не читаешь письма, не летаешь больше под облаками. а у меня на кухне с цветов осыпаются листья, и чашка пахнет немного кофе и много — твоими губами. за окном, наверно, давно рассыпается дождь, но я, прости, ослепла от наших с тобой прощаний. кроме лица твоего в отражении окон не вижу ни улиц, ни крыш домов, ни невыполненных обещаний.
ты поставишь таймер минут на двадцать, ты улыбнешься, закуришь, и дым стечет с твоих губ, пропадая навеки в окне. нет, я уже не плачу, все на свете закончится (как и мы с тобою кончались), просто что-то настойчиво-тихо плачет и плачет во мне. я люблю эти стены, потолок (весь в трещинах и моих мечтаньях) и окна, что, наконец, облупились. нет, мне не жаль, я клянусь, мне ни капли не жаль. и о чем ни молчала бы я, не сложилось — так не сложилось. чашка кофе исце́лит мою печаль.
не включай мне свет, я сижу здесь одна, я гадаю на пролитом кофе из твоей чашки. мне хватает блеска луны и воздуха из окна (вот его бы побольше, уничтожить бы запах духов от твоей рубашки). что тебе ни сказать, это будет не важно, так же не важно, как рябь на текущей воде. просто сиди со мной, слушай сердце, но не свое. нас с тобою давно уже не осталось нигде, и я давно не ищу повода остаться с тобой вдвоем, даже в мыслях, даже во сне (в полусне!).
и не смей даже заговорить, разрезая теплый воздух своим теплым дыханием (что, черт возьми, за наглость?). нет, я не сплю; нет, я еще не спала; и, поверь, я молчала, тебе просто опять (впрочем, как и всегда) показалось. мне не хватает того, как ты, словно муза, одним лишь присутствием мне диктовала строчки (они натыкались на точки и складывались после в стихи). нет, не слушай меня, я, конечно, не шучу и ни капельки не грущу, как бы не были мы когда-то с тобой близки.
да, я буду продолжать вдыхать после тебя дым и верить, что это мы дышим еще одним воздухом на двоих. ты меня не слышишь, мною давно не дышишь, но я все же оставлю после себя этот свой стих. я умею и буду делать вид, что не выпала из окна той комнаты, в которой мы в последний раз попрощались — один раз и навсегда. белая краска растрескалась и осыпалась клочьями, стекла в окнах дрожали от боли и страха, но я просто ответила «да».
и руки больше не соприкоснутся, не обовьются вокруг пальца длинные темные локоны и надежды. сейчас я тоже уйду (хоть это и мой дом, и стены мои), чтобы к тебе не вернуться потом, ничуть не мечтая вернуть нас, чтобы все стало как прежде. и желтые лепестки желтой пылью рассыплются по подушке. в пальцах — первый цветок; ты ведь знаешь, я сохранила его, чтоб помнить (а не забыть) ту прошлую жизнь. все дела на потом. ты себя не прощаешь? напрасно, я-то давно простила. и будет вечно гореть окно в моем доме пустом.