Дзынь — дверной звонок издает знакомый, но такой же противный звук, а в ушах будто эхо.
Зубы стучат от холода, ветер холодными пальцами забирается под толстовку, ноги промокли, потому что Джисон, вывалившись из такси, в котором его укачало, наступил в огромную лужу. Он звонит в дверь ещё раз. Его явно не ждали. А кто его будет ждать, когда он никого не предупредил о своем визите? Ещё и спустя такое долгое время.
Хан смотрит на носки своих грязных кед, опять отвлекается на рой мыслей и стоит, опустив голову, спрятав руки в карманы и с рюкзаком на перевес, в котором лежит парочка вещей, закинутых на скорую руку. Щёлкает замок. Слышится цепочка.
Хах, как в детстве.
Дверь отворяют.
— Джисон… — висит растерянное в воздухе.
— Привет, мам, — и в этих словах слышится робкое «прости».
***
Дверь открывается так резко, что Минхо едва успевает отскочить. Это всего лишь Хёнджин — чуть ли не с ноги, — открывает дверь, и в квартиру врывается Феликс, а на заднем плане маячит макушка Сынмина.
— Спасибо, нос мне сломай, давай. И дверь ещё… — и на него прыгает Феликс, повалив с ног.
Миниатюрные ладошки обхватывают щёки, смешно их стискивая, а пристальный взгляд рассматривает глаза офигевшего Минхо.
— На утку похож, — выдает он вердикт.
— Может уже слезешь с меня, — отмахивается парень, сталкивая Ли, который все это время сидел на нем, вдавив в пол. — Мне не до веселья. У меня тут вопрос жизни и смерти, а ты… И вообще, я звонил Хёнджину, вас каким ветром принесло? — не унимаясь, ворчит Минхо и поднимается с пола.
Хван, сунув руки в карманы джинсов, молча и по-хозяйски разувается и, оглядываясь и рассматривая интерьер, направляется в зал. Переместившись всей компанией в главную комнату, ребята уставились на хозяина квартиры.
— Я себя голым чувствую, прекратите так пялиться, — поежился Минхо в кресле напротив.
— И что ты собираешься делать? — как всегда в лоб и без уловок, напрямую спрашивает Хёнджин.
Лишь тяжёлый вздох разрывает повисшую тишину, и Минхо обречённо опускает голову.
— Я позвонил тебе в панике, рассчитывая на помощь, но даже сейчас, успокоившись, я без понятия, как быть дальше. — Он поднял голову и посмотрел на Хвана, — ну? Есть идеи? — и обвел взглядом всех, сидящих на диване.
— Если ты не пойдешь в универ, то будет слишком очевидно, что ты пытаешься его избегать, а он и так, как тучка ходит. Кофе вот, например, весь в унитаз спустил, — рассуждал Феликс.
— Да ладно, — неверяще уставился на него Сынмин.
— Ага, — хмыкнул Ли и продолжил, перебирая и рассматривая рукава своего свитера, — он сначала уснуть не мог, затем хлебал его без остановки, чтоб днём не свалиться спать, а потом я нашёл пустую банку из-под растворимого кофе в ванной на полу.
— Мда уж… — протянул Хёнджин, — устроил ты встряску пацану.
Минхо закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. С каждой секундой легче не становится. От бессилия и отчаяния он обхватил руками диванную подушку и уткнулся в нее носом, пряча лицо от друзей.
— Линзы цветные… — начал было Хван, но его тут же перебил Минхо:
— У меня на них аллергия, ничего такого не переношу, — глухо из-за подушки.
Вопрос закрыт.
Все думают дальше. Часы звонко тикают на фоне, начиная раздражать уже и так немного расшатанные нервы.
— Давай тебе Хенджин-и в глаз пропишет, и ты будешь ходить в солнечных очках, чтобы фонарь прикрыть, — воодушевился Сынмин, но получил в ответ лишь три взгляда, так и говорящих «ты совсем идиот или прикидываешься?» — Нет, ну а что?! Тоже мысль! И глаза спрячешь, а если Джисон попросит показать фингал, то просто очки приподнимешь, а глаза закроешь.
— Не буду я его бить, — сказал, как отрезал. — Конечно, он влюбил в себя Хана, эмоциональные американские горки ему устроил и, возможно, жизнь с ног на голову перевернул, и что-то мне подсказывает, что это навсегда. А я все это время пытался его от такого уберечь. Но даже при всем при этом я не испытываю желания его ударить, — поставил точку в этой теме Хван. — Я многое обдумал и теперь наоборот считаю, что Минхо для Джисона — новое начало, спасательный круг, маяк в ночи. Так что думаю, что ты не должен прятать свой новый цвет глаз, — обращается уже к Ли. — А если он у вас одинаковый, то тем более.
Минхо смотрит на Хёнджина, а тот на него. Они сидят и молчат, словно мысленно продолжают друг с другом спорить, не находя нужного решения.
— Не ты ли говорил, что с Хан-и надо быть мягче во всех этих вопросах? Подходить осторожнее, а не с плеча рубить, — задаётся вполне логичным вопросом Минхо.
— Да, говорил, — кивает Хван, — но ты уже меня не послушал, даже если и пытался, у тебя не получилось. Иначе бы мы не пришли к тому, что имеем сейчас: вы разбежались по разным квартирам, не разговариваете, а Джисон вообще в комнате закрылся, не пьет кофе и никого к себе не подпускает, может в депрессию собирается впасть, — как пулемётная дробь прилетают в Минхо аргументы, что реально это свалилось на Хана из-за него.
— Прекрати, — тормозит его Сынмин, нежно беря за руку и переплетая пальцы, — ты его своей прямолинейностью сейчас убьёшь.
И правда, если взглянуть на Минхо, то его будет сложно отличить от светлой обивки кресла, потому лицо побледнело и превратилось в чистый лист, а глаза уставились в пустоту перед собой. Он пытается осознать все происходящее, но получается пока из рук вон плохо.
— Хэй, ну ты чего, — поднялся с нагретого места Хёнджин и опустился перед Ли, осторожно обхватывая похолодевшие ладони. — Я правда не хотел винить во всем тебя. Пожалуйста, не думай так. Джисон ещё та истеричка, тихая, но истеричка, что не облегчает нам жизнь, но…
— Просто замолчи уже, — за ним следом поднялся Сынмин и встал рядом, сжимая плечо Минхо в молчаливой поддержке.
Даже тиканье часов превратилось в белый шум. Уши заложило. И Ли бы окончательно потерялся в собственных угнетающих мыслях, если бы не звонкое уведомление Катока у Феликса.
— Ребят, сворачиваем лавочку.
— Что? В смысле? — оборачивается к нему Сынмин, не отпуская чужого плеча, а лишь сжимая крепче.
— Джисон, — говорит как-то приглушённо Ликс, не поднимая глаз от экрана, будто не верит в то, что там написано, — он прислал сообщение, что уехал и чтобы я его не терял.
***
Как ни странно, но именно горячий зелёный чай и домашнее печенье помогают заземлиться. Остановить рой мыслей. Остановить вообще все.
Сейчас так спокойно.
Ему ещё подкладывают печенья, и он улыбается, но прячет лицо за чёлкой, склонившись над кружкой. Глаза жжёт и в носу неприятно покалывает, Джисон чувствует, что в шаге от того, чтобы сейчас заплакать. Его все-таки ждали. Всегда ждали.
Я дома.
Всем известные тяжёлые события заставили парня в один момент всё бросить. И не только всё, но и всех. Хан сорвался и, забрав документы из школы, уехал в другой город. С маминой сестрой договориться не составило никакого труда, она всегда была очень понимающая, и у них с самого детства Джисона сложились чудесные и доверительные отношения. Поэтому тётя охотно приняла его в свой дом, ведь жила одна, детей не имела, а карьера начинала грызть, поэтому Хан стал для нее взаимно протянутой рукой помощи. Они появились в жизни друг друга вовремя, и поддержали в сложный период. Но если тут все сложилось хорошо, то другая сторона медали совсем не радовала.
Оставляя глупую подростковую любовь, старую школу и друзей, Джисон покинул и родную семью. Это не значит, что они перестали общаться. Нет, они поддерживали связь, но он наотрез отказывался возвращаться домой. Сначала удавалось видеться довольно часто, мама могла отпрашиваться в пятницу с работы раньше, поэтому они приезжали на выходные. Но спустя два месяца это стало осложнять ее ситуацию на работе, так что пришлось отказаться от такой роскоши. Восполняли все видеозвонками. Потом и на те стало меньше хватать времени. Кого-то утягивала учеба, кого-то — работа. Джисону приходилось осваиваться на новом месте, день был эмоционально нестабильным, а вечером не оставалось сил уже на других людей. Хотелось просто лежать и пялить в потолок. Теперь семья собиралась вместе только по праздникам. Последний раз виделись несколько месяцев назад, на рождество.
Поэтому сейчас, сидя на домашнем диване, чувствуя под ногами мягкий ковер, вдыхая запах дома, который как-то быстро успел позабыться за несколько лет, и ощущая ласковый мамин взгляд на себе, Хан хочет плакать. Он скучал.
***
Уехал.
Бах. По ощущениям как пулевое ранение. Прямо в сердце.
— Как? Куда? Насколько? Что он ещё написал? — подскочил Минхо так внезапно, что стоявший рядом Ким отшатнулся, а сидевший перед Ли Хёнджин и вовсе упал на пятую точку, оставшись сидеть так и с широко раскрытыми глазами метаться взглядом от Минхо к Феликсу и обратно.
— Больше… ничего, он больше ничего не написал, — слышится ещё отчётливее растерянность в чужом голосе.
Минхо неверяще выхватывает телефон из рук Ли и самостоятельно читает сообщение.
Засранец Джисон
Не теряй, я уехал.
13:41
И всё. Больше ни слова. Ни строчки.
Минхо даже не понял потом, как они всей компанией оказались в такси, как Феликс матерился, пытаясь попасть ключом в замок их с Джисоном квартиры, как Сынмин опять взял все в свои руки и отворил дверь, как парни оббежали и так не большую квартиру в поисках Хана, пока Минхо оставался стоять статуей у порога, и как они никого не нашли.
Он очнулся от транса только тогда, когда почувствовал, что его пальцы коснулись чего-то горячего. Оказывается его уже усадили на диван, а это Феликс протягивает ему кружку с чаем.
— Он поможет успокоиться, — тихо говорит он и отходит к остальным, что сидят за кухонным столом и что-то тихо обсуждают.
Нет сил вслушиваться в их разговор, да и смысла Ли в этом не находит. Первый глоток обжигает и помогает отвлечься от пустоты и холода внутри. Ощущение, что его бросили до того, как успело зародиться что-то новое и красивое, не покидало парня. Оно разъедало внутренности. А тупое беспокойство и какой-то липкий страх отравляли.
Все же будет в порядке?
Что оставалось Минхо кроме того, чтобы довериться и ждать? Если Джисон уехал, значит ему это действительно было необходимо. Как и сказал Хёнджин, видимо, он слишком на него давил своей заботой и неосознанным проявлением чувств, пошатнул то, что Хан так старательно выстраивал.
Я дам ему время, потому что верю ему… Потому что я люблю его…
***
Джисон моет посуду за собой, хотя мама суетилась и не хотела позволять ему этого делать, но парень настоял на своем. Он украдкой смотрит на нее через плечо, как женщина сидит, укутанная в теплый плед, и вяжет милые носочки для их кота, которые тот, вероятно (как всегда), ни за что не будет носить.
Спицы щёлкают. По дому разносится запах фиалок. А у Хана снова и снова всплывают моменты из прошлого. И только счастливые: покупка нового велосипеда; как они завели этого самого кота, а Джисон дал ему имя Тарелка; победа в школьной эстафете и гордость за содранные колени; крутой робот, которого ему подарили на день рождения; как папа катал его на шее, а страшная сестра разрисовывала во сне лицо фломастером. И многое другое. Какой же он дурак, раз так рано захотел сбежать из-под родительского крыла. Сколько бы ещё они создали прекрасных воспоминаний? Если бы Хан прожил всё ещё раз, он бы выбрал такой жизненный путь или остался бы с семьёй? Горько усмехнувшись, он выключает кран.
Я бы ничего не стал менять.
Ведь он встретил Минхо. Хоть и страшно было принимать эти чувства, но Джисон их уже осознал. Теперь остался страх, что это снова игра в одни ворота. Вдруг Ли не серьёзен в своих намерениях? Вдруг он ошибся? Вдруг ему тоже показалось?
Бр. Нет, он не такой.
Парень характерно передёрнул плечами, будто сбрасывая наваждение, что не осталось незамеченным для внимательного женского взгляда.
— Ну и долго ты будешь раковиной любоваться? — с усмешкой говорит она, ведь Хан, занятый своими тараканами, так и остался стоять на кухне.
Он отложил губку, дёргано сбросил перчатки и засеменил в сторону зала, но остановился в дверях и посмотрел в глаза мамы, словно спрашивая разрешения. Она улыбнулась так же тепло, как делала это в детстве, так же, как тогда, когда его провожала, так же, когда звонила и так же, когда навещала. Она всегда ему улыбалась и поддерживала. Снова хочется разрыдаться, как ребенку, поэтому Джисон, до крови закусив губу и забавно сморщив покалывающий от подступающих слез нос, подошёл к ней и опустился на пол, обняв ее ноги и уложив голову на колени. Тонкие пальцы начали гладить его по голове, и это как всегда успокаивало и пробуждало теплоту в сердце. Он просто закрыл глаза, слушал чужое дыхание и чувствовал взгляд на себе.
— У тебя красивые глаза, — тихо и так ласково, как умеет только она.
Джисон не знает, что ей ответить. Рассказать о том, что снова влюбился? Или о том, когда глаза снова стали карими? Или почему именно Минхо смог завоевать его доверие и заполучить все внимание? Или о том, что ему понравилось в нём? Хан и сам не знает ни единого ответа на все эти и многие другие вопросы, поэтому просто сидит, концентрируясь на теплой ладони в своих волосах.
— Он, наверное, ждёт тебя. Не оставляй его одного надолго.
В сердце кольнуло.
***
Минхо не пускают домой. Он в заложниках. Видимо Феликс из-за сожительства с неординарным Джисоном привык действовать радикально, и раз тот сбежал от его опеки, то Минхо он никуда не отпустит. Поэтому сейчас Ли стоит на чужой кухне и пытается попить воды. Где стакан? Стакана нет. Не страшно. И плюнув на всё, Минхо склонился и начал пить прямо из-под крана. Вода попала в нос и ворот футболки залило, но он попил. Это успех.
Его Феликс уложил на кровать Джисона, потому что, во-первых, он для всех них уже считается бойфрендом Хана, а во-вторых, диван заняли Хёнджин и Сынмин, заявив, что им слишком далеко и лень ехать к себе. Ну лень — это, конечно, аргумент. Тихо посмеявшись с того, как Ким звёздочкой развалился прямо на Хване, пока тот его приобнимал одной рукой, Ли поплёлся в комнату. Белая зависть разлилась внутри.
Я тоже так хочу.
И он отвернулся к стенке, накрывшись одеялом с головой. В комнате стало тихо, только раздавались иногда тихие-тихие всхлипы. Неизвестность и ожидание убивали.
***
Отец вернётся только завтра после ночной смены. У сестры давно своя семья, с которой она уехала отдыхать. Мама сейчас одна. Поэтому Джисон думает, что он здесь вовремя.
Заглянув перед ужином в холодильник, он обнаруживает только бутылку молока, лук, салатики да одинокое кимчи на одну персону.
Непорядок.
Проверив наличку, которую он взял с собой, и баланс на карте, он решил для себя, что лучше накормит родителей вкусным мясом, чем потратит эти деньги на игрушки или литры кофе. Когда он уже напяливал кеды, его окликнула мама:
— Ты куда собрался?
— Хочу в магазин сходить. Есть какие-то предпочтения? — и он постарался пригладить растрепавшуюся чёлку.
— Ну что ты? — она подошла ближе и начала поправлять его волосы сама. — Я уже просто так рада видеть тебя здесь, дома, что мне больше ничего и не хочется, — Джисон заметил, как странно заблестели ее глаза.
Хан не смог сдержать себя и крепко ее обнял, осознавая, что его матери очень сложно дались последние несколько лет. Она не была готова ни тогда его отпустить, ни сейчас, до магазина, ни когда-либо. Тяжело быть мамой.
— Я быстро. Туда и обратно, — кивнул он ей и уже собирался выходить.
— Наш ближайший магазинчик на ремонт закрылся. Надо идти до того, что через 2 улицы от нас, — предупредила она.
— Хорошо, я побежал, — и дверь за ним закрылась.
***
Корзинка заметно потяжелела, в ней было уже очень много продуктов.
— Так, что я ещё мог забыть? — бормотал себе под нос Хан. — А, точно! — он направился к стеллажам с кормом для кошек, решив, что Тарелка обрадуется дорогому корму.
С креветками он не ест, куриный тоже… Ну где говяша?
— С говядиной быстрее всего разбирают, — слышится где-то позади.
Этот голос.
Ему же не показалось? Это правда он? Ком в горле. Джисон пытается сглотнуть — не получается. Кончики пальцев покалывает.
А ну, Хан Джисон! Соберись, тряпка!
Он быстро оборачивается, чем явно удивляет подошедшего человека, и выдаёт на выдохе:
— Привет, Джено, — и Джисон правда улыбается.
Джисон... С одной стороны его можно понять и простить, сказать, что он сильный и мужественный парень, раз решился взглянуть своим страхами и терзаниям в лицо, а с другой, он повёл себя не хорошо. Мало того, сделал больно и себе, и любимому. Ну не лошня ли? Чувство неопределённости делает больно, он это понимает, но всё равно сам это создаёт. Я в...