— Саня… Сань, успокойся и сядь уже, пожалуйста! — Такхизис ловит «разбесившуюся» Крисанию на общажной кухне. Если малая и дальше так паниковать продолжит, то кроме двух ножей, разбитой тарелки и ушатанных нервов еще что — нибудь снесет, или себя покалечит, что более вероятно. Немного больно за руки держит и обнимает. Нежно, но крепко. 

— Куда ты так забегалась, душа моя? — Смотрит внимательно в серые глаза, подернутые тревожной дымкой. Маленькую трясет, у нее слезы наворачиваются. Она такую эмоциональную нагрузку впервые ощущает, ей непривычно и страшно. 

И самую малость неприятно. 

— Я… Я… — девочка теряется и все — таки плачет — Я впервые встречаю Новый Год не… Забитая и испуганная собственным отцом и затравленная мамой, а…

Счастливая?

Такхизис урчит тихо. Злобно. Не раз и не два она слышала, как с Крис мать ее разговаривает. 

Сания — то к такому обращению общению привыкла, а вот ей наорать за такое хотелось.

Ну не понимала она, чем такая малышка заслужила такие завышенные ожидания, что даже в общежитие сбежала. Чуть старше нее был только Даламар, но у него родителей вообще не было. 

— Чудь, ты или идешь вытаскивать Рейстлина и Даламара из — за учебников и пусть они несут в комнату стол, потому что пересдача у них только в середине января, или просто сидишь и ничего вообще не трогаешь — да, резковато. Но привести ее в чувства можно было только так. 

Такхи нежно целует ее в лоб и отпускает с кухни. 

Возни с салатами больше, но хотя бы мелочь в безопасности.

— Такхизис — тихий голос вновь раздаётся на кухне — Там Анька, я боюсь…

Анну Светлый Меч не любила вся «святая четверка». Да и эта выскочка тоже терпеть не могла соседей по этажу. Один раз ее Даламар вообще в комнате застал, когда эта рыжая бестия в их вещах копалась. За шиворот к директору общежития приволок. Тот, конечно, руками развел, но с той поры между ними и Анькой разгорелась настоящая вражда. 

— Ты мимо нее пройди и не смотри даже, а если прицепится — ори на весь этаж, ее охранники выставят. 

Такхи только улыбнулась, когда белой платье мелькнуло за закрытой дверью. 

Взрослеет мелкая.

      ***

Рейстлин выключил лампу и хрустнул затекшей спиной. До пересдачи ему с Даламаром было далеко, но вызубрить они решили уже сейчас. Вернее, решить — то решили, а Крис заставила сесть.

— Вы закончили? — Крисания забежала в комнату, легонько стукнув каблучками. 

— Не поверишь, да. И только тебя вспоминали — усмехнулся Даламар — Чем там нашей Темной Госпоже помочь?

— Такхизис сказала стол принести в комнату — серые глаза зажглись озорным огоньком. 

— Это вот этот стол с общего балкона? — застонал Рейстлин — Который пока несешь молишься, чтоб не уронить, а он еще так издевательски створками постукивает?

— Он самый — смеется Даламар и встает — Пошли, страдалец. 

Все трое уверены, что Такхизис слышит их вселенскую ругань, пока стол кочует с одного конца общаги на другой. И как он водружается в самый центр комнаты, тоже. Рейст достает скатерть, невесть откуда взявшуюся, и идет на кухню за салатами. 

— Никто не умер? — с порога спрашивает она — Вашему красноречию вахтерша позавидует. 

— Все живы. Докладаю — Маджере заговорщицки понижает голос — А мы когда подарки под ёлку подложим? Мелкие оба с нами крутятся, в Деда Мороза верят и ждут. А мы никак не успеваем. 

— Так это разве не ты письма забирал? — хмурится Такхи. 

— Нет, я думал, что ты… Логично же… Кровать Саньки над тобой. Даламара снизу, подо мной. Конверты их рядом на окне стояли, тебе было бы удобнее незаметно стянуть. 

— Но это не я…

— Неужели правда это все?

На кухне воцаряется тишина. Каждый думает о своем. Рейстлин — о Даламаре, которому недавно подарил его первый поцелуй. Как сердце бешено заходилось и грозило сломать грудную клетку. Как Даламар был счастлив. 

Такхизис — о Крисании. Она любила ее. Всем сердцем и бездушным нутром. Шею любому была готова за нее свернуть. Поэтому и ворчала часто. 

Дети они. И все тут.

В конце концов даже елку поставить и нарядить было Саниной идеей. Она верила в волшебство, вешала игрушки с таким трепетом, в который поверить сложно было. И письма Деду Морозу она подбила писать. 

Даламар только этого и ждал. Он хоть и был на два — три года старше, но был рад, что серые будни и серых взрослых разбавил кто — то еще. Кто — то похожий на него. Кто — то, кто верил в чудеса и знал, что они есть. 

        ***

Крисания и Даламар помогают салаты расставлять, пока старшие сдвигают нижние кровати в одну большую. Потом сбегают вниз и выпрашивают у вредной старой вахтерши радио. 

Садятся все и ждут куранты, замирая. 

Такхизис целует Крисанию. Нежно, боясь спугнуть. Так осторожно, словно Крис от любого дуновения ветерка сломается. 

Но это не так.

Даламар ложится на колени Рейстлина и плетет ему косы на длинных седых волосах, пока тот не ругается. 

Желание загадать успевают еще до курантов. 

Бой курантов всем кажется чем — то загадочным. 

Такхизис — волшебным сном, который может оборваться. 

Крисании — первым годом без боли. 

Рейстлину — шагом к любви. 

Даламару — запахом мандаринов и мечты. Одной. Заветной. 

— С Новым Годом, моя сильная девочка. 

— С Новым Годом, моя мечта.