Просыпаться под пение птиц, конечно, прекрасно, но было бы вдвойне прекраснее, если бы не мутило.

У Арсения голова кружится, даже когда он в кровати лежит, а что будет после того, как он встанет, подумать страшно. Вопрос, зачем нужно было столько пить, задаёт себе только утренний Арсений, а тот, вечерний, не считал ни стаканы, ни банки.

Затем.

Он переворачивается на кровати, вжимаясь лицом в подушку, на случай, если находящийся где-то рядом Матвиенко вдруг смотрит и увидит хорошо знакомое что-же-я-вчера-натворил лицо.

Строго говоря — ничего.

Он Антона и пальцем не тронул (прошу зафиксировать это в протоколе, ваша честь). Просто немного попровоцировал и не протестовал, позволяя некоторым вещам случиться.

Арсений всё-таки открывает глаза, обнаруживая себя неловко скукожившимся прямо в одежде поверх одеяла, угол этого самого одеяла еле-еле накинув себе на ноги. Телефон подсказывает, что сейчас полдесятого, а довольная Серёжина моська на кровати у противоположной стены — что просыпаться сосед не собирается ещё долго.

Вытряхнув себя из кровати, Арсений решает воспользоваться возможностью встать раньше остальных. Бегать он сегодня, кажется, не собирается, но не собирается и упускать возможность понаслаждаться загородным отдыхом, пока Шастун не проснулся и не пошёл его искать, чтобы смущённо пояснить, что между ними ничего вчера не было.

На кухне Горох умиротворённо моет от земли не пойми откуда добытую редиску, а на веранде Дарина принимает солнечные ванны в футболке и шортах, не решившись, видимо, на купальник, пока воздух не прогрелся. Вот и все обитатели дачи, бодрствующие в этот час, на этом пересчёт жаворонков окончен.

Выпросив у хозяйки полотенце, Арсений направляется в ванную, чтобы смыть с себя запах вчерашнего греха и просекко (ха-ха, просекко это такой напиток, который пьют, а потом случается секс), но останавливается на полпути, заворожённый бликами озера.

Вызвавшись исполнить роль главного тестировщика воды, он заскакивает в свою комнату, чтобы захватить плавки (так плавал бы в трусах, если бы носил их) и уже через пять минут с довольным криком летит с пирса в воду.

Плавать хорошо и к холоду быстро привыкаешь. Сегодня, вместо пробежки, он устроит заплыв — и зарядка, и освежает отлично.

Постепенно на веранде и заднем дворе появляются помятые люди, но Арсений так из воды и не вылезает — разве что пару раз, чтобы посидеть на пирсе и обсохнуть, но всё равно после этого неизменно плюхается в воду снова.

Когда на веранде появляется долговязая фигура Шастуна, Арсений на секунду теряется — неужели он плавал так долго, что даже главный засоня успел проснуться? Но Антон что-то ворчит про шум и про то, что его разбудили, а потом, оставив загорающую чету Шеминовых в покое, длинными шагами направляется к пирсу.

Он не первый — Арсений уже успел сегодня Зайцу и Позу ответить на стандартные вопросы про температуру водички. Но почему-то сейчас, когда к нему направляется Шаст, в солнечном сплетении поселяется неприятная жужжащая тяжесть.

Антон, кажется, замечает его где-то на середине пирса и на секунду останавливается, но потом всё же решает свой марш продолжить. Зачем, интересно? Либо он пока не собирался купаться, либо вместо плавок решил погрузиться в воду в футболке со спортивками.

— Чё как вода? — дежурно интересуется Антон вместо приветствия, остановившись у края пирса.

— Ну такая, — пожимает плечами Арсений, нащупывая ногами дно. — Прохладная. Днём нагреется и будет самое то. Но для похмелья и сейчас хорошо.

Шаст фыркает, глядя на расходящиеся по глади озера круги от бултыханий Арсения:

— Ты как?

Хороший, блин, вопрос. Понять бы ещё, применительно к чему он задан. К похмелью? К их вчерашнему… кхм… взаимодействию? К жизни в целом?

— Порядок, — коротко отвечает Арсений, решая покрыть все три варианта сразу.

Не дожидаясь ответного вопроса, Антон хмуро чешет нос:

— А я чёт… — он так и не заканчивает фразу, но по контексту понятно, что вряд ли он себя чувствует свежим как огурчик.

Антон лениво стаскивает с ног кроссовки и подтягивает штаны повыше, а затем усаживается на край пристани. Его ступни до воды не особо достают, но жест Арсению понятен, и он послушно плывёт к лестнице, выходит из воды и устраивается рядом с Антоном.

Минуты две они сидят так молча, и Арсению даже начинает казаться, что они обойдутся без неловких разговоров — просто посмотрят на водичку и пойдут завтракать, планируя оставшийся день.

Но Антон эту надежду разбивает вдребезги, когда воровато оборачивается, явно чтобы убедиться, что их не слышат, и нервно заводит:

— Слушай… Насчёт вчерашнего желания.

Ну вот, началось. Если сейчас из Шастуна попрут обвёрнутые драмой моральные терзания, эта вчерашняя шалость точно того не стоила. Сколько бы Арсений ни кидал на него взгляды, когда Антон переодевается в гримёрке, сколько бы ни задерживал пальцы на его плече, уводя за собой за кулисы, сколько бы ни зависал, глядя на его губы — если сейчас начнётся какая-то ебанина, он про этот несчастный минет пожалеет десятикратно. Потому что трахнуть было можно кого угодно, а с Шастуном всё равно придётся работать.

— М? — как можно нейтральнее старается отозваться Арсений.

— Я его что… реально потратил вчера на то, чтобы тебе отсосать?

— М-угу, — дипломатично мычит Попов, не разжимая губ и на всякий случай не отводя взгляда от противоположного берега.

Антон предсказуемо падает лицом в ладони, откуда доносится приглушённое:

— Блядь… вот дебил…

Пока что диалог выглядит вполне ожидаемо, настолько, что Арсений внутри головы начинает репетировать реплики, которыми будет отвечать на стандартные сокрушения Антона: да-да, я знаю, что это ничего не значит, я помню, что ты не такой, никому ни слова, само собой…

Но внезапно ни одна из них не пригождается, потому что следующая реплика Антона, словно переключили стрелку на переезде не туда, укатывается в непредсказуемую сторону:

— Блядь, это ж надо было так тупо его потратить!

Арсений от неожиданности отрывается от созерцания другого берега и поворачивается на Антона, жмурясь от солнца:

— Чего?

— Да желание, — бесхитростно повторяет Шастун. — Я всё ходил, ходил, думал, что тебя заставлю сделать, а в результате потратил… ну, на хуйню какую-то.

Арсений моргает раз, два — но картинка перед глазами не меняется. Он незаметно щипает себя за предплечье, но не просыпается. И тогда осторожно уточняет:

— Тебя только это смущает?

Антон так же, щурясь, поворачивается на него:

— Арс, ну мне же не пятнадцать, чтобы меня что-то ещё в этой ситуации смущало. Ну… то есть… Это довольно смешная и нелепая ситуация, и мне немного обидно, что её не рассказать никому, потому что сам понимаешь… Но сам отсос — господи, с кем не бывает.

С гетеросексуалами — хочет, очень сильно хочет ответить Арсений, но закусывает щёку изнутри, чтобы ничего не сказать. Драма на пустом месте и кризис ориентации Антона ему сейчас не нужны совершенно, и подначивать Шастуна он не станет. Боги даровали ему такой прекрасный выход из ситуации, и он его не просрёт.

— Окей, — отвечает Арсений тем тоном, который обычно используют, когда ничего не окей, но нужно двигаться дальше, пока не ёбнуло. — А что ты хотел загадать?

— Да блин, много всякого, я не определился, — бурчит Шастун, снова отворачиваясь на воду. — Но теперь-то уже чё, всё уже.

— А если кто-то спросит? — осторожно интересуется Арсений. — Ну, что с желанием стало?

Антон морщится:

— Слушай, можешь что-то выложить? В инсте или в телеге там. На свой вкус. Ну, с намёком, что я тебя заставил.

— Шаст, без вопросов, — кивает Арсений и чувствует, как чуть не уехавшие куда-то не туда отношения возвращаются на прежнюю колею.

Можно выдохнуть.

***

— Арс, а что это такое? — ухмыляется Стас, кивая на телефон, который держит в руках. — Сейчас не четырнадцатое февраля, чтобы в любви мне признаваться.

На заднем фоне слышен шорох и гул — Заяц спрашивает, куда смотреть, Шевелев отвечает ему, что в инстаграм.

— Хорошему человеку почему бы в любви не признаться? — пожимает плечами Арсений с улыбкой.

— Кажется, Арсу так понравилась твоя дача, — вклинивается Позов, — что он решил выйти за тебя, чтобы её отжать.

— Вот это гейский рэкет! — восхищённо присвистывает Стас.

— Сучка, он мой! — смеётся рядом Дарина, и они с Арсением тратят несколько секунд на шуточную перепалку с мяуканьем и шипением под дружный смех разбросанной по диванам нетрезвой компании.

— Хэштеги почитай, — наконец подсказывает Арсений.

Шеминов хмурится, уставившись в экран, и зачитывает вслух:

— #шастунменязаставил, #потомучтояемупроспорил, #неввязывайтесьвспоры, #еслитольковынегрибы, — а затем тянет разочарованно. — Ну вот, а я уж растогался, думал, неужели Арсений меня полюбил…

— Ничего, Стас, мы тебя любим, — отзывается Позов с кресла в другом конце гостиной.

Шеминов комично отмахивается:

— Да вы-то мне нахуя, если Арсений меня не любит.

— Беру свои слова обратно, я никогда не любил Стаса, — фыркает Позов.

Бокал в руках Дрона взмывает вверх:

— А, мы играем «я никогда не»? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, пьёт.

— Мы не играем в «я никогда не», — ворчит Стас.

— Не понятно, почему, кстати! — подхватывает Гаус. — Я никогда не играл с вами в «никогда не».

Вверх вскидывается сразу несколько пивных банок, знаменуя, что правила игры приняты.

Арсений эту игру не особо жалует, ему доводилось играть с коллегами в какую-то тупую карточную версию, и даже там он выдал слишком много на вопросах про тройничок и секс с разными людьми в течение одних суток. Он бы, может, и не против был даже честно отвечать на вопросы, но его напрягают следующие за этим расспросы: а когда, а где, а как? Хочется иногда просто выпить в ответ на провокационный вопрос, а потом загадочно молчать. Всё равно все эти пояснения приводят к тому, что он узнаёт о людях больше, чем хотел бы.

Этот раз не исключение — всё начинается с каких-то невинных вопросов, а неизменно скатывается к выяснению того, кто трахался в их офисе, дрочил в гримёрке и пиздил домой туалетную бумагу. После этого обычно начинается блок с вопросами, которые можно охарактеризовать только как «очень гетеросексуально», и он не заставляет себя долго ждать.

— Я никогда не целовалась… М… С представительницами своего пола, — целомудренно бубнит Оксана и смущённо наблюдает, как примерно половина бокалов поднимается к губам своих обладателей.

Арсений пьёт, закатывая глаза — относительно него никакого секрета нет. Относительно остальных — они как-то уже, вроде, делились своими неинтересными историями, 90% из которых сводились к объяснению «по пьяни». Остальные 10% приходились на Матвиенко, но его неинтересная история звучала как «с Арсом по приколу, хотите повторим?», но никто никогда не хотел.

— Я никогда… — тянет Шевелев, поднимая глаза к потолку в поисках варианта, но быстро сдается, потому что порядок ходов теперь очевиден, — не занимался сексом с представителем своего пола.

Арсений пожимает плечами, делая очередной глоток, но на него всё ещё никто не смотрит. Смущённо хихикая, пьёт Дарина и зарабатывает этим несколько восхищенных восклицаний.

Взгляд же Арсения прикован к Антону — тот сидит на том самом месте, где буквально вчера (сегодня, если считать астрономические сутки) самозабвенно делал минет Арсению, но его рука неуверенно дёргается вверх и вниз, словно он не может решить, стоит ли пить.

Благо, Арсению ничего говорить не приходится — как бы он ни был заинтересован в том, чтобы услышать пояснения Антона, в самосаботаже он не заинтересован совсем. За него вопрос задаёт сидящий рядом с Антоном Горох, толкает того плечом и усмехается:

— Шаст, ты определиться не можешь?

— Ну… да, — задумчиво отзывается Шастун, стакан которого всё ещё завис в воздухе. — Я просто не знаю, что считается за секс, а что нет.

Вот сучёныш.

— Так, подожди-и! — просыпается Макс под общий гогот. — Давай-ка разбираться!

Антон вздыхает, как будто из него информацию насильно вытягивают.

— Голландский штурвал считается? — и поясняет. — С пацанами, в летнем лагере.

— Херасе у вас культурная программа в лагере была, — фыркает Позов.

Заяц, кажется, не теряет надежды разобраться:

— Голландский штурвал какой? Когда за член держишься или за руку? Просто по-разному считают…

— Это что, влияет на что-то? — закатывает глаза Позов. — Ты всё равно дрочишь другому мужику. Ну, парню.

— Ну ты или трогаешь чужой член, или нет! — вспыхивает Макс.

— А, то есть такие критерии? — усмехается Димка в ответ.

— То есть, если это мой член трогают, это не по-гейски? — вклинивается в дискуссию Матвиенко и тут же картинно вздыхает с облегчением под очередной взрыв хохота.

— По-гейски, — возвращается в обсуждение Шастун. — Но дрочка это же не секс.

Он звучит уверенно — скорее утвердительно, чем вопросительно, и молча наблюдающий за этим спором Арсений приподнимает брови.

— А что это? — подначивает его Дарина.

— Ну… прелюдия типа… — пожимает плечами Антон. — И отсос тоже не секс. Секс это когда…

Он не договаривает до конца, но красноречиво завершает предложение предсказуемым жестом из пальцев.

— Эх, мужики, — закатывает глаза Дарина, и следом её мысль подхватывает Оксана:

— Удобно, конечно, раз не секс, то и не измена, да?

Антон обиженно мотает головой:

— Подождите, это вообще другой разговор! У меня ничего не измена, потому что я в открытых отношениях вообще-то!

Опа, вот это новости.

Арсений, конечно, догадывался, что не всё у них с Ирой так просто, но вряд ли мог предположить, что их отношения доросли до выдачи карт-бланша на измену.

— Но в целом, — продолжает Антон. — Всё измена: и секс, и не секс, и поцелуи, и флирт по вотсаппу, и в тиндере сидеть…

— Шаст, ты зубы нам не заговаривай, — ухмыляется Стас. — Пей давай за свой голландский штурвал, а то матч уже скоро начнётся, а мы тут трезвые какие-то.

***

Нельзя сказать, что Арсений чувствует себя не в своей тарелке, но за игрой он следит без особого интереса, больше внимания уделяя свиным рёбрышкам и попыткам вместе с Оксаной разгадать по фоткам из сторис, куда поехал отдыхать её бывший.

Имитация интереса к футболу не входит в его обязанности, если на него не нацелена камера, а сейчас они вроде как договорились отдыхать без обязательств пилить контент. В кои-то веки.

Не сказать, что Арсений жалеет, что обычно такие попойки проходят без него. Он всё равно большую часть вечера сидит в углу на кресле и гордо берёт на себя подколы, высмеивающие то, что он не понимает, что происходит на поле.

Понимать-то понимает, просто не испытывает какого-то азарта или радости — гораздо приятнее смотреть на то, как блестят глаза ребят, чем на мелкие фигурки, бегающие по полю. Ладно, ещё иногда интересно бывает смотреть, как футболисты после гола валятся в кучу, снимают футболки или целуются, но это он при желании и на порнхабе может увидеть.

— Да всё уже, всё! — Антон раздосадованно валится на диван. — Не забьют уже.

За ним наблюдать тоже интереснее, чем за игрой — за тем, как он подскакивает с места на острых моментах, как топает ногами и кричит, как расплёскивает вокруг пиво, махая руками.

И, повинуясь внезапному порыву, Арсений улыбается:

— Спорим, забьют?

— Да ты чего, одиннадцать минут осталось, — отмахивается Антон, — какой там.

— А я думаю, забьют, — настаивает Арсений. — Спорим? На желание.

Он улыбается и быстро подмигивает так, чтобы это успел увидеть только Антон.

— Арс, кажется, у тебя вырисовывается зависимость от азартных игр, — не отрывая взгляда от экрана, комментирует Дима.

Арсений мотает головой:

— Мне просто нравится, когда Шаст за меня контент-план составляет.

— Ну хорошо, — усмехается Антон, и за его спиной таймер стремительно приближается к девяноста минутам. — Спорим.

Конечно, они не забивают.