— У кого какие планы на Рождество? — закидывая сумку на плечо, оборачивается Хёнджин.

— Я и мое гордое одиночество планировали устроить марафон «Один дома». Ну, может быть, и Гринч лишним не будет, — зачесал пятерней мокрые волосы Джисон, направляясь на выход.

«Да и настроение полный Гринч», — проносится мысль в голове, отдавая желчью где-то на подкорке. Почему-то сейчас всеобщее предвкушение и предпраздничное настроение невероятно раздражают.

Весь помятый, растрёпанный и осунувшийся, синяки под глазами — такое обычное зрелище, что трудно уже представить Хана без них, ведь последние пару месяцев они занимают свое законное место и явно исчезать не собираются. Удивительно, что даже под огромным грузом работы, сессий, экзаменов и тренировок Джисон обычно никогда не утрачивал своей природной свежести, харизмы и энергии. Сейчас же на него без жалости не взглянешь.

— Я планирую семью навестить, — закрывает Минхо зал и, натягивая пушистый шарф до глаз, бормочет, что отнесёт ключ на вахту, а они пусть подождут его у ворот, а сам скрывается за углом.

Переставляя плохо гнущиеся ноги, Джисон бездумно бредет к выходу, только у самых дверей замечая, что Хёнджин почему-то отстал. Уткнувшись носом в воротник, и пряча свое уже давно не щекастое лицо, он всем корпусом оборачивается, как надёжно закутанный ребенок, хотя на нем всего относительно свежая — читай как ужасно мокрая и воняет по́том — после тренировки футболка и куртка. А на улице клонит к минус 20 и снег стеной летит. Заболеет? Сейчас так плевать, что даже новый год с ангиной не кажется чем-то ужасным. Будет даже лучше, если он проваляется в бреду с температурой все выходные, чтобы побыстрее наступили привычные занятые дни и Хан мог ежедневно снова видеть его.

Развернувшись, Джисон натыкается взглядом на задумчиво глядящего на него Хвана, который без остановки перебирает лямку своей спортивной сумки.

— В чём дело? — бесцветно спрашивает Хан. Ему бы до кровати доползти и снова ближайшие 10 часов пялить в стену, а не тут посреди коридора стоять и играть в гляделки.

— Джисон, почему это с тобой происходит? Ты же говорил, что отпустило, — обычно заносчивый и хара́ктерный Хёнджин сейчас выглядит неестественно встревоженным, а беспокойство так и читается прямым текстом в его глазах.

— Да, говорил, — кусает изнутри щёку Хан и сует руки в карманы, чтобы не показывать, как сжались его кулаки. — Все мы много чего говорим… Но не все случается так, как хотелось бы, — и он просто разворачивается, и выходит на улицу навстречу ледяному порыву ветра, хлопая дверью.

***

Ничего не изменилось после того случая.

Нет, не так.

Кое-что всё-таки изменилось.

Нет.

Все изменилось.

Жизнь Хан Джисона сначала встала вверх ногами на голову, а потом рухнула, разбившись так эпично, что слезливые дорамы в жанре мелодрама отдыхают. Но ему теперь с этим жить. Ну точнее — он пытается.

Проснувшись чуть позже обеда в тот роковой день, Джисон первым делом провел ладонью по холодным простыням рядом. Пусто. Никого не было рядом. И уже давно. Но это не пошатнуло его позитивного настроя. Настроение было такое хорошее, что парень мог без преувеличения сказать, что в тот самый момент чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле. Ну если не на Земле, то хотя бы в Сеуле… В этом жилом районе точно! Отлепив щёку от подушки и почесав пятку, Джисон смог поднять себя с кровати. Отыскав в дальнем углу на полу свою мятую футболку, он наскоро натянул ее через голову, ещё больше взъерошив свои и без того пушистые и торчащие во все стороны волосы. Когда Хан вышел из комнаты, то прощеголял в одних трусах и футболке до кухни на запах какой-то еды, найдя на столе уже порядком остывшие тосты и яичницу.

— Хё-ё-н, — позвал он протяжно на всю квартиру.

— М? — послышалось вопросительное откуда-то из-за зала.

— Я не хочу в одиночестве завтракать. Посиди со мной, — разогревая в микроволновке остывшую еду, продолжает орать на всю квартиру Джисон.

— Бро, не могу, я занят, — прилетает в ответ, и на фоне продолжает немного шуметь телевизор.

От этого его «бро» Джисон порядком напрягся, но звук микроволновки заставил его вздрогнуть, напомнив, что еда разогрелась. Быстро проглатывая жареные яйца и закусывая их хрустящим хлебом, Хан усиленно пытался понять, чем же так был занят Минхо, что даже просто не мог посидеть рядом, составив ему компанию. Но кроме полной тишины квартиры и редких разговоров из телевизора ничего не было слышно. Как будто и старшего в доме нет, а Джисон просто проснулся в чужой квартире, ест на чужой кухне чужую еду. На секунду появилось ощущение, что он здесь чужой. Встряхнув головой, от чего отросшая челка упала на глаза, Хан постарался убить это чувство внутри.

Бред. Не может быть такого.

Не после того что произошло ночью. Конечно, «витаминки» послужили толчком ко всему, что произошло, но они не могли отменить факт того, что они говорили друг другу всю ночь, прижимаясь близко-близко и сцеловывая выдохи с губ. Таблетки оказывали эффект явно не на речевой аппарат. Минхо сам сказал эти слова, а Джисон прочитал по его глазам, что это правда.

Он быстро проглотил последний кусок, поставил грязную посуду в раковину, лишь залив ее водой, и налил себе попить — задумавшись, так быстро все съел, что аж ком в горле встал. Громко поставив стакан на столешницу, уставился в стену — мерзкое чувство внутри не желало исчезать. И вот теперь все его безграничное счастье начинало потихоньку меркнуть. Поэтому парень, чтобы убедить себя в обратном — что все хорошо и он зря себя накручивает, — решительно направляется к старшему в зал. И видит, как тот сидит на диване, подобрав одну ногу под себя и обнимая подушку, смотрит передачу про слонов.

— Серьезно? Слоны? — уперев руки в боки, остановился в дверном проёме Джисон и встретился с непонимающим взглядом. Поэтому пояснил: — из-за передачи про миграцию слонов ты отказался посидеть со мной на кухне?

— Ты что-то имеешь против слонов? — как всегда невозмутимо — в его стиле.

«Хотя бы нет это его "бро"», — дёрнув плечом, поежился Хан и подошёл к дивану, заваливаясь рядом. Нагло отобрав у старшего подушку, он устраивается под теплым боком, обнимая его руку своими и собираясь присоединиться к просмотру.

— Что интересного я пропустил? Как они спариваются или обряды ухаживаний? — наблюдает Джисон за огромным животным на экране.

— Только что закончилась передача про сурикатов, так что сейчас все сам про слонов и узнаёшь, — отняв свою руку из чужой хватки, Минхо по-дружески, как всегда это делал, потрепал его по волосам, а потом наклонился к столику перед диваном, чтобы взять пульт и добавить звук. А потом уселся, мирно сложив руки на своих коленях, словно намеренно больше не хотел прикасаться к Джисону.

Почему он ведёт себя… Так?

Хан растерянно моргает, рассматривая человека рядом с собой, и будто узнать его не может. А тот лишь смотрит, как слонёнок отбился от матери, и что-то комментирует, но Джисон не слышит. Он просто сидит и чувствует всем своим существом, что что-то не так. Напряжением или неловкостью это назвать нельзя — все слишком как обычно. Нет. Это просто… стена. Самая настоящая стена между ними. Младший уже было хотел спросить, что происходит, но у Минхо неожиданно звонит телефон из спальни, поэтому он поднимается и скрывается в глубине квартиры. Джисон же остаётся только ждать и, убавив громкость, слушает, как хён отвечает на вопросы о своем самочувствии Сынмину, шутит про таблетки Хёнджина и рассказывает о крутой передаче о слонах, которую сейчас они уселись смотреть. По его возвращении Хан снова хочет предпринять попытку разговора, но лишь наблюдает за тем, как Минхо укладывается в другом конце дивана и просит обратно добавить звук.

Это неправильно. Так не бывает.

Всегда, когда они сидят на диване, можно почувствовать тепло другого под боком, потому что они прилипчивые друзья, которым это свойственно. А теперь Ли сел в метре от Хана и смотрит на слонов так внимательно, будто посылает сигнал: что вот, не трогайте меня, мне сейчас интересны лишь слоны, а все остальное — вздор. Весь завтрак Джисона подкатывается к горлу и встаёт комом, что аж вздохнуть получается лишь через раз.

Намёк понят. Не тупой.

Нет, тупой, раз подумал, что теперь будет «и жили они долго и счастливо».

Он молча встаёт, не спеша собирается и лишь у порога по привычке кидает, что еда хёна была вкусной и «напишу позже», а неподвижный Минхо остаётся смотреть передачу про слонов, что-то промычав в ответ на прощание.

В этот день никто никому так и не написал.

***

И после этого жизнь разделилась на до и после, превратившись в немое кино, в котором все четко знают свои роли и играют так хорошо, что сложно поверить, что когда-то все было совсем иначе. Тупые «бро» и «хэй, мелкий» перетекали изо дня в день, а похлопывание по плечу стало единственным жестом, показывающим, что они все ещё типа друзья.

Хах, типа друзья.

Все же остальные работали как хорошо слаженный механизм и никогда не поднимали эту тему в разговоре после пары неудачных шуток Хёнджина про тупость Хана и как он витаминки перепутал. Буквально на второй день их совместного пребывания в компании стало для всех очевидно то, что случившееся что-то пошатнуло в их отношениях, но они упрямо все замалчивали и не желали обсуждать, пока всем привычный дуэт разваливался на части.

Со стороны Ли выглядел достаточно нормально и почти ничем не отличался от старого Минхо. За исключением того, что теперь всегда за одним столом садился между Хёнджином и Сынмином, даже несмотря на то, что постоянно с каждым из них препирался, как кошка с собакой. Контакты с Ханом попытался ненавязчиво сократить, а именно продолжил присылать мемы и на совместных парах так же просто сидеть рядом — теперь разговаривали они довольно редко. А общие их поездки на автобусе домой, пятничные гулянки, домашние посиделки, привычные подшучивания, наигранный флирт и милые прозвища исчезли, делая общения сухими и каким-то неестественно ломаным, что мешало каждому, кто становился случайным свидетелем их вот такой «дружбы».

Джисону же все это давалось куда тяжелее, хотя он стоически претерпевал каждый раз невидимый укол в сердце после того, как видел, что Минхо, издеваясь над Хваном, безустанно его щекотал. Или как старший забавно щипал за щёки Сынмина, называя его собачкой. Пф, а к нему ни разу за месяц даже обняться не подошёл.

Первое время — наверное, около недели — было совсем невыносимо. Сидеть на паре, слушая очередные непонятные вещания учителя по философии, и ощущать его присутствие рядом, но молчать, а иногда, когда взгляд сам невольно ползёт в сторону, натыкаться на бледнеющие следы, украшающие красивую шею, которые Джисон оставил тогда самолично. Минхо и не пытался их замазать или прикрыть — продолжал также носить безразмерные толстовки, утопаяя в них ладонями, оставляя шею совсем открытой. Чужое поведение провоцировало больное воображение нервного Джисона, и ему начинало казаться, что Ли нарочно так поступает с ним. Словно демонстративно показывает их ошибку. Подтверждая свой актерский талант, упорно делает вид, что ничего между ними не было.

Но что сбивало Хана с толку ещё больше, так это абсолютное спокойствие Минхо, когда Хёнджин задал прямой вопрос насчёт того вечера. Джисон правда не хотел подслушивать разговор парней, просто невольно стал случайным свидетелем неожиданного во всех смыслах откровения, когда они договорились выпить в их любимом баре всей компанией. В тот вечер он просто немного опоздал, но благодаря этому застал их разговаривающими в курилке рядом с баром, когда Хвану приспичило покурить.

— Сейчас, пока мы одни, если я спрошу, ты не станешь отрицать, что вы переспали? — не упоминая имена, спрашивает Хёнджин, — здесь все и так до банального понятно.

— Да, переспали, — у Джисона начала бегать челюсть по переулку, в котором он укрылся, слушая чужой разговор.

То есть… Он полностью осознает этот факт, но попросту решает его игнорировать? Даже не начинает отрицать, что ничего не было?

А ещё это спокойствие и равнодушие в голосе творят что-то невообразимое с хановым сердцем — парень уже готов взвыть от безысходности. Но следующие слова сделали так больно, как не удавалось ни единому «бро»:

— То, что случилось, не должно было произойти. Ужасное стечение обстоятельств и человеческая невнимательность, — пожал Минхо плечами, отводя глаза в сторону и пиная какой-то мусор на земле, отлетающий в стену здания.

Этот звон удара о камень ещё долго отражался в черепной коробке Джисона сегодняшним вечером, как и слова «ужасное стечение обстоятельств».

— Так вот что это было, — проглатывая подступающую к глазам влагу шепчет Хан и, натягивая пониже капюшон, быстро забегает в бар, делая вид, что даже не заметил стоящих в курилке людей.

Он молча подсаживается к ожидающему друзей и одиноко сидящему за столиком в компании чужих бокалов Сынмину и залпом выпивает чей-то заказанный виски. Отвратительно жжётся. Но это не сравнить с тем, как горит и раздирает все в клочья внутри… И далеко не из-за алкоголя.

***

Минхо и Хёнджин снова присоединились к ним, когда Джисон бездумно допивал третий по счету крепкий напиток, уже не особо разбираясь какой. Что можно было так долго обсуждать? Минхо привычно сел между Кимом и Хваном. Размешивая трубочкой сверкающие кубики льда, Хан не удосужился даже их поприветствовать, будто и до этого все время сидел тут.

Хотелось просто не быть. Не то что здесь. Просто вообще не существовать. Не чувствовать.

Рассматривая узоры на деревянном столе, который они заняли, Джисон переводит взгляд на аккуратную ладонь, которая обхватывает запотевающий стакан, ползёт по пушистым рукавам свободного голубого свитера, цепляется за высокий ворот белой водолазки, выглядывающей из-под него, и оказывается на лице. На лице Минхо. Тот, неожиданно одарил Хана каким-то нечитаемым, но задумчивым взглядом, который сразу отвел, стоило Джисону вопросительно вздёрнуть подбородок.

В воздухе обрёл жизнь какой-то обычный разговор для их компании, включающий в себя новости последних дней, планы на выходные и смешные истории от Сынмина, который, несмотря на свой спокойный нрав, постоянно оказывался в самой гуще событий. Подключаться к обсуждению было неохота. Да и моргал Хан через раз, подолгу смотря перед собой в пустоту. Сейчас даже дышать было лень. Что он вообще тут забыл? Джисон прервал рассказ Кима о каком-то облажавшемся на практике студенте, когда молчаливо встал, скрипнув ножками стула, и направился в сторону уборной, засунув руки в карманы и слегка то и дело отклоняясь от прямой траектории, потому что пьяное тело заносило куда-то в сторону. Ледяная вода помогла разлепить сонные глаза, но мозг работать более активно отказывался.

Когда он успел столько выпить? К сожалению, парень этого не помнит. Как и не вспомнит то, что произошло дальше.

Уже собираясь покинуть туалет, Джисон сталкивается с кем-то в дверях и, будучи не способным оказывать хоть какое-то сопротивление и следить за своей координацией, он по инерции отступает чуть назад, врезаясь плечом в стену. Он болезненно стонет не столько от удара о холодный кафель, сколько из-за размывшейся картинки перед глазами. Разлепляя глаза, Хан фокусирует взгляд на небрежной голубой вязке и поднимает голову. Перед ним стоит Минхо. Впервые так близко за долгое время. Он положил руки на джисоновы плечи, заставляя его встать ровно, а не приваливаться к стене, и продолжал держать, помогая сохранить равновесие. Джисон хмурится и рассматривает его, будто видит в первый раз. У старшего странное выражение лица: брови слегка нахмурены, а губы почему-то шевелятся. Он что-то говорит? Кажется, Хан приложился о стену не только плечом, но и головой, потому что в ушах стоит белый шум.

— Ух-ты… Минхо-хён, — как умалишённый улыбается младший и хихикает, а потом поднимает руку и тыкает в чужую щёку, думая, что наваждение рассеится.

Тепло.

— Вау, щека хёна такая мягкая? Я и забыл, — будто разговаривая с самим собой, Джисона округляет стеклянные глаза, которые немного пощипывает, и смотрит на свою руку, которая так удобно легла на чужую щёку, а большой палец нежно оглаживает ее. — Я действительно почти забыл, как лицо хёна выглядит вблизи.

Никакого сопротивления не следует, да и Джисону кажется, что он просто где-то валяется уже в отключке, а это просто бред его больного мозга, находящегося в алкогольной коме. Поэтому пока санитары не откачали его, он хочет прикоснуться ещё немного. Вторая рука поднимается и невесомо убирает спадающие на глаза мягкие волосы, открывая такое красивое лицо. Зацепив ухо пальцами, Джисон укладывает горячую ладонь на чужую шею. Снова гладит, а потом, оттягивая воротник водолазки, рассматривает молочную кожу, на которой не осталось и следа. Все этого как будто и не произошло.

— Ах да, это же просто ужасное стечение обстоятельств, — хмыкает парень себе под нос, совсем не обращая внимания на то, что его слушают и внимательно наблюдают за каждым действием.

Все это он говорит и делает для себя. Зачем? Просто. Какая разница, если это всего лишь иллюзия пьяного угара? После выпивки привидеться может и не такое. Например, как сейчас он прижимается к чужим розовым губам своими. Просто прижимается, пытаясь вспомнить и навсегда сохранить в памяти их мягкость. Но ответа нет. Видимо, даже умершее от алкогольного отравления сознание прекрасно понимает, что Минхо больше никогда не ответит на его поцелуй и не поцелует сам. Поэтому Хан, будто прощаясь с этим мгновением, ещё раз кратко целует в уголок губ и, оторвавшись, обходит стоящего перед ним человека, отталкиваясь от стены.

Как он самостоятельно забрал куртку и, не надевая ее оказался на свежем воздухе, а потом плюхнулся в удачно стоящее на другой стороне улицы такси, Джисон тоже не помнит. Помнит вроде то, что бесконтрольно катились слезы уже с того момента, как с губ сорвалось «я действительно почти забыл, как лицо хёна выглядит вблизи».

***

— Наконец-то свобода! — размахивая шапкой вырывается из духоты здания Хёнджин и кружится под падающими снежинками, но поскальзывается и уродливо грохается в ближайший сугроб.

Джисон, молчаливо утянув за локоть за собой Сынмина, проходит мимо барахтающегося и кряхтящего в снегу ворчливого чудовища и идёт к выходу с территории университета. Позади слышится, как Хёнджин многословно благодарит его спасителя — Минхо — и что-то кричит про отвратительных друзей. Хан, не оборачиваясь машет отставшим рукой, и они вместе с Кимом идут на остановку. Сегодня Хану повезло тащиться домой не в одиночестве — Сынмин едет поздравить с Рождеством свою бабушку которая живёт через улицу от Джисона.

— Ну? Как ты? — укладывая сумку на колени, в автобусе садится к окну Сынмин.

— В смысле? — поворачивает к нему голову озадаченный Джисон.

— Просто расскажи, как ты, — неопределенно отвечает он, явно надеясь услышать хоть что-то от притихшего в последнее время друга и сделать свои выводы.

— Цвету и пахну, как видишь, — откидывая голову, прикрывает глаза Хан и надеется, что автобус поедет побыстрее, чтобы избежать ещё каких-либо вопросов. Но его молитвы не были услышаны, потому что:

— Да, я заметил, что в твоих синяках под глазами уже можно вещи прятать, — укладывает голову другу на плечо Ким, но все же замолкает.

Некоторое время они и правда ехали в тишине, но Джисон продолжил говорить, даже неожиданно для самого себя:

— Сынни, бесполезно что-то у меня спрашивать, потому что я знаю ровно столько же, сколько и вы, если не меньше, — и это была абсолютная правда, а не попытка отвертеться от будущих расспросов. — Возможно, ты не заметил, но с вами сейчас общаются гораздо больше, чем со мной, — усмехаясь, говорит Хан, но снова чувствует ноющее чувство в груди. Не требуется уточнений, о ком идет речь.

Потратив бесконечное количество часов на раздумья, Джисон так ни к чему и не пришёл. Какие только ему идеи не приходили: во-первых, он предположил, что все это тупой розыгрыш; во-вторых, вдруг Минхо был девственником, а все это время нагло им привирал о своем сексуальном опыте, но сделав это с Джисоном, стал ужасно смущаться, что аж они 2 месяца уже почти никак не контактируют; в-третьих, Хан додумался и до такого варианта, что разочаровал старшего и тому не понравилось заниматься с ним сексом, поэтому он, не зная, как отшить лучшего друга-неудачника, провел между ними такую жирную черту; ну и в конце-концов, возможно, тогда Минхо понял, что Джисон — это не то, что ему нужно, а все признания, выкрикнутые на пике удовольствия, потеряли весь смысл, как только они проснулись на следующее утро.

Джисон просто устал. Устал гадать, страдать, чувствовать. Устал делать вот это вот дурацкое, которое на Л начинается и на Ю заканчивается. Ему не нравится. Как это выключить? Как все решить?

— Прошло столько времени, — тихо проговаривает Сынмин. — Вы так и не поговорили? — заглядывает он в усталое лицо с прикрытыми глазами, отрывая голову от чужого плеча.

— Ещё тем же утром мне четко дали понять, что даже передача про слонов имеет больше смысла, чем обсуждение этой темы, — и Хан закусывает щёку изнутри.

— Но, может, он…

— Сынмин, — резко обрывает его Джисон, выпрямляясь и заглядывая в добрые глаза. — Это не я не хочу это обсуждать. Просто здесь обсуждать нечего. И так решил тоже не я. Ничего не было, даже если и было. Вот так. Был прямо дан намек, что на все, что произошло, накладывается табу, и живите с этим, как хотите. Вот я и живу.

— Хреново у тебя это получается, — удручённо хмыкает Ким, ещё раз пробегаясь взглядом по внешнему виду друга.

— Я не жалуюсь, — твердо говорит Хан. — Искренне извиняюсь, если своей кислой рожей порчу каждый день всем настроение, но у меня правда пока не получается исправить это так быстро, как хотелось бы.

— Дурак ты, блин. Мы же просто волнуемся, — утыкается ему в плечо Сынмин, крепко обнимая.

— Все пройдет. И это займет столько времени, сколько тебе нужно, — Джисон чувствует успокаивающие похлопывания по спине.

— Все пройдет, — повторяет он, искренне пытаясь себя обмануть.

***

Соответствует рождественскому вечеру только Гринч, растягивающий злобную улыбку на экране. Джисон бы ещё и пригубил чего-нибудь для поднятия праздничного настроения, хотя бы соджу, но ему ещё надо к Хёнджину сбегать и забрать целую пачку конспектов, которые необходимо заучить в рекордные сроки. Лучше сходить прямо сейчас, пока Хван не смылся гулять на всю ночь. Намотав смешной шарф, который ему заботливо подарил Сынмин, и сунув телефон в карман, Джисон быстро закрывает квартиру и нажимает кнопку лифта.

Из которого выходит Минхо с целым пакетом еды и краснеющими от мороза щеками.

А? Что-то надо сказать ведь?

— Ой, хён, привет, — звучишь, как дебил, соберись, а! — Ты чего тут вдруг? Ты же к родителям ещё утром уехать должен был.

— Да вот, лоханулся и не рассчитал, что много кто собирается выехать из города в праздники. Все билеты раскупили, — неловко топчатся они на лестничной клетке. — Ты вроде говорил, что встречаешь Рождество один, ну или с Гринчем… Я не помешаю вашей идиллии? — старший сильнее сжимает ручку пакета из супермаркета и с надеждой заглядывает в глаза.

— А, — как идиот открывает рот Джисон, а потом только вспоминает, что надо, вроде как, что-то ответить. — К-конечно, нет. Я не думаю, что Гринч будет против.

— Отлично, но… Ты куда-то собирался? — оглядел его Ли.

— Да, это… Ну в общем, мне надо к Хвану сбегать, забрать конспекты. На, — сует Хан ключ от своей квартиры в руки Минхо. — Я, наверное, через пол часа вернусь. Подождёшь? — и получив растерянный кивок в ответ, машет рукой, заскакивая в открывшийся лифт сразу после того, как оттуда вышла пожилая дама с собачкой.

***

— Вел себя как умственно отсталый, — идёт уже вдоль дома Хёнджина сквозь снегопад Джисон и мысленно себя четвертует. — Совсем разучился разговаривать с ним?

Конечно, когда играешь роль не больше прикроватной тумбочки, то немудрено, что ты растеряешься, когда с тобой снова неожиданно заговорят, после двух месяцев тишины. Джисон бы и дальше продолжил разговаривать сам с собой и сравнивать себя с тумбочкой, если бы не чёрно-белое тявкающее создание, которое бесконтрольно начало беситься у его ног.

— Кками, ну и куда ты рванул? — слышится голос выскакивающего из подъезда Хёнджина. — О, Джисон.

— Здорово, я за конспектами, — ежась на холоде, отвечает он на немой вопрос друга.

— Они прямо на столе у меня в комнате лежат. Иди сходи сам возьми, а то меня скоро покусают — весь день обещал ему погулять, — протягивает ключи Хёнджин и убегает к сходящему с ума щенку, пытающемуся отрыть клад в снегу.

Хан быстро поднялся на нужный этаж и, оказавшись в квартире, сразу направился к комнате хозяина. Там почему-то было на удивление прибрано — видимо, рожественское чудо существует. Заметив нужные ему материалы на указанном месте, Хан хотел забрать их и поспешить сразу домой, но случайно смахнул своей тетрадью со стола какие-то вещи. Ну не зря же здесь в кои-то веки навели порядок? Поэтому Джисон не хотел всё рушить и подобрал все разлетевшиеся ручки, лосьон для волос, банку таблеток и какие-то ещё побрякушки, расставив все аккуратно на столе. Взгляд зацепился за знакомую вещь.

Те самые злосчастные «витаминки»…

Если бы не они, то сейчас бы они с Минхо, заливаясь от смеха, смотрели бы новый комедийный фильм с новогодней тематикой? Или бы попытались испечь имбирные печенья, но все бы случилось, как и год назад — они чуть не спалили бы кухню? Или прямо сейчас обменивались бы подарками? Что бы было если бы не этот дурацкий флакон? Если бы не невнимательный Джисон? Если бы… Если бы не это ужасное стечение обстоятельств..?

«Но мне же не показалось», — Хан не может забыть ни тот взгляд, с которым Минхо смотрел на него, раскинувшись на подушках, ни те слова, которые он без остановки шептал, пока действие таблеток не спало окончательно и они оба не упали без сил, засыпая в окутывающем тепле друг друга.

«Если это правда… То он сделает то же самое для меня?» — вертит в дрожащих руках баночку, на которой все так же по-хенджиновски криво написано «Не уснёшь».

***

— Ой, ты уже все? — испугавшись, оборачивается Хёнджин, когда Джисон тянет его за плечо.

— Д-да, это… Я там у тебя немного порушил, — нервно прижимает тетрадки к себе Хан. — Случайно со стола смел рукой и рассыпал, но я всё поднял, — он выглядит так нестабильно со стороны, что вот-вот глядишь и глаз задёргается.

— Ладно, не волнуйся, не страшно. Если что поправлю, — озадаченно оглядывает Хван парня с головы до ног — тот еле на месте спокойно стоит. Странно все это, будто хочет бросится бежать, но вдруг спрашивает, пытаясь выглядеть непринужденно:

— И для кого же ты так усердно прибирался? — дёргает нервно носком ботинка Хан, но правда выглядит заинтересованым.

— Да так… Как все станет ясно — обязательно расскажу. Все, вали домой, сил на тебя смотреть нет, — разворачивает он Джисона, подталкивая в нужном направлении, и лишь стоит и смотрит ему в след, замечая, как друг из последних сил старается не сорваться на бег.

На фоне требовательно лает Кками, привлекая внимание.

— Ну что? Набесился, а теперь домой? — ласково улыбается Хёнджин.

***

Вернувшись в теплую квартиру, Хван первым делом насыпал корма Кками, а уже потом пошел смотреть на разрушения, оставленные Джисоном. Вещи явно были переставлены, но смотрелось все как относительный порядок. Только вот…

— Почему банка открыта? — берет он в руки злополучный флакончик.

А он полупустой…

— Твою мать! Джисон, блять!

***

Уже точно прошло около получаса, значит Хан должен скоро вернуться. Во время ожидания Минхо уже успел разложить еду на кухне, с огорчением отметив, что в холодильнике у младшего даже мыши не на чем было вешаться. Вот что за раздолбай, а? Если он не будет контролировать содержание его холодильника, то мелкий вообще есть перестанет? Хотя и не скажешь, что он часто это делал за последнее время — уж слишком осунувшийся внешний вид. Натащив подушек и одеял, парень все это разложил на диване в зале, а теперь уже 10 минут ищет пульт от телевизора, чтобы подготовить на паузу фильм про Гринча. Но его отвлекает звонок.

— МИНХО! ЧЕРТ ВОЗЬМИ, МИНХО! ГДЕ ТЫ СЕЙЧАС? ДЖИСОН, ОН… БЛЯ-Я-ЯТЬ! — Хёнджин кричал так громко, что пришлось отодвинуть телефон подальше от уха.

— Если ты продолжишь так орать, я ни черта не пойму, — пытается своей хладнокровностью остудить чужой пыл Ли.

— Так, ладно, хорошо, — слышится, как парень делает вдох и выдох, а на фоне, кажется, взволнованно что-то диктует Сынмин. Стоп, Сынмин?

— Вот так, отлично. А теперь по порядку. Джисон к тебе ушел за конспектами, верно? — начинает расхаживать по комнате Минхо, давно забыв про пульт.

— Да, я гулял с Кками, а он сам за ними поднялся. А потом весь ещё такой дёрганый был. Да он вообще последнее время такой. А тут прям было очень. И вот. А потом. Он это… — и слышится копошение, потом вдруг голос Сынмина:

— Хён, я не знаю что у вас там произошло и что взбрело Джисону в голову, но полбанки этих тупых таблеток исчезло, — не надеясь на здравый смысл в объяснениях Хёнджина, спасает ситуацию Ким.

— В каком смысле исчезло? — замер посреди комнаты Минхо, но он уже понимал, к чему клонят младшие и о каких таблетках идет речь.

— Он походу реально сожрал полбанки! — орёт на фоне Хёнджин.

— Минхо, ты сейчас где? Потому что кроме тебя сейчас ему никто не поможет по всем известным причинам, — многозначительно говорит Сынмин.

— Я не знаю это ирония судьбы или знак свыше, но так получилось, что я сейчас у него, но он ещё не вернулся.

— Вашу ж мать, по времени он должен был уже прийти… — растерянно проговаривает в трубку Ким.

— Ептвоюмать, — зло бормочет Ли и, скидывая вызов, несётся в коридор натягивать куртку.

Но как только он снимет ее с крючка, входная дверь распахивается и на пороге стоит запыхавшийся Джисон с ярко-красными щеками. И вот сейчас совсем не понятно: он просто решил не использовать лифт и самостоятельно добежать до десятого этажа после того как, видимо, преодолел ещё целый марафон на улице или эффект красных щек и сбитого дыхания — это уже проявление огромного количества таблеток.

— Ты сумасшедший?! — за ворот втягивает его в квартиру Минхо, захлопывая входную дверь.

— Минхо, я… — едва два слова может связать младший.

— Ничего не говори. Мне Хёнджин уже позвонил. Ты, блять, зачем полпачки сразу съел?! Зачем у тебя вообще руки к этой дряни потянулись? — стягивая шапку и дурацкий шарф с пингвинами с него, встречается с чужим воспалённым взглядом старший.

Но Джисон уже самостоятельно дрожащими руками снимает куртку, и наступая на пятки, быстро скидывает обувь. А потом робко подходит, обвивает руками чужую талию и утыкается холодным носом в шею, прижимаясь близкоблизко.

— Хён, хён, — слышится задушенный шёпот, когда младший бормочет, прижимаясь губами к коже. — Не ругайся, пожалуйста, хён. Я просто не знал, как поступить иначе, — ещё более отчаянным Минхо его никогда не слышал. — Ты ведь оставил меня… Ты так отдалился, почти что исчез из моей жизни. Я ведь говорил, что не смогу без тебя, — сухие и обветренные губы прокладывают след до уха, потом отмечают ключицу, пока холодные пальцы кротко и как-то застенчиво пробираются под толстовку. — Ты ведь по-другому не захочешь быть со мной? — поднимает остекленевшие глаза к старшему Хан. — Я ведь тогда был рядом… Пожалуйста, будь рядом со мной сейчас…