— Я ведь тогда был рядом… Пожалуйста, будь рядом со мной сейчас…

— Я буду рядом с тобой всегда, — глаза в глаза.

И Джисону почему-то хочется верить.

Он разглядывает красивое лицо старшего: его аккуратные губы, ровный нос, очаровательную родинку, даже пушистые ресницы заставляют сердце взволнованно замирать. А как Минхо смотрит… Этими своими невозможными глазами, на дне которых плещется что-то такое, что предназначено лишь сейчас смотрящему. От этого горячее дыхание спирает в груди. И ведь правда хочется верить. Отпустить и поверить. Нырнуть в приглашающее тепло рук, спрятаться в нём. Просто бесконечно и без остатка потеряться в человеке напротив, оставив все как есть. Не до конца разрешенным, сумбурным и хаотичным, как это всегда случалось у них. Но…

Джисон больше так не хочет. Он так не может. Не снова и не сейчас. Поэтому:

— Ты ведь и в тот раз говорил это. Ты сказал, что лю-

Любишь…

— Я не забыл, что тогда сказал, — перебивает Минхо и вдруг сокрушенно заламывает брови и зажмуривает глаза, чуть опустив голову, будто ему физически больно, но греющих объятий не размыкает, лишь сжимает худые бока сильнее, ища поддержки. — Я помню все, что было, — и снова смотрит прямо в душу.

Люблю…

— Тогда почему..? — у Хана голос срывается на шёпот и он из последних сил удерживает влагу в глазах, не позволяя солёным каплям сорваться вниз. Парень становится слишком эмоциональным. Нестабильное состояние последних месяцев тоже сказывается. Ведь он устал быть сильным, бороться с самим собой, с жестокой реальностью, терпеть чужое, пусть и наигранное, но равнодушие. Прямо сейчас, ощущая ровное дыхание на своих щеках и снова видя родное лицо так близко, хочется стать слабым, чтобы пожалели, поддержали, поцеловали и сказали, что теперь все будет совсем иначе. Вот это вот «и жили они долго и счастливо», как хотелось с самого начала. Поэтому голос продолжает дрожать: — Зачем ты так поступил со мной? — стеклянные глаза бегают по чужому лицу, пытаясь найти ответы. — М-может я разочаровал тебя? И не так хорош в постели? Или… Или не оправдал каких-то твоих ожиданий? Я… Хён, может я… — дыхание совсем сбивчивое, взволнованное, а дрожащие руки Минхо может чувствовать даже сквозь одежду, поэтому во избежание истерики он мягко его прерывает:

— Эй, ну все, тише, — заставляет уткнуться к себе в плечо, притягивая ближе и поглаживая по волосам.

Я так люблю тебя…

Но говорит:

— Ты самый лучший, слышишь? И заслуживаешь всего самого лучшего. Не смей забивать свою голову такими глупостями — ты тут совсем ни при чём. — Минхо берет чужое лицо в ладони и внимательно заглядывает в поисках того, что его понимают и осознают, что он говорит. — Кто если и виноват тут, то только я, — невесело хмыкает парень, и на губах играет совсем грустная и поломанная полуулыбка. Ласковые пальцы заправляют отросшую чёлку за ухо, невесомо ловят соленый хрусталик в самом уголке глаза, не позволяя ему намочить нежные щёки. И он продолжает смотреть так нежно, ласково, слишком заботливо, что аж умереть хочется.

Я так давно люблю тебя…

Именно эти слова должны быть озвучены, но Минхо говорит другое, надеясь и так быть понятным:

— Я хотел, чтобы ты был счастлив… Хотел сделать все как лучше, — прижимается своим лбом к чужому в отчаянии и прикрывает глаза. — Боже, прости меня. Прости, что сделал тебе больно… Я хотел этого для тебя меньше всего. Хотел подарить светлое будущее без тягот и волнений… — разочарование в самом себе заставляет сойти голос на нет и чувствовать огромный груз вины, притягивающий к земле, что аж коленки готовы подгибаться.

Я все для тебя готов сделать…

— Зачем мне будущее, где ты стал мне чужим?

Что..?

Джисон отстраняется, чтобы снова посмотреть в глаза. Такой разговор не может пройти по-другому. Именно заглядывая в глаза, получается прочувствовать всю искренность чужих слов.

— На протяжении многих лет мы шли рука об руку. Хён, ты всегда был рядом, — Минхо смотрит во все глаза и дивится такому откровению. Разглядывает чужое раскрасневшееся лицо и блестящие глаза и чувствует бешеные удары собственного сердца, готового разорваться от эмоций и волнения. — Пусть как друзья, но мы были друг у друга, а сейчас… Когда ты стал так далеко, как никогда не был… Мне было… Т-так тяжело… Я… — дышать сложнее, но это не истерика, которая собиралась вот-вот вырваться наружу, мешает говорить, а кое-что совсем другое.

Младший уже был готов осесть на пол, но сильные руки моментально притягивают к себе, давая опору, поэтому Джисон безвольно виснет на широких плечах, обессиленно укладывая голову. Мир, словно на центрифуге, собирается вращаться, и во избежание этого Хан жмурит глаза. Одежда кажется невыносимо колючей и жаркой — поскорее бы от нее избавиться. Не размыкая отяжелевших век, он дрожащими покалывающими пальцами, не глядя, проводит по ровно вздымающейся груди, и четко ощущает сердце Минхо, сходящее с ума.

Хах, а всегда пытался выглядеть таким равнодушным. А тут вот оно что…

Ли чувствует, как горящая жаром ладонь, едва оглаживая прикрытые одеждой ключицы, перемещается выше, укладывается на шею, а большой палец с нажимом проводит по кадыку, царапая ногтем. Дрожь в руках Хана медленно, но верно сходит на нет, и в них зарождается бушующая несдержанность, которая готова схватится за все, что видит. Поэтому младший призывно зарывается в волосы на затылке, неожиданно действительно сильно сжимая их в кулаке, будто он так пытается из последних сил оставаться в здравом уме. Хватается за Минхо, а тот дыхание задерживает и губы покусывает, подавляя все другие звуки. Остается просто стоять, поддерживая, и наблюдать, как искорка трезвости чужого рассудка постепенно гаснет, и как бы не пытался препятствовать этому Джисон, но карие глаза заволакивает поволока безумного желания.

— Боже, хён… Твою мать, к-как ты это выдержал? Я уже буквально на стенку готов лезть, — стеклянный взгляд встречается с Минхо, и старший снова теряется, выдавая свое состояние своими растерянными глазами.

Правильно ли он поступит, если сейчас воспользуется ситуацией? И вообще считается ли это? По сути кроме Минхо Джисону сейчас никто не поможет, а значит он должен взять все под свой контроль. Но… Что будет дальше? Сейчас перед ним Хан, который наглотался таблеток. Его жизни угрожает опасность? Надо лететь больницу и доставать теперь все содержимое желудка? Или спасать ситуацию старым добрым проверенным методом? Они, вроде, все косокриво выяснили, так что сейчас любое проявление чувств Ли будет уместным знаком заботы в сторону младшего. Но вдруг это действительно просто таблетки? И никаких чувств, так что потом будет больно. Обоим. Или… А если…

— П-прекрати думать, — рыча сквозь стиснутые зубы, проговаривает Джисон, рывком приближаясь ближе, притягивая за воротник. — Господи, просто будь уже со мной сейчас… Сейчас, потом, всегда… — Хан даже как-то устало утыкается своим носом в теплую щёку и жмётся ближе, неконтролируемо всхлипывая. Чёрт, он уже на взводе. — Забери ты меня уже всего… Не надо думать о завтрашнем дне. Но даже так — я обязательно буду в нем, если ты меня не оттолкнешь… — собрав последние силы на связанную речь, удивительно собранно выдал Джисон, стараясь игнорировать все больше сбивающееся дыхание. — Я весь твой… без остатка. Какое ещё тебе нужно подтверждение? — замедленно моргая, Хан заглядывает в изумлённое лицо Минхо, обхватывая ладонями щёки и находясь буквально в сантиметре от чужих губ.

Впервые в жизни старший чувствует себя словно потерянный и испуганный ребенок и боится ступить любой неверный шаг в сторону. Он бегает безумными оленьими глазами по ханову лицу, цепляется за блестящие глаза, румяные щёки — ищет ответы, которые распугают всех непрошеных тараканов в его голове. И находит. Находит именно тогда, когда взгляд падает на розовые, блестящие слюной губы, которые Джисон безостановочно облизывает. Минхо помнит это чувство. Ощущение неумолимой жажды, которое заставляет в агонии дрожать все тело. Удивительно, как Хан держится после половины пачки. Или прошло ещё недостаточно времени?

Видимо, Минхо снова слишком залип и потерялся в своих мыслях, так не ответив и не отведя взгляд, от чужих губ, поэтому Джисон не стал думать дважды. Тем более это не актуально для его нынешнего состояния. Он нетерпеливо прижимается с жадным поцелуем, сразу же заставляя открыть рот, врываясь языком. Опешивший Минхо от неожиданности поддается чужому весу и напору, поэтому оступается назад и в два коротких шага оказывается прижатым к стене, когда Хан просто накрывает его собой.

— Джисон- — хотел было что-то сказать Минхо, но ему ясно дали понять, что слова здесь излишни.

Если до него так долго доходит словами, то Хан будет доносить через действия. Он голодными поцелуями терзает чужие губы, которые наконец-то отвечают, которые наконец-то согревают своим теплом, хоть все тело уже и так горит — от этого не менее приятно целовать парня. Проходясь по ровному ряду зубов, Джисон распознает привкус своих любимых конфет, которых давно не было на его кухне — видимо старший заботливо наполнил холодильник, пока Хан уходил из дома. Покусывая мягкие, наливающиеся цветом губы, младший не может сдержать восхищенного стона, обвивая крепкие плечи руками. Он несдержанно проводит языком по нёбу, вызывая щекотку у Ли, который из-за этого невольно отстраняется, разрывая поцелуй, и любуется милым лицом. Он всё также сжимает хановы бока, но руки уже как-то оказались под одеждой, ощутимо сминая кожу до красивых красных пятен. Озорные пальцы пробегаются к пояснице, любовно очерчивая сильные мышцы спины, — Минхо явно наслаждается этим, поэтому прижимает младшего ближе, заглядывая в сгорающую от желания темноту глаз. А Джисону совсем не до гляделок. Он остервенело оттягивает воротник ненавистной кофты, хотя она ни в чем не провинилась, и сразу набрасывается на соблазнительную шею.

Следы.

Хан оставит их так много и такие яркие, какие только сможет, чтобы потом невозможно было игнорировать. Сильно прикусывая ключицу, он вырывает небольшой крик боли из уст Минхо, в извинении зализывая след. Как бы он сейчас не злился из-за всего произошедшего, из-за количества боли и из-за всех других отрицательных чувств, которые пришлось претерпеть, Джисон понял, что бесконечно любит человека, который сейчас зарывается пальцами в его волосы, подставляя шею.

Он всегда любил Минхо.

Возможно, не так как сейчас, но это не умаляет его ценности для парня. По этой причине он прекращает терзать нежную кожу в чувствительном месте чуть выше плеча, хоть Ли смиренно принимал наказание за его ошибочные действия в эти прошедшие черной полосой два месяца. Переводя все никак не восстанавливающееся дыхание, Джисон устало прижимается лбом к теплой щеке, полностью наваливаясь на тело Минхо. Действие этих «витаминок» происходит какими-то вспышками, когда ты готов на луну выть и затащить в постель все, что движется, и когда тело отказывается слушаться, неконтролируемо расслабляясь. В глазах предательски темнеет, и у Джисона ощущение, что это из-за недостатка кислорода, потому что сколько он ни пытался выровнять дыхание, у него все по-прежнему вырывались рваные задушенные выдохи. А чтобы сделать полноценный вдох, и речи идти не могло.

— Т-твою ма-а-ать… — стонет Хан и буквально чувствует, как ноги отказываются его держать, но Минхо вовремя приходит на помощь, подхватывая. — Хах, у меня… дежавю, — утыкаясь в зацелованную шею, бормочет Джисон, позволяя себе расслабиться в чужих руках, лишь для надёжности обхватив талию Минхо ногами.

— Да, — в голосе слышится тёплая улыбка, — за одним лишь исключением, что мы поменялись местами, — теперь удается распознать едва заметную усмешку, когда большие ладони укладываются на ягодицы, чуть их сжимая.

Минхо направляется в гостиную, а то сколько они ещё будут топтаться в коридоре?

— Можно ли отнести к исключениям… что ты, хён, вёл себя абсолютно не… контролируемо и тёрся членом.. о мой живот? — Джисон говорит цельными предложениями, но из-за каши в голове слегка растягивает слова и делает паузы на пару лишних, но спасительных вдохов. Однако даже в таком состоянии пытается в ответ язвить старшему.

— Да? Только я? — в ход идёт театральное изумление. — А это тогда что такое? — укладывая ладонь на спину Джисону, Минхо заставляет прижаться к своему телу ближе, из-за чего ханово возбуждение проходится по его прессу.

— Ах, ч-черт, — вцепляется ногтями, слегка царапая, в плечи старшего, которые, вероятно, к концу сегодняшнего дня будут такими же разукрашенными в бордово-фиолетовый, как и шея. Минхо же на это издает едва уловимое ухом болезненное шипение и, достигая дивана, роняет Хана на подушки и одеяла.

Мда, посмотрели Гринча, называется.

Младший, лишь оказавшись на мягкой поверхности, тут же нетерпеливо тянет свое худи вверх, наконец-то освобождаясь от удушливого плена одежды. Но как только спиной чувствует покалывающий плед (в который они обычно кутались за просмотром фильмов) под собой, то невыносимая дрожь проносится по телу из-за бешеной чувствительности кожи, поэтому он невольно выгибается, стараясь уйти от ощущений. А Минхо на части рассыпается, наблюдая как друга? (они ещё друзья или уже не?) уже чуть ли не подбрасывает от возбуждения на ровном месте. Парень решает больше не медлить и приходит на помощь, цепляясь за пуговицу на штанах и вжикая молнией, стягивает с Джисона явно мешающийся сейчас элемент одежды. Ли видит выступившие мурашки на золотистой коже, хоть в комнате не холодно, но жар чужого тела создаёт резкие контрасты, заставляя Хана несдержанно простонать, из-за чего он стыдливо поднимает руку к лицу, закусывая ребро ладони. Несмотря на стремительно развивающееся действие таблеток, он не хочет докатиться до состояния бешеного животного, которое даже и половины всего произошедшего не вспомнит. От чего парень давит жалкие всхлипы и пытается глубоко дышать.

Но Минхо понимает, что все это бесполезно. Помочь может только одно.

Ли опирается одной рукой сбоку от Джисона и вклинивается коленом между его ног, на которых аж пальцы уже поджимаются. Ладонью свободной руки он почти что робко касается чужой талии, от этого парень дёргается из-за ощущений, громко вздыхая от неожиданности. На зрение он уже не надеется, глаза предательски слезятся по причине чувствительности. Почему у Минхо так не было? Или Хан уже совсем запущенный случай? Он разочарованно хныкает, когда нежные касания продолжаются в неспешном темпе, ласково оглаживая, поднимаются по груди на шею, а потом заставляют отнять руку от лица. Встретившись с безумным блеском черных глаз, Минхо замечает сорвавшуюся слезинку, оставившую после себя мокрую дорожку, которая потерялась в рассыпанных красивыми волнами на подушках волосах. Теплая ладонь Ли ложится на румяную щёку и стирает след. Внезапное желание оставить целомудренный поцелуй на губах слишком сильное, поэтому Минхо наклоняется ближе и, теперь опираясь на локоть рядом с чужой головой, накрывает искусанные губы своими. Возможно, в этом прикосновении слишком много смысла, который перевозбужденный Джисон не заметит, но для Ли это важно. Важно поставить новую точку отсчёта, ведь именно с этого момента все должно пойти иначе.

— Хён, я… Правда… Ценю твою нежность, но меня, блят-ть, щас просто разорвёт… — обвивает руками шею Хан.

— Хах, — невесело хмыкает Минхо, наклоняясь к розовому ушку Джисона, — а я так хотел бы растянуть удовольствие, — в голосе чувствуется нотка какой-то хищности и дикости, когда он проводит языком по раковине, а потом ощутимо прикусывает хрящик. Джисон аж дыхание задерживает, захватывая порцию раскаленного между ними воздуха, и прерывисто его выдыхает.

— Давай завтра… Растягивать удовольствие. Да хоть все выходные, — непослушными пальцами тянется к краю кофты Минхо, призывно задирая ее выше. — Я весь твой… Но только, блять, сделай со мной уже что-нибудь! — швыряет несчастную вещь в неизвестном направлении Хан.

— Если ты так просишь, — азартно смеётся Минхо, снимая с младшего боксеры, и моментально без предупреждения накрывает его член ладонью.

— Ах… Наконец-то, — яростно сжимает в кулаках покрывало Джисон и закидывает голову, открывая вид на красивый кадык и чувственные изгибы выступающих ключиц. А Ли сидит между разведенных ног, ласково поглаживая второй рукой бок, считает ребра и сам взгляд отвести не может — любуется. Он также неспешно проводит до основания члена и возвращается к головке, размазывая выступившие капли. — Минхо-о-о, пожалуйста, быстрее! — размыкает свои заплаканные глаза Джисон.

— Это твое наказание, — спокойно произносит и опускает взгляд на чужой член Минхо, будто интересную вещицу разглядывает, а рука такая же нерасторопная — вверх-вниз. И вдруг ногтем слегка проводит по уздечке, на что вырывается громкий всхлип. — В следующий раз подумай дважды перед тем, как тащить всякую дрянь в рот, — и снова спокойно вверх-вниз.

— Хах, — рвано дышит Джисон и как-то слишком лукаво выглядывает из-под ресниц. — Хён, не забывай, — Хан находит в себе силы пошевелиться, поэтому поднимает ногу и с нажимом проводит стопой по накаченному бедру старшего, заигрывая, а потом упирается в вставший в штанах член — Минхо на это тихо рычит. — Не смей забывать… В этом рту был твой член, — губы растягиваются в ухмылке.

Он будто издевается над ним. Хочется стереть ее с лица. Желательно поцелуем. И Ли не отказывает себе в этом порыве и сминает призывно раскрывшиеся губы, уже с нажимом проводя по всей длине, от чего младший довольно стонет в ему в рот. Джисону безумно нравится ощущать тепло чужих щек изнутри, проходясь по ним языком. Смешанная слюна вытекает из уголка его губ, а ловкая рука старшего наконец-то прикасается и двигается так, как нужно, только вот:

— С-сильнее… Сожми сильнее, — отрываясь, бессвязно бормочет Хан и хочет снова приникнуть к манящим губам, но Минхо, последний раз чмокнув их, начинает спускаться ниже. Обдавая горячим дыханием и оставляя невидимые следы нежности и любви, он выцеловывает дорожку вдоль линии челюсти, по бьющейся жилке на шее, грязно и мокро проводит по впадинке между ключиц, задерживаясь на них неприлично долго — но их красота, считает Минхо, заслуживает всех поцелуев мира.

А Джисона уносит. Такие ласки развозят сильнее, чем самый сильный и крепкий алкоголь, поэтому теперь таблетки действуют в полную силу. Он полностью перестает себя контролировать. Когда старший оставляет на груди, наверное, четвертый по счету засос, глаза застилает пелена. Джисон, вероятно, никогда не сможет объяснить, что чувствовал в эти мгновения, потому что даже ощущение времени исчезло. Трудно сказать прошло пять минут или Минхо растянул все на полчаса, но невероятный зуд и жар во всем теле усилились, когда Хан почувствовал обволакивающее тепло на своем члене. Он не помнит, что застонал, как только упёрся членом в заднюю стенку чужого горла. Он не заметил, что жалобно захныкал, когда от него отстранились, но почему-то запомнил момент, как после этого Минхо сплюнул на его член, размазывая широкой ладонью. А потом это тепло вернулось, а втянувший щёки Минхо опасно близко подводил к самому краю, аж в ушах начало звенеть. Но Джисон все равно услышал:

— Я готов тебя съесть, — и Ли сразу же опускает голову до конца, а в горло бьёт горячее семя.

Минхо помогает ему пережить оргазм, двигая и рукой, и головой, послушно все проглатывая. А та лёгкость и эйфория, заполнившие тело Джисона, превращали его в лужицу, заставляя лицо засиять блаженной улыбкой. Глаза удается разомкнуть и сфокусировать только тогда, когда Ли отстраняется.

— М-да, с тобой сейчас, и правда, бесполезно растягивать удовольствие, — почти по-детски расстроенно звучит Минхо, вытирая белёсые капли с уголков губ. Джисон почувствовал, как сердце ёкнуло в этот момент, поэтому раскрыл руки, требуя обнимашек и поцелуев.

Улегшийся сверху Минхо создавал приятную тяжесть, даря чувство защиты и комфорта. Он держал его лицо в руках и снова смотрел. Сердцу плохо от этого говорящего о многом взгляда. Поэтому чтобы оно не остановилось от переизбытка нежности, Хан тянется к губам.

О нет.

Вот теперь он точно умрет. Ну как может Минхо выражать эту безграничную любовь и нежность одним единственным невинным прикосновением теплых губ? Джисон жмурится, чувствуя взволновавшихся в животе бабочек и разливающееся по телу счастье.

Или это уже не бабочки..? Неужто снова? Уже?

Приходится оторваться от этих пленительных губ, чтобы вздохнуть полной грудью, стараясь контролировать нарастающее в животе тепло. Открывая глаза, Хан сталкивается с внимательным и заботливым взглядом Минхо. В нем читается беспокойство. Ах да… Он же до сих пор не знает…

— Хён, — виновато опускает глаза Джисон, начиная нервно перебирать мягкие волосы на затылке старшего. — Я… Боже… Только обещай, что не будешь ругаться, — он стыдливо прикрывает глаза ладошкой, оставляя вторую руку на чужой шее, обнимая.

— Что случилось? — Ли уже даже не знает, по какому поводу начинать волноваться.

— Мать вашу… Почему мне так страшно в этом признаться? — прикусывает костяшку указательного пальца младший, опасливо и по-детски невинно заглядывая в красивые глаза, которые без остановки бегают по ханову лицу в поисках причины перемены настроения.

— Да чёрт возьми, что произошло? Не заставляй волноваться меня ещё больше! — можно легко почувствовать, как тело старшего ощутимо напрягается, видимо он готовит себя уже к самому худшему.

— В общем, я… Ну…

— Так, блять, прекрати… Я сейчас рехнусь от нервов, — тон слишком угрожающий, и Хан охотно верит, так как сам волнуется не меньше. — Если ты-

Но его перебивают:

— Я-не-жрал-полпачки-таблеток. Поэтому-прости-меня-я-нечаянно, — вдох, и новый поток слов. — Но-честно-выпил-только-одну.

Пауза.

— Что, прости..?

И Джисон не понимает: он реально так быстро это сказал, что старший ничего не разобрал, или тот теперь просто в шоке.

— Ты обещал не ругаться! — не разбираясь, в свою защиту говорит Джисон.

— Ничего такого я не обещал! — выпрямляется Минхо, усаживаясь на Хана сверху и опираясь ладонями на грудь, в которой без передышки клокотало от волнения бешеное сердце. — В смысле ты не пил их? Что вообще происходит теперь?

— Господи… — парень устало закрывает лицо руками, но их тут же отводят и смотрят внимательно сверху вниз, ожидая объяснений. — Мне хватило ума их не есть, — и чужие брови в удивлении взлетают вверх. — Не смотри на меня, как на умственно отсталого! — шлёпает по руке Джисон старшего.

— Ну, знаешь, ты не всегда отличаешься сообразительностью, но-

— Тц, — и уже болезненные тычки в ребра, — прекрати. Не об этом сейчас речь, — и он берет в руки чужие ладони, рассматривая, будто утешение в них ищет, и продолжает: — я долго не мог набраться смелости просто зайти в собственную квартиру…

Минхо вздрагивает и снова виновато смотрит на Хана, но тот глаз не поднимает, все так же перебирая узловатые пальцы и сплетая их со своими. — Я-я просто… Не мог поверить, что ты снова здесь, что сам пришёл. Я растерялся… — сжимает запястья Минхо и, тяжело вздохнув, прикрывает глаза. — Появился страх, что ты собирался сказать то, чего я слышать совсем не хотел. Я испугался, что ты пришёл поставить точку просто на хорошей ноте Рождества и милого просмотра фильмов. А потом бы поздно вечером ушёл, попросив оставить все в прошлом и двигаться дальше. Ну или номер бы мой заблокировал, я не знаю. Или ещё что…

Минхо изнутри разваливается на части, а сердце так невыносимо колет в груди, что он готов расплакаться. Неужели он своим решением забыть произошедшее привел Джисона к таким мыслям? Это его поступки сделали этого светлого и жизнерадостного парня таким неуверенным в каждом действии человеком? Боже, как же Минхо ужасен. Он в извинении безмолвно укладывается на смуглую грудь и обнимает шею, утыкаясь в нее и слушая дальше.

— Хах, я просто постоял десять минут перед дверью, но придумал столько способов печального развития событий… А ещё эти таблетки у меня в кармане… Я без понятия о чем думал, когда открывал тот флакон. Мысль пить их исчезла уже по пути домой, но я был таким нервным… Черт, почувствовал себя вором каким-то, фу. — Джисон крепко сжимает руками старшего и утыкается ему в плечо. — Но когда я уже был готов зайти, мой мозг решил выкинуть последнюю идею, как остановить тебя… Чтобы ты был рядом со мной хотя бы сегодня… В последний раз.

— И поэтому ты всё-таки выпил одну? — не отрываясь, почти шепчет Ли. А по щекам слезы бегут и капают на подушку.

— Да… — и Джисон обнимает так крепко, будто старший действительно собирался сейчас уйти.

— Прости, прости меня… — едва шмыгает носом парень, как Хан отрывает его от себя и видит красное от слез лицо.

— Почему ты плачешь? — в растерянности обхватывает влажные щёки он.

— Из-за меня ты думал о таких ужасных вещах… Чтобы я и оставить тебя? Заблокировать?! Да ни за что! Неужели я так отвратительно себя вел, что сложилось такое впечатление..? — агрессивно стирая влагу с глаз, смотрит прямо Минхо.

— Ну, просто… Я просто, по правде, почувствовал себя ненужным. Я случайно услышал ваш с Хёнджином разговор, и понял, что ты… Жалеешь об этом. Мне так закричать захотелось в тот момент. Ужасное стечение обстоятельств. Боже, бр, — вжимает голову в плечи Хан, а на лице гримаса боли, словно его действительно ударили.

— Твою мать… Извини, прости меня, пожалуйста, — и Минхо обхватывает запястья джисоновых рук, которые также трепетно держали его лицо. — Я думал, что так будет лучше… Я не буду говорить насколько долго я живу с этими чувствами к тебе, но я просто не мог разрушить твою жизнь, — Ли видит непонимание в больших блестящих глазах. — Джисон, ты ведь ни разу не гей… Ты даже признаков бисексуальности не подавал. А тут взял и переспал с парнем. Да ещё и с лучшим другом! Конечно, я испугался, что это может на тебе отразиться. Ты никогда с таким не сталкивался… Оскорбления, ругательства, унижения. И мне повезло этого избежать, потому что я молчал о своей ориентации, и, к счастью, ей особо никто и не интересовался. Но то, что удалось мне увидеть, привело меня в шок. Нетерпимость и радикальность людей в данном вопросе. Общество ещё не готово это принять… Поэтому я хотел, чтобы ты не столкнулся с этим. А твоя мама… — Минхо вдруг виновато склоняет голову, как пришибленный щенок. — Боже, как мне перед ней стыдно. Сделал сына геем. Ну или би. Все равно она за такое спасибо не скажет…

— Так в этом была вся причина? — не своим голосом произносит Джисон, и Ли в испуганно поднимает глаза, думая, что парень сейчас разозлится или закатит истерику. Да все что угодно. Минхо ожидал всего.

Но не того, что Хан их перевернет и, навалившись, начнет осыпать лицо старшего поцелуями. Они были такими горячими, аж казалось, что соленые капли на щеках нагреваются и испаряются.

— Глупый, — чмок в лоб, — а ещё меня тормозом называешь, — теплые губы на виске. — Я тоже без понятия, кто я: гей, би. Какая разница? — дорожка поцелуев по щеке и в уголок губ, а игривые пальцы заправляют отросшие пряди за ухо. — Я Минхо-сексуал! — и он сильно прижимается к любимым губам своими, но отстраняется с характерным звуком, чтобы сказать: — Ли Минхо, я тебя люблю. Именно это самое главное. А что будет дальше, мы решим по мере поступления проблем. Да, возможно, — забавно пожимает плечами, — мама расстроится, что ты не будешь крёстным отцом моих детей. Но! — восклицает Джисон, видя, как дрогнуло чужое лицо. — Она ведь в тебе души не чает. Иногда мне кажется, что она любит тебя больше, чем собственного сына, — на это Минхо не может сдержать смешинку, а уши Хана радуются, слушая этот красивый звук. Хочется наслаждаться смехом старшего, который приятно звенит, как весенние колокольчики.

— Хорошо, возможно, ты прав, а я слишком много переживаю о том, что пока нам не грозит, — укладывает свою ладонь на румяную щёку Минхо, ласково оглаживая большим пальцем.

— Конечно, я прав. Иначе быть не может, — чуть ерзая, хочет кинуться с объятиями на шею Джисон, но сдавленно шипит сквозь зубы, а Ли прекрасно чувствует животом из-за чего.

— Ну, я посмотрю, ты и разговоры о жизни растягивать не умеешь, — и вдруг обе руки старшего опускаются на округлые ягодицы, сминая их и вжимая в себя.

— Мгх… Ну просто, милый, случай не тот, — вцепляется ноготками в крепкие плечи Джисон, оставляя розовые полумесяцы.

А Минхо даже боли от этого не чувствует, потому что в голове звучит это «милый» с придыханием.

Как же он много мечтал об этом. Думал тайком. Даже издевался, подшучивая над младшим. Но бесконечно фантазировал, как сможет открыто любить его. Чтобы просто подходить и обнимать, потом не отрицая двусмысленности его действий, чтобы целовать или звать «сладкий», когда по телевизору начнется серия любимой дорамы Джисона.

Милый. Любимый. Сладкий.

Видимо, старшему это понравилось слишком сильно, потому что Хан четко ощутил, как ему в задницу начало упираться что-то интересное. За разговорами напряжение в теле Минхо спа́ло, но такой Джисон мог легко это исправить одним своим голым внешним видом, красивым голосом и парой слов.

— Давай вместо разговоров будем растягивать меня, — чуть смещаясь, создаёт трение Хан и всхлипывает. Он удивительно хорошо держится.

— Что? — сдерживая стон, спрашивает Минхо. — Я точно правильно понял? Ты хочешь…

— Да, я хочу быть снизу. Ты слишком соблазнительно получал удовольствие в прошлый раз, поэтому мне интересно, каково это, — проводит ладонью по груди, слегка цепляя ногтем твердый сосок, на что Ли сдержанно поджимает губы.

— Но в первый раз бывает больно. Вдруг ты не почувствуешь удовольствия, а только дискомфорт? Или потом пожалеешь? — рассуждая, гладит по спине Минхо и выглядит абсолютно серьезным.

— Ну вот опять ты волнуешься о том, что ещё не случилось. Не хочешь меня трахать, так и скажи, — выпрямляется Джисон, видимо собираясь уйти в ванную, раз состояние позволяет помочь себе самостоятельно.

Но Ли обрывает его побег, когда снова валит на диван, нависая сверху, будто в ловушку поймал.

— Куда собрался, — дерзкая улыбка – парень свое уже ни за что не отпустит. — Заставлю тебя кричать и дрожать от удовольствия, — уверенно хмыкает он, устраиваясь между ног и оглаживая восхитительные бедра.

— Вот этот настрой мне нравится больше, — Хан слишком возбужден, чтобы стесняться, поэтому спокойно разводит ноги шире, поторапливая парня.

— Продолжаем, сладкий, — бархатный голос Минхо и снова дежавю.

***

Спать на диване непривычно. Просыпаться с болью в заднице тоже.

Джисон проснулся, когда хотел просто сменить позу, но все тело начинало потихоньку ломить. Да уж, не привык он к таким нагрузкам.

— Хён… — сипло зовёт Хан, не размыкая глаз и не шевелясь. Всё-таки старший сдержал своё обещание, и услышав сейчас свой голос, Джисон вспоминает, как действительно кричал вчера. — Минхо, — зовёт повторно, но ответа не следует.

Он резко открывает глаза и, стискивая зубы от боли в теле, переворачивается, чтобы…

Увидеть пустую половину дивана.

Сказать что сейчас Джисону страшно, это ничего не сказать. Плевать на то, что он еле ноги на пол спустил, все равно на то, что приходится идти по стеночке, укутывшись в один плед на нагое тело, от чего мурашки бегут. Но парень упрямо выбирается из постели и идёт проверить другие комнаты. Он до чёртиков напуган, а сердце уже крошится.

Он не мог так поступить… Не тогда, когда они все обсудили…

«Неужели он…» — едва мысль о том, что Минхо ушёл, прокрадывается в его голову, как Хан оказывается на пороге в кухню, в которой Ли склонился над столом и что-то усердно делает.

— Боже… — с облегчением шепчет Джисон, приваливаясь к косяку, чтобы элементарно на пол не осесть.

А Минхо резко выпрямляется, отрываясь от своего занятия, и оглядывается с напуганными глазами, будто его застали на месте преступления. Но все это уходит на второй план, когда он видит взволнованного Джисона, который еле на ногах стоит. Старший подходит к нему и, утянув к столу, усаживает на свои колени. От него пахнет гелем для душа Хана, и младший только и может сейчас, что уткнуться тому в грудь и успокаивать свое сердце, пока родные руки поглаживают по спине и немного укачивают, создавая ощущение тепла и дома.

— Хэй, малыш, что случилось? — будто к ребенку обращается Ли, но не может сдержать внутри этой нежности, которая льётся с каждым словом и прикосновением. Он снова укладывает чужие щёки в свои ладони и внимательно заглядывает в глаза: — ты чего вдруг подорвался? Я тут твои любимые панкейки готовил и-

— Я испугался, что ты ушёл, — укладывает свою руку поверх ладони Минхо, чуть сжимая.

Ли аж подвис на долю секунды и глупо поморгал глазами, но тут же собрался и стёр любую растерянность с лица.

— Я теперь ни за что от тебя не уйду. Ещё к тебе перееду, что сам выгонять будешь, — пытается успокоить весёлым голосом парень. И у него это получается, потому что видя эту улыбку и искорки в милых глазах, Джисон не может не улыбнуться в ответ.

— Тогда готовься паковать вещи, потому что я сейчас пойду и выделю тебе полку под трусы, — коротко чмокает в губы Хан и убирает с глаз Ли мешающуюся чёлку.

— Хах, обязательно, — жмётся ближе в объятиях. — Иди умывайся, а я с завтраком закончу.

— Не торопись, — кряхтя, тихонечко направляется в душ Джисон. А Минхо, понимающе хмыкнув, напоследок шлёпает его по жопе и мурлычет под нос что-то типа «будем тренировать тебя дальше». На что Хан, услышав, кричит уже из коридора: — не волнуйся, хён, я в эти выходные отыграюсь, и все будет честно, — а старший стоит и, как дурак, улыбку сдержать не может, пока укладывает ягоды в форме сердечка на последнем блинчике — он безнадежный романтик.

***

— Как думаешь, у них все хорошо? — убирает щётку изо рта Сынмин, поворачиваясь к Хёнджину, а тот, сплюнув пену в раковину, отвечает:

— У меня такое чувство, что теперь все будет даже лучше, чем просто хорошо, — лукаво улыбается Хван и снова заводит щётку за щеку.

— Вы с Минхо чего-то не договариваете, — наигранно строго трясет пальцем в его сторону Ким и наклоняется к крану, чтобы прополоскать рот.

— Кто знает, кто знает. В принципе, как и вы с Джисоном, — переводит стрелки парень.

— Не-а, у нас все кристально прозрачно и честно. Мы не ходим в курилку сплетничать, — подхватив с крючка полотенце, как бы невзначай, говорит Сынмин.

— Я ему периодически просто целебный пинок делаю. Для чего ещё нужны друзья, — выплюнув воду, ставит в стакан свою щётку, где уже есть зелёная кимовская.

— Ну да, ты крутой друг. Сначала заварил такое, а теперь подпинывает, — по-доброму язвит Сынмин и усаживается на край ванны, наблюдая, как парень по новой собирает длинные пряди в небрежный домашний хвостик.

— Минхо слишком долго по нему сох, так что я, как ни смотри, всё-таки помог, — поворачивается к нему Хёнджин, очаровательно улыбаясь и подходя ближе.

— У этих двоих никогда ничего не может быть, как у нормальных людей. У обоих шило в жопе.

— Поэтому они идеально друг другу подходят, — встаёт между чужих ног Хван и чуть наклоняется. — Я почистил зубы и сегодня не курил, так что у тебя больше нет повода на меня ворчать. Можно я тебя уже поцелую?

— Можно, — Сынмин улыбается, как довольный ребенок, которому вручают подарок.

И Хёнджин, положив руку на затылок, ощущает привкус зубной пасты, щекочущее дыхание на своих щеках и тепло чужих губ.