River of Freedom

Луффи отказывался говорить с ним об Эйсе.

В первый раз после Дресс Розы Сабо встретился с ним на крошечном торговом острове волею судьбы — он выполнял своё задание и в процессе заприметил знакомый корабль, зашедший в бухту. Он не должен был отвлекаться, отходить от разработанного плана, упускать из виду нужного человека. Но напротив задания на чаше весов находилась возможность увидеть Луффи, и выбор революционера был очевиден.

Тоскующий по былым дням, Сабо с лёгкостью пожертвовал ограниченным временем, чтобы повидаться с младшим братом и убедиться, что тот в порядке.

Просто увидеть его

Тоскующий по былым дням, Сабо не мог не вспомнить об их детстве, пропустив перед этим несколько чашек эля.

Ему нужно было говорить об Эйсе

Он болтал много, что было вне его привычки, вспоминал, как они вместе копили деньги на пиратский корабль. Как спасали Луффи из тысяч передряг, которые тот находил на свою голову: вытащить из пасти крокодила, отнять у удава, который даром пытался задушить резинового мальчишку. Это было столь же приятно, сколько и больно. Это были лучшие дни его жизни и он отдал бы всё, чтобы вернуться обратно и исправить ошибки прошлого. Сабо раздирала боль изнутри, а он не мог иначе. Не мог молчать, и продолжал тыкать себя, и Луффи заодно, словно в болючий лиловый синяк, не в силах остановиться.

Он так много упустил. Он так отчаянно хотел узнать о жизни братьев после того, как он «умер», что происходило с ними, пока Эйс не отправился в море. Семь лет. Чёртовых семь лет, о которых он и понятия не имел. А ещё как Луффи жил три года до начала своего собственного большого путешествия. Сабо мог поклясться, что с этими двумя произошло ещё столько всего интересного, что и не упомнить, и он задавал вопросы, но…

Луффи молчал, что было вне его привычки, только смеялся иногда и изредка вставлял слово или два, когда речь заходила о самых весёлых их проделках. Из уст Сабо, конечно. В глазах его, впрочем, не было и намёка на веселье, только маячащая где-то в глубине горечь, такая непривычная.

Ещё недавно Луффи едва мог усидеть на месте от распирающей радости встречи, с жаром выдавал одну историю за другой о том, что они повидали с командой за время плавания: гиганты, драконы, русалки, зомби… При желании можно было бы роман написать, но, когда Сабо спросил об Эйсе, Луффи улыбнулся и сделал вид, что не расслышал. Затем это повторилось ещё раз. И ещё. Он переводил тему в своей привычной балагурной манере, настойчиво просил у хозяина заведения мяса, возвращался к рассказам о своих приключениях.

Но ничего об Эйсе.

Вне всяких сомнений Сабо рад был слышать любое слово, с жаждой впитывая в себя малейшую толику информации о жизни брата, которую упустил. Однако каждый рассказ Луффи подходил к концу рано или поздно, а Сабо каждый раз спрашивал после что-то своё, наболевшее. Непременно касающееся их троих. Луффи молчал, иногда отбиваясь ничего не значащими фразами. Будто и не он совсем.

Сабо позже понял, что должен был остановиться ещё после первых вопросов — реакция брата была очевидной. Он обязан был распознать боль, зарождавшуюся в каждом движении, взгляде, словах, и заткнуть себе рот, не делать хуже. Однако держать себя в руках было выше его сил. Чёрт возьми, он чувствовал себя таким одиноким всю свою жизнь, лишённую памяти! В то время, когда у него были братья. Тогда ещё оба. Больше двух лет прошло, но ни один его день не прошёл без казни самого себя, планомерной, жестокой, такой, что ни одна физическая рана, полученная прежде, не шла в сравнение. Если бы не Луффи, держащий на плаву своим существованием, вероятно, Сабо однажды подставил бы себя под смертельный удар. Он положил бы свою жизнь за попытку изничтожить Акаину самым жестоким способом.

И Сабо, конечно, рано или поздно сделает это, только будет предельно осторожным, чтобы не травмировать Луффи ещё больше.

В конце концов он всё-таки перегибает палку: Луффи говорит, что они на острове ненадолго, нужно отплывать как можно скорее. У них дела, планы, цель важная. Пообещав ещё вскоре повидаться, он скомкано прощается с братом и уходит прочь. Сабо лишь краем глаза успевает заметить дрожащие руки, резко в кулаки сжавшиеся.

Когда алкоголь по прошествии часа перестал бить в голову, Сабо становится совестно и противно от самого себя. Он расковырял и без того не успевшую зажить рану в сердце Луффи, он, человек, который лучше всех должен знать, как это болит. Его младшему брату пришлось много тяжелее. В отличие от Сабо, Луффи встретился со смертью Эйса не в газете — на своих собственных руках. И только он один из троих узнал, что значит потерять каждого из них, по очереди.

Смерть Эйса не была проигранным боем или разрушенной мечтой, чтобы с достоинством перешагнуть через это и потом вспоминать с улыбкой. Это была смерть Эйса. Для Луффи — потеря, несоизмеримая ни с чем. Эйс был семьёй, и в то же время узы, что связывали их с Луффи, уходили корнями вглубь куда дальше семейных. Бесценные.

Сабо знал, что Луффи не из тех людей, кто может без потерь для себя отпустить близких в последний путь. Не из тех, кто через месяц, год или пять лет горя перестанет оглядываться и винить себя. Не из тех, кого время лечит. Сабо был таким же, поэтому он знал наверняка… Эйс был таким же.

— Чёрт, — усмехнулся он, потирая лоб ладонью, — ну и у кого бы язык повернулся отрицать, что мы братья?..

Он не хотел думать об этом, и всё же не смог отделаться от мысли: если бы в тот злополучный миг Эйс не успел прикрыть собой Луффи, какими красками был бы окрашен этот день? Вне сомнений — Эйс всё равно не выжил. Скорее всего, сошедший с ума, ринулся бы мстить и был убит. Скорее всего, как и Сабо, он распрощался бы с жизнью в бою намеренно, не вынеся утраты.

Луффи был сильнее их. Ха… кто бы мог подумать об этом в детстве!

В любом случае, после этой встречи Сабо усвоил урок: не топтаться на ранах младшего брата, пока тот сам не будет готов говорить. Однако же в ту их первую встречу он и сам не имел ни малейшего понятия о том, что Эйс жив. Даже если весьма своеобразно.

В то тёмное время Сабо всё ещё опустошён и разбит, несмотря на прошедшие два года, единственной путеводной звездой для него сияет Луффи, указывая дорогу к свету. Где-то там сияет, далеко. Сабо не очень верит, что может выбраться из глубин скорби, но отчаянно карабкается туда, куда направляет младший брат. Что-то заставляет не отступать.

Внутри него огонь устраивает чёртову революцию, вместо крови струится по сосудам, и Сабо замечает как немного безрассудности и пламенных искр прорываются в его характер, трансформируют, ломают прежний устрой в голове. Ему немного неудобно оттого, что Мера-Мера до очевидного не для него создана, даже если с огнём он в итоге неплохо ладит. Ему немного неловко перед Коалой, считавшей своего друга и без того не от мира сего. Ему немного страшно из-за голоса, иногда доносящегося до ушей, зовущего и тёплого. Без труда в этих отзвуках угадывается голос Эйса, пусть Сабо никогда не слышал его уже повзрослевшим; он появляется так же быстро, как исчезает — иллюзия страдающего сердца, не более. Этим Сабо себя утешает.

А оставшись наедине с собой постоянно повторяет про себя имя брата — вдруг отзовётся? Глупо, бесконечно глупо. Настолько, что Сабо начинает звать его вслух. Совсем скоро он говорит с Эйсом так, будто тот рядом сидит, и огонь, подвластный ныне революционеру, отвечает — он мог поклясться! Не словесно, конечно. Но он чувствует. Верит, что Эйс общается с ним. Сабо говорил с братом ещё до того, как вспомнил ту легенду о возрождении души, что поведала Робин когда-то, а после — с новыми силами звал человека, утерянного для всего мира.

Пока тот не явился среди ночи, окутанный сияющими пламенными лоскутами.

Сабо смеётся теперь, вспоминая те мгновения.

Когда Эйс дал знать о себе, Сабо отчаянно боялся поверить в то, что видел, от слёз задыхался, хотел обнять брата так крепко, как только мог, но страх разрушить, развеять те искры огня, из которых состояло его тело, был сильнее. В первое своё появление он был таким полупрозрачным, неуверенным, что сможет ещё раз материализоваться. Он трясся от страха и волнения не меньше Сабо, уж тем более при мысли рассказать обо всём Луффи. Эйс пусть и не знал, но в подробностях мог представить, что за собой повлекла его смерть для младшего брата. Позволить себе травмировать его ещё больше, с чувствами играть… Нет, не мог он так.

Когда они поставили в известность Робин, стало полегче. Во-первых Сабо, потому что он убедился, что это не игры больного воображения, а во-вторых Эйсу — судя по легенде не было других препятствий для его появления, за исключением отсутствия огня. А значит вблизи с Сабо он мог сколько угодно приходить в этот мир — если опираться на слова древней истории, разумеется.

Однако сомнения и страх, что всё пойдёт не так, были сильны как никогда, потому сообщать о случившемся Луффи он наотрез отказывался, сколько Сабо не убеждал в обратном. Никакие доводы-уговоры не помогали.

В конце концов Эйс не оставил ему выбора.

А Сабо бесконечно любил младшего брата.

Во вторую их встречу Луффи уже не просто известный пират — его имя гремит на весь мир, только почему-то непозволительно светлый след в сердцах людей за собой оставляет, как для пирата. Во вторую их встречу и Сабо уже далеко не обычный начальник штаба Революционной армии — имя его тесно переплетается с Луффи в громогласных заголовках газет. Ему по-прежнему неловко, а теперь уж куда больше — «Огненный Император» звучит не совсем про него, однако с ним Эйс, и это в какой-то степени регулирует внутренний конфликт.

Сабо нагоняет младшего брата в море, иначе им без любопытных глаз не поговорить.

Луффи хоть и йонко теперь, да только слово слишком громкое. Ему до этого и дела особого нет. Заприметив небольшое судно, он едва через борт не валится — так энергично машет, приветствуя Сабо. Прыгает как дитя малое от радости, Император морей… А когда становится понятно, что Сабо не один пожаловал, за бортом едва ли не оказываются ещё человек пять.

По правде говоря, Сабо взял Виви не столько по её просьбам, сколько прикрытием для своей цели.

Гомон на корабле вздымается ввысь пуще прежнего, пугая голодных чаек, пока они вдвоём поднимаются на палубу. Так необъяснимо тепло в груди, что едва удаётся отогнать слёзы с глаз.

Луффи сбивает с ног до того, как Сабо успевает удержаться, но он хохочет во весь голос, пусть и слышит, как трещит одежда, зацепившись за что-то во время падения, и даже не пытается сопротивляться. Впрочем, Виви чувствует себя немногим лучше, со всех сторон сжатая в объятиях команды Мугивар. Вопли радости достигают пика и, кажется, ещё немного — оглушат, однако капитан корабля нарекает встречу праздником и в лучших пиратских традициях закатывает пиршество.

Утро ещё раннее и времени вроде бы много — до вечера, пока не настанет надобность снова возвращаться к обязанностям. Если подумать, у них до этого и возможности поговорить толком не было: то войны, то спешка, то напряжённость.

Санджи обещает подать первые блюда через час или около того, так что Сабо отходит в сторону, выцепляя попутно младшего брата.

— Разговор есть, — бросает мимолётно, и по решительному тону Луффи почему-то понимает, о чём речь пойдёт. Он разом сникает, плечи тянут к полу, но ноги послушно бредут в комнату потише. Где-то внутри маячит понимание — разговоров об Эйсе избегать постоянно не получится, рано или поздно им придётся всё обсудить. В конце концов, Сабо — брат. Ближайший человек, разделивший с ним короткий, но один из самых счастливых моментов жизни. Равно как и боль потери.

Для Сабо всё уже не так больно, как было когда-то, и он хочет как можно быстрее рассказать Луффи, но здесь всё так ново и интересно! Он мог поклясться, что Санни-го лучший корабль, который ему доводилось видеть! Аквариум-бар, куда они спустились в итоге, завораживает на минуты кружащими вокруг комнаты рыбами всех видов и расцветок. Их хочется разглядывать одну за другой, однако Сабо слышит — точнее, не слышит и звука со стороны брата — и оборачивается, роняя неловкое:

— Луффи…

Он совсем не знает, с чего начать.

В голове слоняется слишком много мыслей, но сформулировать что-то внятное не выходит.

— Я… — мнётся, не понимая куда руки деть. В мыслях всё это было так просто — взять да рассказать, представить, как рыдающий Луффи бросается на Эйса в финале, как и на него самого в Дресс Розе ранее. И все счастливы, больше никому не больно. Однако мозг не генерирует слова. — Послушай, я…

— Ты хочешь о нём поговорить, да? — Луффи с первого взгляда никогда не казался проницательным, совсем наоборот. Оболтус.

Как бы то ни было, в подобные минуты он проявлял чуткость как никто другой. Сабо кивает.

— Прости, в прошлый раз я не должен был так давить на тебя, — переминаясь с ноги на ногу, решает, что лучше всё-таки присесть. Сердце колотится так сильно, словно вот-вот путь наружу пробьёт. — Я обещал себе больше не делать этого, но Луффи… всё немного изменилось. В это тяжело поверить, но Эйс, он…

Слишком трудно сказать это, смотря на младшего брата. Сабо и не думал, что это будет стоить ему таких моральных сил. Всего одно слово осталось, самое главное, и, взяв себя в руки, он выдыхает короткое:

— Жив.

Луффи не моргает даже.

Время тянется, из секунд в минуты дорастает под прессом молчания, оскомину набившего. За стеклом по-прежнему шныряют рыбы.

Луффи с нечитаемым лицом буравит его глаза в глаза, ни звука не проронив. А потом выходит из каюты в несколько широких стремительных шагов.

Что ж, первая попытка с успехом пошла ко дну кормить морских королей. Этого стоило ожидать.

Для успокоения Сабо щёлкнул пальцами — полыхнуло пламя. Оно не должно было жечь своего владельца, но жгло — о, это был Эйс, он всегда делал так, когда что-то заставляло его злиться. С тех пор как появился в каюте той одинокой промозглой ночью.

Эйс недоволен и всячески это показывает — Сабо раньше времени треплется, не считается с его мнением. Ещё ничего не известно толком, кроме треклятой истории об особенных фруктах. Робин говорила о какой-то утеряной чудесной штуке, воплощающей душу в тело, переплетая всё это с легендой о разумных Логиях и пустом столетии, проблема была лишь в том, что никакой волшебной штуки у них не было. Её никто не видел больше восьмисот лет, так на что должен был Эйс надеяться? На счастливое стечение обстоятельств?

— Перестань, — Сабо раздражённо трясёт кистью руки, прогоняя обжигающий огонёк и, уставший донельзя, поднимается с места, подходя к аквариуму, — ты нужен ему. Я чувствую, что Луффи совсем скоро достигнет своей мечты, Эйс… ты должен видеть это. Ты должен быть рядом.

В отражении стекла снова искры мелькают и совсем скоро на него смотрят глаза, полные… показалось, что ярости, однако — тревоги.

— Луффи никогда не поверил бы в то, что ты такой трусишка, — усмехается революционер и ойкает, получив тычок по рёбрам.

Эйс не весел.

Буравит взглядом и молчит, точно Луффи минутой ранее. Ей-богу, эти двое из одной плоти и крови слеплены, иначе объяснить все эти сходства просто не получалось.

— Я делаю то, что сделал бы ты на моём месте, — пожимает плечами Сабо. — Представь, узнай ты раньше, что я выжил… молчал бы?

Эйс порывается сказать что-то, да тормозит, не начав. Нет. Конечно нет. Как он смог бы молчать о таком? Но Сабо в отличие от него был действительно живым, а не зависящим от наличия огня… чем-то. Кем-то.

— Я был ужасным братом для него, — шепчет на грани, несчастный такой, и Сабо оборачивается, чтобы приобнять за плечи, поддержать.

— Почему был? Ты и есть…

— Аа?!

— Не ужасным! — против воли смеётся, глядя на Эйса. Только что говорил, что был таким плохим, а стоило подумать, что Сабо и не отрицает — вспыхивает возмущением. Сколько лет прошло, а всё такой же ребёнок. — Ты был и остаёшься его братом, Эйс, вот что я имел в виду. Ты есть. В какой форме бы не существовал. В физическом теле или этом, огненном. Ты есть… И не тебе говорить, кто из нас был худшим.

Портгасу нечем отпираться.

Он хотел бы спорить о том, кто хуже, но из вредности не делает этого. В любом случае они оба с самого начала так себе справлялись с обязанностями старших братьев, которые сами на себя гордо нацепили. В любом случае ни он, ни Сабо не перестанут ощущать груз вины только от того, что в ней нет смысла или основания. Должно пройти достаточно времени, чтобы успокоить свою совесть, раны зализать.

Возможно, Сабо и прав насчёт Луффи.

— Мы никогда не праздновали наши дни рождения, помнишь? Я в то время даже понятия не имел, когда ты родился. А когда появился Луффи, мы пытались выяснить, кто из нас старший брат… Я только после возвращения памяти узнал: оказывается, ты почти на три месяца раньше меня родился. Странно понимать, что у меня тоже был — есть — старший брат.

То, что он снова есть, понимать не менее странно.

Сабо улыбается так широко, будто в детстве, и Эйс разглядывает в нём мягкие черты того мальчишки, с кем провёл столько лет.

— Значит, я всё-таки самый старший, — хмыкает удовлетворённо, скрестив руки на груди, довольный собой донельзя, на что Сабо смиренно машет рукой, мол, нашёл чем гордиться. Настроение брата уже не кажется таким скверным и от этого становится чуточку спокойнее.

Тишина снова охватывает комнату. Они оба наблюдают за снующими рыбами, погруженные в свои мысли, пока Эйс не решает:

— Ты прав.

Это сложно. Неправильно. Как человек, смело бросающийся навстречу любым вызовам судьбы, он слишком сильно тревожится. Рискует навсегда застыть в этом шатком положении, так и не дав Луффи знать о себе. Его младший братец не простит этого. Значит…

Значит время пришло.

— Давай доведём начатое до конца, — решительно кивает, и Сабо вновь широко улыбается, наблюдая за тем, как силуэт распадается на огненные фрагменты.

Уверенно расправив плечи и поправив съехавшую шляпу, он шагает к выходу, намереваясь вернуть Луффи и завершить всю эту историю.

Или только начать?

— Сабо-кун, всё в порядке?

— А? Да…

Просто на этом огромном корабле в несколько этажей Луффи всё никак не находился, а привлекать лишнее внимание, выспрашивая у торжествующих Мугивар, где бы мог отсиживаться их капитан, не играло на руку. Впрочем, Джимбей вовремя появляется на пути.

— Вы говорили об Эйс-сане?

Сабо удивлён, от неожиданности даже с ответом теряется.

— Несложно догадаться, — хмыкает Джимбей, скрещивая руки на груди. Он приваливается к стене и выглядит до странного понимающим. Разделяющим. — Наш капитан всегда так выглядит, когда кто-то упоминает вашего брата. Мне «посчастливилось» видеть его мучения… Он никогда не хотел говорить об этом, не вини себя. Он не хотел об этом даже слышать.

Ах, вот как. Да, Эйс упоминал, как просил в Импел Дауне присмотреть одного благородного рыбочеловека за непутёвым братцем, если возможность выдастся. И теперь он припоминал сводки о Маринфорде, о том, кем был защищён уже бессознательный Луффи…

Сабо прошивает понимание, и он вдруг осознаёт, что за человек на самом деле стоит перед ним, кланяется, полный благодарности, отчего теряется теперь Джимбей.

— Это не я спас его, Сабо-кун, — машет головой, улыбаясь. — Его команда… нет, наша команда… Его сокровище. Это единственное, что помогло ему прийти в чувства после смерти Эйс-сана.

И Сабо понимает. Конечно, он пока ещё был мало знаком с ближайшим окружением брата, но он видел его сияющие глаза, когда речь заходила о команде. Он сам был свидетелем, как те трепетно относятся к Луффи. Так что Сабо, безусловно, понимает.

Джимбей похлопывает парня по плечу так добро, по-отечески, и кивает в сторону:

— Поищи там. В конце концов, он должен уверенно смотреть прошлому в лицо.

Революционер едва сдерживает нервный смешок — посмотреть в лицо прошлому предстоит совсем не в переносном смысле.

Но пока до этого далеко. Не ближе ещё одной попытки открыть Луффи изменившуюся реальность.

Как и сказал Джимбей, он сидит на носу корабля под балаган, создаваемый Мугиварами. Сабо даже показалось, что они делали это специально, чтобы не мешать им и атмосферу не рушить.

Такой сильный, переживший самые страшные события… Давно уже не плакса, не слабак, что бегал за ними по пятам. Йонко. Теперь уж точно будущий Король Пиратов. Луффи. Всего лишь его глупый младший брат.

Луффи уже давно не снились кошмары войны при Маринфорде. В первые годы с ума сводили, он спал так мало, ещё и тренировки с Рейли лишали остатков сил. Приходилось изрядно попотеть над тем, чтобы закалить не только тело, но и сломленный дух. Тогда он думал, что пошёл бы на многое, лишь бы окровавленное тело брата с выженной дырой в груди и его последняя улыбка перестали преследовать ночами. Но Луффи давно не снились кошмары — с тех пор, как его команда снова была рядом, бок о бок, и теперь, когда, казалось, он едва может воссоздать в памяти лицо и даже голос Эйса, Луффи перед сном просил брата присниться ему, даже если в самом жутком кошмаре. Он словно исчезал. Словно никакого брата у него и не было.

«Если я не смогу помочь ему, я всю жизнь буду сожалеть об этом»

Собственная фраза, в пылу брошенная им больше двух лет назад, до сих пор преследовала Луффи. Как и сказал тогда, он сожалел. Не то чтобы нарочно взращивал чувство вины внутри, нет, оно просто было. Существовало вместе с ним.

И, если честно, ему жуть как хотелось поболтать с Сабо об Эйсе — если бы тот действительно был жив. Луффи хотел вызвать этих двоих на поединок, чтобы доказать, что стал сильнее, даже если всё равно младше. Как в детстве. Вести счёт побед и проигрышей.

Но он не может. Физически не выносит разговоров о брате, его будто наизнанку выворачивает. Думал, что сегодня, наконец, преодолеет себя, когда Сабо ни с того ни с сего начал околесицу нести… Эйс умер на руках своего младшего брата. Луффи видел это своими глазами. Он не мог оказаться живым.

И он не понимает мотивов. К чему всё это?

Водная гладь успокаивала — Луффи обожал это место, долгими часами мог сидеть, вглядываясь в бесконечную даль. Медитация, своего рода. Время для передышки.

— Когда мы думали, что ты погиб, Эйс поклялся не умирать. Он не сдержал своего обещания, — Луффи чувствует присутствие Сабо позади и неожиданно для себя роняет слова, к которым ещё недавно не был готов. Эти — лёгкие, в них даже обиды детской нет. Он говорит с опущенной вниз головой, но не проходит и нескольких секунд, когда расправляет плечи и упирается взглядом в горизонт, омываемый лёгкими волнами. Сабо, насколько мог рассмотреть сидящего к нему спиной брата, замечает на его лице улыбку. — Я не сержусь на него, хотя очень хочется. Мы могли бы сбежать тогда…

— Но Эйс никогда не убегал.

Луффи кивнул.

— Иначе он не был бы собой, — усмехается Сабо. — Эйс сделал то, что должен был. Я поступил бы так же. Луффи, мы обещали друг другу защищать тебя.

— Ммм, — протянул Луффи задумчиво, почесав макушку, — это разве защита?

Вопрос повис в воздухе, такой простой и непосредственный.

Казалось, он действительно не понимал этого, чем заставил задуматься и Сабо. Защита… Уберечь тело, сохранить жизнь, но вынуть душу? Оставить одного? Луффи не выносил одиночества. С детства ближе братьев у него не было никого, а потом он одного за другим их потерял. Ха! Защита?

Конечно, Луффи не считал спасение своей жизни защитой — Сабо понял причину, поразмыслив.

Луффи не боялся собственной смерти, но одиночество вводило его в ужас. Луффи чувствовал себя защищённым при живых братьях, а не спасших его ценой своей жизни. Если бы только Эйс в Маринфорде отбросил гордость и бежал не оборачиваясь, возможно…

Сабо помотал головой, прогоняя мысли. Нет, ничего не возможно. Никто не знает, как всё обернулось бы тогда.

— Может ты и прав, — соглашается, — и всё же у нас, старших братьев, свои понятия защиты… Ты уж прости нас, Луффи. Но мы будем делать это столько раз, сколько сможем.

Звучит эгоистично. Сабо морщится от собственных слов, но это правда. И он, и Эйс пойдут на всё, чтобы не лишиться его, сохранить жизнь, пусть и утратив свою.

Луффи никак не комментирует — знает, что не в праве указывать. Что ничего с этим не поделает. Зато он обязательно отплатит той же монетой, если брату будет опасность грозить, не позволит забрать жизнь ещё одного.

— Я должен показать тебе кое-что… Вернёмся в бар, — Сабо тянет младшего за собой.

Дорога та же: вниз по трапу, в просторное помещение, где почти не слышно голосов сверху. Луффи не ждёт ничего хорошего, когда Сабо отходит от него на несколько метров.

Когда между ними искры сплетаются воедино, смутно напоминая фигуру человека, Луффи думает, что брат возможно, пытается его… утешить? Управляет огнём, может, иллюзию создаёт, напоминающую Эйса. Ему не нравится всё это, снова хочется уйти, спрятаться куда подальше.

Искры плотнее теснятся одна к другой, уже не похожие на обман зрения. Луффи даже замечает тёмные искры-веснушки вокруг носа, и ещё темнее сбоку, на руке с именной татуировкой. Улыбка во весь рот. Дерзкая, как всегда.

Мир вдруг взрывается и летит к чертям осколками, пронизывает насквозь.

Луффи не может вдохнуть, застывает недвижимо, и где-то там голос Эйса — действительно его? — пытается пробиться сквозь гул в ушах. Он почти ничего не слышит. Наверняка вот-вот проснётся в холодном поту и с залитым слезами лицом — допросился Эйса приснится ему! Парни в каюте будут делать вид, что крепко спят и ничего знать не знают, чтобы капитана не смутить ненароком. Точно. Так всё и есть. Иногда это случалось. И Сабо, конечно же, сегодня не навещал его. И Виви сверху не плачет в который раз от счастья быть с накама, обнявшись с Нами. И никакого Эйса не может быть напротив него. Это нереально.

Так не бывает.

Даже когда тёплыми объятиями мерцающие руки касаются, обволакивают, прижимают, Луффи не верит. Шум в голове невыносим, и он едва держится на своих двоих, дрожащих. Луффи чувствует, что просыпается, иначе как объяснить то, что он своим телом не владеет? Хочется обнять напоследок покрепче, да руки ватные, слушать не желают, удаётся лишь отстраниться с трудом. Насмотреться бы, пока не исчез.

Эйс немного изменился с тех пор, как…

Волосы едва заметно отросли, на груди шрам размером с кулак, который дыру в нём выжег. Подумалось о том, что шляпы не хватает, когда Сабо тотчас выудил её откуда-то — Луффи не заметил — и передал Эйсу. Крупных красных бусин тоже вокруг шеи не было. Вот оно, думает Луффи, вот это точно доказывает, что всё сон.

— Почему? — Эйс спрашивает, улавливая неосознанное бормотание младшего братца, и косится в сторону Сабо, ожидая помощи, но тот только руками разводит, мол, где я тебе те бусы достану сейчас? Хоть шляпу с могильного креста догадался забрать.

Эйс хмурится и снова прижимает к себе брата, не зная, как доказать, что он здесь стоит, настоящий, немного на призрака похож, правда, но всё тот же человек. Луффи ещё пока немного ниже, так что он устраивается подбородком на его макушке и похлопывает по спине ладонью, как маленького. Луффи, конечно, уже не тот плакса, его не нужно утешать — будто Эйс умел делать это раньше. Он и сейчас не плачет. Просто стоит, не в силах с места сдвинуться.

Потому что так не бывает.

Не бывает.

Сабо почему-то снова вынужден бороться со слезящимися глазами. Реакция Луффи лишний раз даёт понять глубину его боли и правильность решения рассказать обо всём. Рано или поздно он поверит. Эйс поможет ему найти стабильность — Сабо точно знает. Ему ведь помог.

Когда-то он наивно полагал, что станет свободным, сбежав от родителей, из страны, из оков города, в людях которого не видел ничего, кроме грязи. Позже думал, что свобода нагрянет, когда он сможет хоть что-то изменить в устоявшихся правилах этого мира. Таких неправильных.

И он менял, шаг за шагом новых целей добивался. Но это не работало. Чего-то не хватало.

Только сейчас, когда Сабо наверняка знал, видел, что оба брата, причина его существования, живы — так или иначе — ему почудилось, что, наверное, он наконец нашёл то, что искал всю жизнь.

Свою свободу.