Поднявшись на крышу заброшенной школы, я опять осмотрелся. Поблизости не было никого, так что я стал снимать обувь. Я хотел встретить кого-нибудь сегодня, не знаю почему. И ведь не прогадал – я увидел человека на краю.

Девочка, моего возраста, худая как смерть. Она была рыжей, с множеством веснушек на лице, но больше всего мне запомнился её кардиган, противного жёлтого цвета.

Казалось, при чём здесь я? Ну умрёт, так умнёт – на одну душу меньше станет, не беда. Но её лицо мне показалось знакомым, поэтому я крикнул:

– Постой! Подожди! Не делай этого!

Девочка обернулась и посмотрела на меня пустым взглядом. В карих глазах ничего не отображалось, кроме испуганного мальчика, что возомнил себя Богом.

Внутри всё похолодело. Я её узнал – встречались в приюте и не раз. Даже дело до драк доходило, несколько раз...

– Фима...

– Дима.

У Серафимы всегда был дурной нрав и всегда была тяга к саморазрушению. На самом деле, мы были с ней во многом схожи, но одно различие нас слишком сильно отдаляло – я стремился к помощи другим, а она жестоко и грубо относилась к окружающим, считая, что её проблемы важнее каких-то там людей.

– Ну что, доволен собой? Помешал мне спрыгнуть! Продолжаешь играть в героя... Скажи честно - нахуя ты мешаешь людям, а? Тебя кто-то просил?! Самоубийца херов, но делаешь вид, что святоша!

Я молчал на её обвинения и желчь, хотя внутри что-то начало рушится. Надежда на лучшее и вера в свою значимость стали угасать.

– Пойми, парень, кто пришёл сюда однажды, придёт и дважды. Ты лишь оттягиваешь неизбежное.

– Это неправда!, – неожиданно возразил я. – Люди приходят сюда в отчаянии, но я даю им надежду!

– Это ты сейчас пытаешься оправдаться, да?

– Тебе никогда не понять, как это - помогать другим!

– А кто мне помог, а?!

– Тебе не никто не захочет помогать, если ты так и продолжишь решать всё насилием! 

– А что мне ещё остаётся?! Сука, если не ты бьёшь, то тебя изобьют до полудохлого состояния!

– Да пойми ты, не все люди такие, как в приюте, и не все взрослые такие же плохие, как и твои родители-алкаши!

– Да?! А мне то откуда это знать?! От твоих дохлых родичей?!

– Не смей о них так говорить!

– А то что? Они восстанут из могил и придут защищать своего сыночка?

Разум был укутан адским мандражем, смешанным с неописуемой яростью. Руки невольно сжались в кулаки, а сердце вырывалось из груди, оголяя детскую скорбь.

Никто не имеет право говорить о моих родителях так!

Я помню их – они были хорошими людьми. Может, были не идеальными, но они не заслужили таких слов о себе. О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды... А это была ужасная клевета!

– Пойми - они тебя оставили, ты им не нужен! Мы никому не нужны!

Я упорно боролся с желанием ей хорошенько врезать, ведь руки чесались и хотелось, чтобы она заткнулась и перестала говорить своим грязным ртом про моих родителей. Ужасно хотелось, но я не мог – не этому меня отец учил.

– Что? Нечего возразить?!

– Есть, ведь ты нихуя не знаешь, чтобы так о них говорить! Меня они оставили, не потому что захотели или потому что они мрази, а оставили, потому что их какой-то мудак сбил и они погибли в ДТП! Фима, пойми же, нельзя всех грести под одну гребёнку. Это неправильно!

Серафима что-то хотела возразить, но её нога соскользнула и она упала. Лишь чудом я успел подбежать и схватить её за руку.

"Может... Мне её отпустить?"

И правда – она сама хотела умереть, даже накричала за то, что я помешал её планам. Её жизнь, буквально, зависла от меня. Фима даже не цеплялась и отпустить её, казалось, правильным решением... Но я не мог. 

Я не мог её убить, даже будь это её последняя воля. Да и имею ли я такое право? Думаю и спасение чужих душ – не моя забота, но лучше уж так, чем мучить себя мыслями об убийстве.

Мне пришлось сильно постараться, чтобы её вытащить обратно и поставить её на ноги.

– Зачем?

Я не отвечал. Мне вообще ничего не хотелось говорить и не хотелось отвечать на её глупые вопросы.

– Ты с лёгкостью мог меня убить и дело с концом!

– Я - не ты. Совесть замучает такой тяжкий крест нести. Да и не этому меня учили мать с отцом.

– М... Ясно.

Я достал из кармана полупустую пачку и взял от туда две сигареты.

– Давай нормально поговорим, а?

– Я говорить с тобой не собираюсь. – несмотря на отказ, Фима всё равно взяла предложенное.

– Тогда съеби.

– Что?

– Съеби отсюда! – голос надломился и у меня больше не было сил сдерживать дрожь и слёзы.

Она лишь подала плечами и без вопросов ушла, исчезла. Вместе с наступившим дождём я смог заплакать, наконец-то не сдерживая всю накопившуюся боль.

А в пачке осталась одна сигарета.