В Дарнасском Храме Элуны этим вечером было непривычно шумно. Анненес знала далеко не всех приглашенных, среди которых были не только бывшие гилнеасские аристократы, но и калдорай, с коими успел подружиться ее будущий супруг во время обучения в Круге Кенария. Странная, совершенно, разношёрстная публика. Молодая женщина заметно нервничала, судорожно сжимая в тонких пальцах перевязанные золотистой атласной лентой стебли скромного букета невесты, собранного из лесных цветов. Ей очень нравился нежный запах ландышей и фиалок, да и листочки сребролиста прекрасно подчеркивали эту милую простоту. Без вычурности, без излишеств. Это было именно то, чего всегда хотелось ей самой, а не ее ныне покойному отцу, грезившему выдать дочь замуж за аристократа со всем возможным размахом.

Девушка внутренне передернулась, невольно вспомнив пафосные разглагольствования отца о том, какой красивой она будет невестой, и как много дорог откроется перед их семьёй, если она выйдет замуж за дворянина. Но главное для женщины, подчёркивал он, — знать своё место, уважать мужа, не позорить его, и быть идеальной хозяйкой дома. Чаще всего отец заводил эти разговоры, давая ей очередной урок ювелирного дела — он был одним из лучших ювелиров Гилнеаса. И ему удалось многому её научить. Но временами речи отца становились невыносимы, и тогда Анне почти убегала в другое крыло дома, где были комнаты её матери. Мама всегда умела её выслушать, утешить, отвлечь, и у них была общая тайна. Ведя с виду праздную жизнь жены богатого ювелира и торговца драгоценностями, мать Анненес была ещё и неплохой чернокнижницей, умудрявшейся заниматься этим непростым делом, а заодно и учить ему дочь, так, что её супруг ни о чём не догадывался, а значит, мир в семье не страдал.

И вот теперь девушка, волей несчастного случая оставшаяся сиротой во время нападения на Гилнеас воргенов, кажется, нашла того, кто как и мама, принимал ее такой, какая она есть. Он смирился даже с её занятиями чернокнижием, хотя и не упускал случая поворчать по этому поводу. Подарок судьбы, не иначе. И даже отец, вероятно, остался бы доволен ее выбором. Анненес подняла глаза на стоящего рядом молодого человека. Асвальд выглядел отстранённым и одновременно обеспокоенным. Несмотря на некоторые неудобства, друиду очень шел этот строгий черный костюм, украшенный золотым шитьем на лацканах и рукавах пиджака — типичный шик старого Гилнеаса. Чтобы хоть как-то унять их общее беспокойство, и заодно привлечь к себе внимание, она осторожно коснулась руки жениха, невесомо проведя пальцами по тыльной стороне его кисти.

Он тут же обернулся к ней, вопросительно приподняв брови.

— Что-то не так? Ты будто не здесь, — тихо прошептала Анне, с беспокойством глядя на Асвальда.

— Мне немного не по себе, — так же тихо отозвался он. — Ты же знаешь, что я не люблю толчеи и шума, а их здесь сегодня в избытке. Я рад их всех видеть, многих не видел очень давно, кого-то даже считал умершими, но…

Это было правдой. В любой таверне, где они останавливались, путешествуя по Азероту, Вальд почти никогда не оставался на вечер внизу, в общем зале, а сразу, переговорив с хозяином, занимал для них комнату наверху, туда же забирая и заказанную ими еду. Поначалу она чувствовала себя очень неловко, деля одну комнату с мужчиной, особенно, когда они только познакомились. Но снимать две отдельные комнаты они оба с самого начала признали расточительством. Хотя Анненес и удалось захватить с собой порядочно денег, покидая Гилнеас, молодые люди знали им цену и попусту не транжирили, зная, что им ещё понадобится экипировка и оружие, конь для Анне, да и есть на что-то надо.

— Всё будет хорошо, — ободряюще улыбнулась жениху Анне. Но внутренне она продолжала беспокоиться. «Может, это из-за меня он пригласил столько народу, и теперь чувствует себя скованно», — подумала она. — «Он хочет сделать приятное мне, но меня бы вполне устроила церемония на какой-нибудь поляне в окружении только жрицы и свидетелей».

Асвальд улыбнулся ей в ответ, но сделал это, на ее взгляд, несколько натянуто. Друида что-то тяготило, что-то, чем он не мог, или попросту не хотел с ней делиться. Анненес едва слышно вздохнула, не сводя глаз с будущего супруга. И именно поэтому мгновенно заметила перемену произошедшую в нем. Асвальд чуть нахмурился, а затем внезапно весь напрягся, вытянулся словно струна, вглядываясь куда-то вдаль.

— Что там, дорогой? — не удержалась она, вновь коснувшись его руки и ощутив, как тот вздрогнул от прикосновения.

Так и не получив ответа на свой вопрос, девушка попыталась проследить за взглядом возлюбленного и тут же заметила направляющуюся прямиком к ним пару.

«Интересно, откуда на нашем маленьком торжестве подобные господа?» — пронеслось в голове чернокнижницы.

Она с любопытством оглядела подошедших к ним людей. В них обоих без труда угадывалась старая аристократия Гилнеаса, причем, судя по одежде и украшениям, самая ее верхушка.

Высокий темноволосый, смуглый мужчина, около тридцати пяти лет на вид, облаченный в гилнеасский парадный военный мундир, поверх которого был небрежно наброшен плащ отороченный мехом, сразу привлекал к себе внимание. Мужественная красота, выправка и поистине могучее телосложение безошибочно выдавали в нем боевого офицера, повидавшего не одну битву. Черты его сурового лица были правильными, острыми, почти ястребиными, нижнюю часть скрывала короткая ухоженная борода и усы, а на лбу и около глаз уже успели залечь первые глубокие морщины. Мужчина вежливо улыбался, но вот взгляд из-под широких густых бровей Анне совсем не понравился. Опасный, хищный блеск стали, что пронзала насквозь. Он был таким же, как и Вальд, как и она сама — поражённым проклятьем Гилнеаса, она поняла это, учуяла, стоило ему только приблизиться.

Спутница же незнакомца была под стать ему, хоть и на целых полторы головы ниже ростом и явно моложе лет на пять. А ещё от нее не пахло волком, но это ничуть не умаляло решимости и бесстрашия в ее живых серых глазах. Следовало признать, что женщина была необычайна хороша собой. Белокожая жгучая брюнетка, стройная и гибкая, как ветвь молодого дерева. Темно-бордовый бархат платья словно перчатка обтягивал ее фигурку, ниспадая к ногам мягкими складками с каркаса кринолина, а на голове была закреплена шляпка с вуалью и перьями. Из сдержанного образа несомненно выбивались драгоценности. Даже Анне со своим профессионально наметанным глазом, с трудом могла сказать сколько мог стоить весь гарнитур с темными рубинами, надетый на женщине.

— Добрый вечер, — поздоровался между тем мужчина глубоким приятным баритоном, а затем и его спутница почтительно кивнула в знак приветствия.

— Леди, вы ещё прекраснее, чем я о вас наслышан, — как и полагалось по этикету, воин едва коснулся губами протянутой руки Анненес, удостоив ее беглым взглядом, от которого у нее почему-то пробежал по спине холодок.

— Знакомься, дорогая, — в ответ на вопросительный взгляд Анне, изрёк Асвальд. — Это мой старый друг Арэйнес, и его жена, Габриэлла.

Лицо друида в этот момент походило на маску, став абсолютно непроницаемым, на нем нельзя было прочесть никаких эмоций, кроме приличествующей по этикету вежливости. Слегка улыбнувшись, Вальд в ответном жесте светского приветствия поцеловал руку прекрасной Габриэллы.

— Я помню вас, Асвальд, — мягко улыбнулась ему брюнетка. — Вы были на нашем с мужем венчании. С того времени вы очень возмужали.

Она перевела взгляд на Анненес:

— И у вас совершенно очаровательная невеста.

— Благодарю вас, миледи, — всё с той же лёгкой светской улыбкой отозвался друид. — Вы очень добры.

Анненес же, поймав взгляд этой женщины, почувствовала себя ещё тревожнее, хотя враждебной Габриэлла вовсе не выглядела, скорее, смотрела оценивающе, с извечным женским любопытством. Чернокнижница не могла похвастаться слишком уж развитой интуицией, но явное напряжение Асвальда передалось и ей. Кто эти двое? Друзья? Враги? Её жених назвал воина своим старым другом, но находясь рядом с друзьями, не будешь так скован и напряжён. А Вальд с трудом удерживает на лице светское безразличие. Да и у нее самой ощущение холодка между лопаток, оставшееся от взгляда Арэйнеса, никак не проходило. Такие как он, властные и самоуверенные мужчины слишком напоминали ей отца, с его манерой подчинять, подавлять, и указывать на ее место.

— Я рад, что ты нашел себе достойную партию, друг мой, — белозубо улыбнулся между тем Арэйнес, глядя на Асвальда. — Не забыл-таки, видимо, чему я тебя учил.

— А где вы намерены поселиться после свадьбы? — подхватила Габриэлла, откинув с лица выбившуюся длинную прядь волос. — Останетесь в здешней общине, или переберетесь в Штормград?

— Не вижу смысла покидать окрестности Воющего Дуба, — отозвался Вальд, отведя взгляд. — Мое обучение ещё не доведено до конца, да и близость Круга Кенария меня прельщает больше, нежели необходимость обживаться заново в чужом городе.

— Я тоже не сторонница переезда, — тихо добавила Анне. Раньше она никогда бы не позволила себе вмешаться в подобную беседу, но видя, насколько некомфортно жениху, девушка не смогла промолчать.

— Вам настолько нравится жить вдали от цивилизации, милочка? — довольно язвительно осведомилась Габриэлла, буравя откровенно удивлённым взглядом собеседницу.

— Я просто хочу быть ближе к супругу, — ответила Анне, из всех сил стараясь игнорировать чужой недоброжелательный тон.

— Габи, Габи, оставь девочку в покое, — примирительно буркнул воин, положив тяжёлую ладонь на хрупкое женское плечо. — Сие весьма похвально. Жена должна держаться мужа.

Габриэлла недовольно дёрнула плечом, попытавшись сбросить руку супруга, но с таким же успехом она могла пытаться толкать гору. Анненес же ощутила нечто сродни благодарности к суровому воину — словесные поединки никогда не были её сильной стороной, и если бы Габриэлла продолжила свои изысканные попытки вывести её из себя, Анне, возможно бы не выдержала, и наговорила ей лишнего.

Неловкой паузе не позволила повиснуть подошедшая жрица Луны, Астария Ловец Звёзд.

— Асвальд, Анненес, — ночная эльфийка, облаченная в бело-голубое жреческое одеяние, вышитое серебром, улыбнулась всем собравшимся. — Мы начинаем через пару минут. — Займите, пожалуйста свои места, — заметила она гостям. — Пообщаетесь с молодожёнами после церемонии.

— Да, конечно, — Арэйнес кивнул. — Идем, дорогая.

Габриэлла скептически вскинула бровь и взяла мужа под руку. Тонкие изящные пальцы в бархатной перчатке с трудом могли охватить массивное предплечье воина, но женщина держалась с неизменным достоинством, делая два шага на каждый шаг мужчины.

Анне не долго глядела им вслед. Гораздо больше ее волновал Асвальд. А вот друид по-прежнему не сводил светло-серых глаз с удаляющихся офицера и его жены. На полпути Арэйнес едва заметно обернулся, встретившись взглядом со своим бывшим протеже. Так мимолётно, но сердце Асвальда пропустило удар. Рэйн, как и всегда, видел его насквозь.

Как ни странно, тревога Анненес почти улеглась, как только Астария Ловец Звёзд начала церемонию. В храме, восхитившем её своей красотой, и нисколько не походившем на мрачный и строгий Собор Рассвета в Гилнеасе, воцарилась тишина, слышался только голос жрицы, да их собственные с Асвальдом голоса, когда они повторяли за ней брачные клятвы и подтверждали своё согласие стать мужем и женой. Когда Асвальд наклонился, чтобы ее поцеловать, его лицо выражало счастье, умиротворение и любовь. Но… Всё же ей показалось, будто в глубине его глаз так и остался отголосок непонятного напряжения. Или она просто слишком мнительная?

Поразмыслить над этим у Анне не получилось: вокруг них снова зашумели и загалдели гости, каждый старался пробраться к ним поближе, чтобы поздравить первым, Но быстрее всего это удалось Арэйнесу и Габриэлле, и в этом не было ничего удивительного — воину с его могучим телосложением любая толпа была нипочём.

— Поздравляю, друг мой! — Арэйнес сходу буквально сгреб друида в крепкие мужские объятья, похлопывая дюжей ладонью по плечу. — Теперь мы оба семейные люди!

Анненес отметила для себя абсолютную искренность этого жеста, однако странное чувство неловкости отчего-то охватило ее при виде супруга, прячущего лицо на могучей груди офицера.

Судя по лицу Габриэллы, стоявшей рядом с мужем, та была куда менее рада снова оказаться в их обществе, нежели супруг, но, тем не менее, умудрялась сохранять при этом видимость вежливого участия.

— Я тоже вас поздравляю, — с чувством собственного достоинства произнесла женщина, очаровательно, но совершенно наигранно улыбаясь Анне. — Тебе повезло с партией, милочка. Теперь ты принадлежишь к одному из самых старых и уважаемых родов Гилнеаса.

Молодая жена Асвальда выдавила из себя слабое подобие ответной улыбки и пробормотала несколько сконфуженное «Спасибо». Габриэлла нравилась ей все меньше в отличие от Арэйнеса. Хотя и его присутствие по-прежнему вызывало в ее душе отголоски беспокойства.

Она вновь взглянула на мужчин. Арэйнес, склонившись к самой светловолосой макушке, что-то вполголоса говорил ее супругу, беззлобно ухмыляясь. На что Асвальд, который был ниже его примерно на голову, глядел снизу вверх с лёгкой укоризной, но очень тепло. Настолько тепло, что у нее, по сути, стороннего наблюдателя, на какой-то миг защемило сердце. Нехорошее чувство, так похожее на зависть или ревность внезапно одолело ее, но Анненес тут же отогнала его прочь. У Асвальда было не так много по-настоящему близких людей, поэтому она не считала себя вправе лишать его общества одного из них.

Это была ещё одна черта, которой она и Вальд походили друг на друга — мало близких людей у обоих. Кроме своего, теперь уже мужа, единственным близким человеком, единственной подругой ей была покойная мама. Отца всегда очень волновало, как бы Анне не подружилась с кем-то, по его мнению, неподходящим, «не того круга». Так что со сверстниками в детстве и юности она почти не общалась, редкие визиты в их дом маминых подруг с дочерьми — не в счёт. Именно во время одного из визитов ближайшей маминой подруги восьмилетняя Анне узнала про мамины занятия чернокнижием. Мама тогда не рассердилась, не наказала её, а просто надолго о чём-то задумалась. А когда леди Оливия уехала, мать стала учить и Анне чернокнижию. И всегда говорила, что та пойдёт дальше неё.

Не появись в ее жизни Асвальд, девушка, вероятно, так и осталась бы в компании своих книг и маленького, но невероятно болтливого беса Дагталу, что был самым первым ее опытом призыва демона. Друид, в силу своих убеждений, откровенно не любил проныру Дага, заявляя, что демоны, даже сидящие на цепи, всегда остаются демонами, а будучи в своей звериной, медвежьей ипостаси и вовсе грозно рычал на мельтешащего под ногами бесенка.

Тем не менее, Вальд не запрещал ей абсолютно ничего. И это неизменно наполняло ее теплым чувством признательности.

Анненес заставила себя улыбнуться, и попавшее в этот момент в поле зрения обручальное кольцо, украшенное тонкой змеевидной насечкой, что было надето на безымянный палец Асвальдом несколько минут тому назад, этому лишь поспособствовало. Ей точно не стоило культивировать в себе чувство собственничества. Мама всегда учила ее, что так поступают лишь плохо воспитанные, избалованные женщины, и что это совсем не способствует укреплению брака.

Тем временем, Арэйнес ещё раз напоследок похлопал тяжёлой рукой по плечу Вальда. И вскоре офицера с женой сменили уже другие гости. Как ни странно, Анне ощутила значительное облегчение. Она вполне неплохо развлекалась и проводила время на своём празднике: поболтала с несколькими дамами-друидками, попробовала понемногу почти от всех угощений, танцевала с Асвальдом, одновременно вежливо отказываясь, если её приглашали другие мужчины — она не знала, как к этому отнесётся муж, и рисковать не хотела, равно, как и спрашивать его об этом — такое ей казалось неприличным. В конце концов, немного устав от суеты, Анненес отыскала мужа в толпе. Ей даже не понадобилось ничего ему говорить: друид окинул её взглядом, ласково улыбнулся, словно говоря «потерпи» и повёл в сторону от гостей, которые за весельем вряд ли заметили, что молодожёны куда-то делись.

Асвальд привёл жену на небольшую полянку, и они устроились под старым раскидистым деревом. Анне, задумавшись, хотела сорвать травинку и сунуть в рот, но передумала, зная, как трепетно её муж относится к природе. Другие бы эту сорванную травинку даже не заметили, а для друида была значима даже такая крупица жизни.

Взглянув на Вальда, чернокнижница обнаружила, что он привалился спиной к толстому стволу старого ашенвальского дуба и, казалось, задремал в шелестящий тени древесной кроны. Камзол друид расстегнул, как и верхние пуговицы рубахи, и теперь откровенно наслаждался этой маленькой вольностью, прикрыв глаза и глубоко вдыхая долгожданную прохладу, напоенную запахом ночных цветов. Однако, приглядевшись внимательнее, Анненес заметила, что супруг вовсе не спит, а смотрит вдаль из-под полуопущенных век с уже знакомым ей отсутствующим выражением лица. Она как-то слышала от своих эльфийских знакомых, что друиды способны погружаться в Изумрудный Сон по своему желанию, но вот как это делается и, тем паче, как это выглядит со стороны, она понятия не имела.

Сегодня он, как ни странно, чаще обычного был «не с ней». Именно в этот день, что был так важен для них обоих. И почему это происходило именно сегодня? Внутри вновь неприятно кольнуло… В светло-серых глазах друида отражалась луна — Белая Госпожа, что только вышла на небосвод и теперь терпеливо, по-матерински, ожидала появления Голубого Карлика. Ночь окончательно вступала в свои права. И снова Анненес подумалось, не в первый раз, и увы, не в последний, что она все готова отдать за то, чтобы научиться читать чужие мысли.

Ей совершенно точно не нравилось видеть его таким. Неправильно. Наверное, даже жестоко в чем-то, по отношению к ней и ее чувствам.

Отчаянно желая лишь одного — вернуть мужа на землю, девушка коснулась прохладной от вечерней росы белой ладонью его лица.

— Асвальд, — позвала она. — Ты меня слышишь?

— Да, дорогая? — друид моргнул, словно выходя из транса и повернулся к ней, задержав рукой женскую хрупкую кисть на своей щеке.

— Я беспокоюсь о тебе, — тихо и мягко ответила она. — Это наш с тобой день, такой бывает раз в жизни, и помнят его всю жизнь. А ты весь наш праздник о чём-то тревожился, и то и дело уходил в себя. Этот Арэйнес… Он точно тебе друг? — поинтересовалась Анне. Ей снова вспомнилось неприятное ощущение от взгляда воина — словно холодное и острое лезвие клинка приложили к горлу. Она поёжилась, а на недоуменный взгляд мужа, чуть помолчав, всё же осмелилась ответить:

— Ты был очень напряжён, когда заметил его в толпе. Весь как будто перед прыжком. Да и потом особой радости у тебя на лице не было. Вальд, милый, с друзьями так не ведут себя, будто ждут от них ножа в спину.

Асвальд ласково приобнял жену за плечи, и после короткой паузы ответил:

— Да, Арэйнес мой друг. С самой юности. У моего отца был друг. Рэйн — его сын. Мой отец тогда искал, кто бы мог заняться моим воспитанием, и Рэйн с радостью согласился. Отцу было совсем не до меня — он женился во второй раз, и молодая жена занимала всё его время и внимание. Рэйн меня учил всему, что по его мнению, должен знать мужчина — обращение с оружием, верховая езда, охота. Этикет, основы ведения дел в поместье. Он был мне как старший брат, — вздохнул Асвальд. — Потом он женился, мы долго не общались, а вновь увидел я его только после падения Гилнеаса. Его отца убили эти проклятые Отрёкшиеся, — Вальд шумно выдохнул, стараясь успокоиться. Нежить он ненавидел, при одном упоминании об этих ходячих трупах друид стискивал зубы чуть не до хруста. — Да и самого его я какое-то время считал погибшим. И как оказалось, Рэйну не очень по душе то, кем я стал. Все мои умения он называет «друидскими штучками», ворчит и ругается. Ведь воспитывал-то он из меня воина. Но не получилось.

Девушка тихонько вздохнула и понимающе погладила супруга по руке, все ещё лежащей на ее плече:

— Ты настолько переживаешь, что разочаровал его?

— Это не совсем то, что я имел в виду, — уклончиво ответил Вальд, но после паузы все же добавил. — Но можно, наверное, сказать и так, чтобы лишний раз не забивать тебе голову.

— Видимо, ему не стоило приезжать… — начало было Анне, но друид тут же ее перебил:

— Нет, напротив. Я очень рад, что он здесь. Несмотря ни на что. Рэйн — это моя связь с прошлым, воспоминания о доме, которого лишил меня отец по прихоти мачехи.

Лицо Асвальда на миг исказили боль и гнев, но он быстро взял себя в руки:

— Сейчас я уже выше всего этого, выше детских обид и необходимости прятаться от прошлого, как устрица в раковину, и потому в нашу с тобой новую жизнь я хотел бы забрать лишь самые лучшие моменты, те что сделали меня таким, каким ты меня знаешь.

Анненес тепло улыбнулась мужу, выражая полное приятие ситуации, но от этого естественно не перестала считать, что Асвальду причиняет боль присутствие на их свадьбе Арэйнеса, как, впрочем, и отсутствие родного отца, перебравшегося с женой в Штормград, и отказавшегося поддерживать с сыном какие бы то ни было связи. А ещё ее не покидало ощущение, что ей чего-то упорно не договаривают, однако эти мысли она гнала от себя прочь куда пуще предыдущих.

— Нам, наверное, стоит вернуться к гостям, — продолжил между тем друид, вставая с места. — Готова ещё немного побыть в обществе?

— Необходимость — мать самосохранения, — Анне с улыбкой приняла протянутую руку супруга и тоже поднялась на ноги, отряхивая подол платья. — Но если только совсем ненадолго.

— По крайней мере, тебе вряд ли удастся отвертеться от коронного броска букета невесты, — к Асвальду, казалось, вернулось хорошее расположение духа, когда они под руку покидали облюбованную четверть часа назад поляну.

— Да уж, — с долей скепсиса пробормотала себе под нос чернокнижница, оглядев ничуть не увядший за вечер чудесный букет, что так ей нравился и все ещё радовал своим ароматом. — Всю жизнь мечтала осчастливить кого-то из всей этой толпы истошно визжащих незамужних девиц, которые на каждой свадьбе готовы устроить побоище из-за охапки цветов.

— Малышка, не ворчи, — тепло улыбнувшись, друид развернул жену к себе лицом, и легонько поцеловал в губы. — А то я подумаю, что женился на старушке. Чем скорее ты бросишь свой букет, тем меньше хлопот.

Анненес хихикнула, оценив незамысловатую шутку мужа. Ей вообще импонировало его чувство юмора, на удивление доброе, друид никогда никого не высмеивал зло, или с подковырками.

Когда они снова очутились среди гостей, Анненес встала спиной к перешёптывающимся и хихикающим молодым девушкам, которые собрались около нее, и, не затягивая, кинула букет за спину.

Восторженный визг, заглушивший разочарованные вздохи тех, кому не повезло, заставил её всё-таки обернуться, хотя она думала поскорее швырнуть букет и уйти.

Букет держала совсем молоденькая девушка, (пожалуй, она была одного возраста с Анне), с типично гилнеасской внешностью, в одеяниях друида-целительницы.

Чернокнижница улыбнулась, наблюдая за девчушкой, которая с трепетом держала ничуть не пострадавший во время броска букет, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к нежным лепесткам фиалок. Глаза ее горели таким искренним восхищением и радостью, что панцирь скепсиса, которым в последнее время окружила себя Анненес невольно начал трещать по швам. Уж слишком мило это выглядело.

Мысленно пожелав юной особе обрести такую же крепкую семью, как посчастливилось ей самой, Анне вынуждена была вернуться к обязанностям хозяйки вечера. Фуршетное застолье неизменно утомляло, как и необходимость улыбаться всем подряд, принимая все никак не иссякающие поздравления и пожелания, но молодая жена друида прекрасно справлялась.

Время постепенно перевалило за полночь и Анненес теперь все чаще поглядывала в сторону мужа, рассчитывая поскорее покинуть торжество, на этот раз уже официально, и уединиться в тишине небольшого домика в окрестностях Воющего Дуба, который им подарили на свадьбу друиды Круга Кенария. Но Асвальд, в отличие от нее, не особо-то торопился уходить, беседуя то с одним гостем, то с другим.

«Ну надо, так надо, — успокаивала сама себя Анне. — Это наш общий праздник. Если Вальду пока хочется быть здесь, значит мы здесь будем».

Присев на скамейку с до половины наполненным серебряным кубком, девушка отхлебнула терпкого сока луноягоды, и вновь принялась искать глазами супруга в пёстрой толпе приглашенных.

Брови Анне тревожно сошлись к переносице, а пальцы невольно впились в резную ножку кубка, когда Вальд, наконец, угодил в поле ее зрения. В нескольких метрах от нее, у живой изгороди, почти целиком состоящей из хитросплетений плюща и ползучей дикой розы, ее муж стоял, скрестив руки на груди, и о чем-то беседовал со своим старым другом.

Из-за значительного расстояния девушка не смогла бы расслышать ни слова, даже если бы попыталась, но зрелище отчего-то неприятно будоражило кровь.

Опершись одной рукой о решетку изгороди, чуть выше головы Вальда, Рэйн склонился почти к самой макушке друида, по всей видимости, вещая настолько тихо, чтобы его слова достигали лишь ушей собеседника. Близко. Непростительно близко. Воин без раздумий нарушал чужое личное пространство, вторгаясь чуть ли не в зону интимного сближения.

Но что самое странное, и на ее взгляд, необъяснимое, Асвальд, ее Асвальд, исключительно ценящий в людях чувство такта и ненавязчивость — это позволял. Он неотрывно глядел в глаза мужчине, практически прижавшему его к изгороди, и изредка что-то отвечал.

Анне тихонько вздохнула, и отхлебнула ещё сока. Недоумение никак не оставляло ее. Кто же он такой, этот Рэйн? Что он значит для её мужа? С чего вдруг такое панибратство с другом и наставником? Не то чтобы она не верила Вальду, Просто слишком уж внезапно Рэйн появился. Муж почти не рассказывал о своём прошлом, и Анне логично заключила, что не очень-то это прошлое было радостным, раз не вызывало желания говорить о нём. Поэтому чернокнижница не лезла к любимому человеку в душу, ценя то, что у них есть сейчас.

Тем временем, у изгороди Асвальд тихо, но твёрдо повторил:

— Нет, Рэйн. Давай не сегодня.

Друиду стоило очень многих усилий произнести эти слова. От близости Арэйнеса мысли путались, по телу разливался жар зарождающегося желания, Вальд с трудом удерживался от того, чтобы не податься вперёд, и не прижаться к Рэйну всем телом, понимая, что они сейчас на людях. И Анне… Если он сейчас оставит Анне, и они с Рэйном пойдут выпивать, отмечая его женитьбу, то, скорее всего опять повторится то же, что было между ними после падения Гилнеаса. А это будет самая настоящая подлость по отношению к жене — в такой день.

— Даже так? — на лице воина в этот момент отразилось искреннее удивление, смешанное в равных пропорциях с недовольством.

— Так надо, — выдавил из себя Вальд, от души радуясь, что голос в этот момент его не подвел и предательски не дрогнул.

— Сдается мне, ты об этом пожалеешь, — хмыкнул Рэйн, склонившись ещё ниже, так, что его горячее дыхание обдало чувствительное ухо и шею друида. — Причем, в ближайшие же полчаса, мой мальчик.

Несомненно, Арэйнес играл грязно, методично подтачивая его волю к сопротивлению, но даже понимая это, Асвальд не собирался уступать. Он намеревался проявить твердость, хотя тело уже окончательно предало его. Внутренний зверь, почуяв знакомый тяжёлый мускусный запах, рвался наружу желая лишь одного — с утробным урчанием зарыться носом в густой черный мех, подставляя загривок и беззащитное горло под не всегда осторожные укусы чужих острых клыков.

Друид прикрыл глаза, пронзительно ощущая близость сильного мужского тела, скрытого несколькими слоями ткани, и позволив сознанию ненадолго утонуть в смутных волнующих образах из сравнительно недалёкого прошлого. Он слишком хорошо знал, насколько сильно изменило Рэйна проклятье воргенов, он слишком хорошо понимал, насколько изменился и сам, оказавшись в волчьей шкуре. Но к счастью, а может и, наоборот, к сожалению, оно ничуть не изменило того, что связывало их ранее.

И сколько бы он ни пытался забыть ту ночь, когда при свете молодой луны два волчьих тела — гибкое серебристо-белое и могучее чёрное, отчаянно искали все новые точки соприкосновения после долгих лет разлуки, у него не выходило.

— Пусти, я должен вернуться к жене, — собравшись с духом, Асвальд ощутимо толкнул воина в широкую грудь. — Держи себя в руках, похотливое ты животное.

Арэйнес хищно улыбнулся, демонстрируя заострившиеся клыки, гораздо сильнее напоминающие звериные, чем в начале вечера.

— Что ж, я не стану настаивать, — воин нехотя чуть отстранился, однако руку от изгороди не убрал, продолжая по-прежнему нависать темной тенью над Вальдом. — Но имей в виду, дважды я предлагать не стану.

Друид смерил его недоверчивым горящим взглядом:

— Ты и раньше этим не страдал, мне помнится.

— В толк не возьму, чего ты ломаешься, — продолжил, как бы между прочим, офицер. — Не вижу ничего предосудительного и, тем паче, непристойного, в том, чтобы просто выпить вместе.

Асвальд медленно втянул воздух в лёгкие, пытаясь успокоить стенающего внутри воргена, ещё слишком молодого и порывистого, чтобы эффективно противиться инстинктам.

— Ладно, так уж и быть, — снисходительно бросил Рэйн, без труда различив промелькнувшую тень сомнения на лице собеседника. — Можешь уединиться со своей прекрасной женой, я подожду. Но как только она заснёт, приходи к Воющему Дубу.

Асвальд нахмурился, и уже готов был возмутиться, но его, естественно, прервали, как и всегда, уверенно, и с порядочной долей сарказма:

— Я все сказал, мой мальчик. Слушать твои пламенные возражения, в которые ты сам-то толком не веришь, по большому счету, я не намерен.

После чего, воин, как ни в чем не бывало, отступил, позволив друиду беспрепятственно покинуть его общество. Поспешно удаляясь, опустив глаза в землю, Вальд почти физически ощущал, как его преследует голодный волчий взгляд. И его владелец ведь ни минуты не сомневался, что добыча угодит прямиком в лапы ещё до того, как луны над Дарнасом встанут в зенит.

Когда живая изгородь скрылась из виду, Асвальд немного нервно огляделся, отыскивая глазами Анне. Увидев её на скамейке, друид подошёл и опустился рядом. Тихонько забрал из её руки кубок, и отпил. С тех пор, как он стал друидом, Вальд плохо переносил алкоголь, но сейчас он чувствовал, что глоток сока луноягоды ему необходим, чтобы если не снять, так хоть чуть приглушить неприятную дрожь во всем теле.

— О чём вы говорили? — спросила Анненес.

— Рэйн предлагал мне выпить, отметить мою женитьбу, — улыбнулся Вальд, стараясь, чтобы голос звучал легко и беззаботно. — Но я отказался, — пожал он плечами. — Сегодня я хочу быть только с тобой рядом, остальные подождут, кто бы они ни были.

Вальд отставил в сторону кубок, на дне которого ещё было немного сока, встал со скамейки, и подал руку Анне. Когда она поднялась, друид обнял её и поцеловал, с наслаждением ощутив ответное объятие.

— Пойдем? — почти прошептал он. — Наш домик нас уже заждался.

Анненес взяла супруга под руку, осторожно прижавшись к мужскому плечу. Наконец-то их чаяния начали совпадать, хоть Вальду для этого и потребовалось куда больше времени, чем ей самой.

— Да, конечно, — ответила она. — Мы достаточно внимания уделили гостям. Думаю, никто на нас не обидится, если мы прямо сейчас тихонько исчезнем отсюда.

Асвальд молча кивнул, и они не спеша направились прочь от по-прежнему шумящего за их спинами празднества, провожающего молодоженов чарующими звуками музыки и оживлённым гомоном множества голосов.

От Храмовых садов, где проходило торжество, до Анклава Кенария они добирались верхом на ночных саблезубах, которых любезно одолжила им на пару дней дарнасская заводчица Леланай.

Асвальд, за время своего обучения в Круге, успел крепко сдружиться с эльфийкой, и все благодаря тому, что до падения Гилнеаса его род всерьез занимался разведением племенных скакунов. Он, конечно, мог бы и перейти в походный облик, став на время белоснежным потомком Малорна, но сегодня ему почему-то более обычного не хотелось ощущать себя зверем.

«И так уже дальше некуда, — фыркнул про себя друид, борясь с остатками возбуждения, которым его намеренно, не иначе, наградил сородич. — Нужно быть абсолютным животным, чтобы изменить на собственной же свадьбе через несколько часов после венчания».

Ездовых полосатых кошек, что сейчас почти беззвучно передвигались на больших мягких лапах по присыпанной прошлогодней листвой тропе, петляющей среди ашенвальских дубов, естественно, надлежало вернуть владелице не позднее завтрашнего дня. И Асвальд уже заранее прикидывал связанные с этим заботы, вроде утренней кормёжки зверей и необходимости лично нанести визит своей эльфийской подруге, дабы вернуть ей питомцев и заодно поблагодарить.

Он знал, что думает совсем не о том, о чем следовало бы перед первой брачной ночью, однако максимально отвлеченные рассуждения сейчас помогали ему не воскрешать снова и снова в памяти слова Арэйнеса, и не позволять себе сомневаться в принятом решении. И его старания, в итоге, были вознаграждены. Ночной ветер и росистая прохлада под деревьями погасили внутренний пожар, но угли в центре пепелища предсказуемо все ещё тлели, как и дурацкая подспудная надежда хотя бы на миг вернуться в мужские объятья.

Осадив своего саблезуба у дверей их нового с Анненес жилища, Асвальд с уверенностью мог сказать, что вновь полностью контролирует свое тело, и о пережитом искушении напоминает лишь знакомая ноющая боль в паху — пожалуй, самый неприятный из отголосков фрустрации.

Оставалось только надеяться, что Анне не заметила его состояния, и не будет спрашивать лишнего или беспокоиться. Открыть ей такую правду о себе — значило её потерять. А она была ему дорога и любима, несмотря на влечение к Арэйнесу. Асвальд не мог себя назвать особенно везучим, но то, что однажды в придорожной таверне ему повезло встретить Анне, он считал чуть ли не главной удачей в жизни. Друид улыбнулся, вспомнив, с какой любовью Анненес говорила тогда о разных камнях и их свойствах, помогая ему выбрать звёздный рубин для амулета. Разноцветные кристаллы были для нее такими же живыми, как для него — вся природа, каждый со своим характером и душой. Порой она принималась ворчать, заметив женщину или мужчину, надевших на себя неподходящие, по ее мнению, камни, что те, мол отнимают у несчастных силы, и укорачивают жизнь.

Очнувшись от воспоминаний, Асвальд почувствовал, что его ощутимо встряхнули за плечо.

— Вальд! Ты собираешься слезать с несчастного животного? — Анненес уже спешилась, и стояла рядом, притворно нахмурившись, но в глубине ее глаз друид отчётливо видел отсветы счастья и улыбку. — О чём задумался?

— О том, как мне с тобой повезло, — серьёзно и искренне ответил он, слезая с седла. Потом наклонился, и снова ее поцеловал.

Вскоре саблезубы были благополучно накормлены и размещены на ночлег, и только тогда Асвальд и Анне, наконец, перешагнули порог своего дома.

Крошечный домик встретил их тишиной и необыкновенным уютом, заботливо созданным руками друидов-калдорай. Вся обстановка жилища сильно напоминала таковую в небольших дарнасских тавернах, чьи владельцы сдавали на ночь не больше двух-трёх комнат: маленькая кухонька, что была по совместительству и столовой, и гостиной да спальня с практически ростовым трехстворчатым окном.

Пока Анне с восхищением изучала резную деревянную мебель каким-то невероятным, магическим образом увитую живыми стеблями плюща и цветущих лиан, Асвальд подошёл к окну, чуть сдвинув в сторону полупрозрачную занавеску и приоткрыв одну створку. В комнату тут же ворвался прохладный ветерок, неся с собой ароматы молодой листвы, примятой росистой травы и ночных медоносов. Порой друид был не рад обострившемуся нюху. Запахи тревожили его, тянули внутреннего зверя прочь из дома, на что человеческая сущность отвечала странной необъяснимой тоской.

А с неба все так же глядели Белая Госпожа и Синий Карлик. В такую ночь он бы с радостью дал волю инстинктам. Как уже делал раньше. Как делали практически все его друзья, не чуждые друидизма. Обратившись в большого серебристо-белого медведя, покататься в прошлогодней листве у корней древних дубов в ашенвальской чаще, искупаться в прохладном озере, что мерцало таинственным светом отражающихся в водной глади звёзд, испить из лунного колодца, получив тем самым безмолвное благословение Богини, в конце концов, позволить себе настоящую охоту, как и положено его тотемному зверю, Стражу, могучему потомку Урсока и Урсола…

Вальд вздохнул. Друидизм до основания пророс внутрь всего его существа. Настолько, что теперь его не понимала ни супруга, ни тот, от кого он ждал понимания более всего. Порой он и сам не понимал, кто же он на самом деле. Человеческая, волчья и медвежья сущность сплелись в нем воедино, сделав чем-то большим, чем-то необъяснимым. Ему еще только предстояло научиться у последователей Кенария жить с этим.

— Асвальд? — на этот раз в голосе Анне уже звучал лёгкий, едва уловимый, но все же упрек.

Ощутив женские руки, мягко опустившиеся ему на плечи, друид накрыл изящные кисти своими ладонями и чуть сжал, а затем обернулся.

— Ну как, тебе здесь нравится? — спросил он, позволив себе проигнорировать обиженные интонации жены.

— Очень нравится! — искренне ответила чернокнижница, мгновенно позабыв об очередном «уходе в себя», приключившемся с Асвальдом. — Здесь всё такое… она помолчала несколько секунд, подыскивая слово, и наконец тихо выдохнула –…живое.

Да, этот домик казался живым и дышащим, очень гармоничным. Анненес невольно сравнила эту обстановку с чопорной и мрачноватой роскошью гилнеасского особняка её родителей, которая порой очень сильно на нее давила, хоть и была привычной с детства. Никакого сравнения. В этом домике хотелось прожить столько, сколько им будет отведено, назвать его родным домом, которого она лишилась по прихоти своей странной судьбы

Анне присела на довольно мягкую, аккуратно заправленную кровать, Асвальд, чуть помедлив, опустился рядом. Он слегка провёл ладонью по ее волосам, не решаясь запустить в них пальцы, чтобы не разрушать красивую свадебную причёску. Тогда Анненес сама потянула за шёлковую ленту, развязывая её. И через пару минут рыжеватые волосы рассыпались у нее по плечам.

— Ты прекрасна, — тихо выдохнул друид, пропустив между пальцами длинную вьющуюся прядь. — Что бы ни случилось, Анне, я хочу, чтобы ты всегда помнила и знала — я люблю тебя.

Асвальд притянул жену к себе, увлекая в очередной долгий поцелуй. В каждое касание он старался вложить всю свою нежность, всю глубину чувств к ней, потому что страсти не было места меж ними с самого начала. У Вальда внутри все сжималось при мысли, что он никогда не сможет отдать ей всего себя без остатка, хотя Анненес, несомненно, этого заслуживала.

«Прочь из моей головы! — подумал друид, прикрывая глаза, и пытаясь сосредоточиться на происходящем. — Хотя бы ненадолго, хотя бы сейчас, оставь меня в покое… Я не хочу думать о тебе, не хочу вспоминать…»

Однако, вновь начавшую туманиться от плотского желания голову стремительно заполняли крайне нежелательные сейчас образы. Он едва справился с мучительным чувством диссонанса, ощущая мягкий податливый женский рот и прикосновения шелковистых локонов к своему лицу, вместо суховатых, жёстких мужских губ, властно и жадно впивающихся в его губы. Ему почти до физической боли не хватало во время поцелуя покалывания бороды и усов, как и легкой щекотки непослушных темных прядей волос, что почти всегда выбивались на лоб Арэйнеса.

«Эгоистичный ублюдок! Как жаль, что я не могу тебя возненавидеть за все это!» — беспрестанно билось в голове у Асвальда.

Его пальцы привычными уверенными движениями справлялись со шнуровкой корсета на свадебном платье жены, а внутри все по-прежнему замирало. Одна его часть жила предвкушением осторожных прикосновений к нежной гладкой коже, покрытой сейчас мурашками, которой он так любил касаться, а другая — отчаянно желала твердого, бугрящегося рельефа мышц, исчерченного многочисленными шрамами.

«Как жаль, что я не могу возненавидеть себя, за то, что позволяю себе подобное…»

Мысли не отпускали, мысли не давали покоя. Находясь в плену тлетворно-сладкой иллюзии, он неспешно провел ладонью по обнажённому хрупкому девичьему телу, стремясь от небольшой, аккуратной груди к плоскому животу. От него требовалось так немного — всего лишь не сравнивать, не искать иных ощущений, привыкнуть к мысли что мягкие полушария под его ладонями, и гладко выбритый женский лобок, куда более желанны, нежели могучее тело воина, с жесткими короткими волосками на широкой груди и вечно дразнящей воображение темной дорожкой тянущейся от лобка к пупку.

От идеи перейти в свой звериный, волчий облик Асвальд отказался сразу, ведь обострившихся нюх мгновенно усугубил бы ситуацию, да и Анне больше нравилось ощущать себя человеком в такие минуты.

Он выдержит, он обязательно справится. Ради нее, ради их общего будущего, ради себя самого, способного не быть чужой собственностью, безвольным щенком, которого крепко держит за шиворот матёрый зверь.

Анненес всегда нравилось, как Асвальд её ласкал. Нежно, чувственно, без спешки и грубости. Он всегда заботился о её удовольствии едва ли не больше, чем о своём собственном. И это очень отличалось от того, что рассказывала ей когда-то мама об этой стороне отношений мужчины и женщины. Она говорила, что, скорее всего, вероятный муж Анне в постели будет думать только о своём удовольствии, и с этим мало что можно поделать, просто принять, как есть, потому что мужчины вот такие. Вспоминая эти слова, молодая чернокнижница всё чаще понимала, как ей повезло.

Да, их первый раз нельзя было назвать слишком хорошим: как, впоследствии, оказалось, у Асвальда не было опыта с девственницами, и он, по незнанию, причинил ей больше боли, чем мог бы. Зато потом, по мере того, как они узнавали друг друга, Анне поняла, что свою идеальную пару она всё-таки нашла.

Вот и сейчас, сняв с нее свадебное платье и бельё, друид легонько толкнул ее в плечо, вынуждая лечь на спину. Анне подчинилась, хотя всё ещё немного смущалась, когда он смотрел на ее обнажённое тело. Под его пристальным взглядом она почувствовала, что краснеет. Он, конечно же, уловил ее смущение, но целовать и ласкать везде, куда мог дотянуться, не прекратил, добиваясь, чтобы она забыла обо всем, кроме удовольствия. Анне иногда казалось, что её тело для возлюбленного — как открытая книга. Он точно знал, где прикоснуться, как приласкать, чтобы было приятно, и сейчас вовсю этим пользовался, пока ее тихие стоны не дали ему понять, что она желает большего.

Подтянутое стройное тело Асвальда с в меру развитой крепкой мускулатурой по обыкновению притягивало ее робкие, но до известной меры восхищённые, взгляды из-под полуопущенных ресниц. В неверном лунном свете, заливающем комнату, графитово-серые ритуальные татуировки на лице и бицепсах друида отливали не то серебром, не то глубокой лиственной зеленью, делая его похожим на изваяние: скульптурно-красивое, но совершенно неживое, почти призрачное, что вкупе с по-прежнему отрешенным взглядом супруга, вновь всколыхнуло тревогу в душе Анненес.

«Словно и не со мной сейчас вовсе, — пронеслось в ее голове, прежде чем сильные мужские руки ласково, но с ощутимым нажимом развели в стороны ее бедра. — О чем ты только можешь думать в такой момент?»

Она достаточно редко позволяла себе проявлять инициативу, однако сейчас поступить иначе просто не могла. Обвив тонкими руками шею Вальда, чернокнижница потянула его ближе к себе, ища губами губы.

«Думай сейчас обо мне, только обо мне, любимый» — ее беззвучная мольба показалась ей самой просто оглушительной в этой лунной тиши.

Поощряя мужа устроиться, наконец, промеж ее раскинутых стройных ног, Анне оплела его подобно лозе, обволакивая всем телом, утягивая в тягучее беспамятство наполненное ее запахом, едва слышными вздохами и стонами наслаждения.

Жар и влага внутри женского тела бескомпромиссно взывали к его инстинктам, вынуждая начать размеренно двигать бедрами. Словно ища утешения, Асвальд спрятал лицо в изгибе шеи жены, зажмурив глаза. Что-то подсказывало ему, что пустота в его взгляде, за которой на самом деле шла нешуточная внутренняя борьба тревожила молодую супругу.

Друиду казалось, что он сходит с ума. Полная луна, сияющая над Калимдором будоражила строптивую кровь, мешая отринуть незримое присутствие того самого, не дающего покоя третьего на его брачном ложе. Тело реагировало, как должно, и каждое движение неотвратимо приближало пик удовольствия, прокатываясь все более частыми жаркими волнами по позвоночнику, но вот замутненное плотской страстью подсознание буквально топило друида в неподобающих фантазиях и желаниях.

Сколько бы он ни пытался сосредоточиться на женском запахе, приятно тревожащем чуткое звериное обоняние, от внутренней потребности вдыхать резкий мужской мускус, смешанный со специфическим запахом пота и волчьей шерсти, отделаться упорно не выходило. Шея и уши пылали, а по спине то и дело пробегала нервная дрожь, как будто чужой шершавый горячий язык скользил по коже от загривка к ягодицам.

И чем больше он противился навязчивым образам сочащимся из глубин памяти в подсознание, словно кровь из открытой раны, тем отчётливее понимал, что не сможет достичь собственной разрядки.

Анненес уже ощутимо подрагивала под ним, предвкушая близкое, как никогда, наслаждение и цепляясь тонкими пальцами за широкие мужские плечи, ну, а сам Асвальд не мог и близко подойти к той же черте. Пах болезненно тянуло, бешено колотилось в груди сердце, а частые фрикции почти перестали приносить удовольствие. Зато внутри, в глубине его отравленного пороком тела, поселилось такое знакомое чувство ноющей пустоты, отчаянно жаждущей, чтобы ее заполнили, растянули до лёгкой боли. Оно все росло и ширилось, пока не вылилось в совершенно осознанное острое желание почувствовать внутри себя чужую плоть, горячий, пульсирующий каменно-твердый член.

Губы Асвальда беззвучно шевельнулись. Наконец-то он смог четко определить для себя самого суть проблемы.

«Рэйн», — имя застряло в горле, слетев с губ друида протяжным судорожным вздохом.

Да, он был виноват. Бесконечно виноват перед своей молодой женой. Но больше не мог найти в себе сил противиться разрывающим его изнутри чаяниям.

Закусив в кровь нижнюю губу, друид целиком отдался во власть порочных фантазий. Стоило ему только представить, как могучее мужское тело всей своей тяжестью вжимает его в кровать, мускулистое бедро бесцеремонно расталкивает его ноги, а сильные пальцы с мозолями от рукояти клинка разводят его ягодицы, как пах пронзила первая остро-сладкая судорога.

«Арэйнес» — гулко стучало в висках, страсть затмевала рассудок, воскрешая прямо перед его внутренним взором пристальный горящий взгляд серых глаз. Он слишком хорошо помнил, как Рэйн впервые за столько лет разлуки назвал его своим. Сейчас он уже с трудом мог сказать, что его шокировало в тот миг больше: грубоватое проникновение крупной мужской плоти в напрочь отвыкшее от подобных вторжений нутро или мягкий шепот возле самого уха: «Я скучал по тебе, мой мальчик».

В погоне за замаячившим наконец на чувственном горизонте сладострастием, Асвальд совершенно потерял ощущение реальности. Словно это вовсе не Анне выгнулась под ним со сладким стоном, достигнув высшей точки наслаждения, а он сам изливался под Арэйнесом, насаживаясь на толстый член, и слепо толкаясь бедрами в небрежно ласкающую его ладонь воина.

— Я люблю тебя, — прошептала Анненес, крепче прижимаясь к мужу и все ещё находясь во власти чувственного урагана.

— Я тоже тебя люблю, — совершенно искренне выдохнул в ответ Вальд, однако, в ушах его в этот миг, вместо мелодичного голоса жены по-прежнему звучал сипловатый баритон, что с особым чувством называл его «своим мальчиком».

Утомлённая праздником и ласками мужа, Анненес очень скоро заснула. А вот Асвальду не спалось. Он ворочался на просторной кровати, в тщетных попытках хотя бы задремать. Бесполезно. Чтобы не разбудить жену, он поднялся с кровати, и уселся прямо на полу под окном.

Мучившее его чувство вины не ослабевало, Асвальд почти возненавидел себя за то, что в такой момент думал об Арэйнесе, представлял его рядом с собой, лаская жену. «Может и вовсе не стоило ломать ей жизнь этим браком?» — промелькнула досадная мысль. Если бы только Рэйн не явился на его свадьбу… Но он не только явился, он сделал всё, чтобы запретные желания вновь обрели силу.

Друид глухо, по-звериному, зарычал, обхватив гудящую от навязчивых мыслей голову руками. Виноват. Он так виноват. Злость на самого себя и столь неудачное стечение обстоятельств буквально распирала изнутри. А с неба все так же насмешливо глядела Белая Госпожа. Ни сочувствия, ни понимания, лишь холодный манящий свет, непреодолимо тянущий наружу животное нутро.

Асвальд с откровенной ненавистью уставился в безоблачное ночное небо. Она глядела прямо на него сквозь распахнутые ставни. Будто издевалась. Будто хотела сказать, что он слишком слаб, чтобы противиться. Самовлюбленная жестокая сука. Прямо как тот, что бессовестно воспользовался ее влиянием на проклятых детей Голдринна.

Вальд стиснул до скрипа зубы и с крайним недовольством обнаружил острые клыки во рту, мгновенно оцарапавшие нижнюю губу. Привкус крови на языке лишь приблизил неотвратимо надвигающееся безумие. Хотелось крушить и ломать, так что кончики пальцев невыносимо зудели, как от укусов пчел.

— Проклятье! — он глухо заскулил, с трудом отведя взгляд от серебристого диска луны.

Копившееся часами раздражение готово было вот-вот плеснуть наружу, словно вода из переполненной чаши.

— Отпусти, оставь в покое! — бормотал друид себе под нос, отчего-то вспоминая стоящий дыбом черный мех на чужом загривке.

Но было слишком поздно. Вместе со злостью и безысходностью по венам разливалась нечеловеческая сила, почти неузнаваемо меня форму и пропорции прежде человеческого тела.

И вот уже у распахнутого окна сидел не молодой светловолосый мужчина, а серебристо-белый ворген, рассеянно царапая дюжими когтями гладкий деревянный пол.

Как ни странно, после превращения стало чуть легче. Первым порывом волчьей сущности было вскочить, и умчаться куда глаза глядят. Но гигантским усилием воли друид сдержался. Он не имел сейчас права на такие выходки. Если поддаться инстинкту… Он знал к чему это приведёт. Побегав по окрестностям, и повыв на луну, в итоге, он, словно побитый щенок, приползёт туда, где находится Рэйн, и ничем хорошим это не закончится. Воображение тут же нарисовало Асвальду крайне непристойную картину, в которой Арэйнэс в волчьем облике, жёстко брал его, тоже в облике воргена, распластанного на полу.

Новая волна злости на себя немного отрезвила Асвальда. О чём он только сейчас снова подумал? Он и так виноват перед Анненес дальше некуда. И в конце концов он разумный, а не дикий ворген, значит, сумеет всё это выдержать. Эту ночь надо было просто пережить, надеясь на то, что с утра всё будет хорошо.

Прикрывая когтистыми лапами узкую волчью морду, друид, словно раненый зверь, медленно отполз в ближайший темный угол, куда не дотягивалась такая манящая и чарующая полоса лунного света. Сбившись в тесный клубок, Вальд затравленно поглядел из своего временного убежища на спящую жену. Он был недостоин ее. Ее красоты, ее добродетели, ее верности и, конечно же, ее искренних чувств.

Молодая женщина улыбнулась во сне, обнимая подушку. Видимо, ей снилось, что-то хорошее, а мягкая перина, все ещё хранящая мужской запах, обманчиво внушала ей, что супруг по-прежнему рядом. У Асвальда вновь болезненно кольнуло внутри. И он, не в силах больше выносить подобное щемящее душу зрелище, торопливо отвернулся.

Боль. Для него должна быть лишь боль. Он заслуживал лишь ее, а не влюбленную в него без памяти жену. Боль была почти такой же сильной, как тогда, в его далёкой юности, когда Арэйнес повел под венец прекрасную молодую аристократку, а Вальд был вынужден уйти в сторону, наступив на горло собственным чувствам и отказавшись от любых притязаний на того, кого любил. А все потому, что так хотел Рэйн. Все потому, что противиться этому человеку, ныне тоже сраженному проклятьем Гилнеаса, он по сей день не мог.

«Лучше убей меня, а если не можешь — сдохни сам, эгоистичный ублюдок!» — гулким эхом из глубин памяти отдались в голове Вальда слова, что слетели с его пьяных губ вслед Рэйну, оставившему его одного в борделе среди полуголых девиц. Он знал, что Арэйнес не пощадит, знал, что не обернется, и не вспомнит о нем, когда окажется на брачном ложе. И плевать, что брошенный им на произвол судьбы той ночью мальчишка без малого два года был его любовником, как и на то, что Асвальд отдал ему всего себя, позволив овладеть не только своим невинным телом, но и бесценной частичкой души.

Асвальд почти не запомнил той ночи, проведённой в борделе: много позже, когда он напрягал память, ему смутно вспоминалась высокая темноволосая девушка, её хрипловатый смех и наглые, откровенные объятия, пошлые прикосновения, от которых его мутило, да вино, которое он пил, почти не разбирая вкуса. Он сильно напился на свадьбе Рэйна, пытаясь заглушить тоску и ревность, которые ощутил впервые в жизни. А оказавшись в борделе, куда его привёл Рэйн, неведомо каким образом догадавшийся, что он сейчас чувствует, и жёстко приказавший ему перестать маяться дурью, и найти, наконец, себе женщину, Вальд пил ещё и ещё.

В результате, с утра он проснулся с таким похмельем, какого не пожелал бы и врагу, и нешуточной обидой на Рэйна. Их общение стало реже, только иногда теперь удавалось выбраться вместе на охоту, ведь воин почти всё свободное время уделял молодой жене. А когда Рэйн предложил «иногда спать вместе, если я буду не занят», Асвальд нашел в себе силы уйти, и больше не общаться. Забыть, отгородиться, убить в себе остатки отвергнутых чувств, перестать ждать и на что-то надеяться… Именно так он помышлял поступить, оказавшись втянутым в водоворот жизненных коллизий. И Асвальд действительно старался изо всех своих сил. Даже впав в немилость отца, и будучи изгнанным из родового поместья, он продолжал жить. Подавшись в ученики к Ведьмам Урожая он, наконец, обрёл себя. Были в его жизни и девушки, но ни с одной из них он не смог бы заставить себя связать судьбу, как того требовал от него бывший… Друг? Наставник? Возлюбленный? Друид до сих пор не мог точно определить роль Арэйнеса в его судьбе, но то, что она была одной из главных — он не сомневался.

А когда все в один миг рухнуло под яростным напором Катаклизма и армии Отрекшихся, оставив обездоленных гилнеасцев зализывать раны в благодатной тени Тельдрассила, которую так щедро и бескорыстно согласились разделить с ними калдорай, он вдруг понял, что вся его жизнь и борьба была лишь затянувшимся сном, наваждением. И если вторая, дикая сущность, не так давно поселившаяся у него внутри, нашла приют в Круге Кенария, обретя подобие гармонии с природой, то вот с самим собой, прежним, Асвальд договориться никак не мог. Особенно после того, как в его казалось бы опустевшую жизнь бесцеремонно ввалился громадный черный зверь. Он пришел для того, чтобы вновь все разрушить, он пришел, чтобы сломать и подчинить его, по старой памяти топя горечь несбывшихся надежд в физической страсти и душевной боли.

Друид принял решение, и оно оказалось далеко не самым разумным. Бегство ничего не дало. Странная болезненная созависимость больше не позволяла разорвать те невидимые нити, что давно опутали проклятые тела и души. Когда-то давно он клялся быть вечно со своим мучителем, и сказанные им в пылком порыве слова, по злой иронии судьбы, начали сбываться.

Он не добился ровным счётом ничего. В попытке спрятаться даже не от Рэйна, а от себя самого, он, кажется, разрушил ещё одну жизнь. И к счастью, Анне пока не подозревала об этом. Что будет, если она вдруг поймет, что вместо мужа рядом с ней чужая собственность, не умеющая противиться инстинктам? Что будет, если она узнает о его слабости?..

«Ничего хорошего», — сам же ответил на свой мысленный вопрос Вальд. Да, у Анне достаточно лёгкий для чернокнижницы характер, она искренне в него влюблена. Но к браку относится очень серьёзно, и клятвы, которые они приносили в храме, для нее священны. Если всё раскроется, для нее это будет удар, крушение всех надежд и всей жизни. Она уйдёт куда угодно, лишь бы от него подальше, не захочет связывать свою судьбу мало того, что с изменщиком, так ещё с мужеложцем. Друид глубоко вздохнул — в голове снова клубились непрошеные воспоминания — на этот раз о том моменте, с которого семь лет назад началось его падение…

…Выстывший на бесконечных ветрах межсезонья маленький охотничий домик с трудом принимал тепло разожженного камина, словно противясь жару, исходящему от весело потрескивающего огня. В темных углах по-прежнему царил холод, а между плохо утеплёнными бревенчатыми стенами то и дело проносились сырые сквозняки.

За крошечным окошком по-прежнему шумел разбушевавшийся осенний ливень. Ледяные струи дождя бились в стекло, стекая вниз крупными каплями и создавая почти сплошной серый заслон, за которым можно было лишь смутно различать густую негостеприимную лесную чащу.

Белокурый сероглазый юноша зябко подернул плечами, окинув беглым взглядом висящий на дверях чужой мокрый плащ, и свою собственную короткую накидку с капюшоном. Верхняя одежда их, естественно, не спасла. Все вещи успели промокнуть насквозь, несмотря на быстроногих лошадей. Хотя что греха таить, лошади не так уж и споро пробирались через лес, то и дело спотыкаясь о корни и путаясь в зарослях орешника.

— Холодно, — буркнул подросток, морщась от мерзкого ощущения липнущей к телу мокрой ткани.

— Потерпи немного, скоро согреемся, — почти беззаботно заметил ему в ответ рослый крепкий мужчина, подкинув в камин очередную порцию дров. — Иди сюда, Асвальд, садись поближе к огню.

Он похлопал по большой медвежьей шкуре, рядом с собой, расстеленной на полу. Однако стоило только парню приблизиться, как воин нахмурил густые черные брови и встал с места.

— Ээээ, нет, друг мой. Так не пойдет. Да с тебя просто ручьи текут, ты тут мне потоп устроишь. Давай-ка, снимай с себя все мокрое, и я дам тебе одеяло.

Асвальд замер в нерешительности, глядя на старшего друга.

— Ну и чего ты на меня уставился? — насмешливо фыркнул его собеседник. — Стесняешься, что ли? Я ж тебе не девица в самом соку, чтоб меня смущаться и краснеть.

— Да ну тебя, Рэйн! — пробурчал себе под нос Вальд, и с трудом подавив приступ неловкости, принялся стаскивать с себя сырые вещи.

По мере того, как мокрое тряпье пополняло образовавшуюся на полу кучу, Асвальд все сильнее дрожал. Но дрожь эта была лишь отчасти вызвана холодом в помещении. Под пристальным взглядом Арэйнеса он все сильнее нервничал, и оттого пальцы слушались его все хуже, путаясь в завязках, креплениях и пряжках ремней.

— Нужна помощь? — звук голоса мужчины заставил Вальда слегка вздрогнуть.

Глубокий звучный баритон воина отдавал странной незнакомой хрипотцой, и звучал теперь как-то вкрадчиво.

— Нет, я сам, — отозвался юноша, опасаясь поднимать взгляд, и продолжая непослушными стынущими пальцами воевать с завязками на штанах.

Он снова вздрогнул, но ничуть не удивился, когда чужие пальцы вмешались в процесс, бесцеремонно подцепив и расстегнув его ремень, а затем, куда более ловко и без особых трудов, распутав завязки. Асвальд буквально задохнулся, когда теплые сильные руки воина, игнорируя слабые попытки к сопротивлению, с нажимом провели вниз по его бёдрам стягивая вниз мокрые штаны.

— Что такое, мой мальчик? — горячий шепот опалил его ухо и шею. — Я всего лишь немного помог тебе.

— Рэйн… ты… не стоило… — мучительно краснея, юноша-таки вскинул взгляд, но стоило ему только встретиться глазами с Арэйнесом, как щеки, уши и шея полыхнули ещё ярче, вызывая чувство жара уже во всем теле.

Серая сталь глаз воина значительно смягчилась, почти расплавилась, поблескивая тусклым серебром в отсветах огня. Завораживающе. Настолько прекрасно, что Асвальду даже начало казаться, что Рэйн в этот миг открыл ему свою душу.

— Не стой столбом, — тихий голос друга вернул его с небес на землю. — На вот, закутайся и живо к огню.

Вручив совершенно растерявшемуся юноше меховое одеяло, Арэйнес, как ни в чем не бывало, вернулся к своему прежнему занятию — растопке камина.

Асвальд же, придя в себя, поспешно завернулся в теплый сухой мех. Тело отчего-то вело себя просто отвратительно и от этого юноше стало безумно стыдно. Пах наливался текучим жаром и томительной тяжестью, губы пересохли, а сердце готово было вырваться из груди.

Присев на край шкуры у камина, Вальд изо всех сил старался не смотреть на Рэйна, однако он все так же упрямо дрожал под шкурой, но уже совершенно точно не от холода. Кожа парня покрывалась мурашками от невесомых прикосновений к ней шерстинок, словно это вовсе не мех, а мужские пальцы скользили по ней. Успокоиться никак не получалось, и вскоре осторожный взгляд Асвальда уже вовсю шарил по могучей фигуре воина, сидящего к нему спиной и со знанием дела ворошащего кочергой дрова в камине.

Влажная от дождя белая рубаха Арэйнеса липла к телу, плавно обтекая бугрящиеся под покрытой боевыми шрамами кожей рельефные мускулы, а непослушные волосы воин частично собрал на затылке в небольшой пучок, открыв взгляду Асвальда крепкую шею. Юноша судорожно сглотнул, завороженно наблюдая за тем как на этой самой шее бьётся притягательная голубоватая жилка, которой отчего-то безумно хотелось коснуться, ощущая ее горячую пульсацию.

Воин, казалось, почувствовал что за ним следят, но вместо того, чтобы обернуться, лишь бросил через плечо мимолетный обжигающий взгляд, полный исключительного понимания происходящего.

— Ну что, согрелся? — осведомился мужчина, подкинув ещё дров в камин.

— Да, — неумело солгал по-прежнему дрожащий Асвальд, предательски сорвавшимся голосом. — Мне лучше.

— Правда? — на этот раз Арэйнес отложил кочергу и присел рядом с ним.

Парень поспешно отвёл глаза и судорожно закивал в ответ, кутаясь в одеяло. Его буквально разрывало на части от противоречивых желаний. С одной стороны он желал отодвинуться как можно дальше от старшего друга, дабы не сгореть на месте от стыда, а с другой — парадоксально хотелось физического контакта с его прекрасным сильным телом.

— На вот, хлебни, — словно не замечая чужого смущения, воин отцепил от пояса небольшую кожаную флягу и протянул Вальду. — Это поможет тебе отогреться.

— Но я не… — попытался возразить парнишка, но его предсказуемо прервали на полуслове.

— Пей, я сказал, — с мягкой, но непоколебимой настойчивостью повторил Арэйнес, откупорив пробку и буквально всунув сосуд в мелко дрожащие пальцы юноши.

— Что это? — все же счёл нужным осведомиться подросток, поднеся флягу поближе, почти к самым губам, но при этом осторожно принюхиваясь к содержимому.

Из узкого резного горлышка в ноздри приятно, но резковато пахнуло луговыми травами и весенним цветочным медом.

— Дворфийская медовуха, — спокойно отозвался мужчина. — Не спрашивай, откуда.

— Она ведь очень крепкая, насколько я слышал, — робко пробормотал Асвальд, разумно предположив, что старший товарищ за время службы за пределами Гилнеаса успел обзавестись массой полезных знакомств. — Отец считает, что мне рано пить такой крепкий алкоголь…

— Твоего отца сейчас здесь нет, — хмыкнул Рэйн. — Да и от пары глотков с тобой точно ничего плохого не случится.

Парень глядел с сомнением, никак не решаясь нарушить родительский запрет. Он всецело доверял старшему другу, но и отца уважал, искренне желая со временем стать ему достойным преемником.

— Дьявол тебя подери, Вальд! — внезапно вышел из себя воин. — Ты и правда ведешь себя сейчас, как ребенок! Хотя, если хочешь простыть и заболеть — дело твое.

Арэйнес протянул руку, намереваясь забрать флягу, но Асвальд лишь крепче сжал пальцы и, наконец, сделал глоток. Зажмурив на миг глаза, юноша решительно протолкнул внутрь ароматную терпкую жидкость. Горло мгновенно обожгло чем-то остро-сладким, а затем текучий огонь стремительно пронесся по пищеводу и опалил желудок.

Тем не менее, послевкусие ему чрезвычайно понравилось. Оно неуловимо напоминало о ярком солнце и теплых летних деньках, которых так мало обычно выдавалось на его туманной, дождливой родине. Осмелев, Асвальд, не раздумывая, сделал ещё несколько больших глотков, прежде чем Рэйн забрал у него флягу.

— Эй, эй, не увлекайся, — тихонько рассмеялся воин, поднося флягу уже к своим губам. — Эта штука действительно очень ядреная. Способна в два счета свалить с ног, если ты, конечно не дворф.

Асвальд неуклюже улыбнулся в ответ, глядя как резко дергается в такт глоткам выпирающий мужской кадык, и чувствуя, как жар из желудка постепенно проникает в кровь, растекаясь по венами. Он неотвратимо начал наполнять тело, вновь заставляя сердце биться чаще.

Закупорив флягу и убедившись, что пробка подогнана плотно, Арэйнес водрузил ее рядом с собой, видимо, рассчитывая в дальнейшем приложиться к содержимому ещё раз.

— Кажется, мне тоже не следует оставаться в мокрой одежде, — как бы невзначай заметил воин, принявшись небрежно сдергивать с петелек пуговицы на рубахе. — Наивно было полагать, что она сама высохнет на мне.

Асвальд замер, будучи не в силах ни пошевелиться, ни хоть что-то сказать, потому, что в горле словно застрял в этот момент вязкий ком. Он просто глядел, как Арэйнес стягивает с себя мокрую ткань, обнажая скульптурный торс с литыми крепкими мышцами.

— Надеюсь, я тебя не смущаю? — несмотря на по-прежнему мягкий, успокаивающий тон, на губах мужчины теперь играла далеко не самая дружеская, плотоядная ухмылка.

— Нет, — едва слышно выдохнул красный, как варёный рак, Вальд. — Мы ведь оба мужчины…

— Тогда, я думаю, ты не будешь против, если я сделаю так? — совершенно неожиданно для жадно хватающего пересохшими губами воздух юноши, мужчина подцепил пальцами его подбородок и стремительно повлек к себе.

— Что ты… — только и успел пробормотать изумлённый подросток, прежде чем горячие, чуть обветренные губы накрыли его губы, по-хозяйски сминая их, а язык Арэйнеса сразу глубоко проник во влажную тесноту девственного, нецелованного рта.

У Асвальда мгновенно закружилась голова, словно туда ударил разом весь выпитый алкоголь. Новые ощущения захлестнули его, утопив в своей бездонной пучине остатки стыдливости и здравомыслия. Арэйнес подавлял, властвовал над ним целиком и полностью, и ему оставалось только внимать тому безумно приятному действу, в которое его вовлек старший друг. Парень с восторгом принимал и смаковал всё: от лёгкого покалывания на коже, оставляемого чужими усами и короткой бородой, до жаркого и влажного, невероятно интимного переплетения языков, нашедших друг друга в глубине первого в его жизни взрослого поцелуя.

Тем не менее, воин, пусть и не сразу, но отпустил юношу и нехотя отстранился, оставив ему не только стойкий привкус перебродившего меда на языке, но и право самому принять решение.

— Не понравилось? — сиплым шепотом выдохнул он, ловя мечущийся взгляд Вальда.

— Зачем ты это сделал? — вопросом на вопрос ответил подросток, прижимая пальцы к своим чуть припухшим влажным губам.

— Мне казалось, ты этого хотел, — последовал невозмутимый ответ.

— Так не должно быть, — Асвальд снова по-детски зажмурил глаза и замотал головой. — Не ты ли говорил, что мужчины не могут…

— Мужчины могут позволить себе все, что пожелают, — теплая ладонь, покрытая застарелыми мозолями от рукояти клинка мягко легла на щеку юноши, вынуждая сосредоточить внимание на ее владельце. — Запомни это, малыш. Мы рождены быть хозяевами мира, в отличие от женщин. Просто есть вещи, которые не принято выносить на публику.

Вальду казалось, что он растворяется во взгляде Рэйна, темная глубина манила к себе, затягивала, и юноша вдруг понял, что отчаянно желает нырнуть на самое ее дно.

Он прикрыл глаза, ощущая, как пальцы Арэйнеса ласкают его пылающую щеку, перебираясь за ухо, а затем и вовсе зарываются в светлые пряди на затылке.

— Я хочу ещё, — срывающимся голосом, едва слышно, признался парень и сам потянулся навстречу.

На миг во взгляде воина промелькнуло явное торжество.

— Не пожалеешь потом? — шепнул на ухо Арэйнес, прижимая парня к себе, и запуская руку под одеяло, в которое тот кутался. — Ещё немного и наступит тот момент, когда я уже не смогу остановиться, даже если ты вдруг передумаешь.

На что Асвальд обвил его шею руками, и, наконец, позволил себе припасть неумелыми дрожащими губами к вожделенной жилке на шее воина. Арэйнес шумно выдохнул, подставляясь под нежданную ласку, и одним движением сдернул с плеч партнёра одеяло.

По телу Асвальда прошла ощутимая крупная дрожь. Горячие широкие ладони жадно шарили по груди и спине, вынуждая светлуюгладкую кожу покрываться мурашками.

Юноша глубоко вдыхал, буквально по крупицам впитывал тяжёлый, истинно мужской мускусный запах, будоражащий его чувственность. От Рэйна пахло диким медом, костром, порохом, сырыми звериными шкурами, и самую малость потом, частично смытым дождевой водой. Не понимая толком, что творит, Вальд продолжал беспорядочно скользить губами по чужой шее и ключицам, цепляясь за широкие плечи воина, инстинктивно запоминая расположение шрамов на коже. Бешеное биение сердец в унисон, как и шумное дыхание обоих, слившееся воедино, практически оглушало, заставляя утрачивать чувство реальности.

Перехватив инициативу, Арэйнес повалил парня на шкуру перед камином, бесцеремонно и торопливо стаскивая с узких мальчишеских бедер нижнее белье. Вальда одолел новый приступ стыдливости, потому что в последующие несколько мгновений он вынужден был наблюдать за тем, как раздевается партнёр.

Воин с привычной небрежностью расстегнул ремень, расслабил вязки штанов и стянул с себя оставшуюся одежду. Не зная, куда деть пристыженный взгляд, юноша парадоксально уставился на рельефный мужской пресс и дорожку темных волосков идущих от лобка к пупку, а затем и вовсе на крупный напряжённый член с открывшейся влажной головкой.

— Доверься мне, — выдохнул Рэйн, вклиниваясь бедром между бедер любовника и ложась сверху. — Тебе понравится.

Асвальд с тихим стоном выгнулся навстречу чужой обжигающей наготе. Мужчина покрывал жаркими поцелуями все его тело, покусывая в порыве страсти хрупкие выступающие ключицы, облизывая и изредка втягивая ртом маленькие твердые соски, ритмично потирая бедром болезненно ноющий пах. Не помня себя от удовольствия, Вальд задыхался, едва держа в узде голос, извивался на мягкой пушистой шкуре, восторженно внимая сводящим с ума ласкам, но по-прежнему не понимал чего он сам так отчаянно жаждет.

Не успел юноша опомниться, как сильные руки обхватили его бедра, разводя их в стороны. Не позволяя сменить бесстыдную позу, Арэйнес устроился промеж них.

— Рэйн, нет! — Асвальд протестующе зарылся пальцами в темную гриву воина, стремясь оттолкнуть, когда тот склонился к его паху. — Это же грязно!

— Заткнись и получай удовольствие, — последовал грубоватый и властный, но почему-то безумно возбуждающий отклик. — Не переживай, чуть позже я найду чем занять твой неугомонный рот.

В итоге, не имеющему возможности вырваться парню, оставалось только дрожать всем телом и сдавленно поскуливать от неведомого прежде наслаждения. Он едва сдерживал конвульсивные рывки бедер. Горячая глубина чужого умелого рта стремительно приближала пик наслаждения, окружив тонкую чувствительную кожу бесстыдными смелыми ласками от которых, казалось, плавящийся мозг постепенно превращался в бесформенную кашу.

Однако то, что начало происходить чуть позже, было уже не так приятно. Платой за восхитительно сжимающиеся вокруг его члена мышцы чужой глотки стало далеко не самое безболезненное вторжение в девственный зад сначала одного, а затем и двух мужских пальцев, обильно смоченных слюной.

Арэйнес был неумолим и совершенно не слушал сбивчивые просьбы своего юного партнёра. Воин методично растягивал протестующие, тугие мышцы, готовя любовника к чему-то большему. Но и от этого, как оказалось, можно было получать удовольствие. Вскоре основательно захмелевший к этому времени от медовухи и чужих ласк Вальд втянулся и начал уже сам насаживаться на терзающие его пальцы, глубже, сильнее, в погоне за странным болезненно-сладким ощущением, явно идущим из растревоженный вторжением недр тела.

— Маленькая похотливая сучка, — утробно прорычал Арэйнес, оторвавшись от своего занятия и на миг вновь прижавшись всем телом к раскинувшемуся под ним парню, так что крепкий налитой член упёрся прямиком в бедро юноши, позволяя оценить размеры его желания.

— Тебе ведь было хорошо, не так ли? Теперь твоя очередь сделать мне приятное.

Как ни странно, Асвальд уже практически не чувствовал стыда, оказавшись на коленях у ног своего старшего друга. В голове было легко и пусто, тело гудело от дикого сексуального напряжения, между ягодиц слегка саднило, а прижатый к животу перевозбужденный член болезненно пульсировал.

Он понятия не имел с чего именно стоит начать, но за дело принялся с энтузиазмом. Все ещё робея и предсказуемо смущаясь юноша обвил пальцами упругую, горячо пульсирующую мужскую плоть с выраженными венами, коснулся ее губами, затем попробовал на вкус сочащуюся из уретры тягучую влагу. Чуть осмелев, он уже облизывал и осторожно посасывал набухшую головку, стараясь не думать при этом чем именно он занимается.

Сначала Арэйнес просто позволял ему делать то, что он хочет, наслаждаясь неумелыми, но искренними ласками, но затем, положив ладонь на затылок парня, принялся диктовать свои условия, заставляя брать глубже, двигать языком и помогать себе руками, ибо крупный орган физически не помещался во рту юного партнёра.

Асвальду по-прежнему казалось, что он попал в какой-то странный сюрреалистичный сон, когда его все так же неожиданно заставили оторваться от в высшей мере неприличного занятия, и вновь уложили на шкуру возле камина.

Арэйнес стёр пальцами с его подбородка остатки слюны и впился в губы страстным и грубым кусачим поцелуем, за пару минут едва не лишив парня всего воздуха. Но несмотря на это, Асвальд до последнего стремился отвечать на поцелуй, все ещё ощущая на языке странный терпкий привкус мужской смазки.

— Мне нравится твой настрой, — хрипло усмехнулся мужчина, сжимая упругие ягодицы подростка.

Хоть юноша и не до конца понял, что именно с ним собираются делать, но при этом послушно развел ноги. Воин более с ним не церемонился, подтолкнув под поясницу скомканное одеяло и обильно смочив слюной вожделенное место.

Осознание к Вальду пришло только лишь тогда, когда упругая головка члена ткнулась в судорожно сжавшееся кольцо мышц. Глаза парня расширились, он вздрогнул всем телом, а в кружащейся голове в этот момент промелькнула паническая мысль — во что бы то ни стало вырваться, не допустив проникновения. Однако знакомые сильные руки крепко держали его.

— Не сопротивляйся, мой мальчик, — попенял ему Рэйн. — Это почти как пальцами, разве что чуть больнее.

Голос его звучал необычайно мягко и ласково, на совершенно безумном контрасте с жёсткими пальцами, сжимающими бедра, и беспощадно огромным, каменно твердым членом, настойчиво преодолевающим сопротивление мышц.

Склонившийся над ним Рэйн призывал его расслабиться, медленно, но верно проталкиваясь в девственное нутро, а Асвальд едва сдерживался, чтобы не застонать от боли, и изо всех сил кусал распухшие губы, пока на них не выступила кровь.

Оказавшись внутри, Арэйнес замер на пару мгновений, тихо и неразборчиво бормоча о сводящей с ума тесноте. Борясь с чувством заполненности и растянутости до предела, его юный любовник никак не мог восстановить дыхание, пытаясь понять, приятно ему, или попросту больно, и ничего более. Алкоголь в его крови слишком стильно стирал сейчас грани, искажая восприятие, вынуждая как должное принимать то, что на трезвую голову точно показалось бы противоестественным.

Вопреки ожиданиям, первые медленные и неглубокие фрикции не сделали Вальду больнее. Рэйн тесно прильнул к нему, шепча что-то успокаивающее и чуть прикусывая чувствительное ушко, поощряя обвить руками его спину, почувствовать в полной мере запретное единство тел.

По мере того, как бедра воина начали двигаться быстрее и резче, боль окончательно притупилась, сменившись остро-сладкими вспышками удовольствия, того самого, так заинтриговавшего Асвальда ранее. Прикрыв глаза парень внимал им, с нажимом скользя пальцами по напряжённой взмокшей спине любовника и изредка выпрашивая глубокие мимолётные поцелуи.

Вальд почувствовал как рука Рэйна протиснулась между разгоряченными телами, обхватив его напряжённый член. Юноша тихонько застонал, выгибаясь и слепо толкаясь бедрами в тесное кольцо сжимающих его плоть пальцев.

— Пора заканчивать эти игры, — хмыкнул Арэйнес.

Мужчина сменил позу, вновь оказавшись на коленях промеж разведенных бедер партнёра, но на этот раз больше не пытался сдерживаться, мощными резкими толчками принявшись вбиваться в податливое и гибкое распростертое под ним тело.

Боль окончательно смешалась для Вальда с удовольствием. Кажется, его рвали на части, но чувствовал он себя при этом непередаваемо. В такт движениям твердой жаркой плоти внутри тела, мужские пальцы ласкали его истекающий член, заставляя чувствовать себя беспомощным перед накатывающим приливными волнами наслаждением.

Асвальд жмурил глаза, задыхался, цеплялся побелевшими тонкими пальцами в пушистую

шкуру на полу. Ощущение тонкой грани, которую он готов был вот-вот переступить больше не покидало его.

И в какой-то миг юное тело не выдержало напряжения. Коротко хныкнув, парнишка выгнулся дугой, крупно вздрагивая и бессознательно царапая мускулистые бедра любовника. Горячие брызги спермы обильно оросили его живот и бедра, по-прежнему смешивая воедино удовольствие, от которого впору было лишиться сознания, с тянущей болью конвульсивно сокращающихся мышц, сквозь которые продолжала безжалостно вламываться в его тело чужая плоть.

Партнеру потребовалось ещё несколько беспорядочных глубоких фрикций, чтобы присоединиться к нему. Арэйнес с глухим рычанием достиг собственной разрядки, изливаясь в тесное и горячее девственное нутро.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это совсем не то, о чем следует болтать по возвращении домой, — заметил воин, повалившись рядом с Вальдом на шкуры.

Юноша вяло кивнул, поглядев на любовника осоловелыми, пьяными глазами. Обстановка небольшой комнаты то и дело раскачивались из стороны в сторону, медленно проплывая мимо. После пережитого у него совершенно ни на что не было сил, и он мог лишь отстранённо наблюдать, как Арэйнес, через некоторое время, словно большой кот, потянулся и встал на ноги.

Мужчина не стремился прикрывать наготу, позволяя партнеру созерцать свое мускулистое крепкое тело и теперь уже расслабленный пах, что и в таком состоянии выглядел внушительно.

! Красивый, — подумалось Вальду, хотя мысли в голове отчего-то ворочались медленней улитки. — Теперь понятно почему за ним вьются толпы девиц».

Рэйн вернулся достаточно быстро, с влажной тряпицей, об которую вытирал руки. Присев рядом, воин, не говоря ни слова, принялся оттирать белесые следы уже с живота и бедер Асвальда.

— Так-то лучше, — проворчал он, отбросив скомканную грязную ткань в сторону.

Парнишка зябко поежился. Начавшая остывать кожа, на которой подсохла испарина оставшаяся после близости, покрылась мурашками. Несмотря на жар, идущий от камина и порядочную дозу спиртного в крови, пронырливые сквозняки тянулись к нему со всех сторон, стылыми пальцами пробегая по обнажённому телу.

— Замёрз? — догадался Арэйнес.

Юноша снова кивнул. Однако и тут воин умудрился удивить его. В который раз за вечер. Вместо того, чтобы просто укрыть одеялом, Рэйн лег рядом и притянул его к себе.

Все ещё не веря, что это происходит на самом деле, Асвальд удобно устроил растрепанную белокурую голову на широкой мужской груди. Это казалось в высшей степени правильным. Живое тепло не просто помогло ему согреться, но и мгновенно уняло ломоту во всем теле. Не облегчило оно разве что участь подозрительно ноющей поясницы и того самого места, что стало вместилищем порока. Внутри все ныло и горело адским пламенем, так, словно в промежность вбили раскалённый стержень, отчего на границе все ещё основательно одурманенного хмелем сознания подростка занозой засела мысль, что отдаваться таким вот образом мужчине все же не следовало. И что у этого его решения однозначно будут последствия. Может быть даже не самые приятные.

Однако сейчас, когда «старший друг» так крепко обнимал его, собственнически оглаживая плечи и ягодицы, щедро делясь теплом, дыханием и сердцебиением, что слышалось у самого уха паренька, так мягко касался губами его лба, бороться с мыслью, что Арэйнес особенный просто не представлялось возможным. Пожалуй, сильнее заблуждаться в тот момент было нельзя, но Асвальд засыпал под шум дождя и потрескивание дров в камине, со стойким чувством собственной нужности и исключительности, в твердой уверенности, что к могучему воину, которому он позволил право обладания, теперь применимо понятие «только мой».

…Асвальд болезненно поморщился. Тягучий, вязкий плен воспоминаний никак не желал отпускать его, а он, в свою очередь, отчаянно не хотел расставаться с горько-сладкими грёзами наяву. Он знал, что не следовало использовать в подобных целях великий дар друидизма — Изумрудный Сон, позволяющий перенестись на много лет в прошлое и вновь пережить нечто, бережно хранимое его памятью, но стенающая душа, что никак не могла найти себе покоя, обрела его только там, в дебрях полусна, счастливой, искажённой до невозможности реальности. И вот сейчас, когда настала пора ее покидать, друид, словно тонущий слепой щенок, изо всех сил цеплялся за ее грани.

Безрезультатно. Его беспощадно выбросило в уютный полумрак комнаты, где в беззвездной предрассветной тиши за окном пересвистывались какие-то птахи. Ночь была на исходе. И его мучительница — Белая Госпожа, аватара несравненной Элуны, уже успела практически скрыться за горизонтом.

А он все так же сидел в углу, сбившись в болезненный комок, покрытый стоящей дыбом серебристой шерстью.

Жалок. Как же он был жалок сейчас. Асвальд прижал уши, и с невыразимой тоской несколько минут подряд провожал взглядом яркий сияющий лик ночной Госпожи.

Друид не задавался вопросом ждёт ли его Арэйнес. Он откуда-то совершенно точно знал, что ждёт, что так же как и он сам смотрит сейчас на заходяшую луну, и глухо рычит, проклиная своенравность любимой игрушки.

В последний раз позволив себе мысленно выпрыгнуть в кошачьем облике из распахнутого окна прямиком в сад и бесшумной тенью пронестись через спящий Дарнас, дабы провести последние мгновения ночи в объятьях любовника, Асвальд без сил рухнул на пол, тихонько поскуливая от безысходности. Всего один прыжок и измученное за ночь предвкушением близости с другим самцом тело получит желаемое. На самом деле, ему хватило бы и получаса, чтобы слиться в экстазе с объектом вожделения. Да, Рэйн бы злился, кусая и царапая пуще обычного, но лишь это, хотя бы на время, утолило бы его дикий плотский голод, позволив забыться настоящим крепким сном.

Жаль. Очень жаль, что порочное пламя страсти не способно было выжечь его всего без остатка, вместе с тем ужасным чувством вины, от которого хотелось бежать, куда глаза глядят, и выть во весь голос.

«Ты так смел, мой мальчик, ровно как и беспомощен, — шелестел в его голове шепот Рэйна. — Ты больше не посмеешь мне отказать. Мы будем сливаться воедино всякий раз, как этого потребует наша новая природа. Просто прими это…»

«Замолчи, Рэйн, замолчи», — мысленно заспорил с этим голосом Асвальд. — «Я не собираюсь становиться твоей игрушкой, как ты того желал бы. Не собираюсь. Я вообще не должен был позволять тебе смущать меня в такой день».

Этот нелепый мысленный спор продолжался, пока окончательно не рассвело, и не взошло солнце. Лишь увидев, как солнечные лучи заливают комнату, как сонно ворочается Анне, пытаясь устроиться так, чтобы солнце не било в глаза, и можно было поспать ещё, Асвальд нашел в себе силы подняться на ноги. Он чувствовал себя бесконечно усталым и разбитым.

Нечеловеческим усилием воли, друид загнал таки свою вторую звериную сущность внутрь, заставив замолчать скулящего, словно побитый пёс грозного воргена. Тело медленно и нехотя, обретало прежние формы. По мере того, как гасли пожары инстинктов, рассыпаясь по коже последними искрами адреналина, напоминающими укусы назойливых насекомых, его окутывала тягучая слабость, оставляющая от ночных страстей лишь тлеющие угли. Но Вальд не особо-то обольщался этим временным затишьем. Он знал, что пока луна окончательно не сменит фазу, и не пойдет на спад, непристойные желания и мысли будут тревожить его каждый вечер, вновь раздувая проклятое пламя.

Не одеваясь, он осторожно опустился на кровать рядом с женой, но прикоснуться к ней, и уж тем паче, обнять, он так и не решился. После всего, что ему пришлось пережить этой ночью, Асвальд совершенно не чувствовал себя достойным ее. Набросив на бедра тонкое одеяло и, для верности, спрятав осунувшееся лицо в подушку, он не придумал ничего лучше, чем притвориться спящим, терпеливо дожидаясь пробуждения Анненес.