно не видела битвы бьякуганом. Забрались в чащобу.

- Не слишком ли мы далеко убежали? - Спросила Хьюга.

- Главное, от них подальше. - Бросил Конохомару.

- Спасибо. Я бы не смогла так далеко одна... - сказала девочка. - Только чего теперь?

- Ждать. Когда все кончится, и нас найдут. - Ответил Конохомару.

"Кто еще первыми найдет-то," - подумала Ханаби, снимая медицинскую сумку с плеч.

- Если нас быстро не найдут по чакре, то переждем ночь, а затем вернемся. Посмотрим, что сталось с деревней. - Предложил Конохомару. Звучало разумно, но как-то не очень надежно.

- Несколько человек на моих глазах зарезали. - Произнесла Хьюга, забинтовывая ногу ниже колена. - Ребята в лучшем случае отступят. А мужики деревенские долго не выстоят. Я знаю.

" Эх, Якуши-сан, как же ты это задание не разглядел. Ты же всегда чувствовал, за что браться не надо". - Вздохнула Ханаби.

Некоторое время они молчали, сидели, боясь разводить огонь или, тем более, использовать технику катона.

- Знаешь, если мы насовсем потеряемся... - Начала говорить Ханаби продрогшим голосом.

- Не потеряемся, не бойся, запахнись только получше в куртку, замерзнешь. - Ответил Конохомару.

Птичье пение прорезало тишину леса. Она сначала бодрилась, говорила, что когда они еще вот так посидят при звездах, слушая ночных птиц? А он все больше замечал, как все больше тускнеют светлые ее глаза, как все чаще она ворочается и сдавленно стонет. Иногда, ловя на себе его обеспокоенный взгляд, она говорила: "Нормально все". Только друг ей не верил. У Конохомару было чувство, как будто он невольно ее в чем-то обвиняет, а она оправдывается.

- Кукушка. - Вдруг сказала она, с усилием приподнялась на руках и вся превратилась в слух.

А Конохомару вновь принялся закутывать дрожащую от озноба девчонку и думал: "Не бредит ли?"

- Плачет кукушка. Даже демоны и те ей внимают. [1]

- Ты помнишь? - Удивленно воскликнул Конохомару, хотя для классической поэзии было самое неподходящее время. Оба они на службе, их, может быть, ищут враги, а она вспоминает, как они изучали стихотворное искусство в прошлом.

Хьюга сосредоточенно кивнула а затем ответила: "Хьюга все помнят. - А потом спросила у друга насмешливым тоном, - ну, княжна я или не княжна?"

Затем вдруг прислушалась к вечернему полумраку и прошептала: Кукушка-кукушка, сколько мне жить?" Птица пропела еще два раза.

"Ой, замолкла". - Испуганно сказала девочка.

***

Время шло, а их не находили. Совсем стемнело. Холодало. А вот рана на ноге ныла все сильнее. Ледяными руками Ханаби прикоснулась сначала ко лбу, затем к вискам, щекам, и все не могла понять: это ее руки слишком холодные, или, наоборот, у нее начинается лихорадка и поднимается температура.

- У меня жар, кажется, начинается. - Сказала она. - Так и в беспамятство провалиться можно. - Испуганно сказала она. А затем к жару прибавился еще и озноб. Конохомару, в конце концов, заметил, что нижняя ее рубашка вся влажная от пота, и накрыл девочку своей курткой, которую Хьюга то пыталась сбросить, то, наоборот, закутывалась в нее и жалась к Конохомару.

" Ох, не простужусь я тут, - пронеслось у Ханаби в голове. - Не успею."

И, боясь, что скоро добавится и бред, Хьюга попросила:

- Не бросай меня здесь. Одну, беспамятную. - Конохомару зашептал ей на ухо что-то утешительное.

- Не понял! - Произнесла она с каким-то странным раздражением и даже будто обидой, только не на Конохомару, а на себя. - Не бросай, когда враги придут. Я от здоровых шиноби не убегу.

Конохомару не был хорошим сенсором, но никого, кроме Ханаби, полулежащей на выстланном из сухих веток ложе рядом не было. А врагов он не слышал уже несколько часов. Они могли бы даже попробовать вернуться в деревню, где есть еда, теплые дома, настоящие кровати.

- Ты не понял. - Повторила она. - Когда нас найдут эти разбойники...

Конохомару подумал, что всадники скачут сейчас только в голове Ханаби, а реальной опасности давно уже нет.

- Ты ведь меня зарежешь, да? - Просяще произнесла девочка. - Ведь не испугаешься? - Конохомару посмотрел на подругу еще раз. Вроде бы не бредит, но как же тогда она смерти просит? - Я, может, не в себе буду... Ты должен. - Проговорила она, но уже более требовательно.

Он не ответил. Ребята молчали.

- Знаешь, а Какаши-сан свою подругу убил. - Начала говорить Ханаби, да все о том же самом. - Я раньше не понимала, даже не нравился мне Какаши-сан из-за этого. А теперь вот думаю, молодец он, правильно поступил. Их окружили, и он зарезал ее молниевым клинком.

Конохомару ничего не отвечал, "не понимая" намеков. Потому что просит-то она, а резать придется ему.

- Он не хотел отдавать ее на растерзание чужим людям. А ей столько, сколько мне было. И тоже санитарка. Я тоже не хочу... - Она не договорила, только спросила, есть ли при Конохомару что-нибудь острое. Сарутоби солгал. Сказал, что все сюрикены во врага бросил.

Ханаби застонала, как от усилившейся боли, заворочалась на своем ложе, стала еще беспокойнее и принялась что-то искать. А потом сказала: "У меня на поясе острый нож. Под одеждой. Я давно ношу. С тех пор, как у Итачи оказалась".

А вот этой детали Конохомару не знал. Мало ли что человек , которому чудятся всадники, удумает сделать хорошо наточенным клинком? Он расстегнул форму подруги, и почувствовал, как от ночного холода девочка задрожала еще сильнее. Она смотрела на него так, будто побуждала искать злополучный нож быстрее. Наконец, он увидел висевший на поясе кунай.

Ханаби в этот момент закивала головой, и Конохомару показалось, будто она едва заметно улыбнулась.

- Ты же знаешь, что со мной сделают, - сказала она, и в словах ее не было вопроса, а только пугавшая Конохомару уверенность в голосе, плохо сочетавшаяся в лютым страхом во взгляде.

А между тем мужество Конохомару таяло. Он забрался в местный лес, как ему казалось, довольно далеко, совсем и не думая, как им оттуда выбираться. А теперь надо было возвращаться назад, с раненым товарищем, ночью, по кромешной тьме, даже не зная толком, кто победил... А на шуншине он ее больше не донесет. Он вообще не понял, как он, с неполным запасом чакры, схватил Хьюгу и на какой-то безумной скорости дотащил девчонку до безопасности. Когда он выберется, то обязательно поразмышляет на эту тему. Но не сейчас. Еды было совсем мало, и Конохомару чувствовал, как после боя и чудовищного марш-броска он и сам ослаб. Сейчас он пожалел, что оставил походный рюкзак там, в сражении, чтобы было легче нести Ханаби.

А между тем появлялось все больше вопросов: если они победили, то почему их не ищут? Неужели посчитали погибшими под взрывами от кибаку фуда? Неужели прав не он, а Хьюга?

- Я сделаю, что ты просишь. - Сказал он после тяжелого молчания. - Если совсем выхода не будет. Она уже ничего ему не ответила, только сжала его ладонь. Рука по-прежнему была ледяная, он накрыл девочку курткой. После этих слов она затихла, и, получив нужный ответ, будто бы успокоилась, только вот Конохомару показалось, что лоб ее стал еще горячее.

Ханаби честно пыталась заснуть на ложе из мягких веток, но воспаленная нога все время тревожила ее, лоб горел, а тело бил озноб, да и от ночного холода легче не становилось. Ханаби то сжималась в комок пытаясь согреться, то, наоборот, пыталась освободиться от одежды, жадно хватала губами прохладный воздух и жаловалась на жар. Конохомару корил себя и вслух, и в мыслях за то, что они потеряли почти все припасы, и ни о чем, кроме своей жизни, трусливо не думали.

Она то впадала в забытье, то внезапно будто пробуждалась, и болезнь немного отступала, и тогда она почти в самый слух говорила ему что-то на ухо испуганным шепотом. Горевший на щеках болезненный румянец контрастировал с болезненной ее бледностью, а иногда, когда на лицо ее падал лунный свет, отчего становилось еще страшнее, Конохомару будто видел не свою подругу, а молодую покойницу, видел, как на лбу и висках поблескивает испарина.

В предрассветных сумерках замерзали уже двое. Конохомару нестерпимо хотелось спать, может быть, даже сильнее, чем жить, и только страх мешал ему провалиться в марево окончательно. Страх, что их враги так и застанут, обнаружат обоих детей спящими. Сама Ханаби обессилила, и, пробредив полночи, теперь, кажется, забылась каким-то дурным сном . Конохомару слушал ее неровное, горячее дыхание, боясь, что жар может убить ее. То, что Хьюга недавно рассказывала ему, как раненные умирают от инфекции, только добавляло страху, и он расстегнул ее ветровку, прислонил через мокрую рубашку ухо к груди и слушал, как бьется сердце. Пробуждение ее от ночного холода было болезненно: она стонала, все время просила пить.

На рассвете стало понятно, что их не найдут, что на разведку придется идти одному и волей-неволей оставить ее, замаскировав ее ложе. Еще нужно было найти здесь неподалеку ручей. Напиться самому, принести воды ей. Только вот планам Конохомару не суждено было сбыться. Сенсорика не была его сильной стороной, но он явственно чувствовал, что вокруг них нарезают круги люди с чакрой. И круги-то сужаются. Значит, ни о какой разведке и речи быть не могло. К утру он и сам допускал, что деревню разграбили, а их никто не ищет. Разве что наткнутся на них эти нукенины. А они даже бежать не могут. Сарутоби младший точно не спал эту ночь, он глаз не сомкнул, разве что совсем не надолго. А их уже выследили и окружили. А раз так, то ему тоже не уйти. Не может же быть, чтобы он их чувствовал, а они его нет. Не уйти ему, особенно с Хьюгой вместе. А без нее? Оставить раненную, бредившую, а теперь заснувшую врагам...

"Может, и хорошо, что она затихла". - Подумал он. Он обнажил ее шею, и теперь нащупал нож. Ханаби вздрогнула в его руках, приоткрыла глаза. Конохомару догадался, что она тоже, даже сквозь сон, почувствовала приближавшихся шиноби, инстинктивно, по-звериному поняла, что в опасности, страх вырвал ее из забытья. Конохомару чувствовал, что она вся дрожала. Сарутоби никогда не думал, что ему придется убить товарища. Нет, не так. Сарутоби никогда не думал, что ему придется убивать Ханаби. Да, он обещал это, но, чтобы успокоить Хьюгу, он несколько часов назад все, что угодно бы пообещал.

А теперь... У Конохомару было такое чувство будто это его бил озноб, будто это он сейчас был ранен.

- Не бросай меня им. - Пролепетала она. - Ты же честное слово дал. - Сказала она совсем жалобно и будто с укором. Она посмотрела на нож в его правой руке, а Конохомару прикрепил его к поясу обратно. В глазах ее был лютый ужас. Конохомару в этот момент почудилось, что тело у нее все ледяное, а в голове стучало хьюговское: "Не бросай, ты же слово дал". Эбису-сан рассказывал ему, что шиноби иногда приходится убивать товарища, чтобы он не попал в плен. Только никто не думал, что этот час наступит совсем скоро, но было ему всего тринадцать. И он ни разу не убивал. И от волнения ему начало казаться, что это у него сейчас замрет сердце.

Подруга его идти не может совсем, и она достанется врагам, станет их добычей, если он теперь ничего не сделает. А он даже в глаза ей посмотреть не может, чувствует себя слабым и виноватым:

- Да, что ты смотришь так на меня! - Со злостью кричит он на девочку, не очень понимая, а что же не так в ее взгляде? Зато она, кажется, что-то понимает. Ничего не отвечает, не просит его снова, отворачивается, подставляет шею. Закрывает глаза. Конохомару ошалело смотрит на нее, а в ум его сосредотачивается на глупых, незначимых деталях: лицо-то у нее мокрое. То ли испарина, то ли слезы.

"Он ведь тоже здесь погибнет!" - Мелькнуло в голове Конохомару. - Если их окружили, то ему и одному не выбраться. В этот момент показалось ему, что и Какаши, попав в окружение, не надеялся выжить, просто не хотел отдавать любимую врагам. Вот и он этого тоже не хочет.

- Конохомару-кун, пожалуйста, я не железная... - голос Ханаби вырвал его из раздумий. А затем он, обняв ее голову, прильнул своими губами к пересохшему рту Ханаби. Она приоткрыла глаза, смотрела на него испуганно, удивленно. В голове его помутилось. Он никак не мог отойти от солоноватого вкуса ее губ. Поцелуй придал ему решимости: нельзя, чтобы Ханаби досталась толпе, чтобы издевались над человеком, который и пожить-то не успел. А значит, он должен...

- Конохомару-сан! - Услышал он радостный крик, поднял голову и издали увидел Эбису и еще нескольких людей в коноховской чунинской форме. Сарутоби разжал руку. Нож звякнул, упав на землю. Хьюга ничего не понимала, ждала, черты ее заострились, и выражение лица ее передавало какое-то мучительное предчувствие. Сарутоби встал, растирая затекшее тело, и на непослушных ногах пошел на знакомый голос.

- Вы не представляете, как мы вас обыскались, Сарутоби-сан. Мы чуть с ума не сошли. - Произнес Эбису. В этот момент Ханаби обо всем догадалась. Она приподнялась на руках, озираясь затравленным взглядом. Конохомару было уже не остановить.

- Трус! - Закричала она и принялась искать наощупь брошенный мальчиком нож. - Ненавижу тебя, слышишь! Девочка увидела Эбису и остальных. Ее друг им поверил. От волнения снова вспухли вены около глаз, только из-за слабости зрение не становилось четче, а все, что было дальше, случилось будто в тумане.

- Это - хенге, идиот! - Заорала она, что есть сил, но Конохомару уже обнимал своего спасителя, Эбису-сенсея. Хьюга точно знала, что не хочет видеть того, что будет дальше. А Конохомару ее не слышал, да и слышать, и понимать не хотел.

- Я не один выжил. - Сказал он своему учителю. - Там девочка еще. Ранена.

Тот дал знак, чтобы забрали и раненую. Ханаби так и не нашла ножа, перед глазами все плыло и было, как в мареве. На нее напали эти мерзавцы, которые "украли лица" с трупов коноховских ниндзя (Кабуто рассказывал, что есть и такая страшная техника) и теперь представились ими.

По приказу "лже-Эбису" ее схватили, Хьюга вырывалась, а на всю поляну раздался девичий визг, нарушавший тишину раннего утра.

- Не дергайся, у тебя, идиотки, снова кровь пойдет! - Крикнул в лицо Ханаби один из нукенинов. Только вот жить она в плену не собиралась. И без боя сдаваться тоже не хотела. На кончиках пальцев сосредотачивалась чакра.

- Бери эту полоумную. - Раздался чей-то голос. - Сейчас успокоим. - В этот момент Ханаби поняла, что надеяться больше не на что.

Она обрушила град ударов, била куда ни попадя первого же мерзавца, который решил ее куда-то тащить, а потому по неосторожности подошел ближе всех. Другой вовремя оказался позади нее и перехватил руки, а девочка, вырываясь, норовила укусить его за запястье, от безысходности она взвыла и, кажется, звала Кабуто.

- Да оставьте ее, не видите, что у девчонки истерика? - Вдруг раздался голос старшего. Она готова была поклясться, что это - Эбису, но только знала, что хороший ниндзя и голос в хенге подделать может. Но те неожиданно послушались. Если она - добыча, а сопротивляться она не может, к чему бы такая щепетильность с врагом? Да и бьякуган вроде бы не показывал маскировочной техники, но она чувствовала, что сама в таком состоянии, что глаза могут подвести.

После истерики на нее нашла необычная слабость, она лежала, смотрела снизу вверх на "врагов." Тело ее обмякло, ей казалось, что она и пошевелиться уже не может. Только чувствовала, как еще сильнее болит потревоженная нога.

Она не помнила, когда вырубилась, как ее уже без сопротивления подхватили, обкалывали какими-то лекарствами, куда-то несли...

Окончательно в себя она пришла только в деревне, да еще и не сразу, а проспав почти сутки. Сокомандники ухаживали за ней, и от них она узнала, что раненных много. А вот Эбису она увидела только в конце своей болезни. Ей стало совестно за истерику в лесу.

- Я думала, что вы - это не вы вовсе, а другой человек под хенге. Вы нас ночь целую искали, а я... - Эбису понимающе кивнул. - Я что-то последнее время часто ошибаюсь в людях.

Эбису ничего ей не ответил, просто посмотрев на больную, отметил, что ей становится лучше и пожелал оставаться здоровой, что особенно важно для санитара-бойца в команде.

А Конохомару в импровизированную палату к ней не заходил. Сначала было нельзя, а потом он все никак не мог улучить время, чтоб сделать это тайно и поговорить с глазу на глаз.

За все время ни он, ни Ханаби не спрашивали своих учителей, как им удалось победить в той стычке с нукенинами. Конохомару был доволен тем, что их нашли, а еще тем, что ему не пришлось исполнять свое обещание. А Ханаби видела рядом с собой Мисуми и Якуши живыми и здоровыми. И была счастлива. А нога потихоньку проходила.

Однако, очевидно, от учителя Конохомару узнал, когда Ханаби стало легче. Сначала он думал встрече в саду перед домом, где шиноби организовали "больницу". Только вот Ханаби нельзя было пока в сад, а тенистые деревья, скрывавшие ребят, располагали бы душевным разговорам наедине. Только вот, если их найдут, то никуда он Хьюгу не спрячет, а убежать от увидевших ее взрослых, да так быстро, чтоб и следов чакры не осталось, она сможет еще не скоро. Значит, это ему нужно проникнуть в импровизированную палату. Сарутоби подумал, что ему, ниндзя, это будет легко. От Эбису он знал, что девочка крепнет, разговаривает чаще всего только со своей командой, но быстро устает и пока ходит с костылем. Конохомару решил идти ночью. Ханаби спала неверным и чутким сном больного. Она сквозь сон услышала стук в окно и прокляла ночных деревенских воронов, мешающих ей спать. Стук повторился, громче и настойчивей. Ханаби успела подумать, что у нее даже еды нет для назойливой птицы. Затем почувствовала, как потянуло ногу. Принятые перед сном обезболивающие слабели, а чтобы спокойно уснуть, ей нужно было ловить момент, когда снятая лекарствами боль ей не мешала. А теперь больная нога не даст ей выспаться. Хьюге пришлось смириться, с тем, что она проснулась. Она раскрыла глаза, кажется, была середина ночи. Она наощупь нашла костыль, и девочке стало любопытно посмотреть, кто же так некстати разбудил ее. Ворона хотелось убить. Но вместо птицы она увидела хитрющую и довольную рожу своего друга. Ну, как его не впустить? Ведь, если он останется на улице, за окном, то он и не услышит всего, что она думает о нем в общем и по поводу внезапных ночных свиданий в частности. А поделиться мыслями на этот счет Ханаби очень-очень хотелось. Поэтому она растворила окно и впустила гостя.

- Ты чего опять творишь? Ты зачем ко мне залез?! - Обрушилась девочка на товарища.

- Это ты так лучшего друга встречаешь? - Зашипел на нее в ответ Конохомару.

- А час который? - В тон ему ответила Ханаби. - Я теперь па-ци-ент-ка. Слышал, наверное? И у меня режим. А ты меня разбудил, и сейчас всех перебудишь, и на нас посмотреть сбежится толпа народа. Днем бы пришел. Я вообще думала, что это птица дурацкая в окно колотится и сейчас стекло разобьет. А хозяева дома, знаешь какие строгие? Они думают, что к приличным девушкам, даже и из нелюдей, гости через окно не лазают. Решат, что вор, и изобьют, и поделом тебе.

- А я разденусь. - Игриво прошептал Конохомару, и сделал вид, что расстегивает рубашку. - И хозяин сразу поймет, что я не вор, а очень честный человек, вломившийся в его дом с самыми добрыми намерениями. [2]

- Я тебе разденусь! - Ханаби принялась обратно застегивать верхние пуговицы на рубашке Конохомару. - Нас тогда в Конохе убьют. Когда вернемся. Не Эбису-сан, так твой дядюшка.

- Да я ради тебя, - оскорбленно произнес Конохомару. - И из боя вытаскивал, и полночи за тобой следил, и даже сейчас... - Тут Ханаби вспомнила события прошлой их встречи, и ей стало неловко.

- Знаешь, ты извини. И, наверное, хорошо, что ты пришел, нам, правда, есть о чем поговорить. Вот так, в полутьме и наедине. - Конохомару почувствовал, как лицо его заливается румянцем, щеки горят, и подумал, не увидела бы этого, даже несмотря на тьму Ханаби.

- Мне очень плохо в тот день было. - Сказала она.

- Это точно. - Согласился Конохомару.

-Вот. Мне было скверно, и я тебя... кое о чем попросила, а затем как в мареве была, и... слушай, перед тем, как Эбису пришел, у тебя еще нож тогда был в руках, так страшно поблескивал в сумерках, ты наклонился ко мне, прощаясь, и мне очень важно знать: целовал ты меня или нет? - А затем она извиняющимся тоном произнесла, - я просто толком ничего не помню.

Конохомару замолчал, и теперь чувствовал, что это у него теперь пылают щеки, и, если б Ханаби использовала сейчас бьякуган, то и не было бы надобности ничего спрашивать. Но она не использует сенсорную технику, а честно и открыто спрашивает у него. Конохомару вдруг испугался, ему захотелось перевести все в шутку, хотя чего именно такого "страшного" он сделал и почему испугался, он не понял. Наоборот, он вспомнил, как важно ему было проститься с Ханаби именно так, что все, что было тогда, было для него очень серьезно, что, если б не подоспел Эбису с другими шиноби, ему пришлось бы принимать очень тяжелое решение, которое точно не назовешь "шуткой". И о таком нельзя врать, нельзя бояться и обманывать Ханаби, которая в бреду ничего не помнила, а сейчас ему доверяет.

- Да, все так было. - Ответил Конохомару и будто выдохнул. На душе отчего-то стало легко. - Ты правильно помнишь.

- Не врешь? - С сомнением произнесла девочка. - Хотя, если мы примерно говорим одно и то же... - Она задумалась, замолчала, а потом вновь вспылила:

- Ты чем думал?

- Я рад, что тебе лучше. Когда я в последний раз тебя видел, ты что-то еле шептала, бредила. А теперь вновь ожила. - Сказал Конохомару.

- Да ты такое творишь, что оживешь! Ты, значит, напоследок решил удовольствие получить, а обо мне подумал? Ты взял и все испортил, понимаешь? Ну, нормально же дружили, помогали друг другу, общались. А теперь что?

- А что такого теперь? - Непонимающе ответил Конохомару. И теперь будем гулять, разговаривать, интересным делиться.

- Какой же ты все-таки... - Не договорила Ханаби и махнула рукой. - Тебя же через несколько лет женят. - С отчаянием в голосе произнесла она. - Не на мне женят, понимаешь?! Если б мы просто дружили, как и было, то жила бы я спокойно. - Соврала она. - И горя бы не знала. А ты вот подумал, как мне теперь будет, когда я с другой тебя видеть буду? А когда о свадьбе вашей с какой-нибудь химе сто и одну сплетню будут рассказывать, мне что делать? От людей спрятаться? Уши заткнуть? - Она печально посмотрела на Конохомару. - А, конечно, Ханаби же сильная, она же справится, она же привыкла не обращать внимание на то, что люди скажут?! У тебя же ни капли жалости нет. Как буду жить? Да плевать!

- Я не думал, что мы живые выберемся. - Сказал Конохомару.

- Не думал. Это ты правильно сказал. О том, как нам дальше жить ты тоже не думал. - Прошипела она.

- Я думал, что я умру. Ты умирала у меня на руках. - Проговорил Конохомару. - Я не хотел, чтобы у нас все так закончилось. Я боялся, что это наш последний день, и другого шанса у нас никогда не будет. Я тоже хотел не урывками, не по-воровски, а по-человечески, но понял, что тебя теряю, что никогда больше не будет тебя на этом свете, что больше и не поцелуемся.

Хьюга замолчала.

- Если я что-то и почувствовала, то только то, что ты прощаешься. - Ханаби в этот момент подумала, что неправа. Тогда, на поляне, она его не винила. Тогда же она его поняла. И, если быть честной, то и разговора с ним она ждала, и ей самой хотелось, чтобы все оказалось правдой, просто теперь она испугалась того, что она почувствует, когда их все-таки, наконец, разлучат, ведь, чем сильней они сближались, тем горше будет разлука, и поэтому из-за собственных страхов она ругала Конохомару за несдержанность. А ведь, хорошо он тогда сделал, если б, правда, пришлось умирать, правильно.

Ханаби замолчала, отвернулась, закусила губу. Все уже совершилось. И началось уже давно, с совместных рисовалок и тайных встреч еще в Конохе. И если б и не было этой миссии, то легче бы ей не стало, а, может, она бы искала еще какого-нибудь задания, где они были бы в одной команде. Ведь мечтала же она о таком задании, а теперь ругается, что случилось то, чего ей хотелось. Правда, немножко не так... А врать себе... нельзя врать самой себе.

- Знаешь, раз все случилось, то это подло делать вид, что и не было ничего, даже если я когда-нибудь от тоски на стенку полезу. Пусть сколько ни останется лет до разлуки, все мои будут. Это же столько дней! Иди сюда, я все равно теперь полночи не усну. Это же не честно, что я почти отключке была, ничего и не почувствовала, поэтому мне... хочется еще, ну повторить свой поцелуй! - Она почувствовала, как жаркие ладони обнимают ее шею, ей вспомнилось, как совсем недавно она подставляла ее под нож, затем вновь почувствовала вкус губ Конохомару, вовсе не такой, как первый торопливый, похожий на иллюзию внезапный поцелуй, когда она ждала гибели, а затем она чувствует, его поцелуй, нежно касающийся ее шеи. Она гладит его волосы, и затем их губы вновь соединяются.

- Давай не слишком увлекаться, - шепчет она ему на ухо и немного отстраняется. Конохомару снова слишком ведом чувствами, чтобы послушать ее, и Хьюга вновь ощущает, как он целует ее, чувствует жар ее рта, горящих румянцем щек.

Он отвел ее каштановые волосы, и девочка вздрогнула от холодного поцелуя, а Конохомару нашел наощупь вспухшую венку у ее виска.

- У тебя лоб прохладный. - Шепчет он ей на ухо. - Не такой, как тогда. Значит, скоро все будет хорошо, значит, скоро поправишься.