Ви пыталась найти зацепки, указывающие на правдивость её теории. В последнее время сбегать становилось всё легче и легче — Эн оставался в той квартире часами, совершенно отказываясь отвлекаться. Это походило на одержимость, и девушка испытывала небольшой, но всё же неприятный укол совести от осознания, что не может в это никак вмешаться. Но причины этих чувств она в себе не находила, словно они были под замком. Демонтажник становился похожим на помешанного. Кажется, именно в таких ситуациях говорят «Без слёз не взглянешь», верно? У дронов не было слёз, они могли лишь имитировать их на своём дисплее, но практического применения у подобного отображения не было. Для Ви казалось, что это была ненужная демонстрация собственной слабости: она беспощадная машина для убийств, в ней нет места жалости или тоске. По крайней мере, так её задумывали. В этом не было сомнений.
Резким движением демонтажница отталкивается от крыши и взмывает ввысь, игнорируя сильную метель и жуткий ветер, хищным взглядом оценивая территорию вокруг. Сегодня ей необходимо проникнуть на одну из старых баз компании Дженсон. Подобное место могло бы стать кладезем неожиданных находок, которые подошли бы на роль отличных аргументов в пользу её мнения. Раньше она не позволяла себе вольностей в виде сомнений, такое поведение всегда сурово каралось, нельзя было облажаться. Просто делай свою работу и находи в ней что-то приятное для себя.
Но потом появилась Узи, и всё встало с ног на голову: бунтарка настаивала на своей теории, полной дыр, сама создала для них условия, в которых наконец-то возникла возможность на своеволие. Ви не признавала истины в словах подростка, но не могла отрицать, что приятно иметь шанс разобраться с происходящим, ссылаясь на собственное «заточение» предателем. Можно сказать, работяга принесла как хорошее, так и плохое в жизнь демонтажницы. Однако, Узи всё ещё была слишком подозрительной, но как будто сама же этого не осознавала. Вот только почему Эн не видел очевидной проблемы в бунтарке?
Ви приземляется прямо перед заворошённым снегом главным входом в нужное здание, с лёгкостью выламывая дверь, словно картонную, игнорируя сугроб перед ней. Лёгкие движения головой, чтобы стряхнуть снежинки с волос, словно у кошки. Помещение едва освещено, но строение демонтажников позволяло спокойно ориентироваться и в таких неблагоприятных условиях. Привилегии хищников, Узи точно бы была недовольна, узнав об этом. Работяги сильно им уступали, глупо отрицать превосходство хищного над добычей, но бунтарка это игнорировала. Это буквально бесило! Хотя действительно ли их естественные отношения такие? Закрадывались неприятные сомнения, вызывающие перебои в памяти. Что-то будто сбоило изнутри от одной мысли о естественном порядке вещей в сторону Узи. Диссонанс нарастал, будто вызванный программной ошибкой.
Демонтажница тенью скользит по коридорам здания, с кошачьей грацией заглядывая за повороты и изучая таблички на дверях внимательным светящимся взглядом хищных глаз: сначала попадались лишь офисные помещения, но, спускаясь ниже, в подвал, стали мелькать служебные предупреждения. Проход сюда был ограничен. Вот только среди всего этого разнообразия дверей девушке необходима только одна конкретная — информационный центр. Там должны храниться накопители памяти, которые могли пролить свет на прошлое Купер-9. Ви точно не терзала совесть, но она чувствовала неуверенность, размышляя о причинах, почему их выслали на эту планету. Но при этом временами её обуревали странные эмоции, словно сигнализирующие, что всё было правильно так, как изначально сложилось. Демонтажница ненавидела торопиться, но в какой-то момент стала ловить себя на уверенной мысли, что бунтарку стоило сразу уничтожить, как был шанс. В ядре происходил диссонанс, сталкивались биполярные идеи, но одна из них явно должна быть чужеродной — Ви точно исправна, что-то просто не так. Нельзя разобраться без доказательств, какое мнение внутри являлось плодом влияния извне. Довериться тому, что появилось раньше? Звучало слишком рискованно.
Нужная дверь отворяется так легко, вся система безопасности полегла вместе со взрывом планеты. Демонтажница обходит помещение, изучая оборванные провода, подбитый экран огромного монитора и несколько вылетевших кнопок с пульта управления. Девушка дёргает тумблер включения напряжения, наблюдая за появлением надписи о переходе в режим аварийной работы на дисплее компьютера. Из-за повреждения экрана, надпись неполная, но работать можно. Устройство начинает загрузку системы, и вскоре перед глазами Ви предстаёт база данных, содержащая отчёты о производящейся работе. Один клик, и открывается информация о последней внесённой записи.
«XX день XX месяц XXXX год.
Сотрудник: Майкл Кирк.
Должность: начальник бригады ИП5.
На правах начальника бригады ИП5, оповещаю руководство о результатах выездной проверки основного генератора центрального штаба. Работа была выполнена в соответствии с регламентом в назначенный день. Тестирование прошло успешно, на основе чего заверяем документально о полной исправности оборудования и системы. Плановая проверка будет оформлена документально как успешно пройденная и отправлена на заверение комиссией.
Список пройденных тестов и их результаты подлежат хранению в течение следующих пяти лет. Оценка затрат на проведённое тестирование в случае внеплановых ревизий была заверена и отправлена в архив.
<Подпись> Майкл Кирк»
Демонтажница бегает взглядом по строчкам следующих документов, разбираясь в прочитанном, виляя недовольно хвостом от увиденного. Было ли это чудовищной халатностью или она чего-то не понимала? Дата, стоящая на отчёте, соответствовала дню, когда произошёл взрыв, но при этом докладывается, что генератор был исправен? Тогда как же произошла трагедия, унесшая столько жизней? Случайность, лень или диверсия — пока все варианты имели право на существование. Пара часов отделяет увиденный отчёт от произошедшего взрыва. Подозрительная ситуация, требующая детального рассмотрения.
Столько отчётов, каждый написан ответственно, качественно, так можно ли подозревать столь строгую систему контроля в халатности? Если генератор проверяли в соответствии со всеми стандартами, как могли не заметить настолько большую проблему, что привела к уничтожению всего человечества на Купер-9? Вряд ли такая огромная трагедия произошла бы из-за какой-то мелочи, аварийная система безопасности обязана присутствовать, такая есть даже у незначительных объектов компании! Но сбой произошёл, оказался вне компетенции аварийных программ, а люди даже не успели среагировать и предпринять что-либо.
Теории с халатностью и невнимательностью начинали терять свой смысл, на фоне предположения о возможной диверсии. Единственными, кто приходят на ум, у кого был мотив стереть всех людей с планеты, могли быть только работяги. Взбунтовались и претворили в жизнь план уничтожения. Но как же тогда так вышло, что дрон вообще смог попасть к генератору? Вряд ли у них мог быть прямой доступ к такому важному объекту Дженсона, это было бы слишком рискованно. Так каким же образом произошла трагедия?
Теория была крепкая, но явно под конец не сходилась, словно чего-то не хватало — какой-то детали пазла, способной соединить всю информацию в единую картину. Но других вариантов нет, верно? Во всём виноваты работяги. Или нет? Подобная уверенность приносила дискомфорт, своеволие Ви начало активно давать отпор, как только в теле промелькнули неприятные ощущения, вызывающие ожоги где-то внутри. Она не сдастся и найдёт ответы! По крайней мере, будет бороться, пока в ней существует нечто, помогающее бросать вызов вмешательствам извне. Чем бы ни был её внутренний защитник, он отлично справлялся со своей работой
>STRING «ABSOLUTE SOLVER» BLOCKED BY ADMINISTRATION «CYN»
***
Капли масла на дрожащих руках, сжимающих гаечный ключ так сильно, что металл начинает слегка прогибаться. Сломанный дисплей, обрамлённый аккуратными фиолетовыми локонами, разметавшимися по полу в полном хаосе. Чёрная жидкость неприглядной лужей расползается по поверхности, пока лежащее тело получает удар за ударом. По сторонам летят осколки, мерзкие брызги. Пальцы трупа скрючены, ядро уже не светится сиреневым оттенком, окончательно померкнув, а поза была столь неестественна, что вызывала отвращение.
Мужчина чувствует слабость в руках, механизмы внутри нагреваются, но он уже не противится этим обжигающим чувствам, ослабнув умом и отчаявшись. Пал духом, но не прекратил жестоких ударов, повинуясь не голосу разума, а чётко заданному алгоритму, выжженному в его памяти противными следами. Ноги едва держат, а взгляд заволокло пеленой уродливых системных ошибок, норовящих выйти за границы экрана. С губ срываются мольбы о прекращении этих страданий, словно последние отголоски рассудка в этом омерзительном теле, пожираемом изнутри чувством безвозвратности и падения в бездну.
Побитые вокруг зеркала, просьбы о прощении, сорвавшиеся шёпотом, словно механизм динамика оказался посажен, не давая возможности произнести хоть что-то громче. Постоянные резкие движения, наносящие всё новые увечья, пока сенсоры не регистрируют полное уничтожение блока памяти в голове убитой. Последний удар в самый центр, в потухшее ядро, трещинами идёт по груди жертвы, ознаменовав конец неприглядного деяния. Прекрасные фиолетовые волосы, окрасившиеся мерзопакостным оттенком машинного масла, которых уже нельзя нежно коснуться. Красивые даже в оттенках смерти. Звуки ударов утихают, а виновник столь одиозной картины падает на колени, издав отчаянный стон, полный горя и страдания. Разум поглощает нестерпимое чувство вины и скорби, а последнее, что оказывается в поле зрения — это искривлённая и полная безумия улыбка, оставшаяся навечно на устах искорёженного тела…
Дисплей Хана сигнализирует о полной зарядке системы, когда его рука касается кабеля на своем затылке, вынимая провод. На экране появляются глаза, короткое моргание, и взгляд начинает бегать по столу. Всё тот же ноутбук и блок памяти, подсоединённый к нему. Мужчина закрывает лицо руками, тяжело вздыхая и переводя дух. Он не должен был вспоминать об этом. Это уже в прошлом. Призраки прошлого не способны исчезать сами по себе, они навсегда остаются внутри пятнами в памяти.
У Хана есть ребёнок, столь драгоценный, что он кусает губы, осознавая, что не заслужил быть родителем. Не имел права ощущать отцовское счастье за собственное дитя — соответствовал тому, чем на самом деле являлся, многие годы. Старший Дорман ведь пропустил столько лет, пока его дочь росла, крепла без родительской любви и ласки, ему не было оправдания. Но если бы он вернулся назад, он бы, вероятно, всё равно поступил также. Ему нельзя привязываться. Мужчина горячо любил свою своевольную дочурку, хотя ему было запрещено, и даже живя порознь чудовищное количество времени, пропадая на работе, эта отцовская искренняя привязанность не хотела угасать.
В памяти снова всплывает момент, когда Узи оказалась в опасности, прижатая к стене острым крылом демонтажника. Хан не хотел оставлять своего ребёнка, но в тот момент его прошибло мерзкое осознание: а может, так будет лучше? Старший Дорман бы до конца своих дней влачил бы жалкое существование, зная, что бросил дочь на растерзание демонтажнику. Зато это была бы относительно быстрая смерть, его малышка бы не узнала правды, его отвратительный секрет, который он бы унес в могилу, храня его даже в пламени ада, куда, несомненно, попадёт. Бунтарка бы получила вечный покой в счастливом неведении, пусть и цена за это была бы в её ненависти к отцу. Лучше бы она ненавидела, чем страдала бы мучительно до конца своих дней от правды.
Хан оставил её там, совершенно одну, предал так жестоко. Когда он эвакуировал дронов, он не видел уже ничего перед собой, его окончательно поглотило грязное чудовище в его ядре. Но Узи оказалась жива, и даже решила уйти из колонии, разочаровавшись в отце. Мужчина тогда ощутил облегчение и при этом нещадное чувство тревоги. Теперь было совершенно непонятно, что будет дальше, и останется ли зарытой истина о давно минувших днях в земле. А если Узи как-то узнает правду о ней? Теперь у него был выбор, исход которого неизвестен. Вероятно, это знак, Хану дали шанс, чтобы не совершать ошибку той, кого он вспоминает с болью в ядре. А ведь раньше у него не было выбора.
Старший Дорман неспешно встаёт и направляется в комнату дочери, едва слышно открывая дверь и заглядывая внутрь. Узи заряжается после того, как снова пропадала где-то целую ночь, наспех спрятав под кроватью кожаный чехол с оружием. Хан с опаской смотрит на острый объект, но решает не забирать его у своего ребёнка — похоже его девочке становится легче, было бы кощунство вмешиваться сейчас. Не похоже, что внезапный порыв девушки был опасен для неё самой.
Мужчина с минуту наблюдает за спящим лицом подростка, соскальзывая взглядом на истерзанные и заклеенные пальцы от тренировок с оружием. Такая умиротворённая, словно нашедшая тихую гавань в своём ядре, пока отдыхает. Она всё ещё полна беспокойств и переживаний, боится и страдает временами, но уже потихоньку находит в себе силы успокоиться и найти баланс для мирного сна. Мужчина садится на край кровати, ласково касаясь рукой волос дочери, поглаживая большим пальцем прядь. Взгляд его полон тоски и горькой любовью. Фиолетовый, в точности как у неё. И судьба её такая же.
В ту же секунду, вслед за промелькнувшей мыслью, старший Дорман отскакивает от кровати, сжимая руками свою голову, отгоняя назойливую чужеродную мысль. Его руки подрагивают, система внутри начинает нагреваться, обжигая. В центре его визора проявляется символ абсолютного решения, начинают выскакивать ошибки механизмов, оповещающие о потере контроля над работой. Перед глазами снова проносится та жуткая и безумная улыбка из сна. Не теряя ни секунды, Хан резко замахивается и наносит себе жестокую пощёчину, заставляя дисплей смениться его обычными глазами.
Паника охватывает мужчину, и он быстро вылетает из комнаты, ведомый собственным страхом. Он не готов снова потерять её, своё сокровище, свою доченьку. Ещё одного раза наедине с тем чудищем внутри он не переживёт. Не бойся, родная, папа защитит тебя. Мужчина касается кончиками пальцев двери в комнату Узи, тяжело вздыхая. Любые муки, любые страдания, но его дитя должно продолжать жить. Он не имеет права решать за неё, какая судьба её ждёт. У Хана отняли возможность выбора когда-то давно, так пусть у его драгоценного ребёнка останется шанс выбирать самой. Эта его задача, как родителя — не пожалеть себя, но уберечь её. Нельзя оставаться эгоистом и вершить судьбы других. И скрывать правду нельзя вечно. Теперь внутри есть решимость, которая пылает и придаёт силы.
Таким образом, старший Дорман, возможно, найдёт в себе силы попросить прощение за отсутствие в жизни дочери, за предательство и за правду о том, что при мысли об её матери, он уже не может чувствовать ничего… кроме отвращения.
***
Очередная ночь, мёртвая тишина, изредка прерываемая тихими шагами часовых где-то вдали. Узи с отключенным визором стоит, крепко сжимая в ладони шарик, заполненный снегом, до хруста. Сенсоры слуха работают на максимуме своих возможностей. Лёгкое движение руки, и снаряд подлетает вверх, пока девушка крепче обхватывает рукоять своего ножа в кожаном чехле, резко доставая и нанося удар вперёд, ориентируясь только на звук, но лезвие снова попадает лишь в пустое пространство — шарик падает на землю, не получив никакого вреда. Очередной провал.
На дисплее появляются глаза, взгляд сразу оказывается прикован к упавшему объекту. Промахнулась. Смириться с таким она просто не может! Недостаточно уметь размахивать ножом: нужно делать это правильно и хорошо находить цель для удара. Тот ужасный бой с абсолютным решателем Джей засел в голове — Узи не смогла отличить голограмму от Эна, ошибка чуть не стоила ей жизни. Если подобная драка повторится, было бы крайне полезно определять объекты по слуху, ведь сенсоры глаз обмануть слишком просто.
Быстро распознать звук и моментально среагировать — вот единственный способ выжить в неравной схватке с машиной, чья стратегия заключается в постоянном визуальном обмане. Девушке был необходим рост навыков, но как бы сильно она не стирала ладони, тренируясь, многие вещи пока оставались недоступны для выполнения. Нельзя стать профессионалом, даже если ты загрузишь все знания мира в свою голову. Необходим опыт, понимание, как эти знания сработают в реальном мире с её телом и её физическими показателями. Однако, пока развитие шло медленно. Хотелось большего, но результатом пока служили шероховатость прорезиненных подушечек пальцев и неровность ладоней от слабо заживших царапин.
Тэд сидел поодаль, листая очередной комикс, иногда поглядывая на Узи, беспокоясь, что она может снова поранится и попытается проигнорировать повреждение. Стало привычным носить с собой в кармане упаковку пластырей и бинт — парень не намерен больше наблюдать, как огрубевшие от тренировок ладони девушки покрывались новыми ранами. Следы её тяжкого труда не успевали затягиваться прежде, чем появлялись новые, отчего создавалось ощущение натёртого наждачкой металла. Бунтарка всегда смотрела недовольно, когда было необходимо обработать травмы, но не ругалась с ним, бросаясь сконфуженным взглядом после полученной помощи. Она не могла найти в себе силы отблагодарить, но Тэд всё понимал и по её благодарным глазам, отблёскивающим смущением. Узи была слишком травмирована, чтоб ему довериться, но всё же не отталкивала. Парень принимал это с радостью на душе.
— Тэд, ты собираешь комикс про людей-икс дочитать до дыр? Третий раз за последние два дня открываешь, — бурчит девушка, рассматривая шарик на полу. Ни одной царапинки, она его даже не коснулась лезвием! Обидно, чёрт возьми, она ведь старалась. Так почему у неё не выходит? Чего ей не хватает? Навыков или всё же теории? Необходимо найти ответ раньше, чем появится опасность, которую понадобится устранить. Боевой дух был подорван, как и вера в себя. С таким набором двигаться вперёд было сложно. Но была цель, которая спасала ситуацию. Тренировки же проходят без сна и отдыха!
— А ты собираешься кидать шарик до посинения? У тебя уже уровень зарядки гудит ошибками, Зи, — парень не отрывается от чтения, расплываясь в лёгкой улыбке. Парировать внезапные претензии Узи стало привычно, подобное начало в какой-то момент расслаблять, словно дружеская перепалка без намерения обидеть. С другими дронами нельзя было так — могли принять за наезд или решить, что это попытка начать ссору. С девушкой всегда была проще, чем с другими, легче на душе, даже свободнее как-то, без нагрузок.
— Я не виновата, что не получается никак попасть! Это сложно! Это тебе не фильм, где всё получается с помощью короткого монтажа! — жалуется бунтарка, скрестив руки на груди. Её движения были весьма свободны, по сравнению с тем, как она двигалась при их первой встрече после её небольшой реабилитации. Сейчас девушка была намного больше похожа на прежнюю себя, хотя и слегка подрастеряла сумасбродного запала, который раньше проявлялся в безумных идеях и поспешных решениях.
— Слушай, не сочти за грубость… Но, как по мне, ты слишком напряжена, — Тэд окидывает взглядом сжатые в кулаки руки Узи. — Уверен, проблема именно в этом. — девушка сразу оборачивается на него, смотря с искренним непонимание и даже обидой. Она так старается, а он заявляет, что это ей мешает? — Не веришь? Ну смотри: как ты определила, что я читаю комикс про людей-икс? И не ври, что видела — я достал его после того, как ты отключила дисплей, Зи!
Бунтарка хотела парировать аргумент парня, но внезапно осеклась — а как она догадалась, о чём читают позади неё? Просто у этого комикса загнутый уголок у нескольких страниц, из-за чего при пролистывании они шумят сильнее, чем другие листы. Звук был другой, она легко это запомнила. Так почему не может сделать так же с шариком? В чём разница ситуаций, она ведь на снаряде сосредоточена больше чем на делах Тэда где-то на заднем плане.
— Вот видишь? Всё дело в том, что ты слишком напрягаешься. Расслабься хоть ненадолго, нашим задницам вроде ничего не угрожает, Зи! — хохотнул парень, обращая на девушку снисходительно-добрый взгляд. Тэд улыбается ей, демонстрируя обложку своего комикса. — Даже нарисованным героям нужно отдыхать. Значит и тебе можно. Не зацикливайся.
— Не зацикливаться? Предложи ещё досрочное прерывание в код вписать! — Узи отворачивается, но принимает слова парня к сведению. Возможно, мысли бунтарки так сильно были сосредоточены на самокопании, что она не заметила, как потеряла концентрацию, которая так легко приходила к ней в бытовых вопросах, исходя из получившегося конфуза с комиксом. Девушка была не безнадёжна, просто слишком загружена своими проблемами, расследованиями и физическими отклонениями. Раньше она делала только то, что ей нравилось, а теперь кардинально поменяла тактику, заваливая свои мысли постоянной необходимостью становиться сильнее. Можно ли сказать, что буквально сменила шило на мыло? Из крайности в крайность.
Узи усмехается нелепости сложившейся ситуации: она понимает, в чём неправа, но при этом не может исправиться. В ней нет ни капли желания останавливаться на достигнутом результате, даже на минуту. Она ведь решилась измениться, ей было тяжело бросить мысль, которая вынашивалась в ослабшем разуме все те дни, пока её тело находилось на грани смерти. Ещё и отец стал вести себя намного более странно, чем обычно — заботливо приносит ей всё больше старых статей, проверяет состояние её здоровья, но при этом словно избегает, боится подойти близко. Проявляет небывалую ранее родительскую любовь, но на расстоянии, словно боясь чего-то.
Хотелось найти причины странному поведению Хана, но не получалось. Боялся ли он её? Нет, дело было не в этом. В глазах мужчины мелькал страх, но он был направлен совершенно точно не на неё. Скорее на что-то за ней, её спиной, однако там точно ничего не было. Что же видел мужчина где-то там, сквозь неё? На девушку он скорее смотрел с какой-то виной, будто без слов извиняясь за что-то, от чего его процессор не на месте от волнения. Жаль только, что отец ни за что не захочет рассказать, в чём же было дело, до жути упёртый, желающий держать всё в себе. Что иронично, в этом она пошла в него, прямо вершина комедии.
Бунтарка касается шарика со снегом, ощупывая его, подбрасывая, оценивая звуки от каждого взаимодействия с ним. Любой объект способен издать звук, это был огромный поток информации, которую при обычных обстоятельствах нет необходимости анализировать. Определить положение в пространстве и скорость объекта по звуку, ощутить его размеры, осознать его опасность. Дисплей снова гаснет, как только Узи преисполняется уверенности в своей сосредоточенности на тренировке. Надо прекращать нагружать процессор мыслями о проблемах, которые нельзя решить в настоящий момент.
Девушка перебрасывает снаряд из одной руки в другую, недовольно дует губы и постукивает ботинком по полу, разбавляя ритмичным звуком хруст снега. Бунтарка резко подбрасывает шарик и делает выпад вперёд, стиснув зубы. В этот раз звук падения цели и разносится по убежищу. Хруст. Она попала.
***
Лиззи направлялась домой в совершенно отвратительном расположении духа, готовая выть от гнева и безысходности, переполняющих её тело. Девушка кусает губы, скрещивая руки на груди, не прекращая движения. Пальцы крепко цепляются за короткие рукава до треска ткани, а зубы скрипят друг об друга, стоит дрону отвести взгляд и попытаться успокоиться. Острое чувство несправедливости переполняет тело, словно порох, готовый в любой момент рвануть без шанса на спасение.
День начинался неплохо: Лиззи успела достаточно зарядиться за ночь, хотя и задержалась допоздна на личной тренировке. Связка всё ещё не получалась, но опустить руки девушка себе не позволяла. Пока ещё есть хоть немного времени до выступления, она собиралась выложиться на полную в надежде, что хоть что-то получится. Даже если вера с свои силы словно гасла по неизвестным причинам, отступать было противно. Нечто извне её начинало сковывать всё больше, хотя раньше подобного не наблюдалось. Что-то изменилось в её жизни и стало отправной точкой к этим внезапным изменениям. И всё же этим утром она ещё была намерена сражаться с ними.
Всё резко разрушилось ровно в тот момент, когда Лиззи сообщили о теме предстоящего собрания школьного совета. Ей как представительнице класса принесли лист с вопросами, которые собираются поднять на мероприятии в соответствии с требованиями родителей и руководства школы. Почти все пункты являлись стандартными, но одна из строк вышибла у девушки землю из-под ног. Вопрос о закрытии клуба черлидинга. Запрос от опекуна, одобренный директором.
Девушка дрожащими руками сжала края листа, не веря в прочитанное. Старшие не раз заявляли о бессмысленности подобного занятия, но обычно игнорировали, ведь в их понимании это было лишь развлечение молодёжи, которое закончится с окончанием школы. Что могло заставить их передумать, что стало причиной внезапного решения вмешаться? Нет времени разбираться, нужно искать способ отсрочить вынесение вердикта по этому вопросу. Раньше, когда вопрос не нравился Лиззи, она могла сменить ход дискуссии, обратив внимание на что-то более важное и оскорбительное, чем обсуждаемая тема. Но теперь это просто невозможно. Узи больше нет в школе.
Противное чувство нарастало в груди. Пока многие были в какой-то степени рады уходу самой фриковатой и опасной ученицы, блондинка ощущала острую необходимость в её возвращении — без бунтарки она теряла самую полезную пешку, причуды которой всегда играли ей на руку для управления общественным мнением. Считать Узи фигурой на игровой доске было гадко, но она никогда этому не сопротивлялась, поэтому Лиззи заключила сделку со своей совестью: раз сопротивления нет, значит, использование выходок фрика себе во благо допустимо. В конце концов, черлидерша никогда не портила репутацию одноклассницы намеренно, лишь указывала на факты о ней, которые были и так известны. Просто напоминала об её выходках, меняя тему. Всего лишь подчёркивала, что выходки Узи были намного важнее выдвинутого запроса, это всегда работало — дроны отодвигали решение вопроса на второй план, считая не самой важной проблемой, которая могла потерпеть ещё какое-то время.
Сейчас же Лиззи лишилась своего главного и самого действенного оружия, появилась необходимость искать отходные пути. Она могла бы попытаться высказаться против этого запроса напрямую, но тогда у неё будут серьёзные проблемы, придётся бросить вызов старшим и подпортить свою собственную репутацию в их глазах. Выбрать между стабильным будущим и защитой существования своего любимого хобби. Идеальный образ в обмен на разбитую мечту.
Черлидерша считала секунды до собрания, молясь о внезапной отмене мероприятия. Она не хотела, не могла сделать выбор между своей репутацией и любимым делом. Девушка заходила в кабинет, словно шла на свою безмолвную казнь. Надо вмешаться. Надо высказаться против. Ради её последнего выступления! Руки дрожат, когда на собрании объявляют обсуждение запроса о закрытии клуба черлидинга. Блондинка открывает рот, набираясь смелости сказать хоть что-то, но члены школьного совета довольно сухо отмечают, что это не столь серьёзный запрос и удовлетворить его не будет ничего стоить. Никто не считал дело её жизни хоть каплю важным. Почему только она? Деффект программы? Ядро так сильно пульсирует. Она должна вмешаться! Должна!
Она… не вмешалась. Лиззи опустила голову, но так и не смогла промолвить хоть слово, будто комок застрял в её глотке. Ощущение, словно цепи сковали её руки. Чувство ограничений извне нарастало быстрее, чем ранее утром. Кулаки сжались в бессилии, когда легкомысленно принимали решение о закрытии. Пути назад не было, не так ли? Всё равно у девушки никак не выходило исполнить на гимнастическом оборудовании задуманный танец. Возможно, это был знак судьбы бросить бесполезное дело и заняться чем-то достойным, как говорили её родители. Как говорила её старшая сестра.
В дальнейших дебатах по другим вопросам черлидерша уже не участвовала, молчаливо сидя на своём месте и смотря в стол. Не слушала, не вдумывалась, её разум опустел. Чудовищный страх в её груди обратился в отчаяние и полное опустошение. Она не нашла в себе сил бороться, значит, она не дефектная? Лучше бы её программа и правда оказалась повреждённой, чем сидеть теперь вот так, ощущая невероятную боль подчинения в ядре. Винить было некого — случайное стечение обстоятельств. Девушка поступила правильно, верно? Случайность лишила её мечты. Случайность ли?
Когда мероприятие закончилось, Лиззи медленно направилась на выход, но её взгляд зацепился за знакомую фамилию на листе старшего преподавателя, который проводил собрание совета. Внезапное осознание прошибло её разум, она сорвалась с места и пулей вылетела из кабинета, ощущая резкую тошноту. Слабость в ногах и предупреждение системы о лёгкой перегрузке ядра. Знакомая дорога ведёт домой.
Черлидерша заходит через металлическую дверь в отвратном расположении духа, замечая очевидное копошение в своей комнате. Девушка сразу спешит к источнику звука, смотря в упор в знакомые малиновые глаза. Старшая сестра. С мусорным мешком, откуда виднеются молочные помпоны младшей, которые были подготовлены специально для последнего выступления. Лиззи не привиделась собственная фамилия в строке автора запроса, эта была инициатива её семьи.
— Почему? — с губ блондинки срывается лишь один вопрос в сторону старшей, сил на большее просто не хватает. В душе младшей настоящая буря, чудовищный водоворот из отчаяния, гнева и ненависти, но этот поток не получает выхода наружу, скованный чем-то. Не находится слов, чтоб передать весь тот ужас, творящий внутри ядра. Руки подрагивают, а нежно-розовые глаза рябят на дисплее едва заметно.
— Это ради твоего же блага. Это бессмысленное занятие. — короткий и строгий ответ. Старшая сестра достаёт из кармана свёрнутый табель успеваемости Лиззи и демонстрирует её оценки. — Твои баллы за последние тесты ниже предыдущих. Проблема в том, что ты слишком задерживаешься в школе из-за этого бесполезного развлечения. Практичнее будет сосредоточиться на экзаменах, скоро выбирать профессию. Ты же хочешь стать достойной ячейкой общества?
Вопрос серьёзный, но черлидерша знает — он риторический. От неё никогда не ждали другого ответа, кроме положительного. Вероятно, никто в этой семье даже не мог предполагать, что у неё может быть иной ход мыслей, всё только по шаблонам идеально жизни и никак иначе? Чем Лиззи так отличается от них, почему в её процессоре зародилась мысль, которая никогда не приходила никому другому, только ей? Хочется рычать, огрызаться, но сил дерзить, как прежде, нет, словно она потеряла нечто важное, но намного раньше сегодняшнего дня. Раньше, но последствия настигли только сейчас в виде бессилия. Лишь ощущение, что цепи обвили её шею, сжимая с огромной силой. Фантомные оковы, причин которых не отыскать.
Блондинка не находит сил ответить, лишь кивает, резко разворачиваясь и уходя прочь из дома, игнорируя вопрос старшей сестры вслед. Куда она идёт? Не её дело. Не в школу же, чтоб заниматься бесполезным. Ноги, словно единственная свободная часть тела, несут Лиззи неизвестно куда, ведомые её желанием просто убраться отсюда куда-то подальше. Куда-то, где ей станет легче, проще, спокойнее. Куда угодно, только бы её ядро перестало так сильно и нестерпимо болезненно пульсировать! Где не будет того комка в горле и чувства скованности, словно её разум опутывают цепи. Слишком противные чувства, будто запирают в клетке.
Черлидерша правда желала быть идеальной. Она хочет стабильную жизнь, работу, за которую её будут все уважать, гордый взгляд родителей в ответ на её достижения, одобрение старшей сестры. Девушка не была бунтаркой, идущей против общества, наоборот, хотелось стать неповторимым образцом безупречно проживаемой жизни. Идолом в глазах окружающих, словно безупречная королева школы из её любимых мюзиклов. И пускай она проигрывала невзрачной главной героине, ведомая типичным сюжетом мира, всё равно — даже в жерле собственного краха она оставалась совершенной, с высоко поднятой головой, не теряя своего достоинства, она встречала конец своей сюжетной линии. Жить, зная себе цену, и умереть, не потеряв гордости, словно прекрасный огненный феникс, способный возродиться в умах людей благодаря пылающей красоте собственной смерти.
На деле, Лиззи позволила себе единственную слабость — страсть всего к одному занятию, которое, как ей казалось, позволяло ощутить себя той, кем она являлась. В танце она могла продемонстрировать тот чудесный образ, что разрастался в её душе целью жизни. Даже если движения были резкими, силуэт оставался неотразимым, позы — гордыми, а выражение лица — уверенным. Это было настоящим искусством. Ремеслом приковывать взгляды смотрящих, завораживать их. Чужое восхищение приносило чувство лёгкости. Но внезапно кто-то обрезал ей крылья, причём ещё до нынешнего дня. Общество, которое дарило свободу, внезапно стало цепями на её теле. Словно её оперение опадало день за днём, начиная с фантомного момента икс, которого она не заметила. Почему раньше она этого не ощущала? Что в её жизни изменилось за последний месяц и привело к столь чудовищным последствиям?
Лиззи торопится в неизвестном направлении, ноги сами её несут чёрт пойми куда. Перед глазами мелькают воспоминания о родителя, сестре, учителях. В этот момент появлялось осознание, что все они говорили так кукольно, неестественно. Это было почти незаметно в дни, когда всё ещё было хорошо, не было причин разбираться в ситуации. Правильнее было даже сказать, что раньше это было не так заметно, а сейчас ситуация обострилась. Где-то с того же момента, как черлидерша начала терять свой запал и ощущать странное чувство скованности, достигшее в этот день апогея. Где же найти спасение от странного влияния, идущего извне, но которое невозможно поймать?
Девушка петляет по коридорам, ощущая, как к ней приходит слабое облегчение, ядро медленно восстанавливает свой ритм, а дисплей больше не рябит волнением. Боль уходит, постепенно тело слабнет, стоит Лиззи добраться до одного из дальних коридоров колонии. Странно. Она не уверена, где находится и найдёт ли дорогу назад. Впрочем, даже и не думает искать путь обратно, сейчас просто не время, нет желания. Черлидерша прижимается спиной к стене и медленно соскальзывает вниз, утыкаясь лицом в колени, проводя диагностику системы.
Результат оказывается весьма утешительным — механизмы внутри явно начали приходить в норму, словно по волшебству. Может, она могла бы остаться здесь? В тишине, спокойствии, в полном одиночестве, покрывающим её тело комфортом существования вдали от цепей собственной семьи. Раньше это не ощущалась так остро, Лиззи не чувствовала фальши в их поведении, но сегодня притворно сладкий голос сестры будто резал её слуховые сенсоры. Он не казался искренним, хотя в воспоминаниях старшая всегда имела такие интонации при разговоре. Почему только сегодня пришло осознание, мир затрещал по швам? Должна быть причина! В любом случае, ей тут лучше.
<Я не собираюсь останавливаться! >
Знакомый голос разносится по коридору, нарушая тишину. Голос, который Лиззи не слышала уже пару недель…