Опять.

Опять этот холод, пронизывающий насквозь. Опять звон инструментов, раскладываемых на металлическом столе. Опять убийственно спокойный взгляд и равнодушная усмешка. Опять Астахов берёт его за подбородок, поднимая голову и заставляя смотреть на то, как он готовит всё к очередному видеоролику.

Опять.

Это слово отдаётся в голове, словно бьётся внутри черепной коробки об её стенки. Чёрт. Тело онемело от долгого пребывания без движения.

— Что ж, мой мальчик. Продолжим.

Но уже обыденный ход событий прервал раздавшийся звонок телефона Астахова. Мужчина достаёт его и прижимает ухом к плечу, продолжая осматривать Разумовского, словно подбирая самый подходящий ракурс.

— Я же просил не лезть в мои дела, — начал он, но потом усмехнулся. — А… Вот оно что, — он поднял голову Разумовского за волосы, заставляя его посмотреть на себя. — Наша псинка ищет своего ненаглядного Серёжу, — он отпускает его и отходит в сторону.

— Ублюдок, — шипит за спиной Чумной. Сейчас они оба вслушиваются в разговор, но ничего не получается. Расслышать, что там бормочут на другом конце провода было просто невозможно.

Раздалось звонкое «Прекрасно!»

Константин вернулся, отвязывая Сергея, а на его удивлённый взгляд лишь зловеще усмехнулся, поднимая его на ноги, а после швыряя на пол. От удара перед глазами всё поплыло.

— Твой Олег доставляет много проблем, — усмехнулся он, хватая Разумовского за волосы и подтаскивая к выбитому окну. — Уж не знаю, как быстро он до сюда доберётся, но это уже не моя проблема. За убийство твоей собачки мне не платили. Разумеется, мне могут повысить, кхм, заработную плату, а я помучаю вас обоих, только вот… Твой Волков меня совсем не интересует. И подставлять свою персону лишний раз я не собираюсь.

Он швырнул Разумовского прямо под окно. Сергей как-то краем сознания подмечает, что здесь осколки тоже не валяются. Причём совсем. Видимо кто-то выбивал здесь стёкла изнутри.

— Приказа убивать тебя не поступало, поэтому, Серёженька, поиграем. Ты же любишь азартные игры, правда? — он подтолкнул его ногой ближе к холодной стене. — Как быстро человек умирает от обморожения? М? Можно настоящие ставки делать, успеет тебя твой пёсик найти или нет? Безопаснее для меня было бы тебя убить, но… Мы же оба любим рисковать, правда? О, кончено, ты меня понимаешь.

Он выпрямился, смотря на Разумовского сверху вниз, а у того не было сил даже пошевелиться, не то что попытаться хоть как-то спастись от прожигающего холода.

— Нет сил уползти? Какая жалость, — подытожил Астахов. — Прослушка на Мише была прекрасной идеей. Да и разве мог я его отсюда отпустить, м? Этот мальчишка продаст любую информацию лишь бы свою шкуру спасти. Знаешь, что я думаю, — он присел на корточки рядом с Разумовским, проведя пальцами по его лицу. — Возьму его смерть на себя. Больше непослушания я не люблю разве что предательство, так что… Ну если выживешь, можешь поделиться этой информацией со своим Олежей. Пусть знает, от чьих рук погиб его дружок.

***

— Странно, — Миша облокотился на дверь полицейской машины, укладывая подбородок на сложенные на ней руки. Он скучающе оглядел пустую площадку. — Ни одной машины.

— Бред, — шикнул Олег, не скрывая волнения. В смысле никого нет? Что если это очередная ловушка? Он снял пистолет с предохранителя, чувствуя, как на плечо ему легла рука. Гром. Опять со своим «убивать плохо» будет лезть. Но Волков его опередил. — Напишешь в рапорте, что это была самооборона. Ну или посадишь меня потом.

В голосе скользнули нотки равнодушия. Пусть только попробует. Олега ничто не остановит. Какой-то жалкий полицейский не будет помехой и…

— Я вперёд пойду, — Миша отлип от двери машины. — Время потяну, если там кто-то есть. Я бы тебя обнадёжил, но Астахов псих. Чёрт знает, что у него на уме.

— Спасибо за твоё бесценное мнение, — шикнул Олег.

— Да пожалуйста. Я про то, что твой обожаемый Разумовский может быть и жив и мёртв. Шансы пятьдесят на пятьдесят, потому что никто не знает, какие тараканы у Астахова в голове ползают.

Олег ускорил шаг, направляясь вперёд. Как же он надеялся, что встретит здесь всех истязателей своего Серёжи и положит их один за другим, но в больнице было подозрительно тихо, из-за чего напрашивался лишь один вывод. Все уже успели унести отсюда ноги. Нет, был ещё и второй вариант. Миша привёл их не туда, но Волков не хотел в него верить. Всё ещё не мог смириться с ножом в спину. Хоть и моральным, ну на том спасибо. Олег горько усмехнулся, прижимая руку к боку. Доверять никому нельзя, даже самым близким… По полу гулял промозглый ветер, и даже тёплая одежда от него не спасала. Волков с ужасом осознавал, что Серёжа мог погибнуть от банального обморожения. Или люди Увара могли просто убить его перед тем как сбежать. Волков перешёл на бег, но слух всё ещё был напряжён до предела, и когда шаги раздались со стороны лестницы, Олег, не раздумывая, поднял пистолет, стреляя в человека, который только завернул за угол с лестничной площадки. Попал. Тело наёмника повалилось вперёд. Раздался крик второго наёмника, и Волков поспешил прижаться спиной к стене, подходя ближе. Он бегло окинул труп на полу. Бритый затылок, татуировка топора. В общем и целом ясно. Расходный материал Увара, оставленный здесь просто так. Как засада? Или всё же Серёжа здесь и это его охраняют? Гром и Миша стояли рядом. Второй наёмник заглянул за угол, держа пистолет наготове, и Олег не стал особо церемонится и ждать подходящей мишени. Он выстрелил в руку, слушая громкое «блядь» и последующие болезненный стоны.

Волков оказался рядом в пару шагов, отпиннывая вражеское оружие в сторону, а после хватая раненого наёмника за шиворот и затаскивая в коридор. Тот спотыкается от труп товарища, кубарем летит по бетонному полу, ища взглядом хоть какие-то шансы спастись. Олег прижимает его целую руку ботинком к полу и наставляет пистолет на лоб.

— Сколько вас. Говори, быстро, — произносит он.

Ответом было лишь молчание.

— Ты не можешь понять простых истин? — Волков выстрелил в его плечо, заставляя закричать. — «Говори, быстро» значит, что ты должен говорить быстро. Не находишь?

— Двое. Приказано было остаться, пока остальные до города не доберутся.

Волков выстрелил ему в лоб. Понятно, зачем их тут оставили. На убой. Пешки без информации и данных. Они даже имя начальства скорее всего не знают. Олег срывается с места к лестнице, откуда пришли наёмники. Они же не просто так здесь остались, не просто… Волков ощутил, как от напряжения и тревоги внутри всё скрутило. Земля словно уходит из-под ног, когда он открывает очередную дверь. Сердце словно остановилось. У самого дальнего окна болезненно бледный, избитый, в мокрой одежде, с посиневшими губами и частыми снежинками в волосах лежал он…

— Серёжа! — Олег подбегает ближе, падая на колени перед холодным телом, нащупывая пульс. Он есть…

Внезапное облегчение, которое настигло Олега, пробивая до дрожи, отдавалось горечью произошедших событий. Плевать. Плевать, что там подумает Гром, который сейчас стоял в дверях. Главное, что его Серёжа снова рядом. Он снова сможет поцеловать его в висок на ночь, обнять за напряжённые после работы за компьютером плечи, приготовить ему нормальный здоровый обед… Он сможет вернуть их прежнюю жизнь. Он был уверен в этом. Он больше никому не позволит эту жизнь у них отнять.

— Хэй, ты меня слышишь?.. Всё… Всё хорошо. Ты в безопасности, — прошептал он, убирая с лица Разумовского волосы и дрожащими губами целуя его горячий лоб.

«Жар. Плохо дело…»

Олег аккуратно снимает с Серёжи мокрые вещи, после укутывая в своё пальто. Длинное… в нём теплее будет, верно? К горлу подступил ком, мешающий говорить. Он осторожно прижал к себе Серёжу, наконец-то найденного, спасённого… живого. Сколько боли и радости одновременно приносили эти объятия, а Волков не мог заставить себя его отпустить. Он боялся, что стоит ему разжать объятия, и Серёжа опять исчезнет, растворится, как хрупкая иллюзия прямо в его руках. Нет… Он не позволит этому случиться. Он…

Он вздрагивает, когда дрожащая рука из последних сил вцепляется в чёрную ткань его футболки.

— Олег?.. — осипший, хриплый голос заставляет всё внутри похолодеть.

— Да. Да-да, это я, — он притянул Разумовского к себе, накрывая его ладонь своей. Лоб горячий, а пальцы ледяные, он подносит его руку ближе, стараясь согреть дыханием. — Всё будет хорошо.

***

С того момента, как Олега пустили в палату, он не отходил от Серёжи, осторожно держа его за руку. Заходившие медсёстры лишь грустно переглядывались, но не отгоняли измученного переживаниями мужчину от пациента, понимая, что тот их не послушает. Он всё время молчал, думал о своём, не реагировал на просьбы персонала. Всё то время, пока перед глазами мелькали медсёстры, капельницы, бинты, Волков не отводил взгляда от умиротворённого лица Серёжи и молил его поскорее очнуться. Но прошли уже сутки. Неизвестность пугала, а страх проникал всё глубже, оседая неподъёмным грузом на душе. Но Олег верил, что Серёжа выкарабкается. Он же такой упрямый… Со слабой улыбкой Волков вспоминал ехидные замечания и подколы Разумовского и успокаивал себя, что скоро он вновь их услышит. Обязательно услышит.

Слабое движение тут же прервало все мысли. Олег вскинул голову, растерянно глядя на застонавшего от боли Серёжу. Очнулся… Всё хорошо. Всё наладится.

— Я здесь. Здесь… — Волков осторожно взял в ладони руку Разумовского. Тёплая… Не как тогда в заброшенной больнице.

Чужие пальцы выскользнули из его рук. Сергей смотрел на него со страхом и какой-то непонятой потерянностью, но потом этот взгляд сменился на просто обеспокоенный, и Разумовский осторожно положил руку обратно, дотрагиваясь до пальцев Волкова.

«Он меня испугался…» — с тоской заметил Олег, остановив себя от объятий с Сергеем. Может нужно дать ему время, чтобы прийти в себя? Что с ним произошло, если он боится простых прикосновений? Нельзя оставлять всё это на самотёк. Нужно показать, что ему ничего не грозит. Что ему не нужно бояться.

— Как ты себя чувствуешь? — Волков недовольно цокнул собственным словам. Как он может себя чувствовать? Конечно, отличное начало разговора.

— Лучше, — слабо отозвался Разумовский. — Лучше чем…

— Чем? — Волков бережно взял руку, касающуюся его пальцев. — Что они с тобой сделали? — совесть неприятно сдавила грудь. Чёрт. Чем он думает, когда спрашивает? Но знать хотелось. Знать, чтобы отомстить каждому, кто посмел дотронуться до его Серёжи. — Прости… Я не…

— А то ты не знаешь, — внезапно озлобленно шикнул Сергей, и его взгляд переменился. Не запуганный, а холодный и жестокий. Беспощадный… — Пытали, избивали. Что из этого ты конкретно хочешь услышать? Они снимали, — Серёжа ненадолго замолчал, обдумывая слова. — Выкладывали в сеть, да? Всё было слишком постановочным для записи. Слишком профессионально. Без камер было не так… — он опять убрал руку, отчего Олег нахмурился. Серёжа имеет право злиться, но почему стало так больно, когда он лишил Волкова тепла своей руки? — Доволен ответом? Или тебе в подробностях?

Олег промолчал. Что было в прошлый раз, когда они поссорились? Вот именно. Да и к тому же… Злость Разумовского оправдана.

— О, вы очнулись, — медсестра, открывшая палату, натянуто улыбнулась, но это было больше похоже на усталость и вымученность, а не на притворство. После она обатилась к Олегу. — Мне опять поручили выставить вас из больницы, потому что часы приёма закончились, но, видимо, вы меня снова не послушаете… Может вы сами поговорите с главврачом и перестанете делать из меня посыльную?

Волков сжал руку на краю больничной койки. Нет. Он не уйдёт. Что, если с Разумовским попытаются разделаться, пока он здесь? Никому нельзя доверять, а уж тем более обычной государственной больнице. Они здесь лишь потому что Гром обещал помочь. Юля ищет адвокатов и психиатров, а Игорь добивается повторного рассмотрения дела. Он сказал только что-то о «проведении дополнительной экспертизы». Кажется, он не считал справедливым отправлять за решётку глубоко больного психически человека.

— Я никуда не уйду, — начал гнуть своё Волков, но потом осознал, что, возможно, его и не хотят здесь видеть. Он повернулся к Серёже, но не смог заставить себя посмотреть ему в глаза. Чувство вины сжирало изнутри. — Только… Если ты этого не хочешь.

Серёжа столько страданий перенёс, так долго боролся с самой смертью, чтобы сейчас, когда всё закончилось, когда появилась возможность забыть всё как страшный сон, об этом самом ужасе напоминает единственный близкий человек. Он разрушил хрупкую иллюзию и вернул во мрак. Нет… Не это сейчас нужно его Серёже. Он будет прав, если вышвырнет его отсюда. Олег с этим смирится. Но… Что, если этого хочет не Сергей, а его этот Чумной? Что, если это только усугубит его и без того тяжёлое состояние? Волков не знал, что делать. Он слишком боялся потерять Серёжу, чтобы принимать решения.

Разумовский мотнул головой.

— Плохо себя чувствуете? — формально спросила медсестра, стараясь не показывать своих эмоций в данной ситуации, какими бы они ни были.

— Нет. Нет, всё в порядке, — Сергей повернулся к девушке.

Волков успел только подумать о том, что, вероятно, с ним опять разговаривает Чумной. Он смотрел на потерянного друга. Тот испуганно бегал глазами из стороны в сторону, смотрел себе через плечо, будто кто-то стоял позади.

— Можно, Олег останется здесь? — произнёс Сергей. — Пожалуйста. Мне будет спокойнее, если он останется рядом. Да и больше ко мне никто не придёт, так что это не доставит больших проблем.

— Превращаюсь в секретаршу, — нервно бросила медсестра. — Если главврач скажет вас выгнать, мне придётся вытащить вас отсюда насильно, позвав охрану. Но на ваше счастье он крайне добрый человек. Не удивлюсь, если он снова ограничится излюбленным «Ох, пациентам нужно общение с близкими», хотя сам прекрасно знает, что пациентам нужен покой. Сплошные нервы… — она пробурчала это себе под нос, уходя.

— Олег, — Волков быстро перевёл взгляд на взволнованного Серёжу, который смотрел на него с надеждой. — Чумной доктор считает, что ты сделаешь мне больно. Пожалуйста, Олег… Скажи, что он не прав. Я хочу верить тебе, а не ему…

— Я не причиню тебе вреда, — мягко ответил Олег. — Обещаю, со мной ты в безопасности.

Волков приподнялся и раскрыл руки для объятий, молча прося разрешения на них. Он не будет настаивать на этих прикосновениях, если Серёжа не захочет. Разумовский опасливо осмотрел палату, а после прижался к единственному близкому и родному человеку.

— Олег не такой! — внезапный восклик вынуждает вернуться в реальность из размышлений о том, как будет лучше. Сейчас Серёжа прижимается к нему, утыкаясь лбом в его грудь и ища защиты. — Это всё не правда…

И Олег защитит его. Даже от самого себя. Он не врач, не психиатр, не знает, как бороться с голосами в голове, но точно знает, что не оставит Серёжу одного с его страхами и сомненьями.

— Не знаю, что этот заносчивый хлыщ тебе наговорил, но я не из тех, кто бросает свою семью в беде, — Олег мягко погладил Разумовского по спине. Под тканью больничной рубахи чувствовались тугие бинты, напоминающие о случившимся, а Олегу ещё и о том, что он не должен обнимать Серёжу слишком крепко. Он поцеловал Разумовского в макушку, а потом заглянул в блестящие от слёз глаза напротив. — Я не причиню тебе вреда. И ему не позволю, — он зыркнул на спину Серёжи, давая понять, кого он имеет в виду. — Никто не посмеет тебе навредить. Клянусь. Ты мне веришь?

— Верю, — тихо отозвался Серёжа.