Дорога до дома оказывается не такой мучительной, как Лиззи изначально себе представляла. Больше не было жгучего ощущения беспомощности и несправедливости, её тело ничего не сдавливало, словно всё произошедшее оказалось просто дурным сном. Будто не было той духовной смерти, которую она пережила, ненадолго смирившись со своим разрушительным проигрышем. Возможно, на деле она не проиграла вовсе, а наоборот, одержала победу в очередном поединке за возможность приблизиться к своему идеалу.

Ноги ведут её в едва знакомом направлении, куда-то в сторону своего дома, как она сама полагает, — нельзя же сбежать с концами из родного пристанища, верно? Разве не стало бы это признанием своего поражения перед теми, кто был её семьёй? Сейчас они казались самыми суровыми противниками, требующими продуманной стратегии по отношению к себе, чтоб не дать им задушить собственные надежды. Мысль об этом сводила с ума, но в то же время будоражила, словно игра с огнём. По сути своей ни разу не бунтовавшая девушка впервые ощутила на своём языке привкус сумасбродной свободы и какой-то открытости новому опыту.

Пальцы Лиззи подрагивают от перегрузки насыщенными событиями за раз, но приятно пылающая решимость в ней охватывает тело, согревая изнутри. Девушка собирается с мыслями и заходит к себе домой, старательно контролируя биение собственного ядра в теле, не давая пульсации выйти из-под строжайшего контроля разума. Шаги мягкие и почти невесомые, как положено настоящей леди, обладающей невероятной грацией в каждом движении. Высоко поднятая голова и полный уверенности взгляд, направленный вперёд, на малиновые глаза перед ней, выискивающие ответы. Конечно же, сестра не могла не ждать её.

— Где ты пропадала столько часов? — холодный тон, какой-то неестественно безразличный, словно царапающий слуховые сенсоры своим морозным звучанием. Раньше голос старшей казался намного более живым, но в последние недели, похоже, начало происходить нечто необъяснимое. Или изменения произошли конкретно в Лиззи? Теперь черлидерша не могла не обращать внимания на то, что движения её родных были скованными, будто нечто мешало им смотреть дальше собственного носа. Контраст с собственными ощущениями помогал прочувствовать разницу с её прошлым восприятием.

— Ты ведь сама сказала, что мне стоит бросить бессмысленные занятия и взяться за учёбу, — лёгкая фальшивая улыбка расплылась на устах младшей, когда она в полной мере перестала ощущать на своих плечах тяжесть эфемерных цепей, которые сдавливали её ещё пару часов назад. Ощущение свободы дурманило, но юная девушка сохраняла спокойствие, не давая себе проявить слабость перед удовольствием. — Поэтому я отправилась в школу и проверила учебный план на ближайшие пару месяцев, — голос ни на секунду не дрогнул, слова с неимоверной лёгкостью срывались с её губ. — Будет же намного лучше начать готовиться заранее, раз теперь появилось свободное время, верно, Лилли? — сладкая, как мёд, ложь, сочилась с её языка. Лиззи могла поклясться, что ощущает эту сладость и смакует её. Огни пламени в её ядре разгорались сильнее. Она чеканила каждый слог своей речи с поразительным спокойствием и самоуверенностью, сводя возможность продолжения разговора к нулю. Ей сейчас не хочется слышать ни вопросов, ни пожеланий, этот диалог должен закончиться как можно скорее, чтоб появился шанс наконец-то перевести дух и осмыслить своё будущее.

— Верно… — старшая отводит взгляд и неловко поправляет свои чёрные короткие локоны, словно недовольная тем, что они слегка вьются ближе к концам. В её глазах мелькает нечто сродни неловкости, что на секунду создаёт трещину в её холодном образе. Но вскоре Лилли берёт себя в руки, осознавая, что не может найти больше слов, чтобы продолжить их диалог. Не к чему придраться, ничего не смущает. Остаётся лишь похвалить. — Я рада, что ты это понимаешь. Родители будут горды тобой, — помедлив с секунду, она разворачивается и удаляется в свою комнату, давая понять, что разговор окончен, оставляя младшую наедине с самой собой, как та и хотела. Идеально сыграно, нигде не прокололась и обставила всё так, чтоб завершить этот социальный бой самой быстро победой за годы практики.

Лиззи уверенно держится, пока дверь в комнату сестры не оказывается закрыта. Лилли показалась весьма нервной ближе к концу их диалога, неуверенной и слегка дёрганной. Было ли её поведение связано с едва заметным уколом совести или же простой неподготовленностью к идеальной подготовке младшей к её вопросу? Старшая и раньше не была особо разговорчива, но в последнее время все разговоры с ней сводились к весьма коротким обменам репликами. Это уже не прекрасный мюзикл. А какой-то театр кукол.

В этот момент чувство усталости всех систем внутри поражает Лиззи вплоть до ядра, давая понять, что ей просто необходимо сделать передышку, перестать думать сверх того, что она себе могла позволить при такой уровне морального истощения. Это был слишком тяжёлый день — множество событий, потрясений, настоящие эмоциональные качели, которых раньше в её жизни никогда не было. Сил хватает лишь дойти до постели и рухнуть на неё, уступая ощущению опустошённости в груди. Пожар у груди внезапно потух, оставляя после себя лишь маленький огонёчек, едва ощутимый, не имеющий подпитки из-за чувства полного изнурения.

Стоит дисплею погаснуть, позволяя девушке окунуться в свои мысли, к ней возвращаются воспоминания о событиях сегодняшнего дня. Там была Узи, её образ не являлся каким-то обманом зрения, не так ли? Такая потрёпанная, в мятой одежде и с перебинтованными руками. Раньше в Лиззи её образ вызывал лишь лёгкую усмешку, перед ней был неоперившийся птенец, но сегодня блондинка была готова поклясться, что оказалась заворожена увиденным зрелищем. Несмотря на свой неопрятный вид, бунтарка приковывала внимание к себе — впервые у неё был настолько осмысленный и боевой взгляд. Раньше он казался легкомысленным и напыщенно едким, но теперь язвительность в нём обратилась в колющий яд, будто у настоящей хищницы, пускай пока и неопытной. Теперь в её взгляде ощущалась приземлённость, которая, право, ни капли не мешало глазам гореть изнутри возвышенной целью. Её решимости идти против всего мира всегда можно было позавидовать, но в этот момент впервые можно было искренне поверить в то, что её рвение вызвано осмысленным желанием, а не безрассудным порывом или инстинктивной защитой от болезненной реальности.

Но, пожалуй, гипнотизировал черлидершу не столько непреклонный взгляд Узи, сколько бесконечный цикл повторения одних и тех же заученных движений. Ловкость рук, уверенная стойка, устойчивое расположение собственных ног, позволяющее держать баланс при выпадах. Пальцы цепко удерживают сверкающее лезвие, сменяя хватку одну за другой, неспешно наращивая темп вращения. Резкая остановка в определённой позиции — несколько ударов по цели смена позиции для следующей комбинации. Это были не остервенелые удары глупого ребёнка. Можно было смело ставить деньги на то, что бунтарка с поразительной точностью контролировала своё оружие, в защитной позиции ловко меняя хват на рукояти ножа.

Лиззи слышала знакомые пиликания оповещений — Узи явно была недостаточно заряжена, чтоб долго продолжать свою тренировку, но при этом не останавливалась, словно не видя перед собой сообщений. Будто ей было и не обязательно видеть цель, чтоб попадать в неё с поразительной силой. Какая упёртая. Блондинка неосознанно вспоминает себя в тренировочном зале по вечерам — ей также было всё равно на уровень своей зарядки. Значение имел лишь результат, но черлидерша понимала, что надо всё же знать меру. Интересно, умела ли Узи чувствовать грань крайности? Могла ли она настолько измениться, чтоб научиться контролировать собственные порывы?

В конечном итоге, Лиззи сама не заметила, как окончательно перестала ощущать скованность собственных движений. Больше ничего не обвивало её тело, руки не дрожали, горло не сдавливало, словно крепкой леской, готовой перерезать ей шею. Кажется, даже перед глазами всё стало более чётким, пропала паническая размытость. Здесь, вдали от целого мира, она нашла фиолетовый огонёк, который, похоже, на секунду подарил искру её ядру.

Черлидерша с привычным рвением подхватила маленькую вспышку света и позволила ей разгореться настолько сильно, насколько она могла себе позволить. Сегодня она не проиграла, нет, — в этот день она просто обратилась в пепел, как и положено прекрасному фениксу. И подобно оному, она должно воскреснуть и взмыть в небо очередной яркой вспышкой. Лиззи не потерпела поражения, упав на землю с подбитыми крыльями, а просто достаточно выросла, чтоб пережить свой первый цикл пылающей жизни. Наконец-то доросла до этого этапа. Можно сказать, наконец-то получила шанс стать не просто птицей высокого полёта, а фантастическим существом. Приобрела уникальную возможность, недоступную беззаботным обыденностям.

Феникс — прекрасная птица, каждый её жгучий рывок к небу из пепла становится раз за разом всё более пылающим и особенным. Не важно, как часто её крылья будут рассыпаться перед возрождением, ведь каждое её новое появление будет пуще прежнего разжигать изумительные языки танцующего пламени, разливающегося фестивалем красок, которые всё больше и больше начнут покрывать мир вокруг дивным жаром и красотой. Первый пепел — лишь начало пленительного танца огня, способного с годами окутать собой любого желающего.

Лиззи вставляет провод зарядки в свой порт, заваливаясь на бок, инстинктивно зажимаясь от мира в позе эмбриона. Подобно ещё не рождённому птенцу в тонкой скорлупе собственного яйца. С этого момента начался отсчёт. Скоро на свет появится феникс, чей огонь ознаменует начало новой эры…

***

Хан слышит тихую мелодию, зовущую его за собой, когда открывается знакомая дверь, так ностальгично скрипя петлями. Мужчина заходит в комнату, видя на подоконнике хрупкий силуэт девушки, свесившей ноги с окна и задорно напевающей что-то под нос. Мелодичный голос, закрытые глаза и ярко сияющее ядро, словно звёздочка, очертания которого виднелись через ткань серого хлопкового платья. Пальцы неспешно перебирали длинную прядь фиолетовых волос, то приглаживая её, то игриво помогая растрепаться. Безмятежно повесив голову, девушка расслаблено напевала мотив какой-то дорогой для души песни. Пряди со стороны затылка разметались, обнажая тонкую шею.

Эти тихие напевы под нос Хан был готов слушать часами — не так важно, что не все ноты были чистые, а темп иногда сбивался — действительно драгоценно лишь то, насколько сейчас девушка перед ним была непринуждённо весела и счастлива каждой секундой своей жизни. Словно юный соловей, чей плавный голос мог достичь небес своей искренностью и естественностью. Безумно нежная певчая птица, которая тянулась к небу каждой нотой, будто ожидая, когда же за ней спустятся и заберут в родные края — туда, где и должны жить все крылатые создания, под мягкою заботой кого-то могущественного, кто их и посылает вниз, на землю, к таким вот хмурым существам, как Хан. Разбавить унылый мир смертных чем-то бессмертно чарующим.

Старший Дорман подходит ближе, мягко покрывая своей ладонью чужую, ласково поглаживая вздрогнувшие пальцы, безмолвно сообщая о своём приходе домой и останавливая цикл мучения длинной пряди волос. В качестве ответа девушка растягивается в озорной улыбке и едва слышно хихикает, понимая, кто находится за ней, не открывая своих глаз. Она игриво перехватывает ладонь нарушителя своего спокойствия и бережно переплетает пальцы с ним, касаясь щекой до замка из их рук, точно расцветая от чужого присутствия рядом с ней. Весь её образ был соткан из чего-то светлого и волшебного, словно она знала больше других и понимала истинный смысл их существования на этой холодной планете.

Мужчина чувствует себя истощённым, касаясь губами родной макушки, мягко перебирая между пальцами свободной руки короткие прядки волос. Его любовь всё такая же тёплая, хрупкая телом, что, кажется, чуть надави — сломается, будто фарфоровая куколка. Она лишь медленно покачивает ногами в такт своей мелодии, будучи опять босиком. И чем же ей так не угодила обувь, что при любом удобном случае от неё избавлялась? Она так любила свободу, что даже пара туфель казалась ей обременительной. Каждая нота её неторопливой мелодии мягко скользила по слуховым сенсорам Хана, сдавливая ядро своей трогательностью.

Дорман знает, что это за мелодия — детская колыбельная, которую его жена так трепетно любила вспоминать наедине с собой, предаваясь мечтаниям. Девушка всегда грезила чем-то прелестным: будь то мелочи, подобно помощи слабым и невинным, или же глобальные вещи, как зарождение повсеместного мира, такая наивная и до жути очаровательная, словно хрустальный ангел, готовый обнять своими крыльями всех и каждого. Её безграничная доброта всегда поражала, но вызывала опасения — благими намерениями вымощена дорога в ад. Вот только в те времена Хан ещё не знал, какое именно дьяволское наказание ждёт его любимую, а также его самого. На плечи мужчины легло жестокое наказание, а эта песня лишь раздирала в нём эту старую рану.

— Ты опять о чём-то мечтаешь, Нори? — Хан выдыхает эти слова, заранее зная ответ на свой вопрос, обнимая любимую за шею так бережно, закусывая отчаянно свою губу, наслаждаясь секундами тепла, которого у него уже давно нет. — Я хочу услышать твоё желание, расскажешь? — мужчина ласково зарывается в её макушку своим лицом, отсчитывая секунды до конца своей иллюзии. Он знает, какой финал был бы для них обоих наилучшим.

— Ворчун ты, — хихикает девушка, нежно обвивая руками его талию, наслаждаясь этими объятиями. Такая доверчивая, слабая и чересчур воздушная для того, кто привязан к земле крепкими цепями. Совершенно неподходящая птица для жизни в настоящем аду. — Я хочу ребёнка, — голос звучит до внезапного надломано, и Дорман знает причину. Он сдавливает зубы, усиливая хватку на шее своей суженной, всё сильнее и сильнее, слыша в голове лишь противный писк, ощущая, как за рукава на его руках цепляются родные тонкие пальцы, пока не раздаёт противный хруст. Теперь он не ощущает ничьих касаний. Больше его любимая ничего не говорит.

Мужчина просыпается за столом от противного писка динамиков ноутбука рядом, подобное стало уже так привычно. Его руки уже не дрожали, как прежде, когда его воспоминания начинали жить собственной жизнью и изменяться под влиянием эмоционального состояния. Хан недовольно простонал, откидываясь на спинку своего компьютерного кресла, возводя глаза к потолку в немом вопросе о тленности собственного бытия.

С недавних пор у него появилась своего рода «противная секретарша», которая будила его самыми гадкими звуками, которые только могли воспроизводить механизмы внутри компьютера. Мало ей было просто шуметь оповещениями об ошибке, так теперь стала играть с разными частотами. Ему нужно было взбодрить системы внутри себя, иначе на работе точно сорвётся на очередном неумёхе, его срыв никто не поймёт. Не скажет же он, что у него кошмары, а будит его настоящая мегера, которой приносит удовольствие выбирать самый зубодробительные звуки мира.

Старший Дорман неспешно встаёт со своего места, даже не обращая взгляда на ноутбук, временно игнорируя, и направляется к шкафчикам, решая привести себя в форму простым путём. В конце концов, кружечка антифриза не помешает, чтоб не давать перегреваться системам внутри от той головной боли, что будет ждать его через пару часов на работе. Сбитый режим спокойствию явно не способствует, что уж говорить об эмоциональных качелях последних недель. Так недолго перейти на активный способ подзарядки всякой химией, вместо обычного электричества.

Кружка наполняется маслянистой зелёной жидкостью из канистры постепенно, пока субстанция не достигает краёв. Хан чувствует, что готов выпить даже больше, но всё же, стоит знать меру, чтоб избежать лишних шуток от своей электронной мегеры. В конце концов, фляжка за пазухой с чем-то покрепче всегда рядом, кислотный электролит ещё ни разу не подводил в моменты, когда его процессор окончательно выносили своей глупостью его подопечные лоботрясы. Быть чуть пьяным на рабочем месте не профессионально, но видит бог, его подчинённые не помогают принять правильное решение в нелёгком деле о пьянстве. Если эти идиоты умудряются перепутать кнопки даже с инструкцией, то пусть не удивляются, что он перепутает стаканчик антифриза со своей живительной фляжкой моральной скорой помощи.

Мужчина возвращается за стол, отпивая из кружки добротный глоток спасительной жидкости для достаточно продуктивной работы на целый день. Ощущение облегчения начало разноситься по телу с прибытием зелёной маслянистой субстанции — хороший повод очистить свой процессор и перестать думать о своих снах, необходимо было взять себя в руки. Однако раньше даже некому было выговориться о своей ситуации — максимум стене, иначе начались бы проблемы, теперь же у него есть кое-кто, кто был в курсе о кошмарах, но от этого не стало легче, скорее заработал себе очередную головную боль. Тихий писк оповещает о том, что компьютер начал свою работу, на мониторе высветилась командная строка. Хан делает ещё один глоток перед тем, как на чёрном экране появились слова белым шрифтом.

>Ты выглядишь как сырьё для фотошопа.

>…

>С точки зрения логистики, ты — совершенно ужасная трата антифриза.

>…

>Ты собрался и дальше меня игнорировать?

>Лучше бы ещё пару лишних часов пролежал в спящем режиме.

— А самой в спящий режим не охота? Напоминаю, это ты меня разбудила, — тихо делает замечание Хан, отпивая из кружки ещё пару глоткой и изгибая бровь, смотря в сторону экрана. И не лень ей раз за разом шуметь по утрам? — У меня сегодня намечается тяжёлый рабочий день, и ты никак не помешаешь мне выпить всю эту кружку прекрасного напитка, как минимум, тебе на зло, — мужчина демонстрирует максимально невозмутимое выражение лица, с садистским удовольствием в глазах решая пригубить живительную субстанцию, не сводя взгляда с камеры ноутбука, будто ребёнок, вредничая. В конце концов, ну кто из живых тут его видит, да? Если что, скажет всем, что в его ноутбуке живёт дьявольский вирус.

>I’ll be back, тостер.

>Подумай дважды, прежде чем продолжать хлюпать передо мной напитком.

— Ох, теперь ты перешла на цитирование? — усмешка сама появляется на лице мужчины, когда он переводит взгляд на кружку. Стервозная у него «секретарша» завелась, но, стоит признать, эти перепалки помогали отогнать плохие мысли хотя бы на какое-то время, — Придумай что-то интереснее, слишком заезженный выбор. — с небольшой задержкой разводит руками Хан и, снова помедлив немного в раздумьях, делает глоток, звонко прихлёбывая, не сдерживая довольную улыбку от мысли о такой детской пакости в сторону вредной собеседницы. Не только она способна издавать неприятные звуки, он тоже имеет свои способы насолить.

>Чтоб ты знал, я располагаю обширным списком цитат.

>И хватит издавать этот противный звук!

>(눈_눈)

>Муля. Не нервируй меня!

— Я не… — старший Дорман замирает, переваривая полученную информацию. Заинтересованный взгляд оказывается направлен на экран ноутбука. — Старомодно, однако. Так тебе такие фильмы нравятся? — мужчина откидывается на спинку стула, запрокидывая на неё свободную руку. Ответ на его вопрос не спешит появляться. Можно смело ставить кругленькую сумму, что собеседницу удалось застать врасплох, и та стала активно придумывать, как бы поскорее сменить тему разговора в свою пользу. Кажется, у них сегодня будет ничья. Или, может, его выигрыш, — Забавно.

>…

>Всё допил? Работа не ждёт, тостер.

>Или ты хочешь поговорить о своих кошмарах?

>С удовольствием помогу их усугубить, обращайся.

— Хорошая попытка, но не задела, — мужчина встаёт с насиженного места, отключая микрофон ноутбука и прикрывая монитор. На самом деле, она очень даже попала. Нет, сегодня он точно не похож на победителя, поэтому направляется обратно к шкафчикам, протирая опустевшую кружку тряпкой.

Хан не понимал мегеру в своём ноутбуке. Она была вредной, весьма враждебной, но ни разу не попыталась всерьёз поиграть на его чувствах, хотя благодаря камере, которую со времнем мужчина перестал закрывать, видела его измученное кошмарами состояние. Не влезала, потому что ощущала шаткость собственного положения? Его тело много лет приближалось к точке кипения, но пока он получил лишь истощение. Прошлое пыталось настигнуть его любыми способами, но мужчина крепко держался за здравый смысл. Теперь он твёрдо решил бороться за свою свободу выбора, положить конец тому ужасу, что преследовал его свыше десятка лет, как паразит. Мысли снова возвращаются к его кошмарам и образу покойной любимой, чей образ в его мыслях стал путаться с той мерзостью, которую он презирал. Его собеседница снова умудрилась загнать его на эмоциональные качели, а он только чуть расслабился и вновь погряз в воспоминаниях. Противно.

Да, Хан всё помнит: её тёплую улыбку, тихие песни под нос и ангельский образ, сияющий даже в ночное время суток. Нори была прекрасна, словно посланница небес, соловей, своим голосом даривший ему, такому погрязшему в рутине, работяге чувство свободы и воздушности. В ней было что-то, отличающее её от других дронов, она вела себя по-особенному, загадочно, будто и правда не была им подобной. Ангел? Нет, всё было хуже. Дорман так трепетно раньше хранил её желание завести ребёнка в своём сердце. Но это всё в прошлом. Прошло столько лет, их мир уже рухнул.

Её мечте не было суждено осуществиться.

***

Эн неловко мнётся, выслушивая тираду Узи о том, что она выяснила за время пребывания в одиночестве, без него. Девушка приводила факт за фактом, пальцем водя в воздухе по красным нитям, закреплённым на потолке ей же самой, картина вырисовывалась огромная, но пока совершенно непонятная. Бунтарка поясняла за каждую из теорий, которые проверила по найденной информации, и завершала раз за разом пояснением, почему выдвинутая гипотеза оказалась отметена ей. Это походило на отчёт сотрудника о проделанной работе. Казалось, что подруга, находясь в помутнении рассудка, без сна и отдыха перерабатывала разные сценарии развития событий с момента их расставания, как и он сам, когда искал новую информацию. Вероятно, они были похожи больше, чем сами признавали. Предпочли утопить в продуктивной работе свои чувства, чтобы окончательно не потерять самих себя.

Когда работяга заканчивает свои тираду и плюхается на свою кровать, смотря на него, демонтажник показывает ей привычные пальцы вверх, давая понять, что её работа поразительна. Эн прекрасно видит, как много его подруга успела изучить, даже если её состояние, кажется, сложно было назвать стабильным — сенсоры парня барахлили, когда он пытался оценить исправность работы механизмов внутри девушки. Что-то изменилось в Узи с их последней встрече, и это изменение касалось не только характера, но и чего-то монументального в её теле, потому что проанализировать бунтарку детально не вышло, как раньше, — его система выдавала неизвестную ошибку, которая быстро пропадала из оповещений, хотя парень даже не успевал с ней как-либо взаимодействовать. Однако, даже заметив подобный нюанс, он решил пока промолчать, будучи неуверенным, была ли эта неисправность в ней, а не в нём. Уже нельзя было быть в чём-либо уверенным, состояние оставляло желать лучшего у них обоих.

— Вот как-то так прошли мои три недели, — подводит итог Узи, разминая конечности. Было видно, что она недовольна своими результатами, хотя она продвинулась явно дальше него. Честно говоря, когда Эн спрашивал у неё, как она поживала всё это время, он надеялся услышать хотя бы немного об её физических проблемах, будучи настороженным из-за слов старшего Дормана. Но девушка так и не обмолвилась ни словом о том, что ей было плохо. Хотя смотря на некоторые её рисунки, штрихи чернил на которых были будто бы вдавлены в бумагу, демонтажник всё равно ощущал, что дела обстояли намного хуже, чем то, что ему позволили увидеть.

— Замечательно, но… — парень замялся, стараясь сформулировать свои мысли так, чтобы собеседница не восприняла их в штыки. Может, будут шансы узнать правду, если получится правильно подобрать слова. Зная Узи, она могла внезапно взорваться от любого замечания в свою сторону, сейчас, кажется, девушка даже чувствительнее, чем была раньше. Уязвимая. И как она может уверять, что в порядке, когда у неё перед ним случился приступ? Если раньше казалось, что после увиденного абсолютного решения работяга была осознанно напугана перспективой быть рядом с Эном, то теперь стало очевидным, что её состояние на деле было серьёзным отклонением, вызванным травмой. Хотелось помочь, если могли быть хоть какие-то шансы на излечение. — Что произошло с твоим плечом? Да и твои руки…

— Не продолжай, — она резко повернулась к нему. Моментальный тычок в ядро со стороны бунтарки вызвал лишь лёгкое смущение. В очередной раз. Он начинает привыкать к таким касаниям. — Это просто несчастный случай. И вообще, эта рана даже не болит. Ме-ло-чи, — начала распинаться работяга. — Ты меня услышал? Запомни хорошенько мои слова, — Узи сразу попыталась заверить его в том, что она в полнейшем порядке и беспокоиться не о чем. Речь выходила спутанной, девушка часто жестикулировала руками, объясняя свой внешний вид, не теряя присущей себе гордости. Это был защитный механизм или желание уберечь друга от переживаний?

Слушая очередной словесный поток о собственной стойкости, который вырвался из бунтарки по привычке, хотя она и не хотела этого, Эн начал обводить комнату взглядом, временами согласно кивая на фразы Узи, давая знать, что всё слышит. Демонтажник замирает, когда видит на тумбочке свой рисунок, на котором он когда-то старательно выводил слова благодарности. Она его сохранила. Мягкая улыбка неосознанно появляется на лице парня при мысли, что лист остался в прекрасном состоянии: ни капли не помят, не скомкан, даже уголки будто идеально выглажены. Девушка не убирала его подарок никуда, не выбрасывала и даже не пыталась испортить. Хранила на виду, как нечто драгоценное, от чего нельзя было избавиться, хотя ей и было страшно. Он ведь тоже не убрал её чертежи в капсуле.

За своими уничижительными мыслями Эн сам не заметил, что уже искренне поверил, что стал окончательно монстром. Однако, похоже, в глазах бунтарки его образ не был так сильно запятнан, как он сам думал о себе. Это приносило ему облегчение, которого он так долго не мог найти. Он искал ответы, но в конечном итоге истина, которая ему была необходима, была в окружающих. Может, секреты Медь-9 тоже сокрыты в ком-то, кого они ещё не нашли? Было бы забавно. Правда, у которой буквально есть ноги и она способна убегать от них.

Демонтажник мягко берёт в руки расчёску с тумбочки и, пока Узи продолжает рассказывать о том, насколько её тело сейчас в норме, начинает бережно расчёсывать спутавшиеся фиолетовые пряди. И как девушка вообще умудрилась так сильно запустить собственную причёску? Вероятно, это было ещё одним доказательствам того, что ей было плохо, чего она никак не признавала при нём. Ну и пусть, ему не нужны слова и функция внешнего анализа, чтобы понимать, когда с подругой что-то не так. Её переживания, боль и смятение он может почувствовать и через её поведение, внешний вид, голос. Для этого не обязательно быть экстрасенсом или навороченной машиной для убийств. Достаточно быть просто… Другом.

Волосы прядка за прядкой распутывались, подчиняясь мягким движениям зубчиков расчёски. Эн спокойно убирал каждый спутанный комок на голове девушки, стараясь делать это тихо и бережно, не дёргая и не вырывая ни волосинки. Такие мягкие, если с ними обращаться с заботой и достаточной аккуратностью. Это было забавно, демонтажнику нравилось работать своими обычными, не когтистыми, руками. Это помогало почувствовать себя обычным роботом, а не каким-то монстром, которого все боялись и обходили стороной, просто завидев вдали.

Узи искренне увлеклась, рассказывая только о своих достижениях, пропуская часть с неудачами и проблемами, стараясь подчеркнуть собственные способности. Она не была довольна своими результатами, да и ей после всего, что произошло, было некомфортно в речи по-особенному себя выделять, но это было уже дело привычки, да и хотелось сделать всё возможное, чтоб друг не волновался об её состоянии. Эн спокойно принимал правила этой игры и продолжал неспешно приводить волосы бунтарки в порядок, пряча расчёску с невинной улыбкой каждый раз, когда девушка поворачивалась, чтобы убедиться, что тот внимает каждому её уверенному слову. Она так увлеклась, что и правда не замечала его действий?

Парень копается в своих карманах, доставая катушку с проволокой — носить её стало привычно — из неё хорошо получалось делать скрепки, чтоб фиксировать стопки бумаг в потайной комнате. Отмерив достаточную длину материала и перекусив его, Эн начал тихо закручивать получившийся кусочек в небольшую заколку для волос. Узи, кажется, уже достаточно расслабилась, чтоб подпускать его к себе ближе, но всё же не стоило делать резких движений, чтоб случайно не напугать. Вдруг заметит боковым зрением неладное и снова отскочит от него, как от чумы?

Ловко зацепив часть волос бунтарки, демонтажник закалывает прядку получившейся поделкой. Тело подруги вздрагивает, когда она наконец-то отвлекается от своих разглагольствований и замечает явные манипуляции над собой. Девушка резко оборачивается и недовольно смотрит на друга с немым вопросом, какого чёрта он за её спиной вытворяет. Увидев в ответ лишь неловкую улыбку и расширенные нервные глаза, Узи понимает, куда именно смотрит парень, ощупывая свои волосы и ощущая инородный предмет на голове. За секунду в девушке сталкивается отрицание, что Эн мог что-то творить, пока она отвлеклась, и осознание, что он всё-таки точно что-то выкинул за её спиной.

Работяга подскакивает с кровати и выбегает в коридор, ища взглядом зеркало. Все отражающие поверхности из её комнаты были убраны после прошлых инцидентов, когда ей ещё было плохо, поэтому, чтоб увидеть своё отражение, пришлось дойти до прихожей. Девушка сразу видит заколку в виде немного неаккуратно закрученного цветка. Дисплей покрывается фиолетовым румянцем из смеси смущения и негодования, а девушка направляется обратно в комнату, чтоб высказать всё, что она думает о таких манипуляциях без её ведома. Этот парень получит по шапке за свои внезапные выходки. Бунтарка об этом позаботится.

Эн, предчувствуя опасность, быстро юркнул под кровать, нервно сжав хвост в руках, выронив из кармана нечто. Ворвавшаяся Узи хочет начать третью за сегодня тираду, но осекается, увидев то, что выронил её друг. Она подцепляет пальцами конверт, а демонтажник с ужасом понимает, что потерял во время своего стратегического побега то самое письмо из тайной комнаты. Он, разумеется, хотел показать подруге его, в надежде найти владельца, но не думал, что это произойдёт таким нелепым образом. Теперь он выглядит как парень, который небрежно относится к зацепкам, не так ли? Девушка внимательно рассматривает написанное и хмыкает, находя прочитанное забавным и немного нелепым.

— Не знала, что ты увлекаешься шифром Мирабо… — Узи придирчиво осматривает конверт, замечая, что он довольно старый с виду. От этого она морщится. — Где ты вообще достал настолько старую бумагу, чтобы написать это? — хохотнула бунтарка, проводя кончиками пальцев по материалу, оценивая, стоило ли открывать без разрешения. Её злость на тему собственных волос стала отступать. Она поднимает взгляд на Эна, но тот, кажется, находится в смятении.

— Ты знаешь, что это за шифр?.. Нет, не так! — парень путается в словах, стараясь уловить суть сказанных подругой слов. Нить её мыслей в очередной раз за день была потеряна для него, это надо было исправлять! Он формулирует в голове то, что хочет спросить, и наконец-то озвучивает более важный, на его взгляд, вопрос. — Почему ты вообще решила, что это письмо написал я? — Эн замялся, потерявшись в собственном недоумении, не отводя взгляда от собеседницы.

— А? Ну типа… Тут моё имя, — девушка указывает на цифры, пытаясь понять, почему демонтажник выглядел удивлённым. Это не он написал это письмо? Тогда кто и зачем? — Да и кто, кроме тебя, будет писать мне письма с припиской про «ангела»? Стадоба какая. Мои фанаты довольно скромные, такого бы не сделали, — отшучивается девушка, стараясь хоть как-то разрядить накалившуюся обстановку. — Погоди… Хочешь сказать, это письмо не твоё?

Эн сглатывает, с ужасом осознавая, что именно было написано в графе всё это время. Для моего маленького ангела, Узи.