Падение на пол заставило очнуться. Серёжа попытался пошевелиться, но нога быстро дала о себе знать. Даже несмотря на не повреждённую кость, боль была чудовищной, и как бы Разумовский не хотел опять вернуться в беспамятство, сознание почему-то отступать не хотело, позволяя прочувствовать всё происходящее в мельчайших деталях. Сергей приподнялся на локтях, стараясь собрать последние силы и потратить их на размышления. Его не убили… Но Астахов чётко дал понять, что будет за попытку побега. Да и куда уж тут побежишь теперь. А сейчас никто не торопился поднимать на него руку, видимо случай Варламова чему-то да научил. Разумовский посмотрел на стоящую охрану снизу вверх со всем презрением, на которое был способен, на что один из амбалов лишь шикнул.

— Покарауль за дверью, я быстро, — окликнул он товарища.

Крепкая хватка на волосах, его ставят на колени, прижимая спиной к стене, отчего нога отдаётся болью. Холод бетона проясняет сознание, но после следует удар об эту самую ледяную поверхность затылком. Несильный, призывающий открыть зажмуренные глаза. Сейчас перед ними было не лицо Астахова, а чужая ширинка.

— Если ты пустишь в ход зубы, то я тебя от них быстро избавлю, обещаю, — застёжка съехала вниз, а затем и резинка белья, открывая взор на чужой член. Сергей дёрнулся назад, но чужие пальцы намотали волосы на кулак и сжали у самого основания, не давая пошевелиться. Эта боль терялась на фоне пулевых ранений. Обида была в разы сильнее. И Разумовский не собирался это терпеть. Удар локтем — промах. Он попал по чужому бедру, заставив наёмника лишь злорадно хмыкнуть. — Трепыхаться ещё будешь?

Он хотел язвительно ответить. И ответил бы, если бы на это хватило сил и если бы не чужой член, толкнувшийся в горло. Без возможности отодвинуться и хоть как-то воспротивиться. Даже челюсти сжать с достаточной силой не получится.

— Вот умница, — протянул наёмник, насаживая его ещё сильнее на свой член, толкаясь внутрь. Бешеный ритм длился длился меньше минуты, после чего хватка на волосах разжалась, позволяя свалиться на пол, отплёвываясь и откашливаясь, после пытаясь сделать нормальный вздох, как вдруг грубая рука сжалась на горле. — Повторим, золотце?

— Идёт! — шикнул другой наёмник, и насильник оторвался от Разумовского, застёгивая штаны и выходя из комнаты. Дверь захлопывается с грохотом, и Сергею кажется, что этот звук отдаётся у него в голове.

Он вытирает пересохшие губы тыльной стороной ладони, судорожно хватая ртом воздух, а после прижимает ладонь к шее, где только что были чужие пальцы. Сейчас отвращение пересилило все остальные ощущения.

Разумовский услышал шорох перьев у себя за спиной, а после почувствовал чужие прикосновения. В этот раз не холодные, не пугающие, а старающиеся уберечь от всего мира. Голос Чумного был тихим и как будто бы слегка сиплым.

— Я с тобой.

Разумовский зажмурился, прижимаясь к несуществующему защитнику, но тут дверь распахнулась, заставив его дёрнуться. Астахов оказался рядом, покачивая головой и опуская аптечку рядом с Сергеем.

— Животные, — недовольно шикнул Константин, проводя пальцами по лицу своего пленника, на что тот мог лишь сильнее вжаться в стену, стараясь уберечься от этих лживо заботливых прикосновений. — Ну как же можно так с такой красотой, — он подтянул ногу Разумовского к себе, поглаживая совсем рядом с ранами. И в который раз Сергей успевает подметить точность чужих движений. Он как будто бы всю жизнь занимался подобными ранениями… и наверняка не раз сам наносил их. Хирург? Или какой-нибудь полевой врач? Может бывший военный медик? Но он точно врач… Нужно запомнить. Может это хоть как-то поможет…

Разумовский вскрикивает, когда иголка входит в плоть. Астахов зашивал его раны, механически, совершенно не заботясь о состоянии своего «пациента». А Сергею приходилось смотреть на всё происходящее, потому что стоило ему отвернуться, как чужие руки любезно разворачивали его голову обратно грубым хватанием за волосы, вынуждая наблюдать за процессом. С ногой всё было закончено, но не с мучениями на сегодня… Сергею швырнули его просохшую одежду, приказав переодеваться обратно. Больше ножи в карманах ему потаскать не позволят. Только вот не позволили ему ещё и одеться. Астахов толкнул его, даже не прикладывая к этому особых усилий, но всё равно это стало причиной падения на пол в одном нижнем белье и неприятно проехаться кожей по неровной поверхности бетона.

— Я узнал, что тебя ищет некий Олег Волков.

Сердце Разумовского пропустило удар. Одно дело, когда Миша разглагольствовал на эту тему… Тогда Сергей испытал ненависть и желание ответить, но сейчас, когда подобные слова произносились с ледяным холодом таким человеком, как Астахов, Разумовский чувствовал только подступающее отчаяние.

— Но узнал я не только это, — Астахов провёл рукой вверх по оголённой ноге Разумовского до самого бедра, а затем по талии, груди и в итоге сжал пальцы на шее пленника. — Думаю, нужно его порадовать. Чем-нибудь необычным. Ты со мной согласен, Серёженька?

Он уложил Разумовского на полу, а тот боялся лишний раз пошевелиться под пристальным взглядом. Мучитель поднялся на ноги и махнул наёмнику, стоящему за дверью, рукой. В комнату зашли, как казалось, почти все, кто находился в заброшенном здании, а Астахову протянули фотоаппарат. Дорогущий… Видимо личный. Принадлежащий Константину. Кто знает, сколько на нём побывало таких фотографий?

— Как думаешь, наш приятель Волков очень разозлится, если тебя немножко поудовлетворяют другие мужчины? — на лице Астахова появилась мерзкая усмешка. — Ты-то явно против не будешь, если тебя немного поласкают.

Он кивнул наёмникам.

— Знаешь, Серёженька, я подумал, что с тебя хватит, — он выдержал небольшую паузу, состроив грустное лицо, как будто это Разумовский его вынуждает на подобные приказы. — Но ты так расстроил меня своим побегом, да тут ещё и ребята своим скотским поведением подсказали мне прекрасную идею. Как бы мне того не хотелось, но, — он ещё раз кивнул наёмникам. — Если фотографии получатся достаточно хорошими, то можете делать с ним всё, что захотите. Только не доводите до полусмерти, у нас ещё два видео запланировано, — голос Астахова внезапно похолодел, хотя Серёжа думал, что дальше уже некуда. — И чтобы я ваших рож в кадре не видел. На вашу конфиденциальность мне плевать, но такие мордовороты в кадре… портят всю красоту.

— Больной ублюдок, — голос Чумного раздался совсем рядом и Сергей принялся лихорадочно оглядываться, но не нашёл вторую личность. Да… он же просто в его голове.

Разумовский попытался отползти назад, но его прижали к полу за руки и за ноги, а чужие ладони стали блуждать по телу, заползая даже под резинку трусов, но не позволяя себе ничего больше, чем простые похабные лапанья тощего и бледного тела, покрытого шрамами. Это всё было постановкой. Просто развлечением для Астахова и удовлетворения его больных вкусов.

Щёлкнула вспышка, а затем лицо Разумовского грубо развернули в сторону камеры, чья-то рука опустилась на горло. Весь этот мучительный мерзкий кошмар продолжался в течении десяти или двадцати минут. Время казалось чем-то неисчисляемым сейчас, а Астахов, судя по довольной роже, фотографиями восхищался.

— У вас есть, — он взглянул на свои наручные часы. — Полчаса. Чтобы, когда я пришёл, никого из вас здесь не было, а наш Серёженька был одет и прикован к батарее. Если я увижу на нём хоть одну серьёзную травму, то ваша жизнь закончится в реке или в притоне. Выбрать сможете сами, но я не стану разбираться, кто и в чём виноват.

Он удалился, перебирая такие сочные на его взгляд фотографии, чтобы отправить Волкову лучшие из них.

Повисло гробовое молчание, а Серёжа уткнулся лбом в своё предплечье, стараясь спрятаться. Всё повторяется… Его ждёт то же, что преследовало в тюрьме все то время. И сейчас всё снова. Разумовский приподнял голову, оглядываясь. Птицы не было. Никто не придёт на помощь. И он снова зажмурился.

Чья-то рука прошлась по бедру, после хватаясь за бельё и стаскивая его. Сергей дёрнулся. Он не может просто сдаться. Нужно хотя бы попытаться противиться, но ему грубо раздвинули ноги, прижимаясь пахом. Стояк чувствовался даже сквозь ткань джинсов.

— Тебе повезло, что слово Астахова здесь — закон. Придётся быть с тобой поласковее, — одна его рука надавила на внутреннюю сторону бедра, а пальцы второй оказались во рту, раздвигая челюсти. — Давай, работай как следует. И только попробуй цапнуть. Будет очень больно.

Сергей практически физически ощущал взгляды наёмников вокруг, которые наблюдали, как его рот насилуют узловатые пальцы, с нескрываемым наслаждением. Но когда это действо надоело главному, он в одно движение бесцеремонно проник двумя пальцами в дрожащее горячее нутро, заставляя дёрнуться и тихо заскулить. Рваные толчки вскоре сменились на медленные, они с фальшивой нежностью раздвигали мягкие стенки, нетерпеливо проталкиваясь глубже и глубже. Пальцы заменились на член, что одним рывком оказался внутри. Разумовский услышал блаженный вздох наёмника, нависающего над ним, в то время как сам готов был выть от боли и унижения. Первые пару толчков дались нелегко, но вскоре обилие естественной смазки слегка, но всё же облегчили происходящее.

— Что ж ты такой узкий, — шикнул он, входя в бешеный ритм, теряя контроль. Он сжал горло Разумовского и тот впился ногтями в чужое запястье, стараясь отцепить его от себя, но главарь с гортанным стоном излился внутрь и так же быстро вышел, выпуская тело из мёртвой хватки.

— Хах… — усмехнулся он, хлопнув Разумовского по бедру, и нагнулся к его уху, прошептав. — Ты слишком хорош, чтобы отказывать другим.

И ад продолжился. Сергея перевернули на живот, а чужая рука легла на поясницу, вынуждая прогнуться, грубые пальцы сжали бёдра, раздвигая ноги и оставляя синяки. В него вновь вошли, а Разумовский лишь судорожно выдохнул, проходясь ногтями по полу, царапая подушечки пальцев. Его заставили прогнуться ещё сильнее, приподнимая тело рукой за грудную клетку. Похабный голос прямо над ухом проговорил.

— Будешь хорошим мальчиком и попросишь нас о пощаде? Может мы и подумаем.

Серёжа лишь дёрнулся, за что его отпустили, вынуждая свалиться на пол. Тяжёлое тело навалилось на спину, но никто и не подумал остановиться, когда лёгкие сдавило от нехватки воздуха. Никто не остановился и дальше, жадно кусая, лапая и истязая. Разумовский понимал, что наёмники меняются, а у него не было сил даже закричать от боли. Его продолжали убивать морально, подталкивая в пропасть безысходности. Всё это снова повторяется. Снова… Казалось, этому не будет конца.

***

— Мне? — внутри всё сжалось от предчувствия чего-то ужасного. Олег осторожно забрал телефон и… Оказался прав.

«Игорь Гром, нам стало известно, что вы взялись за дело, которое вас никаким образом не касается. Так же мы предполагаем, что сами бы вы не стали лезть в столь невыгодное вам расследование. Передайте Волкову, что ему не стоит в это лезть, а так же эти фотографии, чтобы он не забывал, что мы можем делать с Разумовским всё, что захотим.»

Одной фотографии хватило, чтобы разум захлестнула волна ярости. Глядя на то, как чужие руки держат изувеченное ранами и синяками тело Серёжи, Волков поклялся, что сделает смерть всех причастных к этому кошмару долгой и мучительной. Это желание постепенно заменялось тихим и беспомощным отчаянием. Взгляд Серёжи, полный боли, выбивал из лёгких последний воздух.

— Кто знал о тебе и Разумовском? О вас? — холодный и расчётливый голос Грома сейчас вообще не имел для Олега никакого значения. — Кто знал, что ты ведёшь дело со мной?

— Тот, кого подозревают в нападении на Дубина. Демьянов Евгений. И Михаил Варламов. Это всё, — без эмоций ответил Волков, не отрывая взгляда от фотографии бледного лица Серёжи, чью шею грубо сжимали, перекрывая кислород. Светлые дорожки от слёз смывали со щёк пыль. — Демьянов наверное уже в участке. Ты должен его допросить.

— Да, мы едем в участок, — Игорь поднялся на ноги. — Юля, ты едешь с нами. Ни на шаг от меня не отходи.

Но допрос пришлось отложить. Юля молча протянула свой телефон Грому и Волкову, включая только что опубликованное видео.

— Нет… — сорвался на шёпот Олег, надеясь, что это окажется не тем, о чём он подумал. — Пожалуйста. Пожалуйста, скажи, что это не ещё одно… — но судьба над ним не сжалилась, вновь показывая изнемождённого Серёжу.

***

Разумовский проснулся от того, что его резко подняли за волосы. Руки уже были отстёгнуты. Сколько времени прошло? Сергей не знал. Он отключился в какой-то момент, сейчас не едва ли помня произошедшее, как будто его сознание просто в один миг заблокировалось. Сейчас же Астахов лично протащил его за волосы по полу и швырнул на пол в комнате с кучей камер. Холод пробрал насквозь, но вылитое ведро воды только усугубило происходящее.

— Пора просыпаться, мальчик мой, — усмехнулся Астахов и усадил Разумовского, привязывая его руки и ноги к стулу. — Знаешь, я подумал тебя сжечь, но как так можно? Не познакомив тебя с верными спутниками чумы? Они будут очень рады с тобой повидаться.

Астахов пододвинул к Разумовского клетку, из которой раздавался пронзительный писк. Он вытащил оттуда за хвост приличных размеров крысу, но со впавшими боками, что сразу бросилось в глаза.

— Они такие голодные, думаю, ты им понравишься.

Сергей попытался дёрнуться назад, но крепко привязанные руки и ноги не позволили пошевелиться. Запись началась и Астахов стал высаживать крыс по одной на оголённую кожу Разумовсокго. Голодные звери, почувствовав тёплую плоть, сразу начали впиваться в неё зубками, стараясь добыть себе пропитание.

— Знаешь, как интересно. Крысы — очень умные создания. Обычно они не нападают на человека, но есть два исключения. Первое — им угрожает опасность. Второе — они голодны. Но в случае голода крысы выбирают себе в жертвы тех, что не может дать отпор. Алкоголики, старики, дети… Связанные люди в какой-то заброшке.

Он усмехнулся, наблюдая за тем, как Серёжа жмурится и пытается сопротивляться, что было невозможно при полном обездвиживании. Крысы, хоть их было немного, впивались в плоть и даже отгрызали маленькие кусочки, но не могли нанести серьёзных увечий за столь короткое время. Астахов подошёл со спины и повернул голову Сергея, заставляя его смотреть на то, как крысы вгрызаются в его плоть.

— Каково это, когда тебя едят заживо? Каково почувствовать на себе то, к чему ты хотел приговаривать других? Сожжённые, подвешенные, разрезанные… — он издевательски улыбнулся, а после махнул рукой, призывая выключить запись. — Думаю, наши друзья заслужили чего-нибудь посытнее.

Одну за другой он брал крыс и сажал обратно в клетку, где животные с голода начинали бросаться друг на друга. Однако Астахов куда-то ушёл и вернулся с какими-то перьями в руках. Доли секунды хватило Разумовскому, чтобы узнать в чёрных, едва трепыхающихся перьях ворону. Мужчина бросил ещё живую птицу в клетку к грызунам и те разом накинулись на неё, быстро расправляясь с добычей, которая не могла сопротивляться.

— Это случится в итоге и с тобой.

Сергей поднял на Астахова затравленный взгляд. Тот улыбался, как будто говорил о чём-то обыденном.

— Ещё несколько видеозаписей на потеху публике, а когда это всем надоест, я просто отдам тебя малышам на съедение, мой дорогой чумной доктор, — он похлопал Разумовского по плечу. — Мы скоро продолжим, а ты пока наслаждайся зрелищем.

Сергей не мог заставить себя отвернуться. Никогда он не чувствовал холодное дыхание смерти так близко, как сейчас.