— Ты ведь прекрасно знал, на какой риск идёшь…

Олежа сердится редко, но когда это делает, голос его становится шёлковым, однако только отбитый без инстинкта самосохранения идиот не заметит, в нём стальных ноток. В этот момент Душнов-младший напоминает собой самурайский меч, спрятанный в рукаве кимоно. И пусть они не японцы, такое сравнение часто приходит Побрацкому в голову после прочтения «Бусидо».

У подонка, с которым Олежа беседует вся рожа расквашена в мясо, сломаны руки и ноги — Побрацкий постарался на совесть, его кулаки и пули всегда попадают в цель. В подтверждение тому ещё четверо трупов застыли вокруг в причудливых позах с красной точкой во лбу, как индусы.

— Ты знал, что заплатишь за всё, но тебя это не остановило, — эти слова у Олежи обычно последние – сигнал, что с беседой пора завязывать. И точно — он выпрямляется и лезет в карман пальто, чтобы достать перчатки.

Побрацкий подходит ближе, когда подонок резко и неожиданно, видимо, из последних сил, дёргает ногой, пытаясь сделать подсечку. Но у Олежи прекрасная реакция — он с усмешкой легко перескакивает препятствие, после чего приземляется в руки телохранителю, упершись спиной ему в грудь.

Облако чёрных волос проходится по лицу. Пахнет чем-то сладким типа персика. Побрацкий невольно хмыкает.

— Дима, ты опять испачкал мне пальто, — замечает Олежа спустя две секунды. Мог бы и поблагодарить за то, что Побрацкий его уберёг от падения в кровавую лужу. За то, что вообще его спас, пока его не изнасиловали всем кагалом и не изрезали на лоскуты.

— Простите, — он отпускает плечи и делает шаг в сторону. Олежа с явным недовольством смахивает с белоснежного шарфа невидимые пылинки и надевает перчатки — с левой. Побрацкий закуривает, ухмыляется. Стало быть, работа руками ещё не закончена.

— А ты меня порядком удивил, — Олежа заканчивает с одной перчаткой и принимается за вторую. — Обычно люди, связавшись со мной, хотят попрощаться с жизнью как можно скорее. Но ты, я смотрю, не из их числа, — он в последний раз холодно улыбается человеку, который, по мнению Димы, и этого не заслуживает, и, натянув вторую перчатку, смотрит куда-то в сторону. — Дима, фас.

Перешагнув через руку рядом лежащего трупа, Олежа отходит подальше. Он без проблем переносит насилие, но не когда забивают руками насмерть. Благо, Побрацкому времени много не нужно, особенно, если есть кастет. Очередной удар пробивает черепную коробку. Дима улавливает движение хозяйской руки и сворачивает жертве шею. Тяжело поднявшись с колена, он сплёвывает потухший окурок, вдавливает в пол мыском и возвращается к своему Хозяину.

Он не убийца и не маньяк. Побрацкий — телохранитель и личный помощник Душнова-младшего, сына влиятельного человека. А, как все влиятельные люди, Душновы ужасно не любят, когда им кто-нибудь переходит дорогу. И уж тем более, когда эти кто-то пытаются угрожать. Или воруют Олежу прямо посреди улицы, как, например, лежащие здесь уроды.

Они угрожали жизни, которую Дима Побрацкий ценит выше всего. Поэтому он поехал сюда один. Он так же не потерпел бы «помощников» и конкурентов, как и его Хозяин.

— Ты задержался, — голос Олежи звучит раздосадованно, немного капризно, но Дима уверен — он ему так же рад.

— Пробки на дорогах, — Побрацкий останавливается на расстоянии менее полуметра и снова закуривает.

— Может быть, хватит уже?

Олежа недовольно смотрит на сигарету, как будто она виновата в том, что его охранника не было рядом чуть более получаса.

— Я только что забил человека руками, могу я хотя бы от вкуса крови во рту избавиться?

Побрацкий ершистый, чуть что сразу в драку или орать, но на Олежу он голоса не повышает. Однако сейчас он, и правда, не в состоянии фильтроваться. При всей его грубости и драчливости Дима не переносит запаха крови. А ещё не выносит кровавые стейки, печёнку и гематоген. У него самого с гемоглобином полный порядок и больше ему не нужно. Побрацкий не жадный и не мясник. Но однажды он прочитал «Бусидо» и понял, что воля Хозяина выше и значимее собственной, и что сам он принадлежит Олеже примерно так же, как его идеально белые перчатки.

— Дай, что ли, и мне тогда, — просит Душнов, и Дима едва не давится дымом от удивления, но это ему не мешает достать сигарету и прикурить.

Олежа неловко затягивается и начинает кашлять. Не удивительно, он же вообще никогда не курил. Дима на это едва усмехается, но тут же поймав недовольный взгляд, приближается и аккуратно, легонько похлопывает по спине, а, почувствовав между лопатками робкое прикосновение узкой ладони, делает шаг и скользящим движением обхватывает рукой за плечи, крепко прижав к себе. На голову почти сразу ложится мягкая от пышных волос голова, вновь окружая навязчивым ароматом.

Диму ведёт. Должно быть, он слишком много выкурил за сегодня. Олежина узкая ладонь спускается по спине и так же, скользя, залезает почти под мышку. Немного щекотно, но Дима терпит, он же не девка какая-то, чтобы визжать.

— Спасибо, что вытащил, — струится шёпот Олежи где-то над ухом, и у Побрацкого скручивает в районе желудка. Когда он в последний раз ел? Наверное утром. Сейчас же почти пять вечера. Не удивительно, что его так штырит. Аж сигарета в пальцах подрагивает.

— Это мой священный долг, — отвечает Побрацкий, искренне веря в свои слова.

— Если бы ты мне сказал, что это твоя работа, я бы тебя ударил, — усмехается Олежа, и Дима, не выдержав, усмехается вслед за ним, а через секунду они уже оба хохочут, сжигая остатки адреналина.

И тут Олежа делает что-то странное — он разворачивается к Диме лицом и обнимает его за шею.

— Серьёзно. Спасибо.

Дима от этой близости почти в панике. Он убивает людей руками, но не в состоянии отодвинуть единственного человека, который зачем-то решил, что прижиматься вот так всем телом — идея на пять с плюсом.

— Я прожгу вам пальто, — вот то единственное, что приходит ему на ум, и вполне справедливо — Олежа ему уже не раз выговаривал. Ведь это пальто подарил Антон.

— Чёрт с ним, Дим, — вздыхает тот, немного отстраняется, но так и не отпускает. — Лучше отвези меня куда-нибудь поесть. Я страшно проголодался.

Он улыбается так, что Побратский перестаёт замечать что-то кроме этой улыбки, а после берёт его за руку и уводит прочь из ангара, где минутами ранее разыгралась кровавая бойня.