Минхо печатает последнее предложение, ставит точку и, сохраняя, сворачивает файл.

— Ты когда профессору Кану будешь работу отправлять? — закрывая крышку ноутбука, спрашивает Ли, но взглядом натыкается лишь на лохматую русую макушку Джисона.

Два часа непрерывной работы поздно вечером сделали свое дело, да и мерное жужжание холодильника в их с Феликсом квартире убаюкивало, поэтому Хан уснул прямо за столом от навалившейся усталости. Удобно сложив голову на руки, он сладко дремал. Светлая челка небрежно, но красиво спадала на иногда подрагивающие ресницы, синяки под глазами — постоянный атрибут любого студента перед сессией — были привычны и не портили образ, а родинка на щеке, будто шоколадная крошка, приковывала все внимание.

До этого сидящий напротив Минхо пересаживается к Джисону и, оперев голову на руку, продолжает рассматривать парня. Хоть сейчас это можно делать без утайки и страха быть замеченным, можно свободно гулять взглядом по каждой черте уставшего чужого лица, изредка задерживаясь на губах, можно представлять, как их целуешь.

Сейчас можно. Я только чуть-чуть посмотрю.

Сердце замирает, когда Хан забавно причмокивает во сне и смешно жмурится из-за мешающих волос. Рука невольно тянется их поправить, а потом неконтролируемо пальцы обводят контур лица. Невозможно оторваться. Разум где-то беспомощно и тихо кричит, чтобы Минхо перестал, ведь если Джисон проснется, то это будет катастрофа, он его спугнет своими действиями и чувствами, но…

Он же спит, поэтому не узнает.

Бдительность уснула мертвым сном или просто молчит в тряпочку, ведь никак иначе нельзя объяснить, каким местом думает Ли, когда решается поцеловать эту родинку, большим пальцем огладить губы, а указательным задеть нежную мочку уха. Он оставляет поцелуй на виске, потом в уголке глаза, а собственные слезятся от щемящей нежности в сердце. Пальцы подрагивают, очерчивая прямой нос, словно боятся, что чудесный образ развалится по кусочкам от малейшего прикосновения, или просто из-за переизбытка эмоций внутри Минхо. Где все предохранители, которые должны его остановить? Вот и он не знает где, поэтому зарывается в чужие мягкие волосы на затылке и решается поцеловать. Ему все равно не хватит смелости признаться и сделать это при других обстоятельствах, так что хочется побыть немного эгоистом и тайно украсть такой необходимый и желанный поцелуй.

Хотя бы пока он спит…

Прикрыв глаза, Минхо наклоняется и едва прижимается к чужим теплым губам — страшно брать больше, он и этого не заслужил.

О нет…

Ли ещё не успел отстраниться от Джисона на безопасное расстояние, но когда он открыл глаза, то врезался в ясный и совсем не сонный взгляд напротив. Повисла тишина, которая впервые между ними кажется неловкой. Хотя тишина — это громко сказано, ведь сердце Минхо грохочет от страха так, что слышно, наверное, в соседней комнате. Вдруг до Хана доходит все осознание ситуации и он, как ошпаренный, подрывается с места и пятится назад, упираясь в кухонный гарнитур.

— Ты какого черта творишь?! — звучит растерянно и непривычно громко от обычно тихого Джисона.

Он злится.

— Джи- Джисон, прости, я… — заикаясь, пытается что-то ответить Минхо, но не получается собрать слова в предложения. Да и что он ему скажет? — Я просто…

— Убирайся! — вдруг ещё громче кричит парень, а Минхо кажется, что земля под ногами рухнула. Или тогда что это за подвешенное состояние беспомощности?

Боже, как же больно.

Но ещё больнее становится, когда Ли видит на любимом лице слезы, а по комнате разносятся рыдания. И больно уже не из-за своих проблемных и ненужных чувств, а из-за того, что он так поступил с Джисоном — он из-за него плачет.

Руки тянутся успокоить, хочется подойти, но Хан вдруг становится таким далёким, и сколько шагов ни сделает Минхо ему навстречу, он ближе не становится. Вот он уже бежит, но дотянуться до Джисона не может, а уши закладывает от чужого плача.

— Джисон! — делает рывок вперёд Ли.

И оказывается в комнате Феликса и Джисона в темноте ночи. На часах 01:24.

— Да когда же этот проклятый день закончится?! — вытирая тыльной стороной ладони мокрые щеки — оказывается, он плакал во сне, — Минхо утыкается носом в свое плечо и громко шмыгает.

— Всё в порядке? — доносится сонное с соседней кровати от Ликса.

— Я в норме, — отворачивается к стене и накрывается одеялом Ли, окружая себя запахом Джисона, а сзади уже слышится мирное сопение.

Пусть эта ночь поскорее пройдет.

***

Жопе холодно от асфальта, на который уселся Джисон, но он продолжает сидеть на бордюре под фонарем у магазинчика и смотреть на облачное тёмное небо. Как бы ни хотелось прям сейчас встать и убежать снова куда подальше — Хан этого не делает.

Хватит убегать.

Последний раз зачем-то заглянув в пакет с покупками, он оставляет его сбоку от себя и руками обхватывает худые коленки в потёртых джинсах. Взгляд постоянно падает на нервно дергающийся носок кеда, который отстукивает лишь ему известный ритм по земле. Позади слышится, как разъезжаются автоматические двери круглосуточного минимаркета, и ухо успевает уловить спокойную музыку из помещения, но, как только двери закрылись, наступила тишина, и лишь чья-то собака лаяла из соседнего двора. Рядом, также прямо на асфальт, уселся Джено.

Кан Джено.

Хан отрывает взгляд от рассматривания своей обуви и переводит на друга. Тот, нерешительно помявшись, достает из большого переднего кармана худи жестяные баночки с напитками и смотрит в ответ, нервно крутя их в руках.

— Будешь? — от такой нерешительности в груди у Джисона кольнуло — он начинает осознавать, что Джено переживает из-за их ссоры до сих пор.

— Конечно, спасибо, — Хан пытается ободряюще улыбнуться, чтобы показать, что все в порядке и не надо быть скованным и подбирать слова, боясь обидеть. Он смело берет предложенный напиток и смотрит на банку.

— Прости, твоего любимого кофе здесь не продают, но надеюсь, что ты не будешь против зелёного чая, ведь точно пьешь его дома, — пытаясь быть спокойным и беспечным, говорит Кан и открывает свою манговую газировку, характерно щелкая.

— Ты помнишь.

Зеленый чай.

Почему-то мысли сами возвращаются к Минхо, и на губах появляется теплая улыбка. Рассматривающий его все это время Джено облегчённо выдыхает и, вытягивая ноги и задрав голову к небу, хмыкает:

— Если честно, я думал, что когда выйду из магазина, то не застану тебя здесь, и ты вообще сбежишь, но нет… Как и обещал — ждал меня на улице, — он счастливо улыбается, жмурит глаза и смущённо прикрывает их рукой, а потом взъерошивает свои волосы так, как делает всегда, когда волнуется. Джисон тоже улыбается на такую давнюю привычку старого друга.

— Обижаешь, как я мог? — шутливо толкает его в плечо локтем Джисон и, открыв банку, отпивает.

Они продолжают какое-то время просто сидеть в тишине, поочередно прикладываясь к своим напиткам. Вот так сидеть и слушать редкие звуки ночного городка с другом, которого давно не видел — Джисон точно не так 68/80 представлял себе свой вечер воскресенья. Но сейчас он здесь и думает, как начать разговор. Шестерёнки усиленно работают, но ничего не получается придумать кроме как:

— Прости, — и он отрывается от рассматривания выглянувшей из-за облака луны и опускает голову.

Со стороны слышится только короткий треск жестяной банки из-за того, что ее сжали чуть сильнее, чем нужно. И всё… Джено ничего не отвечает. Сейчас Хану кажется, что зря он это затеял — лучше бы оставил все так, как они начали: с небольшой неловкостью, но полным игнорированием проблемы. Продолжили бы вести себя, словно друзья детства, которые обещали провести всю жизнь вместе и не разлучаться, но обстоятельства раскидали по городам, а теперь при встрече появляется стеснение за свои громкие детские слова, в которые они вкладывали всю серьезность, но обесценили, и теперь стоят как дураки и мнутся непонятно из-за чего.

— Слушай, давай забудем? Я не подумал, я… — уже разворачиваясь к Кану, говорит Джисон, но замолкает и остаётся сидеть неподвижно, с огромными глазами, разглядывая парня рядом.

Тот весь сжался, стал казаться непривычно маленьким и хрупким, кофта вдруг будто на несколько размеров стала больше, и он в ней утонул, напряжённые плечи подрагивали, а Джено, закусив губу, пытался сдержать рвущиеся наружу слезы, но те упорно бежали по щекам и срывались с подбородка, падая на джинсы, отчего ткань намокала и темнела.

— Я- я не хотел. Нет, не плачь, пожалуйста… — не знает куда деть руки Хан и беспомощно машет ими в воздухе, не решаясь коснуться, чтобы как-то поддержать.

Но ему и ничего не приходится делать, потому что Джено приближается, крепко обнимает и теперь уже плачет в голос. В свою очередь Джисон не шарахается и обвивает руками в ответ, одной рукой поглаживает по голове, а второй — легко похлопывает по спине, — так папа его всегда успокаивал в детстве — Хан делает всё, что могло бы его самого утешить.

А Джено плачет. Уже даже сам не понимает из-за чего. Может от того, что так невыносимо сильно соскучился? Возможно, от накопившихся эмоций? А может быть, он злится, что они так разорвали связи и отношения и отдалились друг от друга? Злится на себя, что стал причиной? Голова гудит от мыслей.

— Ты! Уеха-а-ал, — плачет он, — уехал, дурак! Исчез от меня! — вдруг начинает брыкаться и вырываться. — Закрылся в себе, захотел свалить все проблемы в кучу, а я?! М-мне было легко? — наконец-то отстраняется он и смотрит обиженно Джисону в глаза.

Хан, пытавшийся сначала удержать друга в объятиях, выпустил его и мягко, но грустно улыбнулся.

Все такой же эмоциональный.

Ладони держат чужие предплечья, а большие пальцы делают медленные круговые движения, пытаясь послать тепло и заботу сквозь ткань кофты. Что он ему скажет?

— Прости, — снова с робкой улыбкой (он сегодня много улыбается).

— Да твою налево! Почему ты извиняешься-я-я, — и снова поток слез, а кулаки несильно врезаются в ханову грудь — щекотка скорее, чем настоящие удары.

— Прости, — звучит увереннее, Джисон пытается вложить все свои чувства в одно слово (в разговорах он стал чертовски плох за последние пару лет). — Прости, что оставил так тебя. Надо было поговорить, успокоиться, а не убегать и бросать все на самотёк. Всем бы, наверное, было от этого легче… И не так больно.

После этих слов Джено поднимает на него полные солёной влаги глаза и снова прижимается, стискивая в руках ханову кофту на спине.

— Глупый, глупый, глупый, — в отрицании зачем-то мотает головой, но продолжает обнимать, а Джисон снова лишь гладит по чужим лопаткам. — Глупый Джисон-и… Не надо извиняться, ведь тут от и до моя вина, — он отстраняется и берет руки Хана в свои и начинает их разглядывать.

— Надо, — упирается Джисон, но рук не отнимает, а лишь наблюдает за чужими манипуляциями.

Джено рассматривает каждую ладонь в отдельности, будто пытается прочитать по линиям, как поживал Хан эти несколько лет вдалеке от дома, семьи и бывших друзей. Вдалеке от него. Они не чужие друг другу люди. Слишком много им довелось пережить вместе, плечом к плечу. Поэтому этот разговор, как никакой другой, важен.

— Ты не виноват в том, что влюбился. Мы просто были глупыми и наивными подростками и думали явно не тем местом, которым нужно, — пытается криво пошутить Джисон, но получается уж слишком коряво, поэтому он отбрасывает эту идею. — Я и сейчас не отличаюсь особой сообразительностью, — а в голове воспоминания о том, как Феликс каждый раз вправлял ему мозги за ужином.

— Заметно, — почему-то именно с этого издает Кан смешок, неожиданно успокаиваясь, и вытирает рукавом толстовки глаза и щёки.

— Эй, — пытается изображать человека с задетыми чувствами, но опять с треском проваливается и, не в силах сдержать улыбку, стирает последнюю влагу с красных глаз своей рукой. — Я так и не сказал тогда, какие у тебя красивые глаза, — и Джено смотрит с такой теплотой, что Джисон уже сам готов заплакать. — Ты приехал с кем-то? Где любовь всей твоей жизни? — и он почему-то начинает оглядываться, словно сейчас из-под земли появится вторая половинка Хана. — Я просто обязан вас благословить! — он солнечно улыбается, но заметив потускневшего друга, теряется, — я что-то не так сказал?

— Нет, нет! Что ты, все в порядке, — успокаивает его Джисон, — просто я со своими тараканами, наверное, все снова разрушил. Ну или скоро разрушу.

***

Вздрагивая, Сынмин просыпается от чьего-то выкрика, но прислушиваясь снова, не отмечает ничего необычного, только тихий разговор из-за приоткрытой двери из соседней комнаты.

Вот и кого он пытается убедить этим своим «я в норме»?

Расслышав тонны паники и боли в тихом голосе Минхо, Ким отлепляет щеку от нагретого места на груди Хёнджина и начинает шариться в поисках своего телефона под подушкой.

Ага! Нашел.

Сынмин сразу открыл Каток и рядом с именем Джисона увидел надпись: «был в сети 14 минут назад». Обрадовавшись, что этот чокнутый наконец-то включил телефон и появился в сети, он напечатал ему сообщение, но прождав добрых 2 минуты и не получив ответа, решил позвонить. Выбравшись из-под одеяла, он отошёл к окну и стал слушать гудки. Первый… Второй… Седьмой… Время ожидания закончилось.

— Вот чёрт пучеглазый, — Сынмин повторно набирает номер.

На этот раз наконец-то ответили уже после четвертого:

— Алло, — как-то слишком нервно, но бодро — точно в такой час не спал.

— Что, уже боишься за свою жизнь? — сходу начинает Сынмин, — и правильно делаешь. Какой тебя бес попутал? Ты не смотри на то, что я последнее время такой миленький хожу, ты мне и так весь мозг вынес своими подколами, а теперь ещё и Минхо решил до ручки довести, приколист?! — злобно шипит в трубку Ким, стараясь быть тише, чтобы не разбудить спящего на диване Хёнджина.

Он в гневе страшен, и Джисон знает это, поэтому сразу начинает защищаться:

— Ты вообще чей друг? Мы знакомы дольше, почему ты защищаешь его? — чисто из-за паники говорит Хан, не имея в виду ничего плохого.

— Я ваш друг, поэтому не могу находиться в стороне! А ну живо тащи свою тощую задницу домой из… Ну оттуда, куда ты свалил… — смешно запинается в словах Сынмин, но продолжает отчитывать. — Ты-

— Прекращай гнать на мою задницу — она отличная, завидуй молча. — На фоне был какой-то посторонний шум, по этой причине Ким насторожился и стал ещё усерднее прислушиваться к звукам из динамика. — Я к родителям ездил, это недалеко, так что не ори. На дорогу часа 2-3 на междугороднем автобусе, но я только что вышел с вокзала — последний поздний автобус ушел в десять, а ночные рейсы они не делают. Приеду завтра к обеду. Да прекрати ты, — неожиданно начинает смеяться и пыхтеть Джисон, будто от кого-то отбивается на стороне.

Сынмин начал снова закипать: значит, они тут все дружно пытаются не переживать, параллельно успокаивая трясущегося от волнения Минхо, а он там веселится с кем-то. Возмутительно! Поэтому в следующий момент он сбалтывает кое-что реально лишнее (но хотя… Может это и к лучшему). Во всяком случае он не собирался этого говорить.

— Ну и веселись там до завтра, пока зареванный Минхо ждёт тебя дома. — Ким, конечно, утрировал. — К утру, надеюсь, он поймет, что ты тормоз, и перестанет так себя накручивать, и поедет домой. — А вот это действительно было правдой. — Хан Джисон, надо же было так поступить! Напугал нас всех, а Минхо… Я был лучшего о тебе мнен-

— Что с Минхо?! — и это прозвучало так резко, громко и испуганно, что Сынмин чуть телефон из рук не выронил и немного растерялся.

— А да… Ничего, просто, — он явно не собирался заканчивать свою мысль.

— Я спрашиваю, что с Минхо?

Но Ким не решает ничего лучше, чем просто отключить вызов.

Чат

Нах Джисон

Ты почему сбросил??!!?

Эй

отвечай

что мать вашу там с Минхо?!!

01:36

И пока Джисон ускоренно строчил новые, скорее всего, гневные сообщения, Сынмин подошёл к приоткрытой двери, включил камеру на телефоне и сфотографировал спящего на джисоновой кровати Минхо. Он спал лицом к двери, подсветка на прикроватной тумбочке Хана достаточно хорошо освещала его лицо для того, чтобы понять, кто изображен на этом фото. Сынмин просто загружает его в диалог, не читая новые ругательства и просьбы от Джисона все объяснить, и выключает смартфон. Последний раз взглянув на беспокойно ворочавшегося во сне Ли, он закрывает до конца дверь и уже собирается вернуться под одеяло к Хёнджину, как вдруг чувствует горячие ладони на своих боках.

— Твою ж… — от страха подпрыгивает он и разворачивается к подошедшему Хвану. — Зачем так пугать?

Но любая раздраженность, которая осталась после разговора с Джисоном и этого резкого появления парня, сразу же проходит, потому что, от одного взгляда на такого сонного и помятого Хёнджина, ластящегося к теплу, словно кот, невозможно злиться и не думать о том, как охото его заобнимать и зацеловать. Ничего не отвечая, Хван тянет его обратно в сторону дивана и утягивает под уже успевшее немного остыть одеяло. Сынмин забирается прямо на него, ведь знает, что парень уже смирился с такой его привычкой и не будет вредничать, что ему якобы тяжело. Поэтому они оба, укутанные в тепло, лежат и обнимаются.

— Ну что? Вправил мозги истеричке нашей? — слышит Сынмин тихое сверху и чувствует приятную вибрацию под щекой от груди Хёнджина.

— А ты во мне сомневался? — Ким приподнимает голову и тянется оставить дразнящий поцелуй на щеке, но его за затылок притягивают и целуют в губы. — Эй, эй, ты чего? Ночь же. Мы зубы не чистили, — и пытается отдалиться, но его прижимают снова.

Он мычит в чужие губы, упирается, но сила воли сейчас точно не на его стороне. Слишком большое влияние оказывает на него этот парень, поэтому сдавшись, он отвечает на поцелуй. После этого Хёнджин их сразу переворачивает, меняя местами, и навстречу размыкает губы. На язык попадает привкус чая, которым их угостил Феликс поздно вечером перед сном. Кислинка лесных ягод от Хвана смешивается с шоколадным трюфелем Кима — получается слишком странное сочетание, но им сейчас настолько все равно, что не получается отстраниться друг от друга. Проходясь по ровному ряду чужих зубов и втягивая нижнюю губу Хёнджина, Сынмин отрывается и пытается вернуть ясность мыслей. Дыхание ровное, но медленный, тягучий и развязный поцелуй достаточно сильно заставил поплыть его мозги.

— Хэй, милый, давай закругляемся и спать, а то на этом мы не остановимся, — оглаживая чужую щеку, говорит Ким, но завидев ухмылку на зацелованных губах, понял, что с ним не согласны.

— А я и не хочу останавливаться, — и Хван припадает к молочной шее, отмечая влажными поцелуями каждый миллиметр кожи. Втянув ее губами и уловив отчаянный вздох, который невольно издал Сынмин, он сделал вывод, что на этом их ночь точно не закончится.

— Мы же у Феликса и Джисона дома! Прекрати, — звучит серьезно, но руки както слишком неубедительно и слабо его отталкивают. — Они спят в соседней комнате! — снова шипит он и, сжав в кулак чужие волосы на затылке отстраняет парня от своих ключиц, до которых тот уже успел добраться.

— Пусть спят, мы им не мешаем, — и прижав чужие кисти к подушке над головой Сынмина, вернулся к своему занятию Хёнджин.

— Какие мы отвратительные друзья, — на выдохе обречённое, значит он уже согласился.

— Возможно, но это точно будет так, если они что-нибудь услышат и проснутся, так что, солнце, будь потише, — снова ухмыляется, нависая сверху.

Боже, какой вид.

— Ой, кто бы говорил, а сам-то ты-

— И кстати, для меня у тебя самая лучшая задница, — прервал его Хёнджин, так как нашел более интересное занятие для его языка (да и для своего тоже).

***

— Ну ты дура-ак, — протянул Джено и взглянул на Хана, как на душевнобольного, когда выслушал его историю.

— Спасибо, всегда мечтал это услышать, — стервозно улыбнулся тот в ответ и остался сидеть с лицом лица.

Парень наконец-то донёс покупки до дома, обрадовал маму появлением Джено и накормил кота. А сейчас, сидя в своей комнате в компании Кана, он чувствовал себя почти хорошо. Впервые с момента, когда Джисон уехал, в душе было умиротворение и спокойствие — Хан выговорился. Все относительно наладилось в один день: встреча с родителями после долгой разлуки, примирение с лучшим другом, победа над призраками прошлого. Наладилось почти всё. Кроме одного.

Минхо.

Хан уже давно принял свои чувства, но страх начать отношения не пропал… Получится ли у них? От друзей к возлюбленным перейти легко, а вот обратно… По опыту знает, что все это не так просто. После знакомства с Ли Джисону было так хорошо, и он понимает, что, возможно, будет всё ещё лучше, дай он им шанс, но если? Дурацкое но. Дурацкое если. Дурацкий Джисон, раз думает об этом. Все слишком дурацкое, когда пытаешься прийти к какому-то решению у себя в голове, но не получается.

— Ты слишком громко думаешь, — вздыхает Джено и подползает к Хану.

Матрас немного скрипит под ним, а покрывала мнутся. В уличной одежде сидеть на кровати — высшая степень безумства, поэтому Джисон рад, что Феликс этого не видит — убил бы. Кан, обнимая рукой поперек груди, заваливает парня на подушки и они просто валяются.

— Ты его любишь, по глазам видно, — и в данном контексте это самый весомый аргумент. — Ну что ты тогда тут забыл?

— С тобой поговорить забыл.

— Поговорил? Все теперь нормально. Что ты тут продолжаешь сидеть?

— Как я от мамы уеду? Она так рада что я вернулся — надо хотя бы на ночь остаться, — придумывает отговорки Джисон, потому что его привычка оттягивать до последнего никуда не делась.

Во время ужина, который они приготовили всей компанией, мама была в таком приподнятом настроении, что было бы понятно даже слепому, как она рада за сына, что все наладилось, что теперь он здесь рядом, и они кушают снова за одним столом. Как говорится, долг сына. Но была ли это истинная причина его промедления? Скорее всего нет. Он так глупо поступил: бросил Минхо в его квартире, когда тот просто хотел позаботиться. Джисон, наверное, сильно его обидел. Ну или точно задел чужие чувства.

— Вот и приедете вместе с Минхо к ней! Знаешь, как она обрадуется? — приподнялся Джено и взволнованно посмотрел на Хана. — Ничего не знаю! Живо собирайся, мы поедем на вокзал, — и он второпях поднимается с постели и начинает искать, куда бросил свой телефон. А Джисон просто за ним наблюдает, глупо хлопая глазами. Джено снова поворачивается к нему: — И чего ты уселся? Собирайся говорю! — и он берет ханову сумку, пихая туда зарядник и другую мелочь.

— Ты время видел? Не думаю, что в 12 часов ночи ещё ходят междугородние автобусы, — анализирует Джисон.

— Не проверим — не узнаем, — и он ищет в интернете номер телефона кассы местного вокзала. — Алло, здравствуйте, есть поздние междугородние рейсы? — он внимательно слушает объяснения из динамика. — Хорошо, спасибо, — его пыл поумерили, — ага, — кивал он, будто собеседник может это увидеть. — Ещё раз спасибо, до свидания.

— Ну что там?

— Да погоди ты, — и Джено набирает номер ещё одного вокзала.

Но там даже не отвечают — постоянно занято. Джисон все это время сидит и с великим скептицизмом наблюдает за другом.

— Раз они не отвечают, мы съездим к ним сами.

— Но… — Это не обсуждается! И вот он уже вызывает им такси.

***

Скомкано объяснив маме, чтобы она не волновалась, почему Джисон так срочно должен уехать, они натягивают ботинки в коридоре. Она стоит рядом, привалившись к стене, но ничего не говорит. Видно, женщина расстроилась и волнуется теперь ещё больше. Разогнувшись и повесив сумку на плечо, Хан поднимает глаза на нее. В её взгляде читается столько печали, словно она его на войну отправляет. Джисон подходит и заключает маму в объятия.

— Я обещаю, что на следующих выходных мы приедем с ним вместе, — Хан вкладывает в голос всю свою уверенность, которую собирает в себе по крупицам, но произнеся это вслух, кажется, что это действительно будет правдой.

— Пожалуйста, будь счастлив, — погладила она сына по голове и оставила теплый поцелуй на лбу.

***

— А я тебе говорил, — ворчит Джисон, выходя из здания.

— Я до последнего не терял надежды! Лучше бы ты так рвался обратно, а не я, — пихнул Джено его локтем в бок.

Ситуация такая комичная, что даже глаз немного дёргается. Его лучший друг и по совместительству бывший пытается всеми силами отправить его к, как надеется Джисон, будущему парню в другой город посреди ночи. Цирк да и только. Не успевает Хан пошутить по этому поводу, как вдруг у него звонит 75/80 телефон, который он только недавно включил.

— Сынмин? — останавливается он и принимает вызов. — Алло.

Кан встаёт рядом и слушает чужой разговор. Момент про задницу ему слишком понравился, и он засмеялся чуть громче, чем надо было бы, на что получил укоризненный взгляд от друга, в котором читалось «будь потише». Но за место этого Джено просто захотел хлопнуть по жопе Джисона со словами:

— И вправду классная, — хихикает он и уворачивается от руки Хана.

— Да прекрати ты, — ругается, но все-таки смеется Хан, отбиваясь от парня.

А потом, после следующей реплики человека из телефона, Кан видит, как все веселье пропадает из глаз Джисона, остаётся одна паника.

— Что с Минхо?! — и он даже побледнел. — Я спрашиваю, что с Минхо? — но собеседник отключается.

Джено подходит ближе и заглядывает в экран телефона, видя, как Хан начинает агрессивно и невероятно быстро печатать этому некому Сынмину, которого записал как «псинка♡». Ему не отвечают пару мгновений, а потом в диалоговом окне загружается фотография. Джисон сразу ее открывает: она достаточно темная, но из-за какого-то источника света виднеется лицо спящего человека.

— Кто это? — задается вполне логичным вопросом Джено, не совсем улавливая сути происходящего.

— Это Минхо, — еле слышно отвечает Джисон, — он сейчас у меня дома и спит в моей кровати. А ещё Сынмин сказал, что он плакал, — поднимает глаза от экрана парень и смотрит на друга. — Наверное, Феликс рассказал, что я уехал.

— Ну ты хоть объяснил этому Феликсу, зачем ты уехал? — Нет, просто написал, чтобы не теряли… — рассеянно в ответ.

— Ну ты даёшь! — взмахивает руками в воздух Джено и хватается за голову. — Ты хоть понимаешь, как это странно со стороны звучит?! Ты ничего не объяснил и исчез непонятно куда. Ты и после нашей ссоры так сделал! Более чем уверен, они так за тебя сегодня переживали. Я их понимаю. А Минхо? Емае… — и он прикрыл глаза рукой. — Дорогой мой, любимый, пожалуйста, езжай скорее к нему. Вот, — он пихает в джисонову ладонь несколько крупных купюр, — это на такси. Заткнись! — огрызается Кан, завидев, что Джисон не хочет принимать деньги. — Вот устроишь свою личную жизнь, и вы вместе приедете и накормите меня мясом, чтобы я смог вас благословить. Вали теперь!

И когда Джисон ехал сквозь ночь к Минхо, его, конечно, от волнения немного сильно подбрасывало, но он чувствовал огромную благодарность ко всем богам и Вселенным за то, что у него есть такой друг.

Спасибо, Джено.

***

Открывая дверь своим ключом, Хан старается вообще не шуметь. На часах около пяти утра. Светает, однако в квартире все ещё темно, но Джисон с порога может разглядеть, что Сынмин и Хёнджин спят на диване, а на полу валяется какая-то одежда. Они что, голые?!

— Фу, отвратительные, — шепчет под нос Хан и крадётся к спальне.

Бедный диван. Я на него больше не сяду.

Ладошки потеют, он переминается с ноги на ногу, но все же открывает дверь, заглядывая в их с Феликсом комнату.

Ойгоспадибожемой…

Минхо спал на его кровати, обхватив себя руками из-за прохлады — одеяло свалилось на пол — весь такой беззащитный, взъерошенный и милый. Сердце аж забилось сильнее. Джисон осторожно подходит к нему, стягивает с себя худи и футболку (он чаще всего спит без одежды), и, поднимая одеяло, забирается в постель, накрывая их обоих. Почувствовав тепло, Ли укутывается по самые уши и продолжает спать, но уже в комфорте. Хан же просто лежит рядом и рассматривает его: тени под глазами из-за плохого сна, лицо немного опухшее, видимо, действительно плакал, и потрескавшиеся губы, которые он кусает, когда нервничает.

— Прости, — шепчет Джисон и придвигается чуть ближе, чтобы прижаться своим лбом ко лбу Минхо.

Он находит руку парня и, переплетая их пальцы, прижимает ее к груди. И именно в этот момент чувствуется вся усталость, накопившаяся из-за сумасшедшей ночи. Джисон моментально проваливается в сон, ощущая мягкое дыхание на своих губах.

***

Минхо просыпается от того, что ему тяжело. Что-то держит и давит на левое плечо, поэтому он не может перевернуться. Размыкая припухшие глаза, Ли чувствует лёгкое жжение из-за плохого сна, слез и кошмаров. Первые три секунды хочется снова их закрыть и отрубиться, но потом парень понимает, что его кто-то обнимает. Смаргивая сонливость, он опускает взгляд вниз.

Джисон.

На нем лежит Хан Джисон, утыкаясь носом в его ключицу, и крепко обнимает во сне, перекинув руку через грудь Минхо, их ноги запутались где-то под одеялом, а ладонь Ли в этот момент греет нежную кожу на чужой талии.

Господи, он ещё и без футболки.

Сердце стучит, отдаваясь в ушах, и в нем зарождается страх, что все это очередной кошмар, в котором сейчас Джисон проснется, испугается и начнет кричать о том, как ненавидит его. Поэтому чтобы парень не проснулся, Минхо остаётся неподвижным, боясь даже дышать. Пол ночи ему снилось, как он любуется спящим Джисоном при различных обстоятельствах, касается и целует его, после чего тот просыпается и начинается Ад. Но во снах они были где угодно: в институте, в кафе, на кухне, в кино — но не в кровати Хана, в которой Ли, насколько он помнит, уснул. Из-за этого появляется предположение, что все это ему не снится. Да и кто во сне будет думать, что это: сон или не сон? Решая не гадать, а встретиться с реальностью лицом к лицу он пытается разбудить спящего парня. Немного щекотно проводя пальцами по чужой талии, он вытаскивает свою руку из-под одеяла и накрывает ею голову Джисона. Нежно массируя и зарываясь в пушистые волосы, Минхо осторожно зовёт:

— Х-Хан-и, — голос немного хриплый ото сна и подрагивает.

Парень не отзывается, и Ли повторяет действие. Но результата нет. Поэтому Минхо осторожно начинает выбираться из-под Джисона, от чего тот перекатывается на спину, но продолжает спать — ночь на ногах сильно утомила его. Ли, оперевшись на руку, лежит на боку и думает, как разбудить друга.

— Хан Джисон, проснись, — зачесывает своей рукой хановы волосы и похлопывает по щеке. — Просыпайся, пожалуйста, и скажи, что это не очередной мой кошмар или просто пошли меня уже, — в его голосе слышится горечь.

— Не собираюсь я тебя посылать, — очень сонно бормочет Хан в ответ, отнимает от своей щёки руку Минхо и целует в ладонь, не открывая глаза.

А у Ли, кажется, сердце отказало. Или что это тогда за сон, в котором Джисон его целует, не кричит и вообще ведёт себя так?

— Ты можешь дышать, — хмыкает Джисон, но все так же лежит и держит ладошку Минхо в своих руках.

— Боже, я совсем с ума сошел. Невозможно, чтобы это было пра-

— Я люблю тебя, — и Хан вдруг открывает глаза, они у него карие, как и у Минхо.

Ему так идёт.

Ли давится воздухом. Он правда хочет что-то сказать. Но что?

Я тоже? Правда? Ты шутишь?

Но неожиданно Джисон останавливает мысли Минхо своим:

— Прости меня, — и он целует теперь костяшки чужой руки. — Извини, что сбежал тогда от тебя из квартиры, — целует запястье. — Я прошу прощения, что вот так уехал, ничего не объяснив. Прости за то, что сделал тебе больно, — утыкается в ладонь Минхо и трётся о нее щекой. — Извиняюсь за все, что натворил, — заканчивает он, глядя ему в глаза, а у Ли короткое замыкание в мозгу.

Это точно Джисон? Почему он говорит так много и такими длинными предложениями?

Он целует мою руку?! Бред. Это сон. Не может быть…

И чтобы точно доказать себе, что это реальность, Минхо делает это.

Если все мне снится, он оттолкнет меня.

Зажмурившись, целуя джисоновы губы, Ли делает прыжок веры.

Вот сейчас. Оттолкнет.

Но спустя секунду замешательства Джисон отвечает. Его губы мягко двигаются в ответ, а руки ложатся на затылок. Хан притягивает его ближе и приоткрывает рот, касаясь языком потрескавшихся губ Минхо. Ли в шоке размыкает глаза, но не отстраняется, он впускает чужой язык в рот и переплетает его со своим. Минхо целует Джисона, который закрыл глаза и отдается в поцелуе, так искренне отвечая. Бегая взглядом по любимому лицу и отмечая милый румянец на щеках, Минхо прикусывает нижнюю губу, прикрывает глаза и думает, что это действительно не сон.

***

— Твою мать, — подбегает к кухонному столу Феликс, за которым завтракают Сынмин и Хёнджин.

Его глаза смешно расширились, а кончики ушей покраснели.

— Что такое? — незаинтересованно спрашивает Сынмин, откусывая от своего сэндвича с лососем.

— Они там целуются.

И Ким очень сильно давится едой.

***

— Все собрал? — спрашивает Ликс, подходя к Джисону и протягивая ему контейнер с едой в дорогу.

Они с Минхо действительно на ближайших выходных решили отправиться к родителям Хана.

— Да, вроде все, — укладывая вкусняшки соседа в рюкзак, отвечает Джисон и зовёт Минхо, который дожидался его на диване за просмотром канала о животных.

— Ну тогда провожать не буду, я тебе не мамка, — разворачивается Феликс, чтобы вернуть на место кухонное полотенце, так привычно весящее у него на плече.

— Ой, больно надо, — принимает Хан сумку Ли, чтобы тот обулся.

И отрывая липучки, Минхо напяливает сандали, потому что погода была очень теплая. Вдруг раздается крик Феликса: — Я говорил, что не потерплю обувь с липучками в нашем доме! Минхо! — мчится он к ним обратно. — Я передумал — ты мне не нравишься. Так что-

И Ли нарочно ещё раз отрывает и заклеивает липучку, затыкая этим звуком искореженного Феликса, и выпрямляется.

— Поздно, ты нас уже благословил.

— Пока, солнце, — отправляет воздушный поцелуй Джисон, и они оба выскакивают из квартиры, чтобы не получить по шапке от матерящегося парня.