Острые зубы, скрежет металла и неестественно порывистые движения, струи масла по стенам и мерцающий свет, в перерывах между которым перехватывает дыхание в ожидании, насколько близко окажется смерть, когда лампочка вновь вспыхнет. Звуки приближения массивного металлического тела, перебирающего сотнями или даже тысячами маленьких лапок по трубам и ящикам. Режущий звук бьющегося стекла и какого-то фантомного безумного света кого-то смутно знакомого.

Тело дрожит, руки не слушаются, ослабевают, сенсоры бьют тревогу, посылая сигналы в ядро, но конечности отказываются подчиняться. Всё внутри кричит о важности побега, но ничего не выходит, будто какая-то система, находящаяся выше любого здравого смысла, отвергает любые попытки сорваться с места и попытаться избежать отвратительной судьбы. Голову сжимают тиски чьей-то металлической острой клешни, но сопротивляться активно не получается, через силу остаётся лишь едва дёргаться в тщетной попытке оторвать собственный дисплей от лап чудовища.

Неужели никто не поможет? Никто не придёт. Острые зубы вгрызаются в плечо, по руке ощутимо бегут струйки собственного масла, пока сенсоры один за другим деактивируются, принося бесчувственность телу, приближающемуся к смерти. Уходят ощущения, а ты лишь стонешь надрывающимся динамиком в едва целой глотке, с отчётливым биением ядра ощущая всё новые и новые системные ошибки. Процент работоспособности внутренних устройств всё ниже и вскоре центральный процессор замирает окончательно с неприятным лязгом в тишине, наступившей от деформации микрофона в голове, воспринимающего звуки.

Узи просыпается в приступе паники. Система регистрирует вышедший из нормы темп биения ядра в груди. Руки трясутся и тело отказывается слушаться, словно нечто извне мешает конечностям получать какие-либо сигналы. Только не снова. Двигайся, прошу, двигайся же. Дрожащие ладони опираются на край кровати, пока девушка пытается спустить хотя бы одну ногу на пол и встать, ощутить твёрдость под ней. Руки соскальзывают, и слабое тело, страдающее глюками от получаемых запросов, падает на металлические плиты, провод зарядки натягивается и кабель сам вырывается из порта девушки под натяжением раньше, чем её голова достигает нижней точки. Звук обрушившегося на твёрдую поверхность корпуса раздаётся по всему дому.

Дрон жалобно стонет, пытаясь выпустить пар, который исходит от устройств внутри, перегревающихся в попытках переработать все запросы ядра, дав отрицательный ответ на каждый из них. Слуховые сенсоры регистрируют звук открывающейся двери, но информация об этом быстро удаляется, не имея преимущества перед выскакивающими сообщениями об ошибках. Единственное, что пробивается через оповещения, ярко фиолетовый знак решателя посредине дисплея, вызывая ещё большую панику в переполнившихся мыслительных процессах девушки.

— Узи? Узи! Ты как? Боже, дорогая, я тут, я рядом, — Хан, вбежавший в комнату, падает на пол, крепко прижимает к себе дочь, поглаживая по волосам. Он чувствует, как её ядро лихорадочно бьётся и греется без видимых на то причин, но знает, что не может ничего с этим сделать. Девушка его не услышит, пока механизмы в её теле не дойдут до пика работы, вызвав аварийное состояние. — Всё будет хорошо… Сейчас тебе жарко и страшно, ты получаешь слишком много информации. Просто продержись ещё чуть-чуть. Система безопасности обязательно зарегистрирует аварийное состояние, слышишь? И всё будет хорошо, ты вернёшься к папе, милая… Очередь запросов полностью очистится и всё перезапустится. Прошу, поверь мне…

Хан успокаивает дрожь в собственном теле: он знает, что Узи его не слышит. В этом состоянии она не воспринимает реальность, просто не способна на это. И всё же самому мужчине спокойнее произносить снова и снова, что всё обязательно обойдётся и пройдёт. Он говорит это всё чаще для себя, чем для неё, перегруженной и изнеможенной. Он не хочет потерять её, мысли об исчезновении дочери заставляют вспомнить что-то из прошлого, что-то неприятное и даже противное, что лучше спрятать и никогда не доставать из памяти вновь.

Тело Узи вскоре обмякло, а дисплей сообщил о перезагрузке системы. Ещё одна ночь без полноценной перезарядки, Хан начинает к этому привыкать. Плевать, что его работоспособность снизится, для него всё же важнее убедиться, что его ребёнок сможет перезагрузиться. Так страшно бежать в её комнату с шальной мыслью, что в эту ночь что-то всё же пойдёт не так — аварийное состояние обратится в фатальную ошибку и нельзя будет уже помочь. Мужчина с облегчением берёт девушку на руки, укладывая снова на кровать так бережно, как самую драгоценную ношу в своей жизни.

Пальцы Хана перехватывают провод кабеля зарядки, осматривая его, замечая, что изоляция скоро может повредиться от постоянных нагрузок, как в эту ночь. Что ж, мужчине ничего не стоит это всё починить, но вот ребёнка так вот легко привести в норму не выйдет. Возможно ли найти специалиста, который поможет с этим, найдёт решение проблемы? Некоторые идеи не идут на пользу, а некоторые просто абсурдны. Пусть катятся к чёрту с предложениями привязывать дочь на ночь. Какой родитель вообще может с такой лёгкостью согласиться приковать собственного ребёнка?! Хан еле сдерживается от того, чтоб не вставить ключ в лицо таким профессионалам своего дела.

Состояние Узи не улучшалось день ото дня. Прошла уже неделя, а её паранойя продолжала давать о себе знать, первые ночи были почти бессонными, Хан не стеснялся брать отгулы на работе, лишь бы контролировать, что его ребёнок себе не навредит, в порыве поиска информации. Лучше он ей поможет с расследованием, принесёт что-нибудь для размышления, чем она сама в одиночку станет с этим работать. Со временем она стала спокойнее, хотя это оказалось не лучше: беспокойные бормотания и внезапные вскрики осознания чего-то сменились часами тишины и молчания в ответ на большинство вопросов. Улучшился лишь режим сна, теперь она подскакивала лишь раз за ночь, и довольно быстро возвращалась в состояние покоя. Хан не был уверен, идёт ли она хоть немного на поправку, или её деформация просто перешла в другую стадию. Было жутко осознавать, что собственное дитя временами не способно реагировать на происходящее вокруг.

Узи не сошла с ума, Хан верит в это, надо лишь переждать, всё обязательно встанет на свои места, он готов это даже как мантру повторять. Не признает ни за что в своей жизни, что его дочь сломана, не примет факта, что её программа была повреждена! С ней всё в порядке, просто мир вокруг неё не такой, каким должен быть. Общество, что её окружает, прогнившее, они просто не хотят признавать, что дело не в его ребёнке, не так ли?!

Его дитя для него драгоценно, кто бы что ни думал об их семье. Это правда, что он не уделял должного внимания дочери, но тогда это казалось правильным. Какой-то призрак прошлого словно шептал ему об этом раз за разом, но Хан не хотел понимать, чем являлось это фантомное воспоминание. Всё прошедшее должно остаться там, за их настоящим, он не хочет ворошить это. Может, он и правда тогда оставил своего ребёнка на верную, как могло показаться, смерть, но у него были причины: нужно было защитить остальных, объявить эвакуацию, чтоб хоть кто-то уцелел и начал бы их цивилизацию с нуля, даже если это был бы не он сам. Да и тем более Узи ведь…

Нет. Мысли Хана резко прерываются, он не должен думать об этом. Главное, что это прошло и больше не повторится, надо забыть об этих странных мыслях и отдать всего себя заботе об ослабшей дочери. Мужчина мягко вставляет кабель зарядки в порт девушки, поднимая усталый взгляд на потолок, увешенный листками с разной информацией. Так много рисунков, от которых нечто внутри старшего Дормана сжимается. Хан в последний раз ласково гладит фиолетовые волосы Узи, грустно улыбаясь, и уходит, предчувствуя, что сегодня он тоже уйдёт с работы пораньше.

***

Дисплей Узи загорелся, сигнализируя о запуске систем и выходе из спящего режима. Девушка открывает глаза и с какой-то усталостью осматривает потолок своей комнаты, изучая всё, что успела повесить за пару дней. Множество символом абсолютного решения, чудовища… Дрон помнит, как в панической лихорадке разрисовывала отрывистыми линиями бумагу, стараясь привести механизмы внутри в норму. Ей так нужен ответ, ей хочется понять, что происходит. Кажется, что если она доберётся до разгадки, её система наконец-то вернётся в норму, больше ничего не будет перегреваться и подвергаться систематическим сбоям.

Она видела чудовище, пережила настоящий ужас, который лёг на её плечи тяжёлой психологической травмой, не дающей спокойно находиться в спящем режиме. Дронам не снятся сны, так почему же ночами её система внезапно даёт сбой и она вынужденно переживает раз за разом произошедшее? Был ли её программный код повреждён так, что в спящем режиме к ней поступала информация из памяти о произошедших событиях? Но ведь она жива, её не съели, однако концовка, которая ей мерещится, всегда иная, жестокая и ужасная. Её ли фантазия рисует такой финал в её голове?

Вопросов с каждым днём становилось всё больше, но поймать хоть один ответ не получалось. В какой-то момент Узи начала замечать, что её совершенно не тянет выходить из собственной комнаты, а большую часть времени стало комфортнее проводить где-то в углу, обнимая свои же колени, покачиваясь и размышляя, что же она могла упустить в тех записях, что приносил отец по её просьбе.

Девушка становилась лишь тенью той взбалмошной и дерзкой себя, какой была, грезя о спасении своего народа от гнёта страшных убийц, и замечать это стало так просто, наблюдая, как улыбка отца становилась всё тоскливее и печальнее. Учителя продолжали попытки убедить Хана вернуть дочь в школу, утверждая, как важно образование и старший Дорман, как отец, должен это понимать. Однако мужчина всегда уверенно прогонял преподавателей с порога дома, уверяя, что ему виднее, что нужно его ребёнку. Узи на это всегда выглядывала из комнаты, стоило входной двери захлопнуться. Она не произносила слов благодарности, но Хан всё прекрасно понимал и по одному её взгляду.

Девушка уходила в себя надолго, но всегда возвращалась с новой теорией, соединяя красные нити на потолке, желая убедиться, что всё в рассуждениях, основываясь на новой переменной из её размышлений, сойдётся. Однако линия всегда обрывалась на какой-то из найденных статей или заметок. Полной картины не находилось, а все гипотезы летели в мусорную корзину.

Возможно, стоило оценить ситуацию под другим углом, чтоб понять происходящее. Может, Узи и правда упускает что-то, ограниченная собственными злостью и жаждой мести, как подмечала Ви. Действительно ли не было переговоров между ними и людьми или им просто не рассказали всей истории? Но отец видел, как она день за днем ищет ответы, разве стал бы он врать о том, что было тогда, в его молодости, когда она в очередной раз изучала прошлое работяг по учебнику? Однако, даже если переговоры и правда были, нет никакого логичного объяснения тому, почему началась зачистка. Узи видела много дронов первого поколения, которые ещё застали людей, и почти все они миролюбивы и совершенно не блещут какими-то умственными способностями, честно говоря. Никто из них так и не взял оружия, даже для самообороны, защищались лишь подростки. Так как же так получилось в прошлом, что люди посчитали их угрозой, которую надо устранить?

Могло ли всё это начаться из-за эгоистичного желания людей не признавать их, дронов, как себе равных? Уничтожить, вместо того, чтоб удовлетворить требованию просто признать их разумными, устранить, а не воевать, ведь первое поколение не способно сопротивляться… Эта имело бы место быть, но в свете того, что увидела Узи, эта теория казалась слишком шаткой. Люди ведь довольно ленивые существа, не так ли? Зачем для обычной зачистки создавать совершенные машины для убийств? Пичкать их таким количеством оружия и функций, как будто дроны-работяги способны что-то противопоставить. Они же не создают печей на пару квадратных метров для приготовления всего лишь пары печенек, не так ли? Это было бы сверх требований. Так почему? Узи не специалист в психологии людей, но ей кажется, что такая дотошность при создании должна быть вызвана немереным страхом чего-то, иначе на что расчет такой большой боевой способности?

Да и ситуация с Эном… Мысли всегда путаются, вспоминая это имя. Узи лихорадочно исписала несколько листов напоминанием, что нельзя никому доверять, что ей никто не нужен, так почему же она всё ещё столь трепетно хранит рисунок, который демонтажник ей подарил? Она не смогла его смять, выбросить или порвать, ей не хватило сил даже убрать его как можно дальше, лишь бы не видеть. Они разошлись: Эн ушёл из-за неё, из-за её слов и её страха, который так и не исчез по сей день, однако она при этом не может отпустить его образ из мыслей. Он был первым, кто был так искренне добр и предан по отношению к ней, постоянно интересовался её состоянием, даже если она грубила. И даже в последние минуты с ней перед расставанием он хотел ей помочь. Ушёл не ради себя, а ради неё самой.

Пилот, да? Узи уверена, что Эн точно со всем своим щенячьим энтузиазмом обучался этому. Наверняка с неимоверной гордостью получал свою любимую фуражку пилота и носил её с безудержной радостью за свою должность. Но вот опять что-то не клеится. Его обучали пилотировать космический корабль? Так почему же капсула оказалась разбита и в какой момент Эн потерял управление над ней? Парень был уверен, что их не учили приземляться, но разве это не расточительство создавать такой хороший космический корабль в один конец с идеей, что его должны разбить при посадке? Да и зачем в принципе учить пилотировать, даже без приземления, если путь был в одну сторону? На случай аварийных ситуаций по пути к пункту высадки?

Всё ещё совершенно не понятно, как Джей получала приказы от так называемого руководства. Хотя учитывая, что за чудовище из неё получилось, Узи бы честно не удивилась наличию у неё связи с Землёй в голове даже здесь, на Купер-9. Но если отбросить шутки, то такое не должно быть физически возможно. Если бы люди так продвинулись, то вряд ли бы для них составило труда придумать более действенный метод уничтожения работяг. Что вызывает вопросы: если нужно было истребить всех, то зачем вообще разборщикам дали разум? Разве для безвозвратного уничтожения без пощады роботам нужен характер, который им буквально вписали в код? Что-то в этой теории никак не складывалось. Могли ли люди быть настолько нелогичными? Стоит ли вообще в это лезть?

Чем больше Узи размышляла об этом, тем больше версия о злой корпорации ей казалась абсурдной. Она переставала понимать, на кого надо вымещать злость, кого надо ненавидеть, чтоб рассудок окончательно не помутился. Девушка уже не была так уверена, хочет ли она знать правду. Одна часть неё желала ответов, а другая страшилась того, что всё станет от этого ещё хуже. Может, эти ответы не должны быть найдены, а просто обязаны сгореть в небытие, так и не получив огласки.

Символ, которым она изрисовывала потолок и стены, вызывал что-то смутно неприятное в глубине ядра, но эти ощущения казались отчего-то вполне естественными, почти инстинктивными, если такое могло быть у машин в принципе. Однако связь абсолютного решения с ней всё ещё не была установлена. Даже если то чудовище намекало, что все дроны-рабочие имели с ним дело, остаётся непонятным, почему только у неё этот символ мелькает в глазу временами. Отец, казалось, смотрит на её рисунки с какой-то тоской, нежели страхом, но ничего не говорил, словно хотел что-то рассказать, но не решался. Однако давить на него у Узи уже не было никаких сил. Тем более это лишь предположение, что Хан что-то от неё утаивает. Портить отношения сейчас не хотелось, в их доме установился хрупкий мир, который приносил успокоение им обоим.

Когда не понимаешь, что с твоим телом творится, становится страшно, жутко, неприятно. Словно с тобой происходит нечто необратимое и ты этого не замечаешь, а когда осознаешь, будет уже слишком поздно. Вдруг она уже прошла точку невозврата? Никто ведь не сможет сказать, что с ней. Всем гипотезам не хватало какого-то звена, а сама она найти его не могла, как бы сильно не зарывалась в бумагах. Сбои и постоянные перегревы не сказывались благоприятно на её образ жизни, она становилась всё более замкнутой и тихой, впадала в паранойю, но уже без слов, лишь в своей голове. Узи всё чаще стала выполнять диагностику своих систем в надежде найти ошибку и наконец-то её устранить. Что угодно, лишь бы бунтарке стало лучше, лишь бы странные глюки днями и ночами прекратились. Но результат проверок всегда один: ничего не найдено, ошибок в работе не обнаружено. Как будто всё устройство в ней игнорирует, что временами она сгорает изнутри. Как будто сейчас ситуация под контролем.

Узи считает секунды, запуская в очередной раз поиск по своему коду, ведомая словами того чудовища, не покидающего её сна, в надежде обнаружить строчки абсолютного решения. Но раз за разом в ядро поступает результат, уверяющий, что среди её систем такого не было найдено. Возможно, девушка смогла бы узнать больше, не будь она одна, но единственный верный друг ушёл ради неё, и работяга искренне не уверена, что у неё хватит сил пойти и попытаться его вернуть. Не после того, как она с таким страхом его оттолкнула. Если они снова увидятся, Узи не сможет заверить, что её снова не охватит паника, природу которой она не понимала.

Если так подумать, Тэд звал их вдвоём на вечеринку. Раньше у девушки не было бы и мысли пропустить такую возможность влиться в общество, относящее себя к категории крутых ребят, но в своём нынешнем состоянии она предпочла даже не думать о том, чтобы пойти на этот вечер. Возможно, Тэд заходил к ним домой с вопросом, но отец был непреклонен, однако Узи искренне всё равно, будет даже лучше, если Хан сообщил о том, что она не пойдёт никуда. Меньше мороки и головной боли для её перегруженных информационных путей. Но всё же немного интересно: пришёл ли туда Эн?

Девушка одёргивает себя — ей, в самом деле, лучше не знать ответа на этот вопрос, легче пока существовать в неопределённости, спокойствии и умиротворении. Тем более, Тэд сейчас в школе, а туда она точно не хочет идти, избегая любого взгляда. Любой долгий зрительный контакт, даже с отцом, вызывал дискомфорт, будто её оценивают. Она так долго мечтала о внимании к себе, но получившийся результат выворачивал её наизнанку. Подростковый максимализм встретился с суровой реальностью и дал трещину явно большую, чем то, что обычно получают нерадивые подростки. Узи терзали сомнения, что полученная психологическая травма отступит.

Она была травмирована, но не могла найти способа это уладить. Она — дрон, все проблемы должны решаться отключением определённых функций, корректировкой кода. Но диагностика не выявляла отклонений и было неизвестно, откуда растёт корень её проблемы. Девушка знает, отец ищет способ помочь ей, она благодарна ему за это, но не похоже, что хоть кто-то из взрослых понимает причины её сбоев. Почему? Что с ней не так?

Руки начинают подрагивать, когда работяга поднимает свои глаза на маленькое пластмассовое зеркальце. Отражение мутное, это даже не стекло, Хан забрал всё колюще-режущее из комнаты. Узи злилась, считая, что отец воспринимает её, как психически больную, но вскоре поняла, что и сама себя не может убедить, действительно ли она не навредила бы себе, поэтому осуждение в сторону мужчины так и не высказала.

В едва видном отражении девушка заметила, как один её глаз снова сменился на знакомый символ, а пластик перед ней пошёл трещинами. Способна ли она научиться это контролировать? Узи не находит в своём коде ни строчки о том, как активируется данный символ на её дисплее. Просто появляется из неоткуда, внушая чувство паники и нестабильности её жизни. Девушка резко утыкается в свои колени, стоит зеркальцу отлететь с треском. В её понимании, это было некоторое заражение, что-то чужеродное, подобное вирусу, поэтому она и не может обнаружить поломки. Она не сломана, она просто больна чем-то неизвестным, верно?

Узи не дефектный дрон, не так ли? Она способна здраво мыслить и осознавать реальность в промежутках между приступами. С самого начала она была обычным дроном, никаких неисправностей и проблем, верно? Она нормальная.

Руки начинают ослабевать, и Узи внезапно прошибает осознанием. Тело слабеет, пока девушка поднимает сломавшееся зеркальце и видит на дисплее всё тот же символ. Он не пропал. Раньше всегда пропадал, так почему сейчас он всё ещё на месте? Болезнь прогрессирует? Ей становится хуже? Её дисплей начинает заполняться оповещениями об ошибках. Но ведь такое бывало только ночью, так что же случилось? Она всё же достигла точки невозврата?

Было страшно, в спящем режиме она не ощущала так остро, когда механизмы внутри неё начинали перегреваться с чудовищной скоростью. Ей нужна была помощь, хоть кто-то, кто сможет позаботиться о ней. Если она сейчас не найдёт никого, то останется лишь уповать наудачу, если переход к аварийной стадии пойдёт не так, как планировалось. Любая незначительная поломка из-за повышенных температур и она буквально труп дрона, погибшего при странных обстоятельствах. Это даже не смешно.

Девушка сорвалась с места, направляясь на выход. Системы ориентации в пространстве начинали давать сбой, она чувствовала, как врезалась в стены, почти на ощупь выискивая дверь наружу. Отец должен был скоро вернуться с работы, но неизвестно, не задержат ли его там, на стройке. Помощь нужна была срочно, девушке было страшно оставлять на самотёк своё состояние. Это был страх. Страх смерти, дыхание которой Узи уже не раз ощутила на себе. Мысль о прекращении своего существования фантомно царапала её ядро, вызывая помехи в сигналах.

Дверь наружу из дома открывается под напором рук дрона, позволяя телу вывалится наружу. Устройства внутри перегревались с катастрофичной скоростью, а дисплей совершенно переполнился уведомлениями об ошибках, Узи уже не справлялась с их закрытием, а сил не хватало даже подняться с пола. Она сделала всё, что могла, так ведь? Остаётся надеяться, что кто-то её найдёт раньше, чем этот чёртов символ выжжет след на её дисплее…

***

Школьный звонок, шум подростков, торопящихся расслабиться на долгожданной перемене. Парень заглядывает в один из классов с некоторой надеждой в глазах, ища силуэт девушки, что раньше всегда сидела за своей партой, активно что-то выводя в тетрадке, игнорируя своих одноклассников. Но место всё также пустует, оставляя неприятный осадок в груди.

— Тэд, сдайся уже, она не придёт, — Лиззи искренне не понимала, почему парню было так важно проверять каждый раз, есть ли Узи в классе или нет. Каждый день, каждую перемену, как по часам. Блондинка закинула ногу на ногу и откинулась на стул, посматривая на пустующее место перед собой. С исчезновением главного фрика школы на уроках стало немного скучновато. Шутки над ней скрашивали однотипные занятия, а её постоянная готовность ответить на выпады забавляла.

— Хей, ещё не вечер, Лиз, впереди ещё есть занятия. Ну мало ли, наши задницы надо спасать, вот и задерживается, — в душе Тэд понимал, что что-то произошло, пошло не так, но тешить себя надеждой, что всё было в норме, стало неотъемлемой частью каждого дня. Всё, что парень знал, это то, что был большой взрыв, а после Узи забрал её отец и больше девушку не видели.

— Слышала, что мистер Дорман никого не пускает на порог дома. Ходят слухи, что Узи слетела с катушек и виной тому тот её дружок-убийца, — Лиззи хихикнула, скрещивая руки на груди, но ловя недовольный взгляд парня, закатывает глаза и стонет от недовольства. — Ладно-ладно, не смотри так. Я просто видела, как её старик консультировался и местного мозгоправа. Не хочу сказать ничего такого, но… Думаю, она всё же не в порядке, отрицать бессмысленно. Да, Долл? — на вопрос ответа не последовало, — Долл?

— А? Да-да… — длинноволосая девушка в последнее время казалась всё задумчивей, словно её терзали мысли о чём-то. Красные глаза сталкиваются с обеспокоенными розовыми и зелёными, и приходит осознание неестественности собственного поведения. — Прости, меня просто беспокоит кое-что. Ничего важного, забей. — лёгкая улыбка появляется на устах Долл, пока она выжидает несколько секунд.

Лиззи, кажется, удовлетворяет такой ответ и она продолжает спорить с Тэдом. Темноволосая лишь хмыкает, возвращая взор на свою монетку, вновь раскручивая её. Странные домыслы поражают её мысли, но она не даёт своим гипотезам перерасти в нечто большее, нельзя давать волю фантазии, ещё не время. Рука касается кармашка на груди, где хранится фотография, ставшая роковой в жизни девушки. Она обязана проверить свои догадки. Но как?

***

Восстановительные работы не прекращались, нужно было вернуть креокамерам прежний облик, до безумного взрыва, который там случился. Хан, как главный по отстройке их убежища, строго следил, чтоб всё шло своим чередом, не сбавляя темпов. Многие рабочие всё ещё страшились удалять останки адской сороконожки, однако выбора не было, нужно что-то делать с получившейся разрухой. Требовалось жёсткое руководство, наблюдение за слаженностью работы. Старший Дорман не давал никому отдыхать. Он не имел права задерживаться, не мог прийти позже, чем его ждала Узи. Нельзя было оставлять её надолго одну, было просто страшно иметь дело с этой неизвестностью.

Многие балки оказались погнуты чудовищем, их восстановление заняло бы немалых усилий. Ломать — не строить. Хан отложил планшет с чертежами на раскладной столик и пошёл вглубь, разведывать местность, пока подчинённые разгребали завалы в начале пути. Нужно было проверить, насколько далеко уходили разрушения, оценить, насколько большой ущерб был нанесён их колонии. Хотелось верить, что после оценки мужчина сможет с гордостью заявить, что они справятся с этим быстро.

Пробираться вверх по оторванным трубам оказалось не так сложно. Хотя Хан уверен, что в молодости он был немного более быстрым. Всё же, как ни крути, а он довольно старая модель уже. Руки уже не такие цепкие, ноги не такие сильные. Сменить бы его запчасти немного, авось ещё задаст жару молодёжи. Хотя больше претит быть развалюхой, авось требований к нему будет меньше, появится перспектива пенсии и спокойного существования за хобби.

Чем выше Хан забирался, тем больше нарушений в строении здания находил. Похоже, они не закончат восстановление в кратчайшие сроки, как хотелось бы. А ведь у него и так много дел, ему необходимо присматривать за дочерью, это дело некому доверить, а оставлять её одну каждый раз так страшно, учитывая, в насколько неадекватном состояние она пребывает после случившегося. Он лишь обрывками осведомлён, что именно произошло в отделе креокамер до взрыва. Знает, что его дочь увидела его смерть, пусть и фальшивую. Узи его любила и потому сильно перепугалась. Хан счастлив знать, что дочь его не ненавидит, но лучше бы всё было наоборот, если бы это означало, что она бы не получила нынешней психологической травмы.

Его ребёнку было плохо, страшно, теперь она была заперта в кошмаре, и он не мог ей помочь выбраться. Это бессилие вызывало лишь вспышки гнева и ненависти к самому себе. Уберечь ребёнка, Дорман, всего лишь уберечь его от самого себя. Жизнь на это положил и всё равно облажался. Мысли в голове словно рой, заглушающий шумом окружающий мир. Хан не выдерживает и бьёт от накопившейся злобы ближайший кусок железа, отвалившийся от многоножки. Корпус отлетает и Дорман обращает внимание на устройства внутри. Странно, в останках внизу был лишь экзоскелет под слоем железа.

Интерес механика берёт верх над отвращением, и мужчина залазит руками внутрь, изучая строение. В конце концов, изобретательские замашки Узи несомненно перешли к ней от его части кода, вложенного при рождении в систему. Пальцы скользят по проводам в поисках блока, к которому они подсоединены. Чудовище спускалось вниз, так почему же какой-то из модулей оказался в части тела наверху? Зачем что-то хранить так далеко от своего основания?

Хан нащупывает блок внутри и отсоединяет его лёгким движением, изучая символы на корпусе. Похоже не модуль памяти, такой большой, увесистый, рассчитанный явно на большие объёмы данных. Дорман в прошлом ни за что бы не взял ничего из опасного чудовища, но теперь вопрос стоял по-другому. Никто из его народа не знал, как помочь его дочери, а на этом накопителе могла быть какая-то информация. Нет никаких проводов управления от него, исключительно вспомогательный модуль, он не должен быть опасным. Однако всё же искры сомнения не покидали ядра в груди. Но никто не заметит, если он просто возьмёт его, не так ли? Он не обязан принимать решения сейчас, просто… было бы неплохо иметь возможность поиска информации где-то ещё. Пока есть надежда, что его дочь ещё может выздороветь. Совершенно не ясно, откуда пришла та зараза, что сейчас поражает Узи, нельзя разбрасываться шансами выяснить что-то.

Мужчина прячет модуль под курткой за пазухой, отмечая, что, похоже, достиг тупика, где и гнездилось тело чудовища, и начинает спуск, всё ещё раздумывая о найденном блоке. Действительно ли было так необходимо рисковать и рыться в данных того, кто, предположительно, и устроил хаос в жизни его дочери? Вполне вероятно, что его ребёнок ещё придёт в себя, так что этот ящик памяти может остаться у него ради чистого успокоения души, в конце концов, не обязательно им пользоваться.

Дорман возвращается к команде, заканчивающей смену. Последние минуты он тратит на написания отчёта о предстоящих работах, исходя из того, что он увидел выше. Стрелка часов достигает нужной отметки, и Хан сразу уходит, прощаясь на ходу со своими подчинёнными. Ему пора домой, к своей дочери, которая, несомненно, сидит сейчас в комнате в тишине и ждёт его. Последние дни проходили в таком темпе. Когда-то он мечтал о прилежном ребёнке, но сейчас готов отдать всё, лишь бы зайти домой, а там разруха от очередного безумного изобретения Узи, как в былые времена.

Мужчина спешит домой, ощупывая в кармане модуль памяти. Это не понадобится, всё будет хорошо. Однако стоит ему пройти последний поворот, как Хан замирает, замечая знакомую фигуру на железном полу. Мужчина подбегает, хватая бессознательное тело дочери на руки, осматривая её состояние. Она кажется ему горячее, чем обычно, системы явно выходят из строя быстрее, чем это было ночью. Дорману впервые настолько страшно. Что если перехода на аварийное состояние не произойдёт? Он хватает своего ребёнка и быстро заносит в дом, лишь краем глаза замечая чью-то фигуру. Да и даже если их кто-то видел, сейчас это не имеет никакого значения! Его дочь, может быть, на пороге смерти, а он ничего не может с этим поделать! Никто из тех, с кем он встречался, не знал, как помочь, а значит, можно рассчитывать лишь на самого себя.

Хан укладывает дочь на кровать, включая охлаждение в доме, надеясь хоть немного облегчить страдания Узи. Паника накатывает волнами. Что же делать и как быть? Дорман в панике достаёт блок памяти. Должен ли он рискнуть? Дрожащими руками, как можно быстрее, мужчина достаёт ноутбук со сломанным блоком связи и переходник. Он должен хотя бы попытаться. Найти что-то полезное, пока было ещё не поздно.

Соединение быстро устанавливается, и компьютер начинает считывать данные. Перенос информации происходит небыстро, а Хан начинает стремительно терять надежду. Он так искренне считал, что его дочери полегчает, но становилось только хуже. Дорман бегает глазами по экрану, ожидая выгрузки, пока не слышит сдавленный писк за спиной. Мужчина оборачивается с тяжестью на сердце. Дисплей дочери меркнет. Хан готов поклясться, что считал секунды, пока не увидел экран перехода в аварийное состояние. Жива.

Дорман не удерживается на ногах и падает на колени перед кроватью дочери. Она пережила перегрев и должна позже очнутся. Дрожащими пальцами он очерчивает её лицо, испытывая облегчение. Он не готов пережить потерю ещё одного дорогого ему существа. Хан касается губами макушки Узи, отмечая, как потихоньку её тело возвращает прежнюю температуру. Он может быть спокоен хотя бы сегодня, подключая девушку к зарядке. Слабые руки забирают ноутбук с модулем, так и не прекратив выгрузки данных. Дорман больше не будет сидеть в стороне, он найдёт способ помочь своему ребёнку, даже если эту информацию придётся вытащить из чудовища. Да хоть из глубин ада.

***

Узи просыпается в своей кровати, регистрируя полную зарядку своих батарей. Рука тянется к затылку, доставая провод. Девушка помнит лишь, как ей стало плохо, и она попыталась выйти, а дальше снова всё как в тумане. Но, раз она дома, вероятно, её нашёл отец. Голова тяжёлая, словно налита свинцом. Едва перебирая ногами, девушка выходит из комнаты, обнаруживая отца сидя за столом, на зарядке перед ноутбуком. Вероятно, работал над чем-то. И, судя по времени, решил взять отгул на работе. Интересно, реально ли командовать строительной бригадой из дома? Дистанционное управление — тоже управление. Но не на стройке же! Но отцу лучше знать, как поступать.

В дверь стучат, и девушка вздрагивает, оборачиваясь. И кого к ним принесло? Узи тихо подходит ко входу в дом, смотря в глазок, но не видит на пороге никого. Розыгрыш? Слабыми руками она еле приоткрывает дверь и та упирается во что-то. Перед входом в дом лежит коробка с красиво выведенными буквами её имени. Посылка для неё? Девушка берет её в руки, закрываясь на замок внутри, уходя к себе. С каких пор ей присылают посылки?

В коробке оказывается лишь баночка с какими-то таблетками и записка без подписи отправителя.

Это тебе поможет.