Под покровом ночи, когда мир вокруг освещают лишь сияющие звёзды, тёмная фигура расправляет свои острые крылья и взмывает свободно вверх, словно птица, с лёгкостью разрывающая связь с землёй, устремляясь в небо. Подобно ночной темноте, чёрное одеяние скрывает под своей плотной тканью едва видные отблески золотого свечения. С лёгкостью силуэт набирает высоту и зависает в воздухе на считанные мгновения, прежде чем отдаться в руки свободному падению, расслабив тело, лишь зацепив пальцами окантовку собственного капюшона, не давая ему сорваться с головы. Губами беззвучно ведёт отсчёт, прежде чем вновь расправить крылья, резко сменяя направление движения. Оповещение: среднее гравитационное ускорение рассчитано с точностью до тысячных. Полученный результат будет сохранён.

Ловко огибая здание за зданием, поразительно уверенно приближаясь к постройкам, но при этом не давая себе зацепиться. Идеально выверенные движения, почти бесшумные и невероятно плавные, будто разученный заранее танец, полный немыслимых пируэтов. Взмах и мягкое приземление на крышу сразу на все конечности, позволяющее посадке пройти тише того, что обычно привыкли слышать на этой планете.

Едва видно мелькают острые зубы, быстро скрываясь за шерстяным полосатым шарфом, чьи цвета вторят невзрачному виду своего хозяина — чёрные и светло-серые тона, классический выбор, прекрасно скрывающийся в ночной темноте. Неброский образ, полный загадочности и умиротворения, немыслимого для того, кого местные бы назвали чудовищем. Холодный взгляд, пропитанный безразличием и какой-то апатией по отношению к окружающему миру, словно перед глазами нечто совершенно незначительное.

Фигура ловко поднимается на ноги и идёт навстречу самому выделяющемуся ориентиру этой планеты — шпиль трупов, который виден издалека. За спиной силуэта неспокойно дёргается хвост, освещающий пространство вокруг своим ядовито-золотым светом, пока его хозяин встаёт на самый край крыши, внимательно изучая место назначения. Цель понятна: собрать как можно больше информации, разведать обстановку и, при идеальном раскладе, вернуться целым к своей команде с докладом о своих находках. Доложить обо всём лично командиру, может, она будет довольна им на этот раз. Однако отчего-то в груди дурное предчувствие.

***

Эн крепко прижимает Узи к себе и начинает опускаться к нужному дому, прикидывая в голове, как будет лучше забраться внутрь. Когда парень был один, он всегда, не заботясь о себе, просто влетал прямо в окно — переживать из-за опасности такого спуска как-то не приходилось, но теперь в его руках была его подруга, чьё тело определённо было менее стойким, чем у демонтажника, способного с лёгкостью отрастить себе даже голову. Нельзя сравнивать машину для убийств и робота, предназначенного для бытовых вопросов. Тем более, у работяги было травмировано плечо, нельзя было принимать поспешных решений ради её же блага. Требовался бережный и нежный подход к их приземлению, иначе их небольшой побег грозился закончиться серьёзными ухудшениями в состоянии девушки.

Взмах крыльев, и Эн приземляется на крышу, решая, что безопаснее будет спуститься по лестнице вниз к нужной двери, так они точно доберутся до места целыми. Прикинуть, где находилась нужная квартира относительно лестничной клетки, было не так уж и сложно, у хищников хорошо развита ориентация в пространстве. Девушка слезла с его рук сразу, как только появилась возможность, в конце концов, ей всё ещё было некомфортно доверять, давать кому-то себя касаться. У Узи уже не было приступов от воспоминаний при виде демонтажника, но это не означало, что она ощущала себя в безопасности рядом с ним.

Часы, проведённые в одиночестве, закрепили в её разуме мысль, что доверять никому было нельзя — каждый мог предать, сделать больно. Доверие — игра с огнём, которая в глазах девушки выглядела смехотворно необоснованной на фоне всего того ужаса, что она пережила. Ощущать потерю последних крупиц разума было жутко. Невозможно забыть холодок смерти, когда он преследовал везде после страшного инцидента. Такое не стирается из памяти даже под влиянием чужого бережного отношения, если время и лечило, то очень медленно.

Эн определённо был хорошим, очень добрым и чутким, понимание этого не стёрлось от собственной паранойи, однако сама его сущность была камнем преткновения для любых планов Узи. Девушка за многие годы привыкла к собственному одиночеству, к злым языкам, шуткам над ней, непониманию со стороны общества. Да, определённо, по неизвестным даже ей самой причинам, она отличалась от других работяг своими взглядами на жизнь, характером и поведением, но разве можно было ей как-то пойти против собственных желаний и мыслей? Всё равно, что просить белого птенца внезапно сменить оперение на чёрное под стать собственной стае. Хотя малыш изначально родился по природе своей таким белоснежным! Хотелось верить, что никто не имел право указывать крохе, какой ей стоит появляться на свет изначально.

Ощущение отчуждения ровесников и старшего поколения тяготило, поэтому не удивителен был факт того, что, в конечном итоге, Узи оградила себя от всех. Она перестала ждать понимания или одобрения, приняла мысль, что не может добиться их также легко, как делали это другие. Приходилось искать обходные пути и выстраивать стены вокруг собственного ядра, чтобы не дать больше никому её ранить. Поэтому аниме так сильно грело ей душу во время просмотра: на экране она видела изгоев, которые становились чуть ли не настоящими богами в своих мирах в дальнейшем, спасали множество жизней и получали счастливый конец за все свои страдания в прошлом. Да, бунтарка вела себя высокомерно, в мыслях постоянно ставя себя выше других, считая, что окружающие просто не способны признать её гений, но это, пожалуй, был единственный способ не утонуть в постоянном осуждении общества, не имея никого, кто мог бы просто её хотя бы выслушать.

Узи определённо ощущала некоторую нужду в моральной поддержке, могла признать, что в какой-то мере ей хотелось иметь рядом с собой друга, с которым чувство одиночества пройдёт. Эн был человеком, с которым становилось уютно, в отличие от работяг, что окружали её годами и создавали для неё лишь неприятные воспоминания. Но даже так она не могла подарить демонтажнику своё доверие, это бы стало для неё равноценно просьбе об убийстве самой себя. Как обнажить своё слабое место в легкомысленной вере, что этим не воспользуются ради собственной выгоды. Стены высокомерия давали трещину под искренней заботой друга, который раз за разом спрашивал о её самочувствии, даже в самые неподходящие моменты. В конце концов, бунтарка оказалась задушена своим же эго и рисковала быть растерзанной собственным инстинктивным порывом кому-то довериться.

Каким бы хорошим не был её друг, он всё ещё по своей сути остаётся машиной для убийств, которая до недавнего времени с завидной продуктивностью исполняла своё предназначение. Никто не мог ручаться, даже он сам, что не произойдёт ничего непредвиденного — только компания способна в полной мере осознавать, как будет вести себя программа уничтожения в непредвиденных обстоятельствах. Бог знает, предусмотрели ли люди возможность бунта и позаботились ли о мерах предосторожности. Узи и Эн своими глазами видели абсолютный решатель и тот ужас, в который способно обращаться тело дрона-разборщика. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, — демонтажники могут представлять опасность, о которой сами будут не в курсе, а значит, доверять сейчас парню было бы вершиной глупости и легкомыслия.

Вероятно, парень прекрасно видел, что девушка старалась держать дистанцию между ними, но предпочитал не комментировать этого — тот факт, что она в принципе допускала его нахождение рядом, уже был прогрессом, учитывая всю нестабильность её состояния. Ситуация была шаткой, было необходимо набраться терпения, а этому Эн хорошо научился в одиночестве. Он пропустит её вперёд, даст свободу, но постарается при этом направить её, чтобы она не ошиблась, не упала, не отчаялась.

При свете звёзд силуэт подруги становился нечётким, будто её тело могло в любой момент раствориться в воздухе, как облако дыма. Единственное, что выбивалось из эфемерного образа, — напряжение, ощущающееся между ними слабой искрой. Не было физических ограждений, но определённо ощущалась отдалённость Узи. Она была далеко от него, как телом, так и мыслями, хотя ни за что бы вслух этого не признала. Будь у неё крылья, точно бы, по его мнению, скрылась где-то за горизонтом. Однако без оперения она оставалась здесь, с парнем, спокойно направляясь к выходу с крыши.

Спуск по лестнице внутрь здания был неспешным, они двигались под свет золотых огней демонтажника, которые достаточно неплохо освещали дорогу. У парня всё ещё оставалось дурное предчувствие перед той правдой, что могла ждать их в квартире, которую он посещал уже несколько недель. Отчего-то тайная комната вызывала в нём недоверие на уровне инстинктов, словно кукольный домик, увеличенный в десятки раз, чтобы соответствовать габаритам реальности. Внешне кажется реальным, но стоит коснуться — всё обернётся искусственной декорацией. Существовал некий неприятный контраст между тайной комнатой и остальной квартирой. Будто граница между реальным миром и нарисованным.

Входная дверь со скрипом отворилась, пропуская двоих внутрь. Узи, цепляясь за возможность отвлечься от мыслей о прошлом, начала бегать взглядом по помещению, выискивая нечто, что могло бы указать, кому же принадлежало письмо, адресованное на её имя. Девушка медленно прошла внутрь, рассматривая каждую мелочь, освещённую тусклым светом небесных светил из окон. Что-то в её ядре отдавалось неприятным покалыванием, когда она смотрела на расцарапанные стены. Ей не было страшно, она испытывала нечто другое.

Трепещущее чувство перед стёклами, ограждающими её от прекрасного неба, предвкушение и иррациональное влечение, вызванное пребыванием в мнимо знакомом месте, но странные порывы растворялись, словно наваждение, стоило только насильно отвести взгляд. Не проходит лишь царапающий прилив ностальгии, когда ноги сами собой ведут её к одной из дверей.

Бунтарка прикусила губу, когда её начали терзать смутные подозрения о причинах своего смятения, которое легло противной тяжестью на собственные плечи при виде дверной таблички в виде аккуратного гаечного ключа. Едва ощутимо появилось покалывание в ладонях, вызванное чем-то инородным, что девушка так долго игнорировала. Пальцы начали чуть подрагивать, когда она потянулась отворить дверь и та с лёгкостью поддалась на манипуляции гостьи. Стоило Узи увидеть комнату перед собой, она ощутила настоящее оцепенение от волны наплывших воспоминаний. Она помнила это место. Эти стены были ей знакомы на подсознательном уровне.

Всё в помещении было пропитано призраками прошлого, историей, которая, скорее всего, уже никогда не будет никому рассказана. Эта квартира была чьим-то маленьким миром, когда в ней ещё оставались жильцы, и даже хаос, принесённый когтями демонтажников не смог нарушить ту атмосферу жизни, что когда-то здесь царила. Разбитые вазы с цветами ручной работы, картины, свалившиеся со стен, безделушки, рассыпавшиеся по полу из упавшей шкатулки. Это были едва видные мелочи, но они создавали когда-то уют, тщательно подобранные друг к другу. Кто-то бережно оживлял эту квартиру своей искренней любовью. Бунтарка глубоко в душе уже понимала, кто именно занимался обустройством этого маленького бывшего рая.

Узи не могла отрицать, что эти стены ей казались родными, оставляя в её ядре ощущение тоски. Девушка набралась смелости и шагнула внутрь, приближаясь к стене, где и расположилась небольшая колыбель, явно собранная для маленького ребёнка. Пальцы аккуратно цепляются за перегородку кроватки, а в груди нарастает пульсация от одного лишь касания до потрепанной деревяшки, которая когда-то ограждала малыша от внешнего мира.

Крепко собранная, со всей любовью к ребёнку. Когда-то давно этой конструкции было достаточно, чтоб оградить маленькое сокровище, отличающееся от окружающих. На этой когда-то целой простынке казалось безопаснее, чем где-либо на этом свете. Узи думается, что она сейчас готова всё отдать, лишь бы вновь ощутить свободу и умиротворение, будучи крохотным существом в этой деревянной клетке. Кроватка ограждала крохотное тело от внешнего мира, но при этом мысли, находясь в ней, хотя бы не были скованы страхом. Это была настоящая свобода.

Бунтарка вынуждена собираться с силами, одолевая свои страхи, чтобы наклониться и проверить свою догадку, основанную на собственных старых воспоминаниях. Работяга опускается на колени неспешно, уже понимая, что именно она увидит. Ядро пропускает первый удар, а процессор начинает греться, постепенно нарушая температурную норму. Глаза девушки обеспокоенно западают от осознания, а системы внутри начинают привычно регистрировать инородные сигналы, перегружающие систему. На ножке детской кроватки красуется аккуратно вырезанные инициалы. Отец всегда помечали свои работы вне зависимости от их размера и назначения.

Теперь не оставалось никаких сомнений, Узи придётся это признать — это был их старый дом, её комната и кроватка. А значит, и письмо было адресовано именно ей. Но самое грустное во всей этой ситуации то, что девушка могла быть уверена, что автором послания не был её отец, почерк точно ему не принадлежал. Исходя из этого, только один дрон мог написать ей что-то с такой любовью. Её мама. Осознание этого сдавило грудную клетку до ощутимой боли, снова появлялось ощущение, что бунтарку загоняют в клетку, из которой не будет выхода, если она сейчас что-нибудь не предпримет. Чужое вмешательство острыми когтями царапало внутренности, вызывая помехи на дисплее без возможности настроить его на стабильную работу.

Девушка чувствовала подступающую панику от потери контроля над своим телом, с ужасов осознавая, что не захватила с собой таблетки. Означает ли это, что она вынуждена перегреться здесь, находясь наедине с другом, чьи действия она, к сожалению, не могла предугадать? Бунтарка так часто переживала это состояние, что даже научилась в некотором смысле сохранять здравый рассудок во время сбоя в своём внутреннем устройстве. Терять контроль в столь неподходящей обстановке казалось совершенно неуместным и даже рискованным. Узи была хозяйкой своего тела, так почему она не могла просто взять и бросить вызов тому противному неопознанному вирусу, что начал рушить её жизнь ещё несколько недель назад? Может, даже раньше, не известно, каков был инкубационные период этой дряни.

В отчаянной попытке, работяга решает бороться с вредителем, а не боязливо прятаться, как делала ранее. Чёрт возьми, почему бунтарка вообще должна отдавать кому-то контроль над собой? Они никому никогда не была обязана раньше, и тем более сейчас. И таким же свободным должно быть её будущее, поэтому было просто необходимо оказать сопротивление! Собирая силы в кулак, Узи принимает решение попытаться заблокировать чужие сигналы, но получает шокирующий ответ, заставляющий осечься: её права доступа к собственному телу оказываются недостаточными, чтобы вмешаться в работу. Чьи-то чужие сигналы имели больший приоритет, чем её собственные. Кто-то имел над ней власть, о которой она даже не знала.

Эн стоял тихо в стороне, пока его сенсоры не засекли учащённое биение ядра подруги, как в момент приступа тогда в её спальне. Но в этот раз не парень был причиной накатывающей панической атаки, что переживала девушка, а нечто другое, нечто пугающее её даже на уровне мыслей. Парень тот час рухнул на пол рядом с Узи, пытаясь понять, может ли он как-то помочь ей прийти в чувства. Касаться её сейчас было нельзя, непредсказуемость реакции могла сыграть с ними злую шутку. Хотелось как-то достучаться до неё, узнать, есть ли у него шанс оказаться поддержку, но демонтажники не умели оказывать первую помощь априори.

Узи не могла переварить полученный ответ, в голове не укладывался факт того, что она потеряла контроль над ситуацией в бою за собственное же тело! Насколько сильно должно было разрастись влияние сомнительного заражения, чтоб иметь возможность буквально отражать любые её запросы? Работяга отчаянно начинает искать выход из ситуации — эта квартира изначально ей не давала покоя, было в ней что-то, вызывающее странные порывы. Наваждение так и не прошло полностью, даже во время приступа. Означало ли это, что можно было зацепиться за столь эфемерное чувство, раз деваться некуда? Любой способ, лишь бы вернуть контроль себе. Взгляд через системные ошибки оказывается направлен в сторону ночного неба, иррационально влекущего к себе.

— Окно… — бунтарка едва слышно шептала, обнимая себя за плечи. Она чувствовала острую боль в груди от мыслей, одолевающих её разум, но не могла понять, чем был вызван её приступ — она скучала по матери так сильно, помнила её руки, тёплую улыбку и нежный голос, воспоминания о ней терзали её рассудок в моменты одиночества с самого детства. Иногда казалось, что если бы мама была рядом, то ей бы не пришлось преодолевать несправедливость общества и жестокость мира одной. Бунтарка верила, что женщина была бы рядом с ней и поддерживала бы, дарила любовь, которой никогда не выходило получить от отца. Но никогда ещё Узи не ощущала себя настолько истерзанной морально и физически. Её кто-то пытался сковать, нечто подчиняло её своим прихотям и пыталось задушить против воли. Эти приступы становились всё более жуткими, заставляя задуматься — кто-то на другом конце жаждет её смерти. А мысли о матери отчего-то стали катализатором. — Эн, пожалуйста… я хочу посмотреть в окно, — нечто разъедало её изнутри, словно кислота, прожигающая её внутренности. Что-то в очередной раз было не так с её телом, при чём уже на механическом уровне. Но казалось, что выход из ситуации был, что-то тянуло её попробовать найти выход, даже если её пытались удержать от необоснованных решений.

— Да! Я… Я сейчас, секунду! — парень был напуган внезапной переменой в подруге: ещё недавно она казалась такой решительной, а сейчас будто вновь начала угасать изнутри. Сенсоры хищника снова и снова оповещали о том, что в теле Узи происходили непредвиденные сбои, граничащие с серьёзными травмами. Разве может программа работяг сама себя калечить? Это точно не нарушение в программном коде. Это было нечто намного серьёзнее, иначе устройства внутри не начинали бы деформироваться. Эн бережно придерживает девушку и помогает встать, чтобы дойти до открытого окна. Ощущать нестабильное биение ядра своего близкого было страшно, словно упасть в глубокий водоём, будучи привязанным ногой к чему-то тяжёлому, не дающему всплыть на поверхность. Подвешенное состояние.

Процессор демонтажника даёт сбой в тот момент, когда девушка внезапно делает выпад вперёд, залезая на подоконник. Её удаётся удержать, не давая свалиться наружу, но хищное ядро пропускает удар — она ведь не пыталась выброситься из окна в состоянии аффекта, верно? Слова Хана пронеслись в голове Эна неприятной волной. Её отец говорил, что она была на грани жизни и смерти, нельзя было исключать саморазрушительные наклонности подруги, когда она становилась такой нестабильной. Бунтарка сейчас казалась особенно уязвимой. Никто не мог обещать, что проблемы с её психическим здоровьем могли пройти быстро и бесследно. Если, конечно, проблема была именно в её психологической травме, а не в чём-то ином.

Демонтажник предпринял очередную попытку диагностики подруги, но снова получил отказ — парень мог анализировать тела любого работяги, это помогало ему в работе, чтоб не оставлять никого живым, но почему-то сейчас, когда это нужнее всего, сенсоры бунтовали, выдавая ошибку за ошибкой. Узи первая на его практике, чьё тело по неизвестным причинам всё больше и больше начинало вызывать странные системные сбои. С каждым днём возможностей диагностики её системы у демонтажника становились меньше. И самое противное, что из-за этого Эн мог лишь сказать, что нечто в подруге потихоньку ломается, но какая деталь приходит в негодность и насколько она уже деформирована — не известно. А вскоре, следуя тенденции, с большой вероятностью пропадёт и возможность в принципе замечать появляющиеся дефекты. Если такое уже происходило, то удивительно, как бунтарка ещё функционирует.

Свет от небесных светил аккуратно очертил хрупкий силуэт, и Эн был готов поклясться, что в этот момент подруга напоминала маленькую птицу, которая вот-вот взлетит и исчезнет из этого мира, устремившись к небу. Этот образ врезался в память, его будет очень сложно забыть в будущем, он последует в кошмары парня, дабы вновь напомнить ему, что он привязан к земле и является лишь слепцом, которого направляют к свету такие крылатые посланники.

Отчего-то демонтажник уверен, что такие птицы, как Узи, действительно тянутся ввысь и там же исчезают, если их не держать. Это было похоже на наваждение, но, может, то был очередной призрак прошлого, который вцепился когтями в плечи Эна, тем самым взимая плату за те секреты, что парень оставил в этих стенах, укоряя себя за свои непростительные ошибки.

Узи оставалось лишь свесить ноги из окна, позволяя своему взгляду устремиться на сияющие звёзды. Она не знала почему, но сидеть вот так, ощущая ветер улицы, было приятно, успокаивающе. Словно чужеродные сигналы отступали перед умиротворяющей атмосферой, которая появлялась сейчас сама собой. Будто чужое вмешательство оказалось бессильным перед увиденным. Бунтарка нервно осознала, что ощущает дежавю, которому не было объяснения в её памяти. Возможно, что девушку могли бы посчитать сейчас сумасшедшей, но она готова была поклясться в одном…

Она слышала чьё-то нежное пение в собственной голове.

***

Свет тусклой лампы освещает небольшую комнату, пребывающую в настоящем хаосе: по полу разбросаны различные инструменты, ящики с металлическими деталями и неудачно обрезанные провода. Девушка выводила маркером на доске надписи, сверяясь с книжкой — было необходимо записать все основные моменты, чтобы проанализировать сложившуюся ситуацию. Взгляд нервный, иногда обращающийся на фотографию, находящуюся прямо в центре у верхнего края, как звезда всех размышлений.

Единственный источник достоверной информации — парочка книг, написанных от руки, но это лишь капля в море, ведь данные в них не более чем наблюдения и некоторая статистика. Из написанного можно было сделать определённые выводы, подытожить всё прочитанное, но такие тезисы никогда не сравнятся в реальными фактами. В этом мире просто не существовало официальных источников по волнующей теме.

Долл неспокойно. Чем больше она узнавала подробностей о жизни Узи, тем сильнее терялась, не понимая, кем являлась бунтарка на самом деле и имела ли она какое-то отношение к обычным заражённым. Правда была в том, что символ, становящийся клеймом на каждом дисплее, который только захватит, не мог указать на сущность дрона, стоящего перед тобой. Первородная, носитель или заражённая. Каждый вариант был по-своему отвратительным, не предвещая ничего хорошего для жертвы.

Приходилось отталкиваться от увиденного и старых наблюдений, которые темноволосая бережно хранила у себя как зеницу ока. От ответа на вопрос о сущности Узи могло зависеть, какую степень опасности ей необходимо присвоить и стоит ли её вовсе опасаться. Существовала острая необходимость выяснить правду в ближайшее время, пока ещё не стало слишком поздно. Опасения могли подтвердиться, и тогда бы пришлось искать пути к отступлению.

Внешне все три группы так похожи, но при этом имели отличительные особенности, могли принести ущерб разной степени. Понять, кто перед тобой, можно лишь путём наблюдения — по крайней мере, иного способа Долл не знала. Девушка хмурилась, смотря на фотографию одноклассницы, повешенную на небольшой магнит в окружении трёх разных текстовых блоков, в каждом из которых были перечислены факты о своей группе. Это лишь статистически выведенные основные тезисы, не все из них могли быть абсолютны, но всё же стоило ухватиться хотя бы за эту возможность, раз время начинало поджимать. Необходимо было идти по порядку, чтобы докопаться до истины. Стоило сначала отмести невозможные варианты, верно?

Первородные. Пожалуй, эта группа считалась самой малочисленной и неисследованной. Особо опасны, но не способны влиять на себе подобных напрямую. Происхождение вызывает вопросы, достоверная информация отсутствует. Склонны создавать заражённых и носителей после созревания. Предел способностей неизвестен. Потенциал развития интеллекта высокий. Уровень опасности можно было причислить к максимальному в зависимости от приспособленности объекта.

Не исключалась возможность, что Узи могла оказаться одной из первородных, но те не поддавались чужому влиянию, не могли быть захвачены и сломлены. Однако, бунтарка, казалось, мучилась, что позволяет отмести эту догадку. Тем более, Долл могла поклясться, что никогда не ощущала от своей дерзкой одноклассницы ничего странного или аномального. Тем более, всё ещё нельзя было уверенно утверждать, что показания медосмотров были подделаны — всё ещё не решён вопрос, кто имел доступ к данным и мог бы помогать подростку с её проблемой втайне. Может, девушка и не была повреждена до своего выхода из колонии.

Первородный код должен был существовать в теле с самого рождения, в колонии не было никаких угрожающих факторов, которые могли бы спровоцировать защитный механизм, благодаря которому способности бы оказались в состоянии анабиоза до появления чувства безопасности. Да и не было даже намёка на процесс созревания, верно? Узи даже не знает, что это означает! Долл задумчиво вычёркивает маркером из столбца те факты, что никак не могли подходить её однокласснице, в конечном итоге ставя крест на весь текстовый блок, переходя к следующему.

Заражённые. К ним можно было отнести любого дрона, который когда-либо бывал снаружи, вне зависимости от возраста. Заразиться можно было в любой момент от первородного, при чём это могло происходить на расстоянии. По сути своей безобидны, когда находятся вне зоны влияния источника заражения, значит, в колонии почти бессильны. Способны вне воздействия лишь на выполнение заранее заданной команды, не более, а после выполнения и вовсе возвращаются в класс обычных рабочих дронов. Связь с источником заражения физически не способны поддерживать, а значит, по сути являются марионетками с одной единственной командой, которую выполняют автоматически, без возможности осмыслить случившееся в полной мере.

Пожалуй, разнообразию этой группы можно было позавидовать — заражённым мог оказаться кто угодно, но едва ли кто-то из них мог представлять угрозу. Особенно учитывая факт того, что команды первородных между собой вызывали конфликт, что легко могло привести к летальному исходу объекта. Слабые по сути своей, не имеют поддержки со сторону первородного. Исходя из записей, заражёнными часто пользуются, как расходным материалом для выполнения простейших задач. Учитывая их количество, отбросив гуманизм, можно понять, почему же эта группа классифицировалась в глазах более сильного вида как рабочая сила, которую не было жалко отправить на смерть. Жутко, но всё же это имело смысл. Они все роботы, но всё равно живут по настоящим законам джунглей, где на вершине всегда будут хищники, возвышающиеся над жалкими травоядными существами.

Если Узи — заражённая, то мирной жизни ничего не угрожало, её можно вылечить посредством долгого воздействия тех таблеток, что она получила. Конфликт между программами первородных неизбежен, если попытаться вмешаться в работу напрямую, но есть возможность постепенно почистить программный код от чужого вируса. Это долго, зато не приводит к смертельным последствиям.

Однако весьма смущает тот факт, как бунтарка мучается от своего нездорового состояния. Заражённые обычно не способны противиться заданным командам, по имеющимся данным, они даже не осознают своего положения. По крайней мере, зарегистрированных случаев точно нет. Долл остаётся лишь вывести маркером жирный знак вопроса, ставя под сомнение эту теорию, но не исключая её полностью. Эта группа реалистично применима к бунтарке, но были нестыковки, которые нельзя было просто игнорировать. Из-за многочисленности этой группы нельзя было исключать, что возможно девиантное поведение в зависимости от объекта. А значит стоит перейти к третьему варианту.

Носители. Самый противный класс. По сути своей верные псы, выполняющие приказы по сигналу первородного, но сохраняющие свой рассудок. Своими телами резонируют с владельцами приоритетного доступа к системе. Главная проблема — способны поддерживать связь с хозяином на расстоянии, даже вне основной области влияния. Могут проявлять попытки противиться командам, но тщетно. Не было зарегистрировано случаев, когда носитель бы смог вырваться из лап первородного и пойти против команды.

Существование данной группы можно было признать самым негуманным. Происходило это по простой причине — заражённые не осознавали чужого влияния, по крайней мере, среди имеющихся законспектированных случаев, а вот носители сохраняли собственный рассудок и, если они были против приказов, были подвергались принуждению. Ты знаешь, что совершаешь что-то, что тебе противно, но ты не можешь остановиться, тебе не дают на это право. совершенно отвратительное положение.

Нельзя было также упускать момент того, что носителей по своей сути можно было разделить на несколько категорий, в зависимости от происхождения. Естественно и искусственно созданные. Стать частью этой группы возможно с момента своего создания, а можно обратиться и посреди собственной жизни путём порабощения. Второй вариант был несколько раз зарегистрирован, исходя из записей, но описания размытые, едва ли можно было сделать какие-то выводы из них. Вероятно, быть свидетелем подобной жестокости неприятно.

Если Узи окажется носителем, то это может хорошенько пощекотать нервы. Это означало бы, что она не может противиться чужому влиянию и рано или поздно станет проблемой, когда прогнётся под чужими сигналами. Верные псы отвратительного кукловода никогда не предвещали ничего хорошего, особенно теперь, когда был риск, что бунтарка одна из них. Она находилась в опасной близости для всех, кто был в колонии. Учитывая, что Узи раньше не проявляла особенностей носителя, можно лишь предполагать, как её код смогли взломать. Долл помнит, что во время битвы с демонтажниками у её дерзкой одноклассницы временно отказала система от ЭМИ-пушки. Но могло ли хватить этого времени для дистанционного захвата власти?

Несмотря на существование нескольких путей создания, за свою жизнь Долл лично практиковалась лишь в одной методике — собственноручная сборка тела и загрузка заранее порабощённого кода. Это было более гуманно и объективно проще по сравнению с искусственным захватом власти. Второй вариант никогда не казался хорошей идеей. Однако, исходя из записей, что у неё были, смело можно предполагать, что были иные способы, которые можно было применять на уже разумных и функционирующих экземплярах. Подробностей нет, всё, что касалось этой темы, было перечёркнуто, а над записями красовалась неприятная пометка. Запрещено к применению. Можно лишь предполагать о причинах подобный радикальных заметок. И самая очевидная из них — методика имеет высокий процент смертности.

Долл хмурится, но вынуждено обводит в круг последний текстовый блок как самый вероятный. Узи явно мучилась от чьего-то влияния, когда упала перед дверями собственного дома, прожигаемая символом абсолютного решателя. А значит, вывод напрашивался самостоятельно — бунтарка скорее всего находилось на грани обращения в носителя, сопротивляясь из последних сил. Кто его знает, насколько её системы уже деформировались, особенно, если учитывать вариант того, что порабощение происходило не по классической схеме, а по одной из тех перечёркнутых методик. Жутко было представить, какие у происходящего будут последствия.

Откровенно говоря, Долл догадывалась, кто был заинтересован в порабощении Узи, но признавать этого не хотелось, пока не было доказательств. Как будто ты знаешь, что кому-то вынесут смертный приговор, но отрицаешь это до тех пор, пока не услышишь приказ вслух. Просто ограждаешь себя от информации, чтобы морально не разбиться об жестокую реальность и чудовищные последствия. Глубоко в душе знаешь, что финал близок и очевиден, но противишься, ища малейшее опровержение. Ещё одна невинная жертва, которая падёт просто потому, что так было необходимо? Грустно, неприятно, но таков был закон выживания в их холодном мире.

Вероятно, бунтарка даже не знала, кто хозяин вируса, что целенаправленно сковал её системы. А значит, таблетки лишь отстрочат на некоторое время её окончательное порабощение. Грустно признать, но исходов у этой ситуации лишь два, если не было допущено ошибки, — Узи либо станет марионеткой в чьих-то руках, либо погибнет, воспротивившись собственному обращению.